Альфа

Я только что доделал все халтурки, которые скорее помогали скоротать время, чем давали реальную экономическую пользу, и ел печеньки, запивая чаем. «Мозг должен работать». Еще пара часов наблюдения за прямой как стрела линией, краткий отчет руководителю и можно будет поехать домой отсыпаться. Заглянул охранник, сообщив, что я последний в крыле и как соберусь домой, чтобы вызвал кого-то с поста все закрыть. Я уверил, что позову, и он ушел.

Сегодня Лета была удивительно спокойна, как и последние шесть дней после выпавшего Ключевого. Что и не удивительно – подходил конец выпавшего мне периода. Все всплывшие в мои дежурства события уже были давно мной зафиксированы, проанализированы и тщательно описаны в многостраничном докладе, которым я заслуженно гордился и постоянно перечитывал, млея от того, какой я крутой. Насколько я знал историю, а я ее знал, больше ничего значимого за оставшиеся несколько дней не происходило. Часть моих материалов, которые я порциями выдавал на проверку Степану Павловичу, руководителю моего курсового проекта, даже запросили из головного отделения Института. Олег, мой партнер по курсовой, умудрился зафиксировать Событие класса «Бета» почти в самом начале своего периода, который шел сразу после моего, и которое почему-то никем еще не фиксировалось и которое он переваривал до сих пор. Палыч клялся, что его и на диплом хватит, приговаривая Олега к пахоте на благо Института весь последний пятый курс. Естественно, Степан Павлович ходил по коридорам довольный, как слон, и всем хвалился успехами своих подопечных.

В качестве темы курсовой нам досталась Российская Федерация конца двадцатого – начала двадцать первого века. Тема сложная и трудоемкая. Наравне с другими темами, оказавшими максимальное влияние на картину мироустройства и развитие человеческой цивилизации, такими как Пунические войны, Поход Александра Великого и Войной за Независимость, эта тема обязательно каждый год присутствовала в списке. Но все молились, чтобы они им не выпали. Ибо сколько бы трудов не было по ним написано, сколько диссертацией не было защищено, но каждый год Лета приносила всё новые и новые события разных классов, те разного влияния на человечество. А новые события даже класса «Гамма», это сотни часов полевых работ, сотни часов отснятого материала и сотни страниц отчетов. Что и предстояло бедному Олегу. Счастливы же были те, кому выпадал Великий Потоп, Древнее Царство или Великое переселение – уже много лет у этих студентов за все время дежурств не выпадало ни одного нового Ключевого, а все стандартные события были так подробно описаны и разобраны, что руководители закрывали глаза на бессовестное копирование.

Получив тему, я сперва расстроился, но подробно изучив попавшееся двадцатилетие, понял, что не так все и страшно. Событий было много, но ничего выше «дельты» не было и не ожидалось – ничего не должно было взбаламутить плавное течение Реки Времени, так, мелкие завихрения. Тем более странным мне казалось, что Олег что-то там нашел.

 

Экран замерцал россыпью окон, а кресло ощутимо завибрировало, не давая мне и шанса не заметить предупреждения.

– Оператор Бекетов. Сигнал принял, – тут же среагировал я.

– Полномочия подтверждаю. Обнаружено событие класса Альфа. Российская Федерация. Две тысячи первый год. Деревня Лебедкино.

Даже Альфа… Откуда в две тысячи первом году класс «Альфа»? Там метеорит упал размером с Луну? Я начал лихорадочно вспоминать регламент. Должен незамедлительно сообщить дежурному в Центр. Но система меня опередила.

– Добрый вечер, – сонное лицо дежурного появилось во всплывшем окне, предупреждая все мои действия.

– Добрый вечер. Бекетов. Студент шестого курса Института реальной истории. Зафиксировал событие класса Альфа. Российская Федерация две тысячи первый год, центральная Сибирь.

– Угу, угу, – он уже просматривал данные, которых с его уровнем допуска он видел гораздо больше и мой доклад ему не требовался.

– Вы кого-то отправите? Там время реакции уже оранжевое, – не выдержал я после нескольких минут молчания.

– Как там тебя, Бекетов, вы ж там на практике – может сам и слетаешь?

– Эээ… – растерялся я, – на курсовой мы…

– Да какая разница. Ну не было в тот период ничего значимого. Сбой какой-то. А мне парней гонять. Давай, не ленись, заодно в прошлое смотаешься на халяву. Успеешь?

– Конечно! – упускать шанса побывать в прошлом я не собирался.

– Ну и ладненько. Иди собирайся. Получишь полный полевой комплект – ща скажу чтобы дали. Двадцать пятые ворота, скорее всего.

Он отвлекся куда-то глянул за экран.

– Да. Они. И это, – он сурово посмотрел мне в глаза, – сбой то сбой, но ты там внимателен будь, головой на триста шестьдесят верти и все фиксируй. Черт его знает, а вдруг реально чего там в Лебедкино важное для всего человечества случилось?

– Слушаюсь!

Быстро отписав руководителю, покидал в сумку пожитки, убрал мусор, заблокировал консоль и побежал по коридорам к портальному залу.

“Бекетов, пройдите к воротам двадцать пять” – повторял настойчиво женский голос.

«Бегу я, бегу», – ворчал я, – «лучше б подсветку маршрута включила».

Искин будто меня услышав зажег стрелки на полу, по которым я быстро добежал до нужных ворот.

Я быстро поздоровался с уже ждущими меня техниками, уверил их, что все нужные гипнокурсы по временному отрезку уже загружены, подписал все необходимые документы, переоделся в джинсы и легкую рубашку с коротким рукавом, перекинул через плечо спортивную сумку, содержащую вожделенный всеми полный полевой комплект, выслушал краткую инструкцию по выданному снаряжению, пообещал, что в прошлом ничего из выданного не забуду и шагнул в летний вечер двадцать первого века.

 

Обычно забрасывало чуть в стороне от будущего События и раньше на несколько часов, давая осмотреться. Но сейчас меня похоже закинуло в самую гущу событий. Вокруг сновали люди. Пара мужиков с зажатыми в зубах изжеванными сигаретами, обдав сигаретным дымом, пронесли мимо длинную деревянную лавку. Из пузатой серой машины с выпученными фарами двое парней кряхтя и матерясь вытаскивали огромную аудио-колонку.

Словно муравьи, аборигены, нагруженные разнообразными вещами, то и дело ныряли в длинное беленное одноэтажное здание с облупленной табличкой “Банкетный зал”.

– Эй, парень, ты чьих будешь?

Ко мне обращался какой-то мужик в черных выглаженных брюках и распахнутой на груди белой сорочке, под которой была мокрая от пота белая майка. Он стоял в кузове грузовика с откинутым бортом. Кузов был набит стульями и столами.

– Бекетовы мы, – степенно и медленно ответил я, давая себе еще пару мгновений сориентироваться.

Он нахмурил лоб.

– Это со стороны невесты? Чет не припомню… Неважно. Короче, давай сюда – надать быстро все перекидать.

Видя, как я заозирался, думая, как бы слинять, он воспринял это по-своему:

– Да вон в кабину сумку положи – никто не тронет – тут все свои.

Я смирился и послушно закинул сумку на пассажирское сиденье через открытое окошко и подошел к мужику.

– Михаил, – он протянул мне крепкую мозолистую руку, – можешь дядей Мишей звать.

– Саша, – ответил я, пожал руку, усмехнувшись. Пятьсот лет прошло, а приветствие ничуть не изменилось.

– Ну, Санёк, держи, – он протянул мне первый стул, – вон туда ставь – мужики заберут.

 

Пока разгружались, пока заносили внутрь – обещанные мужики были видимо заняты чем-то более важным, пока расставляли в просторном зале – ну дак «сами натащили тут на проходе бросили кто за вас будет расставлять», солнце основательно скатилось к горизонту. Было часов шесть вечера. От нас наконец отстали, дав передохнуть, а толстая женщина в белом переднике и косынке вынесла бутербродов и овощной нарезки «заморить червячка».

 

Забрав снедь, мы вышли под вечереющее небо. Привалившись спиной к теплой стене дома, где уже сидело и курило еще несколько трудяг, стали перекусывать. Дядь Миша зацепился языками с мужиками, взяв лишь один бутерброд. Остальное досталось мне. Я ел с опаской, но потом чуть тарелку не вылизал. И поразила меня даже не столько колбаса – у нас не хуже, сколько сочные мясистые помидоры и хрустящие, посоленные крупной солью, огурцы.

С кухни пахнуло горячим хлебом, перебив даже густой запах табака.

– Каравай испекли, – повел носом Михаил, – скоро приедут, значит.

 

Он встал, забычковал окурок в консервную банку, шумно фыркая, умылся из рукомойника, и начал застегивать сорочку.

Из глубины дома громко надрывно захрипела музыка и тут же смолкла. Свистнуло, загудело и раздался голос: «Раз, раз, проверка микрофона. Тааам где клеен шумит над речной волной…». Еще минутка шипения и скрежета, а потом заиграла музыка.

Я тоже добрался до рукомойника, смыл пыль и пот с лица и критически себя осмотрел. Собравшиеся на площадке перед домом люди были в костюмах или хотя бы в брюках, а девушки – в простых, но явно не повседневных платьях. Я со своими линялыми джинсами, кедами и рубашкой в веселенькую клетку смотрелся неуместно.

– Чего не переодеваешься? – будто подслушав мои мысли, кивнул на мою сумку дядя Миша. – Стесняешься? Так зайди за дом.

– Да там не одежда, – стушевался я, – аппаратура.

– Ааа! Так ты оператор! – обрадовался дядя Миша, – то-то я думаю, что за Бекетовы. А Витька чего? Он же снимать хотел?

Я тут же ухватился за такой удачный предлог.

– Маша попросила тоже поснимать. Говорит, Витька криворученко – вечно половину интересного пропустит.

Я был уверен, что Маша среди этой пестрой толпы какая-нибудь да найдется – самое популярное имя периода, и угадал.

Михаил рассмеялся.

– Точно Маша говорит. Ты, Санёк, молодец, помог! Так что ни в чём себе не отказывай и не стесняйся. Если кто чего, ты меня зови, и мы того самого, – он по-свойски похлопал меня по спине.

– Хорошо, дядя Миша.

– Ух, повеселимся, – он смачно до хруста потянулся, – не каждый день племяху женим.

– Едут, едут! – со стороны дорогие прибежала повизгивающая от восторга ватага разновозрастных детей.

 

Во дворе сразу стало тесно – вышли даже кухонные обитатели. Свадебная процессия уже сворачивала с шоссе на ведущую к дому старую дорогу с остатками асфальта. Впереди ехала разукрашенная лентами белая машина с зубастой решеткой, серебристым бампером, круглыми включенными фарами и двумя золотыми кольцами на крыше. За ней одна за другой катились разнообразные автомобильчики, все в лентах и с налепленными несуразными бантами. Замыкал процессию пузатый желтый автобусик, битком набитый вопящими и машущими руками пассажирами, торчащими из распахнутых окон.

– Эгегегей!!! Встречайт-ееее молодых! – неслись из автобуса крики, а машины непрерывно гудели.

Встречающие тоже охотно заверещали, создавая невообразимый шум.

 

Я скривился – никогда не любил подобные мероприятия. Но, похоже, моё Событие как-то связано с этой свадьбой, ибо больше вокруг, кроме засеянных полей, не было.

Я сместился в задние ряды, воровато огляделся и начал экипироваться, спрятавшись за спины. Никому не было до меня дела – все были увлечены встречей прибывающих.

Линзы заняли место в глазах, тут же выдав целый ворох отметок и пояснений, которые я сразу отключил – только мешали – и так все знаю. Нужно будет – отдельно информацию запрошу. Браслет управления растворился в левом запястье, быстро спрятавшись под кожу. Шокер вполз в правое запястье, распустив паутину контактных щупалец, вызвав неприятное покалывание в кончиках пальцев. Тяжелое вооружение, как я надеялся, не понадобится – с кем тут воевать плазменным разрядником или БПЛА? А вот дронов я выгреб всех. Они взмыли в воздух стаей жужжащих мух, тут же включая маскировку и растворяясь в воздухе – именно они, а не моя личная камера, дадут основной объем данных, фиксируя происходящее со всех возможных ракурсов всеми возможными способами. Пошевелил пальцами, вызывая виртуальную клавиатуру и вывел данные с дронов. Погонял их вокруг, заглянул в село и соседнюю автобазу – ничего интересного. Единственное яркое событие на десятки квадратных километров – свадьба. Значит, здесь что-то и произойдет. Осмотрел оставшееся. Ну вроде всё – остальное не критично. Нада будет – возьму. Я застегнул сумку.

Большущий комар сел на палец и не стесняясь моего внимания, стал меня жрать. Я расстегнул сумку. Генератор защитного поля втек в плечо и комара мягко оттолкнуло. Я секунду понаблюдал как он безуспешно тыкается в кожу хоботком, согнал его и проверил работу маяка. Именно он, меня или мои останки, вернет домой. Индикатор его работы светился успокаивающим салатным цветом на границе периферийного зрения.

 

Осталось решить вопрос с камерой – раз назвался оператором, то изволь соответствовать. Я с гордостью и трепетом достал походный молекулярный синтезатор, быстро нашел в базе симпатичную камеру, накидал веток, травы и земли в приемник и вскоре уже вертел в руках новенькую Sony HandyCam, как значилось в описании.

И тут пришло ощущение чужого взгляда. Нас учат это чувствовать – в работе хроноисторика важно знать, что за нами наблюдают.

Я покрутил головой и тут же заметил очень серьезного мальчика с темными проницательными недетскими глазами. Он стоял прислонившись к дому буквально в паре шагов и спокойно рассматривал меня.  А вот и Наблюдатель.

 

Наблюдатель являлся этаким виртуальным помощником, указывающим на совсем уж явные ошибки студента и являлся в образе ребенка-аборигена. Отличить его всегда было легко – у Наблюдателя всегда были темные, почти черные глаза старика.

Я кивнул головой, признавая ошибку – спрятался откровенно плохо.

Ну что делать, заигрался новыми игрушками, потерял бдительность.

Я не стал себя накручивать, подмигнул Наблюдателю, закинул сумку на плечо, откинул видоискатель и полез через толпу. К моменту, когда меня слегка помятого выпустили в первые ряды, подбадриваемые молодые – крупный парень, отдаленно похожий на дядю Мишу, и пышущая здоровьем девушка подстать ему, готовились вгрызться в огромную буханку хлеба, вынесенную с кухни на белом полотенце уже знакомой женщиной в белой косынке. Рядом с невестой стояла невысокая девушка с короткими выбеленными волосами и совсем не по случаю задумчивыми грустными глазами, которая сразу привлекла мое внимание. А я – её, судя по тому, как она на меня зыркнула.

Мой “коллега” все еще возился около вишневой машины, роясь в большущей сумке, доставая и навешивая на себя разные сумочки и кофры. При этом его совершенно не заботило, что он пропускает важные моменты – и правда, криворученко.

 

Неожиданно для себя, я увлекся и проникся атмосферой веселья. Я искал лучшие ракурсы, кружился, как пчела вокруг пары, без стеснения втискивался в толпу. Витька, тоже снимал. При этом, не только на камеру, но и на архаичный фотоаппарат, висящий у него на шее. Перекинувшись с ним пары слов, мы быстро нашли взаимопонимание и совершенно друг другу не мешали. Я ему не мешал фиксировать событие для потомков, он мне – искать предпосылки предстоящего События.

 

Свадьба шла своим чередом. Два длинных составных стола были заставлены разнообразной едой и бутылками, часть из которых, уже пустая, понемногу заполняла широкие подоконники.  Во главе стола сидели жених с невестой и родители жениха. Со стороны невесты были только грустная девушка, которая, не смотря на все повышающийся градус веселья и постоянно подливаемого Витькой шампанского в её постоянно пустеющий бокал, становилась только грустнее.

Я уже послушал все разговоры во всех группах по интересам, на которые разбилось общее празднование, поучаствовал в паре конкурсов, в одном из которых даже выиграл зубную щетку, потанцевал белый танец с какой-то румянощекой аборигенкой, явно решившей, что я похож на ее будущего парня. Девушка была совершенно не в моем вкусе, в отличие от грустной незнакомки. При любом случае я искал ее взглядом, внутренне холодея от своего непрофессионализма.

Мальчик с недетскими глазами хмуро на меня посмотрел. Ну да – вот такой я хреновый оперативник. И наплевать – мне было хорошо в данный момент и портить это ощущение я не хотел.

 

В очередной раз обходя зал, я заметил, как сухонькая старушка что-то старательно втолковывала Витьку, цепка придерживая того за рукав, чтобы не сбежал. Он заметил мое внимание и призывно помахал рукой.

– Саш, будь другом, покажи бабе Зине регистрацию, – он протянул мне свою камеру, – а то мне снимать нада – опять Машка ругаться будет, что все поздравления прожрал, а она вон “не доживу, не доживу».

Я скептически осмотрел камеру без видоискателя и вопросительно посмотрел на Витьку. Тот молча протянул мне связку разноцветных проводов, похожих на букет цветов и кивнул на большой пузатый телевизор.

Парень аккуратно отцепил от себя старушку и унесся сверкать вспышкой, а я, потратив пару минут на борьбу с незнакомой, но примитивной техникой, вместе с бабой Зиной стал смотреть регистрацию. К нам тут же подсели еще несколько женщин, заранее доставая платочки.

Оператор тщательно снимал все этапы празднования: подъезд к странному кубическому зданию с трехцветным флагом, видимо, местной администрацией, церемонию, где женщина с абсолютно застывшим лицом в фиолетовом платье с каким-то диким цветком на полгруди, протяжным заунывным голосом читала какие-то мантры, обсыпание какой-то крупой и лепестками цветов – у нас тоже так делают, но без крупы. А потом были катания к каким-то монументам, подвешивание замочка на ржавом мосту, поля, еще монументы, еще поля.

 

Мне было бы скучно, если бы Витька не уделял существенную долю экранного времени грустной девушке. Видимо, она ему тоже нравилась. Хотя по его вниманию к ней это и так было понятно – я даже немного ревновал.

-… красивая какая, – бабушка утирала слезы платочком, – эх жаль, папка не дожил. Ну дай бог здоровица. Дай бог… – она не прощаясь куда-то поковыляла, постукивая палкой, ушли и остальные. Я отключил камеру и вернул ее хозяину, который как раз терся у молодоженов. После чего отошел и сел на свободный стул. «Красивая», – повторил я мысленно за бабушкой. Но смотрел не на невесту. Впервые я позволил себе рассмотреть девушку, пока она, развернувшись на стуле, выговаривала что-то Витьку. Короткие почти белые волосы с уже пробивающимися на затылке более темными корнями, большие глаза, задорно вздернутый аккуратный носик, узкий подбородок и тонко-очерченные губы. И, главное, прекрасная белоснежная шея, которую выгодно подчеркивало открытое сверху серебристое платье. Именно на шею и на высокую грудь я немного и залип, выпав из потока времени. Видимо, слишком надолго. Пришло ощущение, что меня рассматривают. Опять наблюдатель? Но на этот раз это был взгляд её внимательных серых глаз. Секунда, две, три, пять. Я не выдержал первым, опустил. Лицо запылало. Я засуетился, включил и выключил свою камеру несколько раз, схватил со стола кусок огурца, прожевал, подавился, закашлялся, смутился, не зная куда себя деть. Попытался запить чем-то. Это оказалась водка, обжегшая горло. А она все смотрела и смотрела, прожигая меня насквозь.

Спас меня дядя Миша.

– Сань, ты чего как не родной, – его тяжелая рука облапила меня за плечу и увлекла за собой, – иди с нами, выпей.

– Да я не пью на работе… – попытался я выкрутится.

– Не пьешь? – он кивнул на только выпитую мной рюмку. Обидеть меня хочешь? – дядя Миша был уже основательно выпивший и рука его внезапно налилась свинцом.

– А с другой стороны, почему бы и нет, – резко все понял я. Если что, вколю себе антидот универсальный – должен подействовать – яд же, как никак.

– От то-то же, – потащил он меня к собравшейся у сдвинутых столов компании, куда была стащены остатки еды и бутылок со всей округи. Знакомьтесь все – это Санёк. Вот такущий парень. Знакомься Санёк – это все. Мань, принеси тарелку.

Все дружными воплями поприветствовали меня – им уже было всё равно кого приветствовать.

Передо мной появилось пышная грудь, вероятно, Мани, еле сдерживаемая платьем в крупный горошек, затем чистая тарелка, на которую веселые парни тут же нагрузили мне салатов, колбас и всего, до чего дотянулись.

– До дна, – дядя Мишу удивительным ловко налил рюмку до самых краев, не забыв и всех остальных.

– За молодых! – встал я и опрокинул в себя жидкий огонь.

– ГООРЬКО!!! – заорали мне прямо в ухо. Молодые тяжело вздохнули и в очередной раз под истеричные “АААДИИИИН”, “ДВААААА” стали неловко, но старательно целоваться.

Все смотрели на это издевательство, а я тут же начал искать глазами сероглазку. Как оказалось – она сделала это раньше. Опять несколько секунд дуэли, с которой я снова сбежал. Да нет, бред какой. Не здесь, не сейчас. Я уткнулся в тарелку с салатом и стал тушить им разгорающийся в животе и груди пожар.

За первой была вторая, за второй – третья за дам, потом – за родственников… И эти глаза, как катализатор.

 

Время растягивалось и дробилось, становясь дискретным. Отдельные вспышки сознания. Я что-то кому увлеченно рассказываю. Потом снова я, но уже нависаю над черной дырой, куда вместе с галактиками и планетами, затягивает и золотистую струю. Очередной провал и я снова за столом пью на брудершафт с курчавым парнем моих лет. И внезапно, посреди хаоса…
Мы танцуем, вернее переминаемся с ноги на ногу под мелодию, которую я ощущаю лишь по вибрации воздуха. Все мое внимание на серых глазах напротив и моей руке, лежащей на ее талии. Мгновение кристальной чистоты, когда я целую ее в подставленные губы. Которое через мгновение разлетается на разноцветные кусочки. Кто-то меня куда-то тащит. Обжигающая боль – почему я отключил щит? Ярость. И снова боль, но сладкая. Боль победителя. Соперник повержен и трусливо поджав хвост и скуля уползает с поля боя, а самка смотрит только на меня. Моя. Моя. Моя. Снова провал. Смотрюсь на свое отражение в тазике с водой – натурально зверь. Растрепанный, с красными глазами и наливающейся синим щекой. Костяшки щиплет, когда я опускаю их в ледяную воду. Ныряю в свое отражение, как в жидкий металл, который наконец возвращает меня в реальность.

 

Вышел в зал. Мне радостно помахал дядя Миша и показал большой палец. Тут же крутился и Наблюдатель. Что было то? Ничего не помню. Нужно записи с дронов будет пересмотреть. Но потом. А сейчас.

– Можно тебя пригласить?

– Ну пригласи.

Она холодна и отстранена.

– Что-то случилось?

– Ну кроме того, что ты избил до полусмерти моего парня, ничего.

Мне нечего было сказать, и мы молча танцевали пока музыка не умерла. Она тут же высвободилась из моих объятий, оставляя меня наедине со своими мыслями.

 

Я развалился на старой скамейке с высокой спинкой, стоящей посреди заросшей детской площадке с торца столовой. Здесь было темно, уютно и звуки праздника сюда почти не долетали. Удобно откинувшись на еще теплые доски, я погрузился в просмотр событий вечера и чем дальше я смотрел, тем отчетливее я понимал, что, если это увидит еще кто-то, мне хана. А зачем мне кому-то делать отчет? Расскажу про свадьбу и все – мол смотрел со стороны записи не вел. События не произошло. Оно всегда начиналось не позже четырех часов после прибытия, а я здесь уже больше десяти вечера. Регламент запрещал удалять записи под любым предлогом. Но я нарушал регламент за сегодня уже столько раз. Что значит еще одно нарушение. Да и не оперативник еще – случайно не то нажал. Пару раз. Так. Форматировать. Соглашаемся.

– Можно?

Я вздрогнул, уставившись на пылающий во тьме красный огонёк.

Я молча подвинулся, но она сразу села мне на колени, обдав теплым ароматным дымом.
– Ну что, самоутвердился? – она снова затянулась и вспыхнувший огонек выхватил из тьмы ее лицо.

– У тебя очень красивая шея.

Она скосила глаза на свои оголившиеся бедра с моей рукой на них и поерзала, устраиваясь поудобнее.

Рядом застрекотал сверчок. Кусты слегка зашелестели листвой под легкими порывами ветра, а луна, скрытая до этого облаками, выглянула и осветила все вокруг, добавляя волшебства.

– А у вас там у всех такие руки холодные?

– Там где?

– Ну там, откуда ты прилетел.

– В Омске что ли? – я вспомнил ближайший крупный населенный пункт.

– Не придуривайся. Я за тобой давно наблюдаю – не похож ты на нас, говоришь как-то не так, вилку не так держишь, ешь не так, сидишь не так. Я поспрашивала – никто тебя не знает. А твоя камера? Витька уже три раза аккумуляторы менял, а у тебя как было сто процентов так и есть.

– Новая ж совсем – только купил, – замямлил я.

– А молнии из рук, которыми ты Витьку хлестал, ты тоже «только купил»?

– Вот этого не надо! Не было никаких молний – я разрядник не включал!

– Ага! – завопила она победоносно, – попался!

– Никуда я не попадался. Я пошутил.

– Саша, – она взяла меня за подбородок и повернула к себе, – не держи тетю Машу за дуру. Тетя Маша видит тебя, – она громко икнула, – насквозь.

И тут я осознал, что она совершенно невообразимо пьяна. Я подсветил концы пальцев, вспыхнувших ровным голубым светом и поднес к ее лицу. Глаза были мутные и блестели холодным огнем, в котором плескались искорки безумия и долгожданной радости.

Я погладил ее короткие белые, будто флюоресцирующие в темноте волосы и, притянув к себе, стал жадно целовать в невкусные горькие сухие прокуренные губы. Она ответила. Сперва нерешительно, а потом, заправив выбившуюся прядь за ухо, со всей возможной страстью.

Время застыло и не решалось вырвать нас из этого состояния. Она иногда отталкивала меня, жарко шептала “Откуда ты” и снова принималась меня целовать. В какой-то момент нам стало мало поцелуев. Ее нервные пальцы уже расстегивали молнию, а я, пытаясь собрать в кучу остатки разума, послал дронам команду на самоуничтожение.

 

Потом всё случилось.

 

Она вновь курила, положив мне голову на колени, а я все никак не мог прекратить гладить ее волосы.

– Так откуда ты?

– Я не откуда, Маша, я из когда. Две тысячи пятьсот семьдесят четвертый.

– А есть разница? – мурлыкнула она, затягиваясь. – Вы наверное так далеко ушли в развитии.

– Да не так и далеко, – сказал я, обдумывая этот вывод. – Все тоже самое, грызня правительств, войны, наводнения, Новый год с елками. Разве что с экологией получше стало, эл используем, как универсальный энергоноситель и Космос заселили.

– Эл?

– Ну, это что-то вроде прессованного электричества… Одна из агрегатных форм существования, как у воды – лед. Не знаю я как сказать, короче, эл.

– А как пар есть?

– Есть. Слушай, я простой студент четвертого курса Института реальной истории…

– Даже я, студентка института сельского хозяйства знаю принцип получения электричества – ротор, статор. Так что давай, колись.

– Ладно… Короче, представь, что существует идеальная сфера, – я положил ей руку на одну грудь, – и где то рядом, другая, – положил на вторую. При этом одна из сфер сдвинута во времени на одну стопенталлионную секунду. При совмещении сфер, – я под ее смех сдвинул груди вместе, – возникает эффект, сходный с эффектом Фарадея – в месте совмещения начинает накапливаться заряд, но не электричества, а того самого эла.

– А как сдвинуть сферу во времени?

– А это совсем просто – эффект Кларка – лазерный луч, свернутый в кольцо уже является машиной времени – ибо конец луча является одновременно его началом. Таким образом, достаточно поместить одну сферу на одном конце луча, а вторую чуть рядом, а регулировка длины волны лазера даст отклонение во времени.

– Ничего не поняла, – засмеялась она, – лазеры это пиу пиу которые? А чего к нам то, в нашу глушь, тебя занесло, кроме того, как девушек соблазнять?

– В поисках события.

– Какого события?

– Оказавшего влияние на развитие всего человечества.

– То есть, эта свадьба оказала влияние на развитие всего человечества?

– Ну я не знаю, что. Возможно, сбой. Лета иногда дает сбои… Хотя я конкретных примеров не знаю. Говорят только, что бывают… А так важными событиями признаются к примеру, создание атомной бомбы или уничтожение неандертальцев сапиенсами.

– Что такое Лета?

– Искусственный разум, который погружен в Реку Времени. Он существует везде и всегда.

– По описанию похоже на Бога.

Я промолчал – тема была скользкая и я сам не имел четкой позиции на этот счет. Она, видя, что тема мне не нравится быстро ее сменила.

– А почему ты не привел в пример постройку Пирамид?

– А как оно повлияло на человечество?

– Ну…

– Вот. Не все события оказали влияние, достаточное, чтобы заинтересовать искин. Хотя, Пирамиды это вроде «дельта» все-таки.

– Дельта?

– Ну классы – Альфа, Бета, Гамма, Дельта и так далее.

– А свадьбе какой класс назначило?

– Альфу.

– Это много?

– Много.

– И что такого свадьбе могло повлиять на судьбу всего человечества?

– Может и не свадьба, а что-то произошедшее рядом. Может вон в том поле пара влюбленных зачали будущего великого ученого.

Она серьезно на него посмотрела

– А может это мы с тобой?

– Да не, мы ж предохранялись, – я помахал в руках презервативом.

– Слушай, а у вас он работает, даже будучи в упаковке?

Я с ужасом посмотрел на нераспакованную пачку и сглотнул.

– Да не ссы, я на противозачаточных, – она рассмеялась и смачно поцеловала меня в лоб, – видел бы ты себя – аж побелел.

– Нам нельзя…

– А, эффект Бабочки…

– Ты про тот рассказик… Не, не работает это – любые наши действия в прошлом лишь плодят параллельные реальности, которые нашего базиса никак не касаются. Ради эксперимента в междуречье кварковую бомбу жахнули – вся Малая Азия стеклянной безжизненной равниной стала. И ничего, как видишь. Почитай про теорию Петрова, если захочешь – она как раз где-то в конце двадцатого века была сформулирована. А нельзя, потому что считается плохим тоном и такого оперативника больше просто в «поле» не пустят – будет сидеть за консолью подвиги других анализировать.

– Скучно.

– Ага. Особенно когда хоть раз попробуешь – говорят, схожие ощущения с полетом. Да и даже если б забеременела – в основной ветке реальности меня тут не было, значит что-то другое.

– Или ошибка.

– Или ошибка. Единственное необычное в этой сельской пасторали – это ты. Даже Лета был поражен твоей неземной красотой и признал тебя важным событием для человечества!

– Ууу!!! Я с планеты Венера! – начала дурачится Маша, крутясь и извиваясь в моих объятиях, пока я тискал и целовал ее груди. – Я сейчас зарожу тебя венерианскими бактериями, и ты принесешь их в свое время! И все вы там умрете!!! Ахахахаха!

Вдоволь набаловавшись, она оттолкнула меня.

– Ой, всё. Пошли в дом – я протрезвела и замерзла.

Вставая, я услышал явный шорох кустов. Резко выкинул руку я послал сноп света в сторону шума – в кустах нашелся Наблюдатель. Он показал мне язык и скрылся в листве. Я только хмыкнул – судя по количеству допускаемых мной ошибок, он вообще должен уже на постоянке стоять рядом.

***

– Ты же скоро вернешься домой?

– Да, – я глянул на таймер, – через час двадцать три.

– А если они узнают, что ты мне все рассказал?

– Не должны. Я всё стер. Слушай, а если ты все-таки того…

– Не, не того я – я уже того.

Вот тут она меня смогла удивить. Грустно улыбнувшись, скрестила руки на груди и, отвернувшись, пробурчала:

– От жениха Нюркинова. Второй месяц – самые лучшие противозачаточные.

– Уууу… – оценил я подошел сзади, прижался к ней и зарылся носом в ее волосы, – так вот ты чего такая грустная. Любишь его?

– Неа, – случайно все вышло, – Нюрка на него наорала опять, а он ко мне плакаться приперся пьяный в дрова по старой общажной привычке. Ну и там короче вот. Утешила, блин.

Мне нечего было сказать.

– Забей, это не твои проблемы.

– Жених то знает?

– Нет, конечно. Зачем Нюрке жизнь портить – он идейный – сразу на мне предложит жениться.

– А Витька чего?

– Да, наверное, уже ничего. Пойдем что-нибудь съедим.

***
– Ну ты это… – у меня упорно не находились слова, как и силы ее выпустить из объятий.

– Ты прилетай, если что… – она уткнулась мне в грудь, пачкая рубашку потекшей тушью.

– Только не вздумай ждать, – я отодвинул ее от себя, – ты же понимаешь, что я не вернусь.

– Ой, заткнись, а, – она зло утерла глаза, окончательно размазывая тушь. – Вы любите не возвращаться. Не ты первый не ты последний.  Дай пострадать!

И снова уткнулась в рубашку, крепко обнимая меня и сжимая руки в замок. Потом внезапно резким голосом крикнула:

– Пашка, паскудник, а ну пшол! Иш за взрослыми подсматривает!

Я обернулся и увидел убегающего Наблюдателя.

– А ты его видишь? – ошалело спросил я.

– Конечно вижу, – это ж Сидоров Пашка. Заноза местная с шилом в жопе. Вечно везде все вынюхивает, высматривает. Вечный призер областных олимпиад по всему на свете. И глаза страшные – им непослушных детей пугают. Он не ваш случаем?

– Не наш… Наверное, – пробормотал я, пытаясь вспомнить, что он мог слышать и видеть. Я ж его даже не воспринимал – постоянно рядом крутился. Небось даже видел, как мы деньги в синтезаторе штамповали – Маша использовала оставшийся час по максимуму, а мне уже было все равно и хотелось откупиться от своей совести, что бросаю её тут. Совесть скептически смотрела на набитую баксами и золотыми украшениями сумку и переставать меня грызть не собиралась.

– Забудь, – она потормошила меня, – будет трепать – дам по шее. Да и кто ему поверит.

Так мы и стояли обнявшись, пока меня не дернуло обратно эвакуатором – сам я кнопку возврата так и не решился нажать.

***

Из прохлады летнего леса, напоенной запахами и звуками, я шагнул в пресный запах зала прибытия, наполненного гулом вентиляции. Пройдя небольшой коридорчик вошел в камеру дезинфекции где оставил сумку и разделся до гола. Пару минут простоял под тугими струями воздуха с запахом больницы, оделся в дежурный одноразовый комплект одежды.

– Курсант Бекетов Александр, пройдите в конференц-зал К4.

Я поднял бровь. Че это вдруг? По локальному времени должно было пройти меньше терции между уходом и приходом, а Искин уже успел зал зарезервировать?

– Повторяю, курсант Бекетов Александр, немедленно пройдите в конференц-зал К4.

По полу пробежали нетерпеливые зеленые стрелочки.

В конференц-зале А4 сидело человек десять оперативников и взволнованный Степан Павлович, который единственный ко мне обернулся и жестом указал на кресло рядом. На экране как раз показывали, как я «сижу» на скамейке с Машей. Меня тут же бросило в жар, а уши запылали.
Я бочком пролез к нему и мы молча еще минут двадцать смотрели на мои похождения. Кто-то из старших коротко комментировал происходящее, иногда проматывая назад и повторяя отдельные сцены – было понятно, что он смотрел эту запись далеко не первый раз.

– Сколько меня не было? – с замиранием сердца спросил я шепотом.

– Десять часов, – прошептал Степан Павлович.

– Не может быть!

– Выходит, может. Ща будут разбираться – готовься. В туалет успел сходить? Это надолго.

Я кивнул и притих, не зная, как на это реагировать, так и сидел в прострации, пока в зале не зажегся свет и все не обернулись ко мне.

– Александр, пройдите к нам, пожалуйста, – попросил оперативник с нашивками старшего группы.

Я на ватных ногах поплелся к стулу, который для меня заботливо поставили ровно по центру пустого пространства перед экраном.

А потом начался допрос. Никаких смешков, никаких шуток на тему нарушения мной всех возможных правил – меня просто выжимали как тряпку, требуя вспомнить малейшие детали. Как я появился, где, как зовут всех участников свадьбы, где было солнце, какая была луна, сколько комаров я убил, сколько раз ходил в туалет, какие драгоценности печатал, сколько купюр, что совал в приемник синтезатора и так далее, пока я не перестал что-либо соображать.

Наконец меня отпустили на все четыре стороны и почти ползком отправился за своими вещами. Долго тупил в выключенный экран Леты, сидя в кресле. И что теперь? Мне вообще можно уходить? Или что? Или как? Ко мне абсолютно потеряли интерес – то есть, всё?

Сунул линзу в глаз, тут же вылезло несколько пропущенных сообщений. Последним мигало непрочитанное от Степана Павловича. Перечитав несколько раз, я закрыл глаза… Ну, стоило ожидать…

«… Не расстраивайся. Уляжется, успокоятся – будем пробовать восстанавливаться. Пока потихоньку дописывай курсовую на всякий случай. Свое турне не упоминай – его не было».

Я зачем-то попробовал активировать консоль:

«В доступе отказано».

Я взял рюкзак и угрюмо потопал на выход.

***

Марина из деканата внимательно меня рассмотрела с ног до головы, перед тем как отправила мне документы на подпись – никто не знал, за что меня выперли с таким треском. А таинственность автоматически повышает интерес.

– Где мигает оранжевым – подпись. Дату ставь вчерашнюю. Там еще обрати внимание, что тебе стипендию придется вернуть за четыре года. Доступен льготный кредит в банке партн…

Я её не слушал, уставившись на дату. День был правильный – второе июня. А год был указан две тысячи девяносто шестой вместо две тысячи пятьсот семьдесят четвертого.

Я тут же залез в Сеть и лихорадочно ввел в поиск “Машина времени”.

“… теория Павла Сидорова была полностью подтверждена на практике в две тысячи тридцать пятом году…”. Запрос “Павел Сидоров”. “Сидоров Павел Егорович (1995–2085). Родился в д. Лебедевка, Новосибирская обл. Физик, создатель машины времени (МВ) и технологии получения эла. За изобретение принципа временного сдвига (см Принцип Сидорова) в две тысячи тридцать шестом году номинирован на Нобелевскую премию по физике, став самым молодым лауреатом за всю историю премии. В две тысячи сороковом номинирован повторно за концепцию использования субатомного наложения для производства энергии (см Эл)”.

С фотографии из Стокгольма с вручения премии, на меня смотрел возмужавший, повзрослевший, но узнаваемый Пашка с тёмными, почти черными глазами.