Время безжалостно катило жернова истории.
Заячий Холм – село большое, в давние времена именно сюда приезжали люди из близлежащих деревень на еженедельный базар. Кричали торговки, смолили свои самокрутки мужики, из накрытых платками плетёных корзин высовывали головы куры и гуси, приготовленные для продажи. За деревянными прилавками продавцы расхваливали свой товар, а покупатели с серьёзным видом торговались за каждую копейку, хотя все знали, что цена останется прежней. Ну, почти прежней! Это был праздник, который не пропускал ни один житель Заячьего Холма.
Никитка Кожан тоже любил этот день. Ему нравилось, как соседские бабы в узорчатых поневах важно ступали в кожаных сапожках по пыльным улицам, как молоденькие девчонки, стараясь не попасть на глаза родителям, собирались в стайки и осторожно пробирались задними дворами к торговой площади. Десятилетнему мальчишке казалось, что нет лучше и красивее праздника на свете, чем этот базарный день!
Вот и в это раз Никитка видел, как отец, местный кузнец Ерофей Кожан, спешил на базар. Он шёл размашистым шагом в своей белой, отделанной тесьмой рубахе с надвинутым на глаза картузе. Блестели надраенные ваксой сапоги, и мальчишка понимал, что такого видного мужика, как его отец, не отыскать во всём селе. Следом за отцом семенил с тачкой Ванька Горбыль, подмастерье, который уже несколько лет учился кузнечному делу. Придут они на базар, разложат на виду откованные серпы, косы, гвозди острющие, тут их и окружат всезнающие мужики, начнут цокать языками да нахваливать Ерофея за талант. А он будет только отмахиваться, кивая на Ваньку – его, мол, работа, это у него талант!
Жаль, отец не видел кузнеца в Никитке.
– Твоё дело учиться, сынок! Не хочу, чтобы ты всю жизнь, как я возле наковальни провёл. Вот выучу тебя, ты в город уедешь, семью заведёшь, – мечтательно говорил он, прижимая к себе сына, – а я буду приезжать к вам в гости и чаи распивать с невесткой да внуками. Из большущего самовара, из фарфорового блюдца с зелёной каёмочкой…. Красиво, да?
Мальчишка кивал головой, и не было ему никакого дела до будущей невестки отца и внуков, о которых он мечтал. Жаль было маму, которая пять лет назад сгорела от чахотки. За это время начал стираться в памяти её образ, оставался только запах рук, запах пышных волос, к которым он так любил прижиматься.
Счастливый Горбыль, думал Никитка, всегда рядом с отцом! А он видел его только по вечерам, да и то, когда засыпал. Отец тихо ужинал, целовал сына и уходил к себе за занавеску.
Поговаривали, что Ванька связан с красными партизанами, но только доказательств не было никаких. Люди старались как можно меньше говорить на эту тему, себе дороже, мало ли что! Иногда в Заячий Холм наведывались белые эскадроны, но о Горбыле все молчали. Может, жалели, может, боялись….
Отец с Ванькой давно уже ушли на базар. Догорал полдень, и солнце нещадно палило даже через окна. Никитка надумал сбегать на площадь, решив не попадаться отцу на глаза. Потом услышал какой-то шум и крики, как раз там, на базаре. Босиком выскочив из дома, он понёсся по разомлевшей от жары улице.
Среди скопления людей гарцевали на конях несколько казаков. Один из седоков, видимо, старший, размахивал нагайкой и грозно кричал на испуганную толпу:
– Ух, змеиное логово!
Вздыбленный конь ринулся на толпу, которая охнув, хлынула, было, назад, да встал позади казачий конный строй, не дав сбежать никому. Завыли наряженные бабы, и грустно опустили головы мужики.
– А ну сказывайте, кто ещё из красного быдла окопался в вашем гадюшнике? – не унимался казак, хлестнув нагайкой стоящего ближе всех сельчанина.
В самом центре площади в пыли лежал какой-то человек. На белой рубахе расплывалось большое тёмное пятно, и Никитка не сразу узнал отца. Узнав, бросился вперёд через испуганную толпу, упал на колени и нерешительно тронул его лицо:
– Отец!
Намокшие от жары кудри прилипли к остывающему лбу. На выбритую щёку села муха, и мальчишка машинально отмахнул её в сторону. Увидев неловко вывернутую ногу отца, провёл рукой по пыльному сапогу. И… заплакал.
Один из спешившихся казаков схватил его за шиворот и потащил в сторону.
– А ну погодь! – крикнул старший, спрыгивая с седла.
– Пацан, господин хорунжий! – начал, было, казак.
– Сам вижу, не девчонка! – осадил его офицер. Он схватил Никитку за ухо и больно притянул к себе, – Часто к вам красные приходили?
Мальчишка плакал, размазывая слёзы по лицу, и не понимал, почему его отец, сильный и красивый, лежал, на пыльной базарной площади, раскинув свои жилистые руки, и не мог защитить его, Никитку, от этого страшного человека.
– Отпусти мальчишку!
Хорунжий вздрогнул от неожиданности и оглянулся на голос.
– Горбыль! – пронеслось по толпе.
Ванька Горбыль подошёл к офицеру:
– Отпусти мальчишку! – повторил он, – Малец ведь совсем: для него всё едино, что белый, что красный. Отойдём в сторону, расскажу кое-что!
Хорунжий посмотрел на удивлённых казаков, поправил кобуру на портупее и, хмыкнув, пошёл к покрашенной церковной ограде.
– Беги на кузницу, – шепнул ему Ванька, – Обязательно на кузнецу, понял?
– Ага!
Никитка побежал на сельскую окраину. Уже у околицы услышал позади одинокий выстрел, хотел вернуться назад, но возле кузницы увидел спешащих к нему людей. Много людей, с винтовками и красными бантами на груди. А потом споткнулся, упал на землю и заревел, обхватив руками ободранные колени.
– Проснулся, как хорошо! – тринадцатилетняя соседская девчонка Нюрка заботливо поправила соломенную подушку под Никиткиной головой. Она шла возле телеги, то и дело трогая ему лоб.
– Чего ты? – недовольно покрутил головой Никитка, – Я не больной!
– Лежи! – нахмурила брови Нюрка.
– А мы где?
– Я тебе сейчас такое расскажу, такое! – девчушка, забыв про свою строгость, тараторила без умолку, – Мы с красными уходим. Почти полсела уходит. Те, кто не захотел, остались. А ты вот заболел, два дня, как болеешь! От перенапряжения, наверно, так дядя Андрей говорит, командир!
Никитка вспомнил отца с кровавым пятном на груди, Ваньку, идущего с казачьим офицером. Сдавило грудь, заболела голова.
– Знаешь, говорят, что Горбыль застрелил того беляка. Прямо возле церкви и застрелил! Только его потом казаки шашками порубали… – не унималась Нюрка, – Потом их вместе и похоронили, Горбыля и отца твоего. Только ты уж потерпи. Папка мой говорит, что ты с нами жить будешь, здорово, правда? Значит, ты теперь брат мой, поэтому болеть я тебе не дам!
Скрипели телеги, фыркали уставшие лошади, и разросшийся красный отряд уходил всё дальше и дальше от Заячьего Холма, некогда большого села, с единственной церковью на всю округу….
– Тебе повезло, всем повезло! – снова услышал Нюркин голос Никитка.
– Почему?
– Потому что Ванька Горбыль красным был, потому что отряд дяди Андрея как раз в Заячий Холм шёл. Не знаю зачем, не бабьего ума это дело, но только если бы не они, полсела казаки постреляли бы!
– Отца-то за что… – вздохнул Никитка.
– Так он же казака ударил, когда те у людей товары забирать стали!
Никитка закрыл глаза. Подумал о том, что когда-нибудь он обязательно станет большим красным командиром, как дядя Андрей, а то и главнее. Будет ездить на гнедом коне, и наказывать тех, кто обижает простых людей. Как отец….
Автор публикации
