Закрытые пространства в голове.

Закрытые пространства в голове.

Сухая тополиная листва приятно хрустела под изрядно потрепанными сандалиями Павлика. Пахло скошенной травой и еще откуда-то несся запах свежего хлеба, слева из барака раздавалась в тишине матерная брань, было солнечно и очень тепло, лето стремительно бежало к своему исходу и было понятно, что сухих дней будет не много, может быть неделя, ну от силы полторы… При каждом шаге огромный серый чехол бил по ногам, но Павлик не замечал этого и все продолжал спускаться вниз по улице, где на перекрестке его уже ждали несколько барабанщиков. Сейчас он только улыбался всему и чувствовал внутри какую-то очень важную причастность к этому миру, к этой улице, домам, редким прохожим, кислому воздуху и всему тому, что происходит и произойдет.

Еще полгода назад, он был коротко стрижен, носил костюм и всегда был на работе раньше остальных. То, что его продвинули, вчерашнего студента эконом фака, в совет управления холдингом, было каким-то чудом. Да, он два года вносил существенные предложения, которые повысили рентабельность в разы и повлияли на открытие трех новых филиалов, но то, что его допустили до управления финансами, для него тогда казалось просто чем-то нереальным. Теперь он целыми днями распределял денежные потоки, покупая и подписывая договоры. Иногда он представлял себя дежурным на железнодорожной станции, пропуская одни поезда, задерживая другие, отправляя эшелоны в отстойники и совершая еще множество разных действий и все это зависело только от него, это льстило, придавало смысл жизни и заставляло вставать раньше и не ложиться допоздна. Казалось, что, все так и будет длится, покуда старость не возьмет свое и тогда можно будет растратить все свои накопленные капиталы, купив большой дом в лесу со всеми удобствами и устроив все так, чтобы жизнь расстилалась у твоих ног подобно скатерти самобранке и ковру самолету. Все закончилось в казино. Павел вечерами баловался расчетами игровых схем и на кануне похода в казино, он написал, как ему показалось идеальный вариант выигрыша. Его план был прост, теперь, когда он имел доступ к основным вкладам компании, он решил снять треть прошлогодних активов и запустить их в игру. А когда в десятки раз увеличившаяся сумма попадет обратно на счета, он на собрании расскажет о необходимости открытия нового направления, так называемого пассивного повышения дохода с помощью игровых домов и букмекерских контор, взяв за основу его золотоносную формулу.

В пятницу, сняв деньги Павел Павлович, отправился в ресторан, праздновать свою еще не свершившуюся сделку с жизнью. Всю ночь, перебираясь из одного заведения в другое, он был уже почти на грани возбуждения, он представлял уже все по-другому. Теперь он решил всю прибыль оставить себе, не заметно положив с небольшой надбавкой все то, что взял со счетов назад, и на эти деньги открыть свою компанию. Новая идея пьянила еще больше, чем все выпитое, заставляя прокручивать в голове новую еще не прожитую жизнь.

Вечер субботы начался ошеломляюще, формула работала, несколько ставок принесли столько денег, что казино заменило крупье и увеличило количество охранников около его столика. Но все последующее выкачало все деньги так быстро, что Павлик даже не успел опомниться. Спустя полтора часа он стоял на подкашивающихся ногах, до конца не понимая, что все проиграно полностью и бесповоротно. Пьяный он вернулся домой и в понедельник первый раз в своей жизни не вышел на работу. К нему в квартиру вломились утром во вторник три здоровенных громилы из службы охраны, избив, они заставили его подписать договор о передачи квартиры в центре города и машины директору холдинга, и протянув ему с уже треснувшим стеклом планшет, сказали перевести все его деньги на счет компании. Затем они выволокли его на улицу и напоследок пнув ногой под зад, прокричали что-то оскорбительное. Но Павлик их уже не слышал, левый глаз ослеп от расплывшегося синяка, на правый постоянно капала кровь, а уши были заложены в следствии ударов. Медленно хромая, он старался бежать, но перебитая нога подводила и тело грузно всем весом падало на асфальт и от этой беспомощности было тоже больно.

Теперь он об этом почти не вспоминал. Кое как оправившись, он договорился с одним из своих одногруппников и стал жить в подвале его дома. Вспомнив свои старые увлечения, он нашел подходящие деревья загородом и сделал из них диджериду. Старые подруги помогли первое время с деньгами и лечением, а теперь он почти все лето играл в парке на этой дудке с местными барабанщиками, зарабатывая на еду и кое какую одежду. Теперь не смотря на все он был свободен и счастлив.

Диджериду в сером чехле ритмично стукало об икру правой ноги и Павлик тут же придумал новый ритм, который решил сейчас сыграть на площадке, это была прерывистая сложная последовательность размером пять четвертей с двумя синкопами. Как всегда, расположившись в четвертом на пяточке недалеко от фонтана, который сегодня молчал, они начали. Сначала ритм не получался, Володька сбивался, постепенно примеряясь к тому, что происходит, а затем, когда все все поняли они вошли в транс… Такое с ними редко происходило, но этот транс был сильным всепоглощающим, не отпускающим, к нему было применимо только одно определение, он был правильным. Их дыхание слилось друг с другом, руки неустанно били о самодельные барабаны и казалось небо слышит их полностью. Вдруг у Аниса рука провалилась в мембрану, Павлик поперхнулся, что-то инородное было в его горле, и это что-то просилось наружу. Он, закатив глаза сильно кашлянул, и изо рта вылетел небольшой шарик ярко голубого цвета, который по замысловатой траектории, нарушавшей все законы физики, плюхнулся в пустой бассейн фонтана, устланный листвой, илом и прочим мусором.

Все четверо очнулись. Оказалось, что был уже вечер и зажглись фонари, а вокруг них стояла большая аплодировавшая им толпа и что серый чехол от диджереду полный купюр и монет.

Потом многие долго еще вспоминали тот вечер, как оказалось их музыка вогнала в транс не только их, но и всех тех, кто был рядом. Им посчастливилось полностью очиститься от внутреннего мусора и изменить свою жизнь. После этого вечера ни Павлик, ни его барабанщики больше не могли вспомнить тот славный ритм как ни старались, видимо это был особый день…

На следующий день ватага мальчишек устроило в этом парке военные действия. Самодельные пушки выстроившись в ряды за густыми кустами, самозабвенно выстреливали и в противников, и в своих, и в беззаботно гуляющих сильными холодными струями воды. Ребята носились с ведрами от узкой речки к своим орудиям весело улюлюкая и выкрикивая победоносные возгласы. Все были мокрые, взвинченные, возбужденные, было видно, что никто не хотел выиграть, всем просто нравилось бегать с брызгалками, заряжать пушки и потом прыгать на них со всей дури ногами, отбивая пятки, но при этом поражая своих соплеменников удачным выстрелом.

Федюнька, в очередной раз несся с ведром полным прохладой воды, ярко сверкающей на солнце, по уже проторенной мокрой, а поэтому скользкой дорожке, петляющей между кустов и деревьев. Но вот он, не удачно поставив ногу на островок травы, поскользнулся и опрокинув на себя воду, злой и уставший распластался на Земле. Полежав немного, он встал, пнул ногой ведро и обидевшись на все пошел прихрамывая домой.

– Федька, ты где был? Где вода?! У нас все закончилось — на него выскочило несколько ребят из его команды.

– Не хочу уже ничего, без меня давайте…

– Эх, ты…

Остальное он не дослушал, так как развернувшись побрел дальше. Ребята долго не тратя на него времени тоже развернулись в другую сторону и побежали к реке за водой, последним бежал младший брат Федюньки — Максимка, в смешной соломенной шляпе и с длинным желтым флагом, который он смастерил вчера перед сном из полотенца и лыжной палки.

– Подумаешь войнушка из брызгалок, а я вот сейчас пойду на пруд и купаться буду — Федюнька не понятно, на что дулся и шел уже мимо не работающего фонтана. Конечно, он кинул туда первый попавшийся камень, а потом заглянул посмотреть куда он упал. Нога уже почти прошла, и он ловко перемахнул не высокий бортик, обложенный бледно зеленой плиткой. Оказавшись на дне, он нашел несколько монет, которые тут же отправил в карман шорт, а затем он увидел его, голубой шарик, похожий чем-то на землю, фотографию которой он недавно рассматривал в книжке, взятой у Вадика. Очистив его от ила и прилипших листьев, он уставился на него как на какую-то небывалую вещь, хотя шарик вроде бы ничем примечателен не был. Всматриваясь в него Федюньке казалось, что он тихонечко мерцает и что от него пахнет лавандой, как будто от белья в шкафу после маминой стирке. Шарик был сантиметра три в диаметре, имел приятную бархатистую поверхность и весил как большое яблоко. Налюбовавшись, он сунул его в левый карман и побежал в припрыжку, придумывая на что его можно было бы обменять во дворе.

Летний день тянулся долго, Федюнька успел выкупаться, слазить на восьмой этаж строившегося дома на берегу реки с соседскими ребятами, с Галкой дрессировал ее любимую болонку Беллу, с Вадиком и Женькой он исследовал подвал, в который было не попасть из-за постоянно закрытой двери, а теперь по неосторожности оставленной открытой местным сантехником, сходить в библиотеку и наконец-то взять почитать всегда занятый трехтомник Булычева, пообедать у какого-то незнакомого мальчика, про которого ему рассказывал Вадик, что тот мол может ходить по воздуху, и все это только за пол дня. Оставшееся время до вечера он читал у себя в комнате приключения Алисы, смотрел как в аквариуме пучеглазый телескоп гоняется за мормышем, принимал в гостях Оленьку, которая опять скучала у себя в комнате за фортепиано и решила его навестить и на конец, когда та ушла, и длинный луч солнца пронзил комнату до самой стены, вытянув Федькину тень невероятным образом, он забрался в отцовские пластинки и найдя Била Эванса, забрался с ногами в громадное для него кресло и стал слушать и есть вчера обжаренные грецкие орехи. Прошел еще один обычный летний день, скоро должны были прийти родители с работы, а ему еще нужно было найти Макса и притащить его домой. И тут он вспомнил про шарик. Но проверив все свои карманы он нигде не смог его найти, как будто того и не было. Но ведь он совершенно точно помнил, как держал его в руках, а потом аккуратно положил в карман, да в левый карман…

– Наверно я его выронил, когда разделывался перед купанием, пойду за Максом, а потом туда заверну проверю…

Но на пляже шарика тоже не оказалось. Максимка, как всегда, не хотел идти домой и только угрозами, о том, что ему влетит от мамы, удалось его выудить из домика на дереве, в котором уж кто-то видимо пробовал курить.

Вечерний ужин, наспех сделанный Варварой Степановной, был уничтожен быстро в почти полной тишине и только потом, когда пили чай все стали делиться впечатлениями от сегодняшнего дня. Папа рассказал, что в институте произошло ЧП, в трансформаторе произошло межвитковое замыкание, которое спровоцировало пожар и эвакуацию всех сотрудников в корпусе, мама пожаловалась на свою коллегу, которая весь день ей уши прожужжала о своей новой квартире, Максимка заикаясь поведал как он всех выиграл в войнушку и захватил вражеский флаг, хотя все это было не так и флаг он подобрал уже после игры. Федя тоже хотел похвастать своей находкой, но тут же вспомнил, что голубой шарик, эта замечательная копия Земного шара, так и не нашлась… Сходив в туалет и почистив зубы он быстро разделся и улегся в кровать, но в этот раз сон не пришел к нему, в левом бедре что-то чувствовалось, это не было болью, скорее напоминало ощущение от неровно наклеенного пластыря. Он осторожно потрогал ногу, но все было как обычно, поерзав еще минут тридцать Федька все же уснул. Он спал и видел, как все как будто в реальности, как шарик, его голубой шарик, совершенно безболезненно проник к нему в бедро. Он смотрел на свою ногу и сквозь кожу и мышцы видел, как тот дышит и мерцает. Потом снилось как слон ростом с собаку жил у них в квартире и разговаривал Максимкиным голосом и еще много всякой ерунды, например как из его аквариума стали выходить ящерицы с человеческими телами или как его маме удалось испечь пирог, в котором они стали жить всей семьей, который оказался на самом деле параллельной вселенной. С одной стороны пирога можно было попасть в гараж к Славкиному отцу, а со второй стороны — на кухню Оленьке, где та почему-то отдыхала в гамаке под искусственным солнцем, сделанным из блесток, осколков зеркал и бенгальских огней.

Утро застало Федюньку под кроватью. Ночью он опять ходил во сне и видимо в конце концов нашел там прибежите. Вылезая, он стукнулся головой и чертыхаясь весь в пыли не открывая глаза, вывалился на середину комнаты, где Максим уже построил из кубиков очередной космодром с ракетами. Усевшись в сером полумраке, Федька уставился на свою ногу, да, там явно что-то было… что-то теплое, родное, что-то такое что хотелось беречь и о чем он точно никому ничего не расскажет….

Прошло лет двадцать пять. Федор вырос в долговязого, нескладного мужчину, с длинными жилистыми руками, увенчанными невероятно крупными кистями. Когда он их сжимал в кулаки, то издали напоминал невероятного великана с молотами вместо рук.

Максим первым из них двоих женился. Вскоре после свадьбы они с женой уехали в Анадырь и только редкие звонки и еще более редкие приезды их напоминали Федору, что у него есть брат. Родители же почти сразу после того, как Федор окончил ординатору, сникли и один за другим померли, тихо, без страданий оба во сне.

Теперь уже не Федюнька, а Фёдор Андреевич, работал почти безвылазно в сто тридцать седьмой городской больнице нейрохирургом и добился многих заслуг, проводя сложные операции и придумывая новые приемы и способы их ведения. За несколько лет, ему удалось написать две научные статьи и защитить кандидатскую. Так и текли его дни, плавно словно какие-то жидкости перетекая один в другой.

Однажды ему очень повезло, подменившись на три дня он взял себе выходные и решил провести их в полном покое, взяв палатку и уехав в лес. Для начала следовало сходить в магазин и основательно запастись провиантом и взять на вечер что-нибудь особенное, чтобы отпраздновать такое событие. День был невероятно солнечный, штиль просто вызывал изумление, он как будто изменил воздух, сделав его плотнее и ощутимее, все кого он встречал на улице улыбались, многие окна стояли на распашку, впитывая славу дня. Он тоже шел и улыбался без всякой причины, просто было хорошо и дышалось свободно, как в детстве. А где-то высоко в небе плыла радуга, необычной формы, напоминающей шар, внутри которого что-то живо пульсировало и билось, и проживало видимо интересную жизнь. Федор поднял глаза на небо, радужный шар висел ровно под ним, моргнув, он в следующее мгновение увидел, как тот лопнул, оставив после себя разноцветные брызги по всему воздуху, который теперь звенел от счастья, от приближения чего-то великого и значимого.

– Простите ради Бога, – в Федора врезался какой-то прохожий, который тоже засмотрелся на небо – вы видели?!

– Да, я такое первый раз наблюдаю…

Перед ним стояла немного растерянная светловолосая словно с картин Нестерова женщина в длиннополой юбке темно синего цвета и горчичного цвета рубашке, очень похожей на мужскую.

– Варвара, – она протянула робко ему руку.

– У меня так маму звали…

И так закружилось, завертелось у них все и женились они буквально через месяц с момента знакомства. А еще через год у них родилась дочка Первина Федоровна.

А потом и вовсе чудеса кудеса пошли, как Первине перевалило за три года Федор Андрееч занемог и слег с сильным воспалением в области бедра. И только спустя несколько недель он вспомнил, что скрывается в его ноге. И как-то поздним вечером, поведал он обо всем своей супружнице. А еще спустя три дня разродился он еще одной девочкой, которая вышла на свет сама, аккуратно разорвав кожные покровы и улеглась рядом со своим отцом, который почивал, так как стояла ночь на дворе. Первая ее поутру нашла Варвара и от удивления лишилась речи на всю неделю, только и могла она что охать да, плакать от радости.

Девочку нареки Дариной. Кое как смогли уладить ее оформление, все-таки пришлось солгать и сказать, что родила ее Варвара. Надо сказать, что Дарина с рождения могла говорить, не совсем внятно, но разобрать можно было, и пошла она на третий день без всякой помощи. Когда стала она входить в возраст, то есть стукнуло ей годков девять, то сказала всем, что зовут ее Рада и после того опять пошли передряги с новым оформлением документов, хотя это было нужно только матери.

С взрослением дочери, Федор все сильней стал отстраняться от семьи, брал чужие смены и иногда по неделям находился в больнице. Как-то общаясь Варварой признался ей, что боится Рады, а особливо оставаться с ней наедине, будто кажется ему в эти моменты, что что-то незримое витает над ними и шепчет что-то , а что не разобрать, да и боязно разбирать, не человеческие словеса и не человеку их слушать. Так вот по прошествии нескольких месяцев таких отношений, принесли Федуньку из больницы и уложили в постель и накрыли теплым одеялом. Варавара прилегла рядом, а Рада стояла и молча плакала, все понимали, что не жилец он и скоро уйдет от них. А Феденька и в правду усох немного и стал как каменный и дыхания не слышно и глаз не открывал больше. На ту пору много народу к ним приходило, а задержался до само смерти его только один бурятский мужичок, который оказался буддийским монахом. Уж как не понятно, но он усадил нашего Федора, облокотив спиной к стене, руки ему так умудренно сложил и стал читать свои мантры, да так и проводил его. И потом еще после того, как тело мертвым совсем стало, продолжал что-то читать по-своему.  А как срок подошел, молча поклонился всем поочередно и ушел восвояси.

Варвара долго убивалась, Рада уже в возраст девичий вошла, а та все глаза на мокром месте имела. Да вот привязался к ней один мужичок, хороший добрый, и в нем то и нашла она свое успокоение.  Звали его Прохор, а она его все только Прошкой кликала. Была он калека, на третьем десятке попал под машину и лишился левой руки. И это было еще более прискорбно от того, что по профессии он был пианистом и ничего больше делать то не мог. После того как оклемался и из больницы вышел, опять стал играть, одной рукой, но очень проникновенно и умудрялся как-то так все выстраивать и на педаль нажимать, что казалось играет двумя руками, только не все конечно получалось, так как одна рука есть одна рука.

Прошка как-то пришел к ним после работы, а он все больше аккомпаниатором работал и остался с Варварой.  Хорошо им жилось, мужчина он был не пьющий, веселый и работящий. Готовил почти всегда только он, полы там прочее тоже почти все на нем было. Варвара как призрак ходила по дому да улыбалась грустно. Не много они так прожили год или полтора, да только Варвара тоже стала остывать и тихонечко померла, Прохор же после похорон почти сразу куда-то исчез из квартиры, из города и не видел его никто больше из знакомых, как будто и не было такого.

Рада после всего этого замолчала, совсем ничего не произносила. Не понятно чем и как жила, до тех пор пока не объявилась мать ее матери бабушка Прасковья и не забрала ее к себе в деревню, которая находилась где-то далеко на севере Урала. Добирались долго, почти три дня на каких-то попутных машинах и автобусах. К вечеру дорога уперлась в высокую гору и закончилась. Ворчливый водитель скоро выгрузил два чемодана, сгреб в кулак несколько купюр и быстро умчался назад.

— Вот внучка и добрались… Вишь гора какая? Вся в норах, да дырах… Это потому, что сюда со всей России приходят и свои желания написанные запихивают, говорят сбываются… Не знаю не пробовала ни разу и так все хорошо было, а чего не было, ну значит не дано и просить не стоит… А ты что молчишь, молодец, нечего трепаться да горланить всякое, так и весь дух растранжирить можно…, пойдем.

Когда они подошли ближе, гора и в правду оказалась как пемза вся дырочках, да в рытвинах.

– Баба, а как гору называют?

Прасковья с удивлением оглянулась на Дарину-Раду.

– Да никак ее у нас не называют, гора да и все, это пришлые зовут ее Сайлак, а почему не знаю, просто слышала, пойдем, а то темнеет уже.

С тех пор заговорила она, правда общалась только с бабкой, и то очень скупо, спросит обычно что-нибудь и замолчит потом на день. Зато стала писать дневник, нашла какую-то папку на чердаке и все листочки, что испишет туда подкалывает, а иногда и рисунки свои. А Прасковья ее не иначе как Светой не называла, так она получила третье имя.

А писала Светлана скорее не дневник, а письма отцу. Вот, собственно, и они:

«… Еще раз здравствуй, папа! Бабушка Прасковья забрала меня к себе в деревню. Живем мы дружно, и я стараюсь во всем ей помогать. Правда люди здесь все очень диковинные, на кого не посмотришь, всякий по-своему интересен. Но больше всего мне нравиться Дарья, она приходит иногда по ночам к бабушке, и они долго о чем-то беседуют и поют какие-то грустные, о очень красивые песни. Меня они к себе не пускают, говорят мала еще. Дарья очень высокая, наверно метра два с лишним росту будет, самый рослый мужик ей будет по грудь. Видимо от того и одна до сих пор, несмотря на то, что красавица и фигурой очень хороша. А видел бы ты ее походку, залюбовался и долго бы еще в след смотрел. Такая вот она, очень пригожая всегда в чистом, голосом обладает сладким, что слушала бы, да и только, а как запоет, так вообще за облака улетаю. Еще есть здесь бабка Зинаида, она слепа, но все видит, глупо конечно звучит, но так оно и есть, люд говорят, что у нее какое-то внутреннее зрение, сердцем видит. Многих здесь лечит и многим же помогает, кому что скажет, а кому и травку нужную от напасти даст, все ее любят и уважают, да вот только, впадет часто в забытье и начинает искать свою пропавшую давно дочку. Ходит так по деревне, заглядывает во дворы и все кличет ее да так жалобно, что аж сердце сжимается. И меня несколько раз спрашивала, подходила так близко близко, аж носом касалась и безглазым лицом вопрошала, не видела ли ее милую Поленьку, не знаю ли чего про нее… Женщин здесь намного больше мужчин, потому все мужеские дела делаются всеми и кузнечные и ремонтные и еще много чего. Ах, да здесь бабы рожают без мужиков, так как все происходит само сбой, говорят, что и меня в это посвятят, как время придет. И бабушка так родила мою маму и ее сестру, но мама потом в город уехала и у нее все по-другому сложилось, сам о том знаешь. Ну на сегодня все, вот тебе засушенный цветочек, надеюсь он тебе понравится. Пока, целую крепко при крепко.»

«… папа, привет, позавчера ночью меня посвятили в женщины. Ох и жутко же было. Столько страху натерпелась. Сначала все бабы вышли к нам на встречу и одеты были пресмешно в какие-то замысловатые наряды, которые отродясь нигде не видывала. То ли штаны шаровары, то ли очень пышные алые юбки снизу, а сверху белые обтягивающие рубашки, такие, что и пошевелиться видимо было трудно, так как двигались они как роботы. На головах шапки больше похожие на цветы, раза в три в четыре больше самих голов, разных цветов, но все больше желтые, по-моему, были. В руках все держали ветки и ими махали во все стороны и еще пели такую чудную песню, но вспомнить ни слова, ни музыку не могу, как не старалась. Вот значит все поют и ведут меня в лес, мужчины и мальчишки дорогу факелами освещают. Привели на поляну, смотрю из зеркал и стекол коридор выстроен, бабушка мне и говорит, иди говорит вперед и ни о чем плохом не думай, а как выберешься, да очухаешься, так домой возвращайся, на том и конец будет. Я и пошла, иду, а звуки и песня все тише и тише, отражения мои сначала тусклые были размытые, а потом, все светлей и отчетливей стали, как будто свет откуда-то появился. И вижу я и себя и тебя и маму, и всех своих знакомых и приятелей и всякого прохожего, и животного что в жизни встречала, все увидела. Потом иду и понимаю, что нет больше ни зеркал, ни стекол, а отражения есть, они как коридор для меня и я уже и не смотрю, а какая то другая девица, на голове кокошник золотой сверкает в разные стороны а на теле дымкой серой серебристой платье одето. Чудно так я и спрашиваю у нее, то есть у себя, кто ты? И отвечаю, себе, что это сон о сне мой, и что только Солнце обо все знает, поэтому ступай к нему. Долго еще бродила по лесу, мне потом сказали, что целый день прошел, и видела многое и страшное очень и жалостливое, и веселое, но вот когда на дорогу к Солнцу ступила, так как будто полетела, а уж потом дома оказалась в постели спящей. Такие вот дела. Теперь папочка, я могу рожать, надеюсь скоро встретимся. Пока, целую крепко при крепко!»

Всю неделю в деревне было неспокойно и только в конце, в воскресенье выяснилось, что случилось.  Дед Егор, завсегда такой степенный и молчаливый стал необычно резво скакать по всем улицам призывая жителей внимательно отнестись к тому, что происходит на Солнце. А на Солнце надо заметить тогда было что-то совершенно не понятное, сначала, где-то с понедельника по среду на нем открылся глаз, который рос до тех пор, пока не занял собой все светило. Затем, после полудня в четверг, глаз стал медленно закрываться и уже в пятницу вместо него виднелась только большая черная дыра, которая все равно как-то все освещала. А в субботу и в воскресенье на небе ничего не было, но свет был везде и даже ярче обычного.  И вот в это воскресенье на главном перепутье или площади, там, где стоит изба читальня и большая пожарная башня нашли окаменелого деда Егора, он стоял, обратившись лицом к небу и руками как бы старался дотянуться до чего-то. Высыпало тогда много людей поглазеть на это и случалось неожиданное, каменная статую раскололось и из ее глубины выбежал маленький мальчик и не дав всем опомниться, убежал в избу, где жил дед Егор.

А потом бабушка Прасковья ушла в Желтый город.

«Здравствуй, папа. Бабушка у шла в город, и ее уж нет третью неделю, живу как могу, в огороде копаюсь помаленьку и совершенно не знаю, что делать. На кануне только и сказала мне, что надо ей де найти одного человека и кое-что ему передать, и что скоро будет. Ладно думаю надо так надо, человек взрослый, самостоятельный, но ведь уже третья неделя пошла, а от нее никаких вестей. Думаю, завтра пойти искать ее. Город говорят недалеко находится, на попутках как-нибудь доберусь. А желтый он потому, что там все дома желтые и люди говорят тоже почти все желтые. Я тебе как доберусь все напишу. Пока, целую, твоя Светлана».

«Папа, привет, добралась я до города, и он чудный, никогда такого не видела, да и мало где была за свою жизнь, сам знаешь. Так вот Желтый город лежит по обе стороны реки Тетюхи, на правом берегу много заводов с цехами разными, а на левом — люди живут, театры и все такое прочее. Но есть еще оказывается и подземная часть города, которая под Тетюхой и под обеими берегами лежит, вот там-то и живут желтые люди. Попасть туда можно либо через многочисленные лифты, которые разбросаны по всем улицам города, либо по широченной дороге, которая плавно уходит вниз сразу же за местным парком культуры и отдыха. Такое необычное зрелище, идет идет дорога, а потом бах и уходит под землю, такая черная прорва и страшно, и любопытно одновременно. Я ходила туда, все Прасковью искала, у всех спрашивала, но никто ничего не знает и не видел.

В первый день познакомилась с одним парнем, но выглядел он как старик, оказалось, что он продает какие-то снадобья и сам их употребляет, вот от них то он и постарел, так мне сказал. Я остановилась у него. Помню, как первый раз добирались, и я вся запуталась в этих лабиринтах, постоянные спуски, недолгие подъемы, лестницы, узкие коридоры, каменные стены, трущиеся о бока и руки, арки, ниши в которых, кто-то спит — все это настораживало и пугало…

Я здесь уже почти неделю, по крайней мере мне так кажется. Не теряю надежду найти бабулю, нарисовала ее портрет и все так же хожу и всех расспрашиваю. На верху живут всякие маргиналы, художники, музыканты, безработные, бездельники всякие, но здесь интересно, работают в основном желтые люди. Одни из них поднимаются и работают на верху, другие так же продолжают находится под землей и работают в каких-то секретных цехах непонятно что производящие. Парня, у которого живу, зовут Ма, некоторые его почему-то зовут Мама или Мамочка. Ма меня по всюду сопровождает и все объясняет, наверно ему просто скучно и нечего делать и поэтому он так себя развлекает. Первые дни мы обходили весь верхний городи только один старичок сказал, что наверное видел ее в автобусе, который направлялся в нижний город, но это не точно, он стар и ему просто могло так показаться… Тем не менее сейчас мы все время находимся в низу, и даже остаемся здесь ночевать, у Ма здесь тоже есть свои клиенты и они охотно его принимают, а с ним и меня. Здесь в нижнем городе желтые люди зовут его Мо или Момо. Самое удивительное здесь — это мыши, их очень много местами ими усеяны все улицы. Подражая людям, они ходят на задних лапах и как сказал мне Ма, они поклоняются людям как божествам и показал даже их маленькие храмы. Мышей никто не трогает, оказывается они в процессе своих поклонений выделяют особое вещество, которое очень цениться и используется на секретных заводах. Как и чем они получают это вещество никто не изучал, Ма говорит, что в это таинство лучше не лезть, так как можно все разрушить.  За все время нашли только одного человека, который сказал, что видел Прасковью, и что она ушла с неким другом еще глубже. Завтра будем искать туда проход. Вот и еще один день закончился, пока целую!»

Утро так и не добралось до тех подземелий, где сейчас обитали Светлана и Ма, желтые люди в определенный час просто включали искусственное освещение и становился день, так же при выключении света наставала ночь, промежуточных состояний не существовало.

– Я решил тебе сделать подарок, сейчас пойдем в местный салон красоты, и ты сможешь подобрать для себя любой запах, который тебе понравиться.

– Ма, спасибо, конечно, но надо искать бабулю, а потом выбираться…

– Думаю, это будет недолго, так что развеешься…

Наскоро поев в местном кафе, где шторы были похоже на гигантских летучих мышей, они вышли и отправились по самой широкой дороге, где по сторонам стояли всяческие магазины и заведения разного толка. Под ногами приятно пружинил эластичный настил, было очень чисто и пахло чем-то цитрусовым. Со всех сторон неслись крики, разговоры и временами из некоторых окон вырывались музыкальные звуки, то трубный вой, то ритмичный стук барабанов. Временами встречались деревья, они загадочно мерцали, переливаясь различными цветами. Вокруг них всегда было полно мышей, некоторые из которых им кланялись, а кое-кто, стоя на задних лапках передними – крепко обнимал ствол. Там всегда был писк и мышиные возгласы на местном языке.

Ма был не только изготовителем и продавцом разных лекарств, но еще и тем, с кем можно поговорить.  Здесь в желтом городе, это была востребованная работа, за нее хорошо платили и хороших Разговорщиков ценили как некую возможность оторваться от реальности. Ма мог в процессе разговора увести своего собеседника туда куда тот хотел, но не догадывался об этом. Этот путь выяснялся постепенно в самом начале беседы и потом потихонечку раскручивая искусный Разговорщик полу гипнотическим действием уводил своего визави далеко, где ему становилось так хорошо, как в Раю, многие после разговора еще несколько часов пребывают в сладостном забытьи и с сожалением возвращаются в реальность.

Добрались они спустя полчаса ходьбы пешком, Салон располагался в цокольном этаже, высокого здания, упирающегося крышей в свод пещеры.

— Это самое лучшее парфюмерное заведение, здесь около полумиллиона запахов и их оттенков! Здесь обслуживают только женщин, мужчины почему-то не пользуются такого рода услугами, считается что это не по-мужски…Да, Прошу — Ма распахнул дверь и немного наклонил голову, приглашая Светлану.

Их тотчас окружили несколько молодых симпатичных девушек, которые уведи Светлану и посадили в очень удобное мягкое кресло, которое утопило в себе ее дрожащие от смущения тело.

– Вы уже знаете, какой запах хотите примерить?

– Вы бывали у нас ранее?

– На какой срок хотите нанести запах?

Ма подошел и стал разъяснять

– Молодая особа сверху, она гостья в нашем верхнем городе, прибыла из далека поэтому ничего не знает, я реши ей сделать подарок и поэтому пожалуйста разъясните ей все по порядку. – Улыбаясь он отошел в сторону.

– А в таком случае слушайте, мы управляем различного рода бактериями, которые выращиваем в своих лабораториях…

– Наши специалисты скрещивают их и получают различные запахи от процессов их жизнедеятельности. Мы же имя эти базовые образцы и пожелания заказчика, делаем небольшой анализ тела заказчика и производим засевание различных бактерий в различные части тела. И уже через несколько часов клиент получает от себя тот запах, который заказывал. Да, еще мы закладываем срок самоуничтожения, по истечении которого запахов, а значит и этих бактерий не останется вовсе.

– … можно оставить даже запах на всю жизнь, происходит симбиоз наших бактерий с бактериями заказчика, одни помогают вторым, это все абсолютно безопасно…

Светлана слушала, открыв рот и время от времени поглядывая на Ма, а тот только улыбался и   молча качал головой.

– Итак, какие запахи Вам нравятся на себе?

– …не знаю я некогда ничем не пользовалась… Ма, как ты думаешь?

– Давай сделаем так, ты понюхаешь некоторые коллекции, а там уже определишься…

Девушки засуетились и в мгновение ока принесли несколько плоских коробок, оббитых бархатом различного цвета. Рука близ стоящей шатенки с ослепительно бледной кожей, скорее похожей на бумагу, чем на что-то живое, погрузила миниатюрные пальцы внутр коробки и стала поочередно извлекать оттуда маленькие стеклянные пузырьки и подносить их к носу Стланы. И в ее голове понеслись и реки соленной карамели и пузыри наполненные горой полынью и листья табака с шоколадом и вереницы непонятных узоров, никогда не виданных ею ранее и лесные просторы, наполненные ладаном и ванилью и шорохи из яблочной и мандариновой патоки и много чего, что сложно описать, что хотелось просто прочувствовать и запомнить. Все это длилось, двигалось, неслось, мчалось пока наконец Светлана не сказала — это! Все остановилось, и у нее в голове замерла большущая мандола, состоящая из множества мельчайших осколков запахов чьих-то воспоминаний…  Ма подошел и тоже наклонился над флаконом.

– Да, Светлана у тебя очень странный вкус…

– Тебе не понравилось?

– Нет напротив, просто это очень необычно…

Соседка белокожей шатенки взяла несколько мазков со Светланы и удалилась за широкий стол, весь заставленный приборами, склянками, бумагами и еще множеством не понятных предметов. Через минуту она вернулась к креслу.

— Вот нужно будет нанести букет В 159 на запястья, букет Си 13 на затылок, РКА 657 — под мышки и ФФ8 в область пупка. На какой срок оставим запах?

Ма взял со стола нечто напоминающие линейку.

– Давайте пока не будем ограничивать срок, если Светлане не понравиться, мы на обратном пути к вам вновь заглянем.

Вышли они какими-то другими, то ли запах сделал их таковыми, то ли ожидание предстоявшего путешествия.

Встреча с проводником была назначена в полдень по местному времени, времени оставалось около полутора часов, и они решили запастись продуктам и поесть. Зайдя в первую попавшуюся столовую, они заказали самое сытное на вкус официанта и были поражены размерами и вкусом того, что им подали. Спустя буквально пять минут перед ними на столе дымилось и потрескивало в глубоких темно синих тарелках густой суп, радужного цвета, с воткнутыми в него деревянными ложками. Не смотря на сильный пар суп не был горячим, он приятно согревал внутренности и восхитительно пах каким-то пряностями. Насытившись, они затарились в ближайшем магазине, плотно набив продуктами два рюкзака.

– Ма почему ты мне помогаешь? Тратишь столько денег, я ведь не смогу тебе все это возместить…

– На самом деле я все делаю не бескорыстно… помнишь я тебе говорил, что основной мой заработок — это разговоры? Так вот я — Разговорщик, а для нас очень важно получать много новых впечатлений и новой информации, чтобы мы могли быть более гибкими. Наша работа — это, по сути, постоянное обучение и изучение мира.  Да и помогать мне очень нравиться, я стараюсь почти всегда соглашаться если кто-то обращается или нуждается. Так что ты ничего мне должна… и сегодняшний подарок тебе, тоже дал мне возможность такого опыта, который бы иначе я не получил.

Разговаривая, они подошли к небольшой площади, где их уже ожидал очень пожилой мужчина в очках с толстыми линзами. Увидев их, он торопливо сбивчиво заговорил.

– Мне нужно спешить… сегодня такой день, но так как я уже согласился… я доведу вас только до того места, где их видел и все…

– Да спасибо, на большее мы и не рассчитывали.

И они отправились, петляя по улочкам, проходя насквозь магазины, пересекая длинные площади и опускаясь в коридоры подвалов. Наконец запыхавшись и устав больше от мелькающего города чем от ходьбы, они уперлись в большую нишу.

— Вот здесь Мстислав и ваша бабушка стояли, когда я шел к улице Замзаса, чтобы купить себе новые пластинки для моих цветов… я пошел, все.

– Подождите, вот возьмите, – Ма протянул ему несколько монет, – спасибо.

– Не нужно… мне было не сложно…и пару раз посмотрев на верх, он быстро удалился.

Оглядевшись, они увидели, что вся стена усеяна надписями на различных языках, рисунками и просто царапинами, почему-то здесь не в пример остальной части города было грязно. Упаковочная бумага, остатки еды и прочий мусор валялся, как будто здесь была какая-то другая запретная чужая территория.

– Ты заметила, что за нами кое кто идет?

Ма приподнял мятую газету, под которой скрывался белый мышонок с яркими сверкающими зелеными, похожие на камешки глазами. Ма поднял его и поднес к уху. Раздался писки скрежещущие звуки.

– Оказывается его кормила твоя бабушка, он не умеет говорить по-нашему, я больше улавливаю его мысли и посылаемые им образы. Насколько понимаю, для того чтобы пройти стену нужно пропеть какую-то мелодию, тогда можно будет идти вниз.

Мышонка опустили на землю. Здесь была именно земля и горная порода. Мышонок встал на лапки и стал пищать какую-то песенку. Ма стал вторить ему, а потом и Света освоившись с мелодией пропела ее чистым голосом. Стена стала таять, в скорости вместо нее появился черный провал, в который они не смело ступили и пошли вперед. Вокруг был сумрак и поэтому все можно было обозревать и не спотыкаться. Оглянувшись, Светлана увидела, что за ними вместо мышонка идет маленький мальчик. Ма тоже оглянулся и присвистнул.

– О да ты совсем другой!

– Здесь многое меняется – ответил мальчик, – мы ступили в мир тех, кто согласился принять в себя пыль.

– Что за такое?

– Несколько лет назад у многих в подземном городе начались сильные головные боли и почти все стали слышать какие-то навязчивые голоса, склоняющие их впустить в себя священную пыль, пришедшую якобы с самых древних гор, которые были еще до Гималаев. Некоторые сразу согласились, после чего им полегчало, и они вскорости уходили еще ниже под землю, другие сомневались и многие из них просто убегали наверх, где голоса сначала становились тихими и невнятными, а после вовсе умолкали. А третьи просто напрочь отказывались и голоса от них отставали. Тот проход, в который мы вошли был одним из пяти, в который уходили согласившиеся.

Мальчик еще что-то возбужденно говорил, Светлана и Ма взяли его за руки и быстрее зашагали вперед. Через некоторое время стал угасать, пока не стало полностью темно. Сначала они снизили скорость, потом стали пробираться на ощупь, пока впереди не появился какой-то звук, похожий звон, они стали двигаться к нему на встречу. Наконец перед ними открылась большая поляна, посреди которой находилось озеро, почти правильной формы, вокруг стоял густой лес. Деревья росли так плотно, что казалось, что это высокий забор с зеленой шелестящей кроной из листьев и ветвей. Втроем они медленно, словно во сне, пересекли поле и подошли к воде. Звон несся из глубин озера. И только тут они заметили, что по периметру берега на коленях сидит много людей. Многие из них кланялись воде и читали какие-то молитвы, некоторые распластавшись, лежали молча на земле. Оглянувшись, Светлана, увидела, как из разных мест выходили и подходили все новое и новые люди. Через какое-то время звон смолк, и вода в озере забурлила, казалось, что она внезапно закипела, но пара не было. И, после того как бурление достигло апогея, возник сильный гул напоминающий взлет самолета и из воды стал медленно появляться коричневый купол, с каждым мгновением скорость его выхода увеличивался. Уже через минуту стало видно, что это гигантский орех, напоминающий грецкий. Потом все смолкло и из ореха открылось множество дверей, из которых вываливались люди, спешащие как можно скорее добраться до берега. В свою очередь все сидящие и лежащие, соскочив, понеслись к открытым дверям, распихивая как своих соседей, так и встречных, выглядящих более умиротворенно и спокойно. Когда обмен людьми состоялся, в орехе закрылись двери и он также сначала медленно, а потом с нарастающей скоростью стал уходить под воду. Наконец, когда круги воды сомкнулись над верхушкой, вновь появился звон. Рядом с Ма из воды появилась старушка в малиновом платочке, Ма протянул ей руку и помог выбраться на берег.

– Благодарствую, парнишечка. – бабуля уселась на землю и сняв короткие сапоги стала выливать из них воду.

– Бабушка, а что это такое?!

— Это ребяты, дно реальности, которые некоторые обзывают   Гарумом. Да вы видно не местные?

– Мы ищем эту женщину, – Светлана достала листок и показала бабушке. – Вы не видели?

– Нет, голуба, не видела, но Гарум, тебе сможет помочь. Ты знаешь зачем все так в него стремятся попасть?

– Нет.

– Так слушай, один раз в год каждый человек может попав туда, задать один вопрос и после небольшого пребывания в нем, получить ответ. Так что тебе обязательно нужно туда зайти и спросить, где она…

– Спасибо, а как все происходит?

– Иди и сама все увидишь.

Оглядев всех, бабуля одела обувку и поковыляла к лесу.

Светлана тронула Ма.

– Ты пойдешь со мной?

– Конечно, я и не знал, что здесь такое существует.

К ним стали стекаться еще люди из леса и садиться на колени у воды.

Наконец, вода опять забурлила и все повторилось опять.

Мальчик остался на берегу, а Ма со Светланой двинулись к ближайшей двери. Вскарабкавшись по гладкой поверхности, отполированной сотнями тысяч, а может и миллионами людских тел, они попали внутрь.

Сначала было темно, а потом они очутились в большой толпе, медленно шагающей по направлению к потоку света. Не было суеты и столкновений все маленькими шажками шли слегка касаясь друг друга. И когда свет стал более сильным Светлана увидела, что все они обнажены и она и Ма и все рядом идущие. На смену звону возникла музыка, хотелось закрыть глаза и упасть, но Светлана упрямо про себя повторяла вопрос о месте нахождения Прасковьи. Ма видимо тоже испытывал те же чувства, потому что глаза его уже были закрыты и двигался он как-то механически, не осознанно. Оглядевшись, Светлана увидела, что вокруг только она одна идет с открытыми глазами, а между тем свет становился ярче и ярче. Толпа стала что-то медленно обходить, Светлана направилась к центру и увидела, что то, что они обходят – это человек, чья голова является всем этим орехом, в котором они находились. Она коснулась его плеча. Видимо от неожиданности он вздрогнул, от чего весь орех заходил ходуном, и толпа стала крениться в сторону. Светлана на себе почувствовала чей-то взгляд и поняла, что это смотрит на нее он. В голове понеслись чужие мысли и образы. Она увидела цветные пятна, превращающиеся в кроликов, которых ловили человеки с непропорционально длинными ногами и руками, затем пронеслись какие-то символы, постепенно сплетающиеся в красочную мандалу, из сердцевины которой вылетел синий шар и взорвался множеством маленьких разноцветных огоньков. Потом туман заволок все вокруг, и Светлана уже точно знала где искать Прасковью.

Музыка смолкала, стало темно и рядом распахнулись несколько дверей, приглашая к выходу. Выбираться было сложно, пришлось прыгать в воду с метровой высоты и потом, частично вплавь, добираться до берега. Черех полчаса вся мокрая и грязная она стояла на противоположном тому, на который пришли берегу. Вокруг было тихо и только изредка кто-то еще появлялся из воды и молча уходил в лес по едва различимым тропкам. Светлана двинулась по часовой стрелке чтобы найти Ма и мальчика и уже через метров встретила их, ковыляющих ей на встречу.

– Ну вот все и закончилось – Ма был сильно осунувшимся и как будто немного постаревшим, мальчик пристально на него смотрел, не сводя глаз и все время что-то тихо говорил, что было понятно и слышно только ему.

– Пойдемте, здесь есть какая-то дорожка. – Светлана взяла за руку мальчика, и они повернулись к лесу.

Деревья сменились перпендикулярно пролегавшей широкой дорогой. Они стояли на автобусной остановке, все также взявшись крепко за руки, в почти ощутимом на ощупь облаке угарного газа от бесконечно движущихся верениц машин, который сигналили, громко газовали, тормозили и производили еще массу неприятных, но уже привычных звуков. На красном все немного смолкло, из открытого окна высунулась коротко стриженная голова с блестящей макушкой и смачно высморкалась, потом она сухим невидящим взглядом посмотрела на всех стоящих на остановке разом и скрылась за тонированным окном, неспешно поднимающимся вверх.

Ма тронул за плечо Светлану.

– Алина, ты обед сделала или в магазине что-нибудь купим? – потом обратился к мальчику.

– Сашка, смотри какая крутая тачка! Хотел бы такую?

– Не пап, мне такая нравиться – с этими словами он полез к себе в рюкзак и вынул лиловый альбом и стал в нем копаться, выискивая фото.

Светлана посмотрела на Сашку потом на Ма.

– Борь, мама наверно что-нибудь сготовила, хотя лучше сейчас позвоню.

Пошарив минуту рукой в своей сумке с порванным дном, она извлекла телефон, но тут подъехал нужный автобус и не успев набрать номер, она бросила его вновь в сумку и они поспешили к дверям, толкая остальных  и немного проскальзывая на заиндевелом асфальте.

Когда добрались уже смеркалось. Сашка ввалился в дверь первым, наследив ободранными батиками и наскоро раздевшись побежал на кухню. Валентина Петровна жарила картошку, в сковороде, где еще недавно подгорели котлеты, которые сейчас горой возвышались в розовой миске, только чудом не падая на стол. В воздухе пахло едой и лекарствами. В прихожую выбежала семилетняя Женька.

– Мам, чё купили?

– Извини, малыш, тебе ничего, у Сашки совсем порвались брюки зимние, пришлось искать по магазинам.

– Всегда все ему! Вы меня совсем не любите!

Она схватила ложку для обуви и тоже побежала в кухню.

Ели как всегда второпях, переговариваясь и прислушиваясь к радио, что-то бубнившем в углу подоконника. После чая, все повставали, сказав, спасибо, Сашка даже два раза поклонился и расползлись по комнатам, кроме мамы. Последней ушла Валентина Петровна, поставив свою тарелку в раковину на чью-то кружку в красный горох. Алина, допив последней глоток уже остывшего чая поднялась, чтобы идти мыть посуду, но тут в коридоре сначала послышались крики Сашки и Женьки, а потом звуки возни. Быстро вытерев руки полотенцем, она поспешила их разнимать, но в коридоре уже стоял Борис и держал детей разными руками, что-то строго выговаривая. Она даже не поняла, что он говорил и на этот миллионный раз не стала спрашивать из-за чего опять началась ссора. Нужно было перемыть посуду и очень хотелось спать.

– Привет, давай я все помою – Боря показался сбоку и немного ее приобнял. Она улыбнулась, посторонилась, давая ему подойти к раковине и вытерев руки все тем же полотенцем, поцеловав его в щеку, направилась в спальню.

– Спок нок!

Но тут посыпались сигналы из родительского чата школы и ей пришлось опять отложить сон.

Когда последняя ложка была водружена, как знак победы над горой посуды в диспенсер, Борис выключил гомонящую струю крана, раздражающую своим шумом с присвистыванием, и поторопился спасть. Проходя спальню детей, он зашел их укрыть и как всегда, пока добирался через разбросанные игрушки и книжки к кроватям, что-то раздавил, а что-то не чаяно зашвырнул под шкафы. Одна Женькина нога касалась пола и казалось, что она сейчас встанет и поползет, чтобы опять куда-нибудь спрятаться и криком выпрыгнуть на кого-нибудь в самый не подходящий момент. Кое как справившись с ногой, которая все время порывалась к прежней позе, и уложив Женьку на бочок, он укрыл ее сбившемся в середину пододеяльника одеялом и который раз полюбовался ее правильными и красивыми чертами лица, полностью повторяющими лицо Алины, только в уменьшенном виде. Повернувшись к кровати Сашки, он увидел, что тот, сильно сопя, и полностью укрытый одеялом, смотрит на него. Его исписанные синей ручкой руки были вытянуты вверх.

– Еще два корабля потопим, а потом уходим, хорошо?

Боря подошел, погладил его, и у Сашки от этого закрылись глаза, и он повернулся на другой бок.

Постоянно на что-то натыкаясь, он выбрался из детской и в темноте найдя кровать, уткнулся в плечо Алины. Спать почему-то уже не хотелось.

Вдруг откуда-то сверху послышался очень тихий голос, он что-то шептал, но что было не разобрать. Казалось, и язык понятный и все членораздельно слышно, но смыла до него не доходило. За окном кто-то прохрустел, суетно шагая в темноте. Борис внимательней прислушался к голосу, но слова все так же были не понятны. Их было приятно слушать, невольно проговаривая про себя и чувствую от этого даже какой-то странный и ранее не ведомый вкус во рту. Наверно уже давно перевалило за двенадцать, а голос все не умолкал. Борис сначала пытался анализировать его, но ничего не получалось, он даже не мог выяснить женский или мужской это голос. В речи наблюдались какие-то периодические пульсации в виде повышения тона и небольших пауз, которые мгновенно заполняла тишина, нажимая на уши так, что казалось собственные мысли сейчас, все будут выдавлены и вместо них будет только одна она – тишина под покровом ночи. Наконец голос стал выматывать его, он не знал, что делать, зажимая руками уши, он с ужасом понял, что голос уже находится внутри него, что он смог проникнуть и что он, Борис, никак этому не смог воспрепятствовать.  Прошел наверно еще один час мучительной борьбы, но все было безуспешно, наконец он сдался и расслабившись услышал, что ему говорили… Теперь все стало на свои места, теперь ему все было понятно и ясно. Прасковья во сне легла на спину и ее волосы почти полностью закрыли лицо, только снизу белел подбородок и еще выше только угадывались губы. Борис встал, полностью разделся, аккуратно сложил вещи на стул возле кровати и посмотрев последний раз на жену вышел сначала из комнаты, а потом тихо закрыв за собой дверь вышел из квартиры. Лифт встретил его знакомым покряхтыванием, но минуту подумав, он решил спустится по лестнице. Мусор налипал на непривыкшие ходить босиком стопы. Из полумрака, освещенные тусклым ворчливым светом доживающих лампочек, на каждом повороте выплывали изрисованные и оплёванные стены лестничной клетки. Он остановился перед какой-то надписью, увенчанной замысловатыми вензелями, долго в нее всматриваясь он наконец прочел: «это не время проходит, это ты проходишь», еще недолго постояв он продолжил спускаться.

Нажав кнопку домофона, призывно мигающую красным цветом, он вышел на улицу. Морозный воздух подхватил его измученное тощее тело с обвисшим животиком и повлек прочь, прочь от мира, прочь от людей, прочь от самого себя.

Проснувшись утром на удивление очень рано, Алина не сразу заметила, что мужа нет дома, сначала она долго как заворожённая, ходила между кухней и залом, а потом налив себе дымящегося кофе забралась с ногами на диван и уткнулась в телевизор. Сбоку на софе похрапывала Валентина Петровна, в детской было тихо, все было хорошо. По телевизору ведущий показывал Индию и увлеченно рассказывал о превратностях своих путешествий по ней, сопровождая это шокирующими съемками с мест событий. Потом везде погас свет, телевизор, напоследок расплылся толстой горизонтальной белой полосой и отключился. Стало жутко тихо и страшно. Алина позвала мужа, и потом не получив ответ, обошла все комнаты, а потом она с ужасом поняла, что случилось что-то непоправимо плохое.

Бориса так и не смогли найти, Алина, год мучилась, сводя концы с концами, устроившись на две работы, но денег все равно не хватало. Валентина Петровна, тоже устроилась мыть полы в одно заведение и поэтому дети были постоянно одни дома. Потом в их семье появился Серафим, он был красив, молод, невероятно богат, не понятно почему и был по уши влюблен в Алину. Не расписываясь, они все вчетвером перебрались в большущий дом Фимы и стали жить безбедно. Алина, бросила все свои работы и долго просто не могла привыкнуть к безделию. Потом, освоившись с новой жизнью, она занялась хатха-йогой и почти пол дня проводила на различных занятиях, Валентина Петровна занялась хозяйством дома, а дети все так же продолжали ходить в школу и воевать друг с другом иногда с грустью вспоминая отца.

Прошло еще два года, был наверно уже сентябрь и на всех афишах уже месяц как висели плакаты, провозглашающие скорый приезд Татха баба Зазе. К этому времени Алина уже несколько раз побывала в Индии и стажировалась у многих продвинутых йогов. Про Зазе говорили многое удивительного и Алине не терпелось побывать на этом семинаре. Наконец, настал день, когда начался закрытый трех дневной семинар в здании спортивного комплекса. Участники заплатили немало денег за билеты и предполагалось, что они на эти дни полностью будут изолированы от внешнего мира, за закрытыми дверями крытого стадиона.

Спустя четыре дня появилась новость об этом мероприятии. На заголовке зачалось: «Скандальное нашествие из Индии», а дальше было следующее: «Более тысячи участников подверглись непонятному воздействию со стороны индийского гуру, который запер их на три дня, после чего несколько человек бесследно исчезли, несколько сотен находятся в пограничном состоянии, которое по мнению специалистов похоже на серьезный психоз и только малая часть, которая может адекватно реагировать после всего на окружающее не может сообщить о проведенных днях на семинаре ничего вразумительного. Все сведения что удалось собрать сводятся к тому, что после начала беседы произошла большая вспышка, которая унесла память о всех последующих событиях.»

Алина была среди тех, кто пропал. Серафим после того, как узнал об этом, выпроводил детей и Валентину Петровну из дома.

Выйдя за порог, они обернулись и увидели бесконечные пески оранжево-желтой пустыни, они посмотрели друг на друга и увидели, что стоит Прасковья, держащая за руку Светлану, которую в свою очередь за руку держит Ма. Пройдя несколько шагов, Ма исчез, а когда Прасковья дошла до своего дома, то увидела, что и Светланы тоже больше нет. Зайдя через порог, она остановилась у зеркала в прихожей и посмотрела на себя. На нее смотрела маленькая девочка Паша, а из кухни доносятся голоса родителей, о чем-то оживленно беседующих, и пахнет чем-то очень вкусным… а если будет плохо или страшно, то можно просто закрыть глаза.