У нас в аду ставили «Антония и Клеопатру». Шуму было!
Концептуальный проект беса из пятой огненной бездны. «Из бездны затрапезной» – ворчали актеры, а свободные от дежурства черти приходили на репетиции. Даже единственная человеческая душа при театре угрюмая Матрена Саввишна с пудовой шваброй замирала у края рампы.
На роль Клеопатры привлекли демона похоти Асмодея. Он мило краснел, когда по сценарию обжимался с Инкубусом Антонием. Для вящего эффекта пригласили консультантами бывших профессионалов. Но душа Хичкока отфутболила нас к Эйзенштейну, Пьер Пазолини предложил дикую похабщину, а Дэррил Занук заявил, что в гробу он видел Клеопатру, после того, как его фильм не оправдал вложений.
Ладно, справились и без чванливых мэтров. Батальные эпизоды удались! Статисты лупили друг друга на совесть, драли шерсть, выбивали рога и клыки. А вот кульминация подкачала. Любовная сцена не складывалась. Главные герои исковеркали весь трагизм, не желая искренне страдать и рыдать. Конфликт трещал по швам.
– Чтоб вас ангелы сожрали! – бесновался режиссер. – Вдумайтесь! Это финал. Апофеоз. Изменник кончает жизнь в объятиях любимой. Пара имбецилов, вам даже сатанисты не поверят!
И тогда поднялся коварный герцог Гремори, демон с ликом женщины. Его чарующий баритон окутал сцену:
– Полночь. Кровавая луна горит над Азотным озером. Злобные лучи ласкают ядовитую гладь. Над сизой поверхностью озера трепещут отравленные испарения. В их нежных струях корчатся незримые мечты и отблески мертвых звезд. Ты сидишь на скале ужасов, что нависла над мрачной сценой, и ржавые языки дикого пламени пляшут на берегу среди скелетов. Могильная безмятежность… перламутровые статуи несбывшихся надежд…
Мы застыли в немом восхищении. Репетиция оборачивалась ярким мастер-класс. Актеры вживались в роль.
– Но вот просыпается ад, – продолжал старый обольститель. – Вдали стаями антрацитовых птиц взлетают крики боли и стоны отчаяния. Кто знает: корчатся ли в муках грешники или горечь твоего сердца взывает к милости пекла. На твоих коленях покоится голова любимого. Да, он изменник, и предпочел другую. Но ведь осознал! Пронзил себя кинжалом, и теперь кончается в сладкой агонии. Тебе остаются считанные минуты до погружения вслед за ним в хаос проклятий. Его застывающие навеки когти последний раз впиваются в твою ладонь, оставляя на ней ажурные царапины, словно строки недописанной песни, словно ноты легенды о любви, которая совратила преисподнюю.
Проникнитесь поэзией изменчивой страсти:
– Не уступаю смерти лишь за тем,
Чтоб тысячи блаженных поцелуев
Одним последним, бледным, завершить…
Бах! Матрена уронила швабру. Она всхлипывала. Потом вытерла мокрые глаза, подобрала швабру, медленно подошла к Инкубусу-Антонию, примерилась и так врезала ему меж рогов, что толстая рукоятка разлетелась в щепки, а несчастного актера снесло за кулисы.
– Кобель паршивый, – прошипела Матрена и смачно плюнула ему вслед.
И весь ад разразился овациями.
Автор публикации
