Густой дым от городских боёв уходил в весеннее небо. В западном направлении неслись бесконечным перестуком поезда, набитые как гражданскими, так и военными. Они ещё нанялись спастись.
Понимая, что война проиграна и они обречены часть из тех, кто проклял фюрера и бросил оружие переодевшись в гражданское выбирались в зону, где дислоцировались американские войска. Веры, что советские солдаты оставят им жизнь, не было никакой. Война заканчивалась здесь в Богемии, где в последних кровавых судорогах билась фашистская Германия.
Яркое пламя костра выхватывало из темноты лица людей, сидевших вокруг него. Их было трое. И все они были в черных шинелях власовской армии. Никто из них до этого вечера на окраине Праги не был знаком. Просто так получилось, в суматохе последних боёв разрозненные части русской армии, рвались, так же как и немцы, кто куда – испытывая свою удачу.
Тот что был постарше с выбитым глазом и подпаленными усами был Градовым Егором Кузьмичом, он был идеологическим врагом большевизма. В двадцатом году он вместе с армией Врангеля бежал в Галлиполи, а дальше РОВС и как следствие РОА.
Другой, чуть моложе, кучерявый, ясноглазый блондин, именовавшийся Мишелем, совсем пацаном. Он никогда не был в России, но тем не менее свято желал освободить её от большевиков. Его родители в девятнадцатом году эмигрировали в Париж, однако так же, как и Градов, да и многие другие представители бывших русских, не простили большевикам своей слабости, да и себе тоже, поэтому и растили таких вот Мишелей.
Третьим был Михаил Садчин, он как раз попал в освободительную армию Власова не по идейным убеждениям. В августе 1941 года не вышел из киевского котла. Плен. Лагерь, голод. Да и кто тогда мог знать, как война эта обернётся, ведь немецкая пропаганда во всю трубила, что вот-вот бравые Гансы войдут в Москву, а это не совсем противоречило тому, что видел Михаил на поле боя. Конечно он не ангел, не святой, крови на его руках хватало. Он был карателем до того, как вступил в части РОА.
И вот трое русских мужчин сидели и смотрели на огонь. На окраине последнего поля боя, которое должно было развернулось здесь в Праге, где ещё оставались верные фюреру эсэсовские соединения.
Градов вскрыл ножом последнюю банку консервированного мяса и подогрев её на огне пустил по кругу. У Мишеля оставалась пачка галет, а у Садчина немного водки, которую он вытащил из вещмешка убитого им в рукопашной красноармейца.
Небольшой ужин немного развеселил мужчин и заставил отвлечься от грустных дум о своём будущем. Градов рассказывал, как работал в Праге таксистом до того, как поступить на службу в РОВС. Мишель молчал, но щёки его порозовели и кажется, он повеселел. Именно он прервал негласное перемирие, разорвал создавшуюся тишину за которой каждый из нас хотел спрятаться.
– Говорят Гитлер погиб, а большевики взяли Берлин. Мне это один эсэсовец вчера сказал. Он прибыл в Прагу из Берлина, чтобы продолжить борьбу с советами.
– Похоже на правду – выдохнул Градов, – заговоренные эти черти красные. Никакая чума их не берёт.
– Они же русские, такие же как и мы, а ты про них как про марсиан каких-нибудь, – возразил Садчин.
– Какие они русские? Нехристи проклятые, – отмахнулся Градов
Спорить с ним было бесполезно и Садчин отвернулся от его старого изуродованного борьбой с собственным народом лица. Михаил думал о том как теперь ему из всего этого выпутаться и времени на принятия решения у него не было абсолютно.
– Я к американцам уйду завтра. Война закончилась, – с тоской сказал Мишель, – а я так толком и не успел повоевать с большевиками.
– Какие твои годы сынок, навоюешься ещё, – Градов рукавом шинели вытер рот и откинувшись на локоть довольно рыгнул. – Мне с большевиками точно не по пути ребята, да и с союзниками тоже. Я пойду в город, к эсэсовцам, дам этим красным паразитам бой, последний бой, а там пусть Бог меня судит.
Садчин молчал. Он не знал, что он будет делать. В последнем бою против них шли штрафники, отчаянно шли искупать вину своей кровью. Вот и он должен перед Родиной своей искупить вину правда никакой ему крови – ни своей, ни чужой не хватит эту вину искупить.
– А ты что делать будешь? – спросил Садчина Мишель.
– Спать пора, утро вечера мудренее, – уклонился от ответа Садчин.
Вскоре они уснули под яркими звездами Богемии. Русские люди, ставшие по ту сторону совести. Ещё до зари Садчин проснулся и сходил умыться в ручье. Завернувшись в шинели градов и Мишель спали у потухшего костра. Садчин достал нож и зарезал обоих, а затем пошёл в сторону Праги, где уже гремела артиллерийская канонада, возвещающая о наступлении советских войск.
Автор публикации
