Верхушки барханов курились. Порывы ветра вздымали пыль, лучи закатного солнца пронизывали её струи алыми копьями. Гряда песка всё больше напоминала горящую степь. Алан видел такое на севере: в прошлом году пламя необозримо-длинной змеёй проползло по охотничьим угодьям. Здесь, среди пустынь – песчаных ли, покрытых щебнем либо глинистой коркой – огонь тем более казался излишеством. Нет, не так! Ночью костёр – благо, а вот днём, когда воздух раскалён, никто не пожелает добавки!
Натянув повод заартачившегося верблюда, Алан оглянулся. То, что он видел вокруг, было верным признаком приближающейся непогоды, как говорили опытные Искатели. В их роде лучшим считали Тахира, и сейчас он успокаивающе поднял руку:
– Ты прав, парень! Пески поют Песню Смерти. Надо укрыться.
Приняв ухмылку наставника за очередной вызов, Алан насторожился. Впрочем, нетрудно догадаться: Искатель уже присмотрел убежище – значит, оно в пределах видимости. Опыт Тахира против сообразительности юнца, впервые ходившего на Юг! И где же место для ночлега в песчаной буре?.. А, вот! Он указал на сверкнувшую слева точку:
– Туда? Кажется, там ложбина с водоносным пластом…и саксаул. С мёртвой головой.
Одобрительно кивнув, Искатель поскрёб бороду:
– Да, старая, как сама жизнь, караванная примета! Хотя можно было не напрягать глаз, и довериться яммосу. Эти хитрецы лучше нашего знают, где спрятаться от бури. И лучше обычных верблюдов…
Подгонять животных не пришлось; совсем скоро они спустились в почти невидимую издалека впадину среди песка, наметённого вокруг дерева. Равнодушно скользнув взглядом по черепу на узловатой ветви саксаула, Алан прикинул, можно ли поживиться топливом. Похоже, дерево лучше не трогать… Впрочем, уже не до костра – ветер, набирая силу, трепал бурнусы, хлестал песком.
Разнуздав животных, путники заставили всю четвёрку, и верховых и вьючных, опуститься на песок. Снятые вьюки и сёдла плотно сдвинули. Тщательно укутывая головы верблюдам, Алан краем глаза следил за ловкими движениями старшего товарища. Не теряя времени, Тахир сноровисто пришнуровал полог к вьюкам. За несколько минут до первого удара бури путники залезли в тесное убежище. Теперь пространство вокруг сузилось до двух локтей в ширину и четырёх в длину, ограниченных плотной тканью…
Несколько мучительных часов каждый вдох давался с трудом. Горячий воздух с пылью – или пыль с небольшой долей воздуха? – забивали ноздри, глаза, уши. То и дело Алан терял сознание и вновь приходил в себя, покрытый липким потом… И так до полуночи. Затем стремительно похолодало, ветер мало-помалу стих. Путники выбрались из занесённого песком убежища, как полёвки из норы, обрушенной копытом сайгака. Верблюды хрипели, пытаясь встать, и Алан принялся их распутывать. Тем временем Тахир отломил сухую ветвь, добавил пару лепёшек кизяка из вьюка, и разжёг небольшой костёр.
На огне пел глиняный чайник, за спиной вздыхали, позвякивая стеклянными бубенцами верблюды. Прихлёбывая горячий настой чабреца, юноша размечтался о скором возвращении. С удачей! Да ещё с какой!.. Захотел поделиться радостью с наставником, оглянулся – Тахир задумчиво смотрел на череп. Что он увидел в пустых глазницах неведомого первопроходца, чью голову использовали следующие путники на этой опасной тропе? Искатель заговорил, не отрывая взгляда, словно беседовал с духом умершего или сам с собой:
– Время собирать камни… Знак, что в сытые времена предупреждал о смертельной опасности, стал указанием на спасение. Не странно ли? Среди песков только череп всегда остаётся белым и блестящим, издалека показывает заплутавшим место привала. Он похож на вещь, что мы нашли на Юге, – он повернулся к Алану. – Ты хоть понял? Мы везём не упавшую звезду, а часть погибшего мира!
Тот кивнул, радуясь долгожданному разрешению обсуждать добычу:
– Конечно, я слышал про Машины древних. Эта, похоже, летала высоко в небе? И теперь только у племени Красной Глины есть Металл!
***
Луна только-только ушла из зенита, когда заря окрасила склоны песчаных холмов. До начала жары оставалось одолеть изрядный кусок пути. В предутренней прохладе Алан надеялся поболтать, но заговорить первым не осмелился. Искатель хранил молчание, и юноша изнывал от нетерпения. Решив, что наставник испытывает его, Алан постарался успокоиться. Подумал о трудностях пути на родину, вспомнил приятелей, мать. Представил, какими глазами посмотрит на него Зарина…
Короткий свист вырвал Алана из грёз. Он осадил верблюда, посмотрел, куда указывал стек Тахира.
Сперва в мешанине двойных теней – восходящего Солнца и заходящей Луны – разобрать что-либо казалось совершенно невозможным. Внезапно словно по волшебству стали выравниваться ряды холмов. Промежутки меж ними приобрели ритмичность орнамента, стали различимы неестественно-правильные очертания углов и граней… Наконец, вырвавшееся из-за горизонта Солнце выхватило группу неузнаваемых, но чем-то смутно знакомых сооружений.
– Город! – восторг Алана преодолел опасение. – Посмотрим, Искатель?
Тахир скупо кивнул:
– Отдохнём. Я здесь был два раза, – и повернул яммоса.
Они ехали медленно, присматриваясь к странным очертаниям руин. Полузасыпанные щебнем и песком развалины могли оказаться прибежищем хищников – от шакалов до тигров… а то и Отверженных! Не слезая с верблюдов, путники приготовили оружие.
Набросив тетиву на рога длинного лука из тексталя, Алан подтянул ремень колчана с камышовыми стрелами, ощупал рукоять кремнёвого ножа на груди. Не сдержал завистливого вздоха: небольшой композитный лук Искателя со стрелами из пластика был его давней мечтой, а чёрный нож… Такого клинка юноша не видел ни у кого!
Верблюд прянул в сторону, и Алан едва не вывалился из седла. Захрипев, яммос дёрнул повод раз и другой, привязанные к его седлу вьючные верблюды тоже попятились, встревожено крича. Пока юноша пытался справиться с заартачившимися животными, Тахир с гиканьем погнал яммоса в полный мах. Из кустов тамариска в стороны прыснули быстрые тени.
«Волки!» – Алан спрыгнул на песок, натянул тетиву… Хищник, в которого он прицелился, споткнулся на бегу, упал, перекувырнувшись через голову. Застонав от разочарования, юноша повернулся вслед другому волку. Выстрел! Зверь осел на задние лапы, а потом завалился на песок, пытаясь укусить стрелу в боку. Подбежав, Алан стегнул его по голове нагайкой с каменным шариком-навязью… Повернулся, ища одобрения Искателя. Похолодел: испуганные верблюды бежали довольно далеко, и Тахир неодобрительно покашливал, убирая оружие в налучье.
«Раззява! Никогда мне не стать Искателем!» Кляня себя, юноша побежал за ушедшими животными. К счастью, почва затвердела в старое время: чудовищный пожар прошёл валом и спёк дорогу со свежими – тогда свежими! – развалинами воедино. Прошедшие столетия оставили свои следы на чёрной стекловидной поверхности, но всё же, она оставалась удивительно гладкой. «Пожалуй, вроде такыра будет!» – в такт бега скакали мысли Алана. Наконец, он приблизился к беглецам. Те увлеклись побегами тамариска, разросшегося удивительно ровным кольцом, и юноша легко собрал маленький караван.
Когда он вернулся, Искатель заканчивал снимать шкуру с первого зверя. Тахир снова наказывал ученика молчанием, предоставляя догадываться о намерениях по скупым жестам. К счастью, солнце взошло уже так высоко, что Алан и сам понимал – полуденный привал будет прямо здесь, на окраине погибшего Города.
***
Обдирая убитого парнем волка, Тахир улыбнулся в бороду, радуясь за ученика. Можно, пока тот не видит! Алан копался в центре круга, образованного тамариском. По опыту, где-то не слишком глубоко в подобных местах скапливалась вода. Кажется, это именовалось «бассейном» или «фонтаном» – Искатель не придавал значения древним названиям, давно потерявшим смысл. Зной – тень, вода – песок… Это понятно и не требует пояснений. А «металл», «железо» – лишь сгинувшее могущество Древних, игра в слова для поэтов! Неожиданным эхом отозвалась в памяти песня Имруулькайса:
Мой верблюд, мой спутник неизменный,
Жилист, крутогорб и быстроног.
Как джейран, пасущийся под древом,
Волен мой верблюд и одинок.
Он, подобно горестной газели,
У которой сгинул сосунок,
Мчится вдаль, тропы не разбирая,
Так бежит, что не увидишь ног.
В поводу веду я кобылицу,
Ветер бы догнать её не мог,
С нею не сравнится даже ворон,
Чей полёт стремительный высок,
Ворон, что несёт в железном клюве
Для птенца голодного кусок…
Алан подошёл с полным бурдюком свежей воды, насвистывая эту же мелодию. Подозрительно покосившись, Тахир швырнул в него обломком стрелы: «Старею? Неужели начал напевать вслух, и малый подхватил?»
– Почему эта? Во времена Древних она уже была древней… Мог бы спеть «Мир вам, останки жилища». Все парни мечтают о любовных победах!
Вообразив новый подвох, Алан густо покраснел. Не отвечая, принялся возиться с чайником. У Искателя отлегло на сердце: «Значит, мы просто думали об одном и том же? В унисон… Тогда парень просто молодец! Надо поговорить перед сном» Он отёр песком волчьи шкуры и вымыл руки, готовясь к трапезе.
Испечённые в золе лепёшки, чай из степных трав, немного мёда – в жару надо тщательно следить за едой. Лучшая приправа, без сомнения, интересная беседа. О таком удовольствии после ошибки с верблюдами ученик не смел мечтать!
– Хочешь узнать об этом Городе, парень? Небось, гадаешь, почему мы далеко обошли тот, на Юге, а в этот вошли совсем без опаски? Думаю, сам сумеешь ответить.
– Да, Искатель! – юноша горел от нетерпения. – Наверное, в том Городе был Злой Воздух? Может, там всё вокруг ядовитое, а тут… – он запнулся, боясь показаться наивным, но преодолел ложную гордость, – тут были другие Машины?
«Растёт малый! Уже научился не стесняться своего незнания. Осталось показать, что любой человек не всеведущ»
– Похоже на то. Точно сказать невозможно. Думаю, в Городах люди занимались разными вещами. Вот, как у нас – кто-то пасёт овец, кто-то занимается гончарным ремеслом. Мы, Искатели, разведываем пути караванов и кочевий. Значит, тогда – до Чумы Металла – люди тоже делали то, что лучше получается в подходящем месте. Ведь ты бы не поставил юрту на такыре, и не вздумал ловить рыбу в песке? Материал для луков, непромокаемая ткань накидки, стекло – наверное, их создали в разных Городах.
Торопливо кивнув, Алан задал вопрос, на который старики отвечали по-разному:
– То есть, Чума смела Города по-разному? Как песчаная буря – ломает дерево, но не вредит скале? А почему?..
Чуть приметно усмехнувшись нетерпению молодости, Тахир немного помолчал, собираясь с мыслями. Рассказы стариков о Древних он тоже слушал с самого детства, но к ним мог добавить тридцатилетний опыт странствий и поисков. Наблюдая – сравнивай, делай выводы, вооружайся знаниями! – вот, что надо донести до будущего Искателя. Приунывший в ожидании ответа юноша встрепенулся: Тахир заговорил намеренно бесцветным, монотонным голосом.
– Помнишь прошлогодний набег кочевников? Конечно, помнишь. Знаешь и о грабителях на караванных тропах, так? Ну, и кто не слышал, что у подножия Восточных гор в один кулак собирает Отверженных тот, кого зовут Гураб-Ворон?
Давно – может, десять, может, двенадцать поколений назад – людей было много. И оружие у них было страшное. Древние могли сжигать врагов за много дней пути от своих жилищ, могли летать по небу и плавать в глубинах вод. Они строили дороги через пески, под землёй, сквозь льды. Умели говорить на расстоянии, видеть далёкие миры среди звёзд и мельчайших существ в капле воды. Всё могущество Древних стояло на одном основании. До времени оно казалось неодолимым. То был Век Металла.
Но я не зря напомнил о врагах! Стремясь одолеть чужих людей, кто-то из Древних вывел новую породу невидимых простым глазом существ. Говорят, скопления этих тварей похожи на лишайник, покрывающий скалы. И, так же, как лишайник точит камень, новые твари точили-разрушали Металл. Так в мир пришла Чума…
***
Зная, как важен отдых в полуденный зной, Алан всё-таки не смог уснуть. Похрапывал Искатель, дремали верблюды, воздух растёкся топлёным маслом по горячей лепёшке пустыни; картины ужасающих разрушений, описанные Тахиром, будоражили воображение юноши.
Вот обрушивается гигантская стена плотины, в один миг лишённая железных «костей» – сходно упала после внезапного паводка запруда из глины и хвороста на ручье возле летней стоянки. Вот рухнул дом, неимоверной величины юрта из застывшего раствора, металлических креплений и огромных плит стекла – никто из нынешних умельцев не сможет создать такие вещи. А как вырывался на волю огонь из печей в мастерских, где Древние изготавливали свои волшебные Машины?.. Говорят, в те времена было много воды, и по «морю», чему-то вроде невысыхающего такыра, перебирались много дней на здоровенном самодвижущемся корыте. Страшно подумать, что стало с людьми, когда Чума съела этот «корабль»!
Одно видение неотступно преследовало Алана – образ железной птицы, несшей множество наездников и развалившейся высоко в небе. Люди сыпались из-под облаков, как спелые ягоды туты из корзины, нечаянно опрокинутой девушкой…
Он вздрогнул, осознав, что кричит во сне. Вскочил, растерянно глядя на Тахира. Наставник сочувственно кивнул:
– Не стесняйся, парень! Помню, сам мучился, представляя, как проваливаются под землю целые селения, а из трещин вырывается кипящая глина…
Насторожившись, Искатель замолчал на полуслове. Сделал знак «навьючивать», скользнул на оплывший курган осевшего здания. Торопливо обихаживая верблюдов, Алан нет-нет, но бросал взгляд на полускрытую бурьяном фигуру наставника. Вскоре тот сполз – нет, почти скатился! – к подножию склона. Схватил узду, продетую в нос верблюда, торопливо потащил за собой. Встревоженный юноша повторял движения Тахира.
Через несколько минут маленький караван прошёл в тени самых высоких развалин. Поминутно оглядываясь, Искатель, наконец, заставил одного за другим верблюдов опуститься на колени. «Тихо! Я бы не смог…» – с привычным уколом зависти успел подумать Алан. Мельком осмотрев упряжь и вьюки, Тахир вскочил в седло, сверкнул глазами на ученика: «скорее!»
Скороходы-яммосы не зря слыли лучшей породой: ещё час – и, обогнув Город по широкой дуге, путники перестали различать силуэты руин среди волн и ряби барханов. Только теперь Искатель сухо назвал причину поспешного бегства. Это было только одно слово, а точнее, имя:
– Гураб!
***
До самого утра юноша продолжал надеяться, что люди Гураба просто искали убежища в удобном месте. Но Искатель не остановился на привал, а продолжил путь даже после того, как солнце вознеслось над горизонтом на три ладони. Алан постарался понять причины торопливости Тахира.
«Быстрые, отдохнувшие верблюды, запас времени – может, наставник зря торопится? Отверженные должны были разобраться в следах беглецов на привале, дать роздых своим животным… вообще, разве возможно догнать кого-то в ночной пустыне?! Кстати, сколько их может быть – трое? Пятеро? Ясно, что не больше десятка: источники не безразмерны. А у больших живут люди, туда они не сунутся… Или сунутся?.. Когда же Искатель заговорит?!»
Ближе к полудню зной стал невыносим. Уставшие верблюды скользили по галечным склонам древнего русла большой реки. Шириною в три полёта стрелы, оно поросло купами чахлого кустарника. Ветер надул под ними небольшие песчаные холмики, и животные поминутно оступались на неровностях. Внизу грязный песок прорезали слои хрупкой сухой глины, оставшиеся после зимних паводков. Теперь верблюды стали проваливаться сквозь подсохшую корку ила, сверкающего от соли. Поднимавшаяся пыль казалась особенно плотной в ослепительном сиянии дня. Скоро песок сменился глинистым грунтом. Уплотняясь, тот вскоре превратился в гладь, покрытую чёрной паутиной трещин – такыр. Окаменевшая глина, расколотая испарившейся водой на плитки. Панцирь ненасытной черепахи, раз за разом выпивающей влагу дождей, тающих снегов, разлившихся рек. Конечно, Алан знал про воду, что хранят пески под исполинской глинистой коркой, чем-то похожей на коровью «лепёшку». Выходит, Искатель специально гнал караван к этому месту? Через несколько минут путники достигли самого глубокого места на дне иссохшего водоёма. Увидев ямку для водопоя овец, Тахир соскочил, не дожидаясь, пока усталый верблюд опустится на колени, бросил поводья ученику. Стремглав метнулся к ближайшим зарослям бурьяна. Удивлённый Алан побоялся отвлечь наставника, и занялся привычной работой. В углублении накопилось достаточно солоноватой воды, пригодной для верблюдов. «Так, и трава здесь ещё не совсем высохла! Пусть пасутся, а там и чай закипит… на этот куст можно натянуть покрывало и вздремнуть в тени!» Пытаясь отвлечься от тревожных мыслей, Алан всё-таки не выпускал из виду Искателя. Высокая фигура в пыльном бурнусе то заслоняла чахлые ветки ракитника, то скрывалась среди метёлок «верблюжьего сена». Когда Тахир поднялся по дальнему склону – бывшему речному берегу – ученик не успел заметить. «Посреди полудня? Когда воды так мало, а солнце жжёт сильнее укуса скорпиона! Да что с ним такое?!»
Впрочем, он знал и сам: Металл! Отверженные из банд Гураба! Защитить находку – разве не такова задача Искателя? Да и любого человека, желающего добра своему народу. Согласившись сам с собою, Алан успокоился. Если придётся драться, он не струсит. Если надо убегать, он не замешкается.
«Может, спрятать обломки Машины где-нибудь в скалах? Налегке оторвёмся, а позже соберём отряд, возвратимся… Лучше, конечно, привезти самим!»
Вернулись мечты: юноша вообразил, как будет удивляться племя их удаче; как мастера начнут спорить, что можно сделать из Металла; как обрадуются родители, а Зарина…
– Очнись! – голос Искателя хрипл, будто слова перемешаны с песком. Он полощет горло глотком из кожаной фляги, опускается рядом с костром. Первую пиалу чая выпивает как верблюд, прошедший неделю без водопоя. Вторую тянет медленно, глядя поверх края посудины в лицо Алана. Допил, бросил в рот щепотку янтачного сахара – собрал на ходу с колючек. Достал нож, махнул ученику: присоединяйся!
Охапка твёрдых веточек быстро превратилась в небольшой тюк заточенных колышков. Прихватив ещё несколько камней, скалящихся раковинными изломами, Искатель опять ушёл. Теперь Алан понял замысел, и даже угадывал, куда направится учитель и почему ему не нужна помощь: «Следы одного легче скрыть. И ловушки он установит там, где удобнее всего подойти к ямке с водой. С разных сторон!.. Бедные звери! Но лучше так, чем открытая драка с Отверженными. Хорошо бы сделать шипы из Металла, они точно пробьют мозоли верблюду и копыто лошади, но… Кто ж оставит такую драгоценность?!»
Не отдыхая, к вечеру путники отправились дальше. Но они опоздали…
***
Луна ещё не опустилась к горизонту. Бледное сияние заливало холмистую равнину, но его полупрозрачная завеса проколота яркими точками – с запада, востока и севера видны цепочки огней. «А с юга по пятам идут Отверженные! Но кто им сигналит? И сколько людей может быть у этих костров?» – Алан растерянно посмотрел на Искателя. Сверкнув глазами из-под бурнуса, Тахир повернул яммоса на восток, пустил рысью.
– Большая облава! Идём к Лошадиному Зубу. Попробуем выскользнуть… Нет – буду драться. Задержу. Ты уведёшь верблюдов. Готовься! – он говорил коротко, сберегая дыхание.
Скала и в самом деле напоминала единственный зуб, уцелевший в челюстной кости. Выбеленная пустынными ветрами, она была надёжным ориентиром на караванных тропах, но для привала не годилась – безводная, голая, в ожерелье осыпей. Маленький караван поспешил укрыться в протянувшейся навстречу тени. Теперь рассвет бил в глаза преследователей. Те вряд ли сумеют разглядеть беглецов в смоляной тьме у подножия.
Отхлебнув глоток. Алан передал флягу наставнику:
– Куда теперь?
Искатель плотно закрыл кожаный сосуд, не смочив губ:
– Забирай себе, ученик. Бросай всё, кроме воды и Металла. Дальше – сам. Иди прямо поперёк большого бархана. Не останавливайся! Когда стемнеет, повернёшь на Звезду-Коновязь. Может, сумеешь добраться к племени…
Растерянный Алан не успел опомниться, как Тахир, не спускаясь с седла, рассёк ремни тороков у всех верблюдов. Перекинул бурдюки на одного из вьючных, сбросил «лишнее» – всё, кроме накидки, укутавшей свёрток с Металлом.
«Моё оружие!» – юноша открыл рот, собираясь спорить, но Искатель щёлкнул стеком, и Алан едва удержался в седле. Подхлёснутый яммос, заревев, помчался в сторону бесплодного сердца Жёлтых Песков.
Когда юноша, наконец, смог обернуться, Тахир нёсся к границе длинной тени Лошадиного Зуба. Разрывая край света и тьмы, там уже мелькали пёстрые точки. Прямо на глазах они превращались в быстро растущие фигурки всадников. «Они же конные!..»
Заходя на преследователей по широкой дуге, Искатель старался держаться спиной к солнцу. На мягком песке у верблюда небольшое преимущество перед вязнущими по самые бабки конями. Но врагов больше! Семь или восемь – Алан не успел разглядеть: один уже повалился вместе со скакуном. То ли споткнулся, то ли Тахир успел выстрелить… Вопли врагов долетели на склон бархана, за пять-шесть полётов стрелы.
Застонав, Алан отвернулся, вытирая слёзы рукавом. Стиснул зубы, подхлестнул яммоса. Прикрикнул на вьючных, поддёрнул их общий повод, стараясь отвлечься от мыслей о том, что происходит за спиной. Подумал – и спрыгнул с седла, собираясь вести верблюдов на кручу по прямой. Не утерпел, оглянулся ещё раз. Знакомого силуэта яммоса не было…
Подавив крик, Алан всмотрелся в мельтешение там, откуда уже ушла тень скалы. На таком расстоянии он, скорее, догадывался, чем видел схватку… Но так хотелось верить, что наставник справится!
По-видимому, врагам всё-таки удалось спешить Искателя. Мёртвый либо раненный верблюд лежал в стороне от клубящейся пыли. Вокруг – конские трупы. Ещё пара скакунов стояла рядом с телами хозяев; вон скрючился человек, чуть дальше другой: «Вместе с тем упавшим уже трое! Эх, надо вернуться, помочь! Хоть свой колчан отдать – стрелы у всех закончились… Что же там происходит?»
…Пыль медленно оседала. Беспощадное солнце облило потоком света четырёх стоящих людей; ещё двое распростёрлись за кругом их смертельного танца. Обломки лёгких степных копий и стрел камышом хрустели под ногами ещё живых противников. Трое осторожничали, подкрадываясь к высокому человеку в изорванном бурнусе. Прижав ладонь к пробитому боку, тот чуть согнулся, выставив перед собой чёрный нож, медленно пятился вслед тени Лошадиного Зуба. Один из троих прыгнул, замахнувшись палицей… левая рука раненого хлестнула скрытым кистенём – завывая, враг упал, держась за окровавленное лицо. Двое попятились, пряча глаза, как побитые собаки.
Мягкий топот копыт по песку за спиной заставил Искателя повернуться. Несколько стрел разом пронзили его тело.
***
Ночной холод, освежавший после перехода по раскалённым пескам, теперь пробирал до костей. Сил не осталось. Верблюды тоже устали, начали упрямиться и спотыкаться. Сберегая тепло, Алан запахнул бурнус. Посмотрел на Звезду-Коновязь – всё там же, на севере… Мысли тянулись вяло, как липкий сок янтака: «Какая это ночь после той, в Городе? Четвёртая или пятая?»
Сбился со счёта, задремал. Очнулся уже падая… Песок смягчил удар или телесная слабость не дала боли взять верх над рассудком? Изнурённые верблюды прошли ещё полсотни шагов. Не чувствуя понуканий, опустились на колени, улеглись. Животные измучены… А сам он?! С трудом перевернулся на живот. Подобрал ноги, медленно выпрямился. Стоял, шатаясь – силился вспомнить, зачем поднялся.
«Вода! Надо напиться!» – кое-как доковылял к яммосу. Тупо смотрел на пустое седло, пока не вспомнил: обе фляги пусты. Повернулся к вьючным. Не удержался, упал. Мимо навьюченного Металлом на четвереньках пополз к третьему верблюду, что нёс бурдюки. В одном вода закончилась, но другой должен быть полон.
…он плакал без слёз: тратить воду на женскую слабость – путь к смерти. Такой же прямой, как разрез на бурдюке. И такой же быстрый, как рана, из которой сочится кровь, влага жизни. Что случилось? Ведь он не развьючивал животных в короткие минуты отдыха. Рядом не было ни режущих краёв скал, ни острых шипов. И нож висит на груди… «Металл! Вот причина!» Когда верблюды заартачились, не желая подниматься сразу после полудня, пришлось распутывать постромки, и вьючные могли толкнуть друг друга.
Он посмотрел на вьюки. В свете почти полной Луны на правом блестела точка. Без особого интереса подполз, не вставая с колен, провёл ладонью по холодной грани. Вяло подумал: «Металлу безразлично, кого убивать. В этот раз – меня…» Лёг на спину, глядя в холодное небо. Потом закрыл глаза…
О, лук, уподоблю тебя небосводу,
Где место есть звёздам, и Млечному Броду,
И месяцу – серп его так же изогнут.
У воина руки в сраженье не дрогнут –
Падучие звёзды на помощь героям
Летят во врагов, словно огненным роем.
«Падучие звёзды! Что, аз-Заккак пел об оружии? Мы нашли такую звезду?» Разбуженная памятью древняя песня вернула злую решимость. Алан встал с песчаного ложа, пошёл к верблюдам. Каждый следующий шаг становился твёрже: «Племя получит Металл! Слишком дорого за него заплачено. Я не сдамся!» Осмотрел животных. Долго прикидывал, какой верблюд сохранил больше сил. Стреножил яммоса, перегрузил тюк на того, что с полудня шёл без груза. Без воды! Замотал морды животных обрезками накидки, пинками поднял уставшего зверя, отвёл за бугор, разрешил опуститься на песок. Связал ноги, накрутил ремень вокруг челюстей, притянул голову к хвосту. Теперь верблюд не мог двинуться. Юноша выкопал рядом с ним углубление, постелил в него последний лоскут непромокаемой накидки. Передохнул. Вытащил нож, примерился…
Несколько глотков горячей крови освежили Алана, придали сил. Натужившись, опрокинул тушу на бок. Вспарывая верблюду брюхо, он вспоминал чёрный нож Искателя в шкуре волка, ловушку для преследователей возле такыра, острый край Металла, торчащий из вьюка… Вынув полные жидкости внутренности, Алан слил содержимое в приготовленную ямку. За час он трижды пил горькую жижу, сдерживая тошноту. Остатки собрал во флягу, пошёл к верблюдам. Дольше оставаться на одном месте было опасно.
Луна ещё не ушла за горизонт, когда он упрямо направился к северу.
***
В лицо ударило мягким, прохладным, невыразимо сладостным. Вода! Облизав растрескавшиеся губы, он застонал – соль обожгла, резанула болью. Рядом засмеялись на разные голоса. «Кто здесь? Откуда вода? Что с Металлом?!»
С трудом разлепив веки, Алан вновь зажмурился, прижал ладони к лицу. Свет, даже рассеиваемый полотном шатра, словно бросил в глаза горсть песка. Смех сменился одобрительными возгласами. Пытаясь понять, что случилось, Алан затих, слушая и соображая.
«Так, шатёр высокий. Не юрта и не мазанка. Вокруг люди. Шесть-семь… Нет, больше! Входят и выходят. У них много воды – плеснули, приводя в чувство. Руки не связаны… Так это свои? Почему смеются? Чужие? Почему не убили?»
Его приподняли, усадили у опорного шеста. В руки сунули влажный кувшин – он знал эту глину! Так вода всегда остаётся холодной… Не обращая внимания на боль в губах, Алан прильнул к сосуду: никто в пустыне не станет злоумышлять на того, с кем разделил воду. Пил, смакуя каждый глоток. Ожил! Попытался смотреть сквозь ресницы.
Вокруг сидели пятеро мужчин разного возраста. Одежда, внешность – они ничем особенным не отличались от племени Алана. Разговор? О стадах, о погоде, о здоровье семьи – обычная вежливость кочевников. Иногда посматривают, без злобы, но с нетерпением… Внезапно Алан увидел вьюки! Он приметно вздрогнул; пятеро замолчали. По знаку старшего слуги передвинули упакованный Металл к ногам Алана.
Теряясь в догадках, юноша глубоко вздохнул. Вспомнив о вежливости, попробовал встать и поклониться. Получилось плохо, он едва не упал от слабости, но хозяева, видимо, удовольствовались этим. Тяжело дыша, Алан опустился на прежнее место. Теперь он чувствовал особый запах, и начал догадываться, куда попал. Крупный мужчина с лицом цвета обожженной глины одобрительно кивнул:
– Привет, о Искатель! Я, Мардан-Торговец, желаю тебе здравствовать. Вижу, обоняние подсказало, где прервался твой путь? Да, так пахнет наше богатство – нефть. Племя Земного Масла чтит обычаи. Не беспокойся о дальнейшем, но расскажи о странствии. Как далеко ты ходил? Почему один? Зачем вёл верблюда напрямик через Жёлтые Пески? – он чуть запнулся, и вкрадчиво договорил. – Как ты намерен поступить с Металлом?
Алан горько усмехнулся:
– Я лишь ученик настоящего Искателя. И так скажу, справедливые отцы – Тахир не учил меня хитрить. Вы услышите о моём пути. А как быть с грузом, за который погиб наставник и чуть не умер я сам, решайте по чести…
…и последние дни яммос нёс груз, а я тащил его за повод. Думаю, это лучший верблюд из всех, что мне довелось видеть. Если он жив, советую подпустить его к вашим самкам.
Звучно хлопнув ладошами по бёдрам, Мардан захохотал:
– Ты сильный мужчина и настоящий Искатель, если подумал об этом! Но, – тут он поднял толстый палец вверх, – как все молодые, ты забыл о том, чего удалось избежать хоть на малое время… Те огни, что окружали вас – похоже, Гураб собрал много союзников. И если он хочет получить Металл, его не остановит даже горящая нефть!
Пригласив Алана угощаться лепёшками с мёдом и маслом, Мардан вполголоса заговорил с остальными вождями. Пахучий чай, жирная сладкая пища, сколько угодно свежей воды – юноша едва мог держаться, как подобает за гостевым столом. Но кусок стал ему поперёк горла, как только Мардан объявил решение совета.
– Ты можешь возражать, Алан-Искатель, но отцы племени Земного Масла сошлись на том, чтобы отдать Металл людям Гураба! Наши мужчины проводят тебя домой, мы дарим тебе трёх верблюдов, гружённых кувшинами с нефтью, и это – всё.
Придерживаясь за опорный шест шатра, Алан медленно выпрямился. Он хорошо понимал этих людей: стать поперёк дороги головорезам, чья жизнь – в смерти соседа… страшно! Мардан хочет откупиться и от Гураба, и от него, Алана. Но сам он не сдастся. Ни за что! Вздёрнув подбородок, Алан заговорил медленно, как только мог:
– Я благодарю племя Земного Масла за приют. Отдать Металл не могу. Если ваше предложение помощи не ложно, в ночь я уйду. Один…
Ноги не держали. Соскользнув-упав на прежнее место, юноша с трудом переводил дыхание. Глядя на его изнурённое лицо, Мардан густо покраснел. Дважды Торговец открывал рот, не в силах ответить. Понурив голову, он, наконец, сказал:
– Ты не уйдёшь. На всех путях из стойбища огни отрядов Гураба. Единственное, чем мы можем помочь, – проводить тебя мимо и дать им выкуп.
Сверкнув глазами, Алан отрезал:
– Я иду с Металлом!
***
Эта ночь продолжала удивлять! Сперва – молчанием провожавших его людей Земного Масла. Потом – буйной радостью Отверженных: ликующие всадники отъезжали от «гостя» по спирали, всё ускоряя бег скакунов. Пыль медленно оседала, сверкая Металлом в свете восходящей Луны. Скоро Алан остался один в средоточии круга вооружённых людей на конях и верблюдах.
Постепенно шум стих. Несколько минут только дыхание сотен живых существ и позвякивание сбруи нарушали тишину. Но вот нестройное кольцо разомкнулось – всё в том же молчаливом единодушии. К центру вытоптанной площадки подъехал человек на вороном коне.
– Привет тебе, Искатель! Я, Гураб, предводитель Вольных, рад встрече с отважным!
Боевой клич Отверженных напоминал рёв быка, терзаемого волками:
– У-у-а-а-а!
Испуганно заржали несколько коней, захрапели в разных местах верблюды, а люди начали передавать друг другу факелы. И вновь – тишина…
Не отвечая, Алан рассматривал вождя Отверженных: «Такой же человек. Даже немного напоминает Тахира… Почему за ним пошли все эти убийцы и грабители? И – останутся ли они вместе, когда его не станет?» Наконец, юноша кивнул собеседнику:
– Отвечу тебе, Гураб-Ворон. Так же, как слабосильным детям Земляного Масла скажу – я не Искатель. Твои люди убили моего наставника. Но, если бы он был здесь, ты вряд ли захотел говорить вблизи!..
Быстрым движением плети Гураб отбил брошенный нож. Взметнул руку, останавливая бойцов. Усмехнулся, как улыбаются, сожалея:
– «Если бы…», – и продолжил, как ни в чём не бывало. – Нет, юноша! Если бы у Лошадиного Зуба вас нагнал я, а не ватага Немра, всё прошло бы иначе. Скажи мне имя Искателя, о котором я буду скорбеть вместе с тобой.
– Его звали Тахир! И в моём племени найдутся…
– Твой наставник пал с честью. Ты тоже храбро отстаивал добычу. Не всякий сможет перейти Жёлтые Пески без воды. Но теперь нет нужды умирать. Мне нужно только взглянуть на Металл. Даже если он будет с ноготь младенца – достаточно. Выкупом за гибель Тахира я дам четырёх верблюдов с запасом воды. Его оружие тебе вернут. За убитых Искателем я сам отвечу Немру.
Поражённый Алан не мог прийти в себя: «Неужели, это правда?! Как, почему? Зачем всё это? О, если бы!..» Опомнившись, он ответил:
– Привет тебе, Гураб-вождь! Я, Алан из племени Красной Глины, благодарю за милость. Надеюсь, ты разъяснишь мне, в чём же дело? Я не понимаю, ведь Металл…
– Просто покажи, Алан! Я должен быть уверен, что это в самом деле он.
Удивлённый просьбой – ведь Отверженные легко могли перерезать горло и отобрать вьюки без долгих разговоров – юноша пожал плечами. Заставил верблюда лечь, снял вьюк, откинул покрывало. Провёл ладонью по заусенице, чуть не стоившей ему жизни. Распустив завязки, вытащил кусок упавшей Машины, оглянулся…
На плечо Алана легла тяжёлая рука. Тень Гураба заслонила обломки: вождь осторожно постучал рукоятью плети по смятому коробу из блестящих пластин. Колупнул ногтем твёрдый край ленты. Раз-другой тихонько дёрнул жёлто-красные нити, похожие на сухожилия. Выпрямился, в раздумье накрутил прядь бороды и дёрнул почти тем же движением. Юноша успел поймать его взгляд: слёзы?! Вождь повернулся, поднял тонкий сверкающий лист, сминая в кулаке:
– Лу-у-н-а-а-а!
***
– Значит, Тахир сразу понял, что Чума ушла? И упорству ты учился у него? – вождь Отверженных сидел на кошме напротив Алана, потчуя гостя по обычаям кочевых племён. Лёгкий шатёр раскинули прямо над вьюками, не мешая разговору. В глиняной лампе горела очищенная нефть; огонёк отбрасывал тёплые блики по холщовым стенам. Рядом с Металлом лежало оружие Искателя; Алан с трудом отвёл взгляд от щербинки на чёрном клинке. Тень верблюда, оставшегося лежать у задней стенки шатра, заколыхалась от порыва предрассветного ветерка. Отхлебнув чай, Гураб печально кивнул:
– Жаль, я не встретился с твоим наставником! Мне нужна помощь настоящих мужчин. Люди Немра большей частью просто негодяи, и сам он часто смотрит в сторону… Может, и Металл хотел утаить для себя? Дурак!
– Но ведь все знают цену вещей. Как много можно сделать из Металла! Если верны сказания, могущество Древних – чудесные Машины, скелеты домов и прочее – всё это из него! Металл твёрд как камень, остёр, как осколок стекла, он прочнее кости, обожженной глины и ствола саксаула…
Весёлый смех прервал Алана. Недоумённо глядя на хозяина, он терпеливо ждал разъяснений.
– Прости меня, гость! Твои слова верны. Однако мир устроен так, что количество зачастую берёт верх над качеством. Твой наставник – великий воин, орёл! Но его одолела стая ворон. Задумайся: много ли вещей можно изготовить из груза одного верблюда? Поэтому я не заберу твою находку. Важнее другое: Чума ушла. Нет, ты не понимаешь, юноша! Смотри, – он указал через кисею входа на Луну, зацепившуюся за бархан. – Ты знаешь, что там тоже живут люди? И эти люди живут благодаря Металлу!
В сказаниях, слышанных Аланом, о лунных поселениях почти не вспоминали; хватало чудесных историй о могуществе Древних здесь, на Земле. А, может быть, собственные беды всегда заслоняют человеку и память о былом, и внимание к соседям? Он вспомнил ужасный сон о гибели прежнего мира, приснившийся там, в руинах Города. Как давно это было! Или – недавно? Но, всё-таки, что на самом деле нужно беглецам, преступникам, извергам разных племён?
– Прости меня и ты, вождь! Спрошу прямо, как учил Тахир: а что за дело Гурабу-Ворону до живущих там, на Луне? Слава грабителя караванов и разорителя оазисов, как я убедился, не вполне верна, но – куда ты ведёшь своих людей?
Предводитель Отверженных молчал, рассеяно постукивая пальцами по низенькому столику. Затем отставил пустую чашку, огладил бороду и хитро подмигнул:
– Отвечу прямо, Алан-ученик Тахира! Ты тоже настоящий мужчина, и я надеюсь обрести твою дружбу.
Так вот, пришедшие ко мне первыми, действительно – грабители, убийцы. Став моими руками, они заставили слушаться ближних соседей. Я стал сильнее. Теперь перечить мне опасаются и соседи дальние. С твоей помощью племя Красной Глины тоже войдёт в союз Вольных. Настало время звать самых дальних соседей к себе. Понимаешь? Тех, кто отсиделся на Луне, когда здесь бушевала Чума! Где была их помощь, когда рушились города, горели земля и воздух? Когда вода стала ядом, а расплавленный камень заливал земли кочевий?! Когда смешались день и ночь, а потом после сотни лет холода начался великий зной?!
Холодея, Алан смотрел на Гураба. Тот вскочил, потрясая руками, яростно вскрикивая. Пена в углах губ, точно у рассвирепевшего верблюда, красные прожилки выпученных глаз – вождя словно укусил бешеный волк.
Понемногу Гураб успокоился. Вытер пот краем бурнуса, зябко передёрнул плечами. Свистнул, подзывая слугу с чайником, задёрнул за ним полотнище входа. Сел на прежнее место, разлил напиток по чашкам. Кивнул, приглашая продолжить разговор.
– Верно ли я понял, вождь: ты хочешь получить не жалкий обломок упавшей Машины, а всё могущество Древних? – дождавшись кивка, Алан задал последний вопрос. – И ты намерен дождаться жителей Луны, чтобы они тоже пришли под твою руку?
– Да! Я рад, друг мой, что ты меня понял. Только мы не будем ждать, – Гураб снова подмигнул, – нет! Теперь, когда Чума ушла, и путь для Машин безопасен, мы их позовём.
Он снял с опорного шеста лампу, отвернул угол кошмы и начертил пальцем на утоптанном суглинке какие-то знаки. Наклонив лампу, Гураб пустил струйку горючей жидкости в канавки; поманил Алана и поднёс огонь…
Древние знаки Железа – треугольник и шестая буква Западного алфавита – вспыхнули в сумраке шатра.
Глядя на торжествующего вождя, Алан вспоминал тысячи бойцов, готовых в две-три ночи выкопать подобные канавы длиной в сотни полётов стрелы. Вспоминал запасы нефти, битума и сланца племени Земляного Масла. Да, он верил – Гураб сможет позвать жителей Луны!.. А потом? Как дрожали Мардан-Торговец и те четверо! И того же Гураб ожидает от него и всех людей Красной Глины? И тех, кто прилетит на Машинах!..
Возвращаясь на прежнее место, Алан неловко запнулся о столик. Подхватив гостя под руку, Гураб не сразу почувствовал боль: чёрный нож Искателя легко рассёк его яремную вену вместе с горлом.
Он ещё жил, безуспешно пытаясь зажать рану. Ещё старался что-то сказать. Упал на колени, хрипя и захлёбываясь кровью. Подтянул колени к животу, скрючился… Затих.
Алан скользнул к месту, где маячила тень верблюда. Осторожно проколол полотнище, осмотрелся. Рядом – никого, только мальчик-слуга задремал у костра, всего в десятке шагов от шатра. Юноша уверенно вышел, волоча вьюки с Металлом, надёжно увязал их на грузовое седло. Вернулся, забрал оружие Тахира, а потом повёл верблюда к остальным. Перекинулся парой слов с караульным; седлая яммоса, поругивал прочих животных. Привычно качнулся вперёд-назад, когда верблюд поднимался на ноги. Тихонько затянул песню удальца Антары:
К сёдлам верблюдов уже приторочены вьюки,
Кружится над головой чёрный ворон разлуки,
Крылья его облиняли и перья торчком.
Нашей разлукою тешится ворон от скуки.
Я его проклял: “Бездомным, бездетным живи!
Вечно терпи одиночества тяжкие муки!
Из-за того, что разлуку ты мне возвестил,
Ночи не сплю и ломаю в отчаянье руки”.
Огромный лагерь ещё не проснулся. Лишь немногие коноводы и стражи видели, как тает в утреннем мареве маленький караван, уходящий на север.
Автор публикации
