– Одного меня? Или всю лабораторию? – спросил Михеев, размышляя о директорском прошлом.
– Всё направление. В повестке дня – работы прикладного характера. Там платят! А ваши фантики признаны никчемушными, – отрезал директор Института, в прошлом главный технолог.
– Тогда не только ракеты, и новостройки скоро попадают! – не удержался Михеев и моментально раскаялся.
Беседа приняла нервический, обоюдоострый характер. Прослушав длинный прогон о дырявом институтском бюджете, Михеев покосился на старый постер, украшавший простенок в директорском кабинете:
«Хочешь умереть молодым? Спроси меня, хочу ли я похудеть!».
Скудное облачение дамочки, выразительно очерченной на плакате, весьма контрастировало с чьим-то рукописным автографом: «Не спросишь – похудеешь сама!», однако директора-производственника с военпредовским прошлым, похоже, бардак на стенах ни капельки не смущал. Вот так и вырастают диктаторы, вздохнул Михеев, прервав изумлённое начальство на полуслове, и побрел назад, к рабочему месту, внезапно ушедшему в нерабочие. Домой пойду, решил кандидат никому уже не нужных наук. Но и дома встретила всё та же траурная тишина. Вздохнув, инженер «из бывших» открыл… Нет, не бутылку – богатый глупостями поисковик. Интернет пестрел объявлениями: хозяева жизни искали мерчандайзеров и менеджеров по продажам, токарей и пекарей, сушистов-программистов… кому он нужен, этот Васька, горько усмехнулся Михеев. Всего-то навсего, управленец кобылы, чье имя пишется, а заодно и читается неразборчиво:
«Оператор масс-спектрометра с ионизацией в сильном электрическом поле».
Раздался призывный стук в стену, и Михеев отвлёкся от монитора. Отворил соседнюю дверь в коммуналке, заляпанную шпатлёвкой и украшенную жестяной табличкой: «Плати, гадюка, не то унижу!», вошёл к соседу и замер: Василий Егорыч, укрытый полинявшим махровым пледом, лежал с забинтованной головой. На щеке и подбородке бывалого таксиста виднелись свежие ссадины.
– Что стряслось-то? Куликовская битва? – сказал Михеев, присаживаясь на дряхлый стул.
– Финал чемпионата по регби. Слышь, Веня, – прохрипел таксист. – Тут дело на десять тысяч.
Инженер усмехнулся: именно с этих денег его сегодня попросили с работы. Из кухни выглянула Настасья, моложавая супруга Егорыча, но, оглядевшись, вновь спряталась. Видать, мы резко потолкуем, по-мужски, смекнул Михеев. И обратился весь во внимание.
– Сменщик мой запил. А я, вишь, бошку зашиб… об чужой кулак, – с трудом продолжал Егорыч. – Стоянка наша разъехалась, вот мне туземцы и наваляли. Пособи по-братски, не дай диспетчеру машину отнять… отработай сутки-другие. Новый логан, только что пригнали из первопрестольной. Тупой он, конечно, как школьная табуретка. Расход по топливу ведёрный, но сколочена машина на совесть, без фокусов. Не подведёт… с диспетчером всё улажу.
Михеев кивнул: за три часа надоело уже дома сидеть. Пенять на жизнь было некому, семейное положение односложное. Начальство таксопарка, обрадованное телефонным звонком Егорыча, охотно пошло навстречу. И Веня вышел на службу, дабы сидеть за баранкой сутками. Машину с индексом «322» в таксопарке «Счастливый номер» кликали на свой, слегка урезанный манер.
– Диспетчер, “три двоечки”, – пробубнил Веня, освоив работу рации. – Заправился, на линии.
– “Три двоечки”, принято, ожидайте…
День выдался скомканный, неуклюжий. Чередой прошли три заказа – и все, как назло, на севере. Эти районы Михеев знал плохо, поэтому недолюбливал. Когда-то престижные, а нынче заселённые с бору по сосенке, кипящие лишним пафосом Парнас, Озерки и Удельная вызывали в нём чувство неловкости. Словно он, Михеев, пророчил местным жителям лучшую жизнь, но с выполнением прогнозов не справился. Хорошо бы навигатор, здесь полно домов с корпусами. Крутишься, крутишься по дворам…
Иное дело, Чёрная речка. Уголок природного шарма. Витают призраки пантеона, литературные, горластые, контрреволюционные. Но разухабистость пассажиров разрушит любую ауру. Типичный московский гость, стриженый мэн лет тридцати, одетый дорого и неброско, потрескивал перьями перед девочкой из местных, хорошенькой и застенчивой. Оседлав Михеева у метро, сладкая парочка отправилась в «Евро-Суши», юное, но известное прибежище квази-японской кухни. Туда ходили главным образом азиаты, оторванные от дома, восторженные девицы и местные снобы.
– Как вы тут живёте?! Это же катастрофа! – распалялся заезжий гость. – В столице корыто уже не встретишь! Задрыги, папина победа…
– А что у вас, «лексус»? – спросил Михеев невинным тоном.
– Лехус, это непрактично… «форд маверик»! – отчеканил москвич.
– Понимаю. Кредит, паркетник, – соболезнующе отозвался Михеев. – Не печальтесь, вы ещё молоды. Перекредитуетесь, возьмёте чёрного «туарега»…
– «Фольксвагены» для лохов! – отрезал пассажир. – И вообще, мы едем или стоим? У нас в Москве…
– У вас в Москве передвигаются со скоростью потока, – сказал Михеев, по-прежнему надеясь обойтись без скандала, но уже закипая. – Часами в пробках стоят. Вам нравится скорость? Возьмите паровой катер. Арендуйте вертолёт, в конце концов. Если он по карману. И по уму.
– Что за город! – ушёл от темы московский гость. – Дома грязные, фасады ободранные. Кто в них живёт? Почему не чинят? Парадные загажены…
– Закройте-ка рот, уважаемый… с той стороны. На что фасады чинить? Бабосы вянут в Москве. Тут ведь как? Был в Городе военно-промышленный комплекс, при Комбайнёре Меченом разогнали. Перебросили ракетчиков на кастрюли. Теперь мы сфера услуг: такси, химчистка, пельменная. Провинциальный бордель. Не слышали, в Кировском театре полгода гастролирует группа «Куин»? Все восемь девушек. Подобного разврата Париж ещё не видел…
– А? Как это? – замялся растерянный пассажир.
– Не какайте. Я просто делюсь впечатлениями. Случилось мне о прошлом годе заехать в Первопрестольную. Отвёз на отзыв автореферат… ну, вам это мало что говорит. Ничего я, кроме Старого Арбата, в столице не знаю. Дай, думаю, прогуляюсь. И был весьма огорчён. Стоят какие-то бабки-старьевщицы, китайским тряпьём барыжат… но что окончательно доконало, стоят два новых памятника, Пушкин и Гончарова. Кич невозможный, но это бы ладно… в конце концов, дело вкуса. А меж фигурами табличка… бронзовая, что характерно! И на табличке металлическими буквами выложено: «Хочешь узнать, чем закончились романтические отношения Пушкина и Гончаровой? Отправь СМС на короткий номер!» Минуты три матерился, не повторяясь… купчишки, японский бог.
– Не может быть! – вскинулся гость.
У девушки странно блеснули глаза. Кажется, веселится, подумал Михеев. Умна, да ещё и красавица… просто беда. Чем лучше женщина, тем больше денег бросают к её ногам. И тем тяжелее будет устоять перед новым соблазном. Ничего-ничего, как-нибудь вырулит. Или со временем выучится. Наши женщины выросли не в раскулаченных боярских палатах.
– Ну, разумеется. Только что сочинил, по случаю приезда высокого гостя, – миролюбиво отозвался Михеев.
Доехали молча, размышляли о разном. Парень выдал на чай и ушёл как побитый, на что Михеев милостиво поклонился. Девушка поблагодарила за поездку. И ресторан чужеземной пищи проглотил случайную парочку, даже не прожевав. Кушайте, не обляпайтесь, с подумал Михеев. Теперь в месте высадки предстояло дождаться следующего заказа. Как и большинство ровесников, Михеев к тридцати годам попал в чересполосицу финансовых кризисов и революций управления, протекавших, как вода сквозь дырявую крышу, от плохого к худшему. Ничто от неурядиц в 90-е не спасало. Ни лучшее в мире образование, ни редкая профессия. Достали семейные обстоятельства… ох, лучше не начинай, взмолился Михеев, обращаясь к внутреннему голосу. Как обычно, выручила случайность. Все побежали, и он побежал… сдавать на права тогда ещё не стояло в продаже. Водил он неторопливо и осторожно, со временем коллеги прозвали Веню Михеева «семейный водитель», но ездил с упоением, ощущая что-то звенящее от управления самодвижущейся, великолепно организованной грудой железа.
– Три двоечки! – оторвал от размышлений диспетчер. – Белорусская, восемь. Возьмёте троих на Ладожскую. В отпуск спешат. На адрес приехать к семи ноль-ноль. Пишите телефон…
– В такую рань? – оторопел Михеев.
– Долго въезжаете! Хутчей надо реагировать. В девятнадцать ноль-ноль, ни минутой позже!
– Принято, выезжаю…
Белорусская, тихая улочка на Ржевке, петляла по краю жилой застройки, оставшись на все времена зелёной, уютной и безликой, как большинство спальных районов. Пыльный сквер в центре пятиугольника старых девятиэтажек разросся, почти скрывая вытоптанные газоны. Михеев доложил о прибытии и развернул бутерброды. Ещё посидел. Природа потянула на двор. Пришлось окунуться в старую зелень, тонувшую в подступающих сумерках.
– Не рыпайся, тихо сиди! – прохрипел чей-то голос за спиной у Михеева.
Горло таксиста обхватила рука в вонючем, захватанном рукаве. И в горло упёрся острый металлический штырь – возможно, кончик ножа.
– Чего тебе надобно, старче? – поинтересовался Михеев.
– Выручку гони. И без шороха! – приказал невидимый грабитель.
Интеллигентно чешет, козлина, отстранённо подумал Михеев. Квартал мировой культуры. Судя по резкой вони, грабителем был бомж, полупьяный или накуренный. Тормоза ему не свойственны, на дорожку может давануть чем-то остреньким. Надо его расслабить:
– Штаны хоть дай застегнуть. Тебе там точно ничего не понадобится.
– Хохмач, что ли? Где выручка? Некогда мне шутковать.
Михеев понял: всё, переговоры закончены. Ну, дам я ему денег – а где гарантия, что после не прирежет? Придётся рискнуть:
– Деньги в машине. Что я, дурак, по кустам с ними шаманаться?
– Шуруй к машине, шагом, не торопясь. Особо чикаться некогда.
Михеев приоткрыл дверцу и обернулся к бомжу, сиплому, неопределённого возраста и внешности верзиле на полголовы выше его. Одет голодранец был столь же неясно. Не человек, а фоторобот, подумал Михеев. И пнул нападавшего в голень – точным, выверенным ударом тяжёлого ботинка. Нападавший хекнул от неожиданности, потом взвыл от боли. Бросился на Михеева, стараясь выколоть глаз или продырявить щёку чем-то продолговатым, вроде заточенного гвоздя-«сотки». Михеев пригнулся и сильно ударил в пах. Прощальный стон прозвучал как музыка. Не спеша таксист уселся в машину и перегнал её на другой угол двора.
Тут и семья уезжавшая подоспела, галдя, толкая друг друга и переругиваясь.
– Поезд вас ждать не будет, – пробурчал Михеев, и все мгновенно замолкли. «Хорошо, что успели без пробок, – думал Веня, аккуратно паркуясь возле вокзала. – Интересно, про инцидент диспетчеру докладывать?» Словно в ответ, в кабине потянуло запахом свежей крови. Он ощутил бежавшую по шее тёплую струйку – пластырь-таки отклеился! – и вздохнул: всё равно на планерке заметят. Придётся, видимо, доложить…
– Знакомьтесь, это Веня Михеев! – сказал на утреннем толковище директор автопарка. Таксисты, народ прожженный, и глазом в ту сторону не повели. – Испытательный срок, обычно это месяц, Веня прошёл за одно дежурство. Устраивайся, оформляйся. На днях две новенькие «шевроле лачетти» приходят. Хочешь лачетти?
– Хочу. Только номер оставьте прежний. Я уже как-то свыкся, – пролепетал застенчивый Михеев, отложив найденную в «бардачке» логана затрепанную книжку какого-то средневекового китайца… что-то вроде Ху Сим, Лям Ням… или Лао Цзы. Картинок не было, строки шли короткими репликами, как автоматные очереди, но били вполне прицельно. И каждая приглашала задуматься.
– Да не вопрос! – сказал директор. – Егорыч переходит по ранению к слесарям, нам до зарезу нужен грамотный кузовщик. Что заскулили, орлы? Мне тоже вас жаль, ну прямо до слёз. Приказ ясен? Новые машины – лучшим водителям. Михееву, конечно, авансом, за спасение суточной выручки. Заслужил, ботаник, заслужил… Шагай, набирайся опыта.
И Веня поплелся в новую жизнь.
Автор публикации
