Конечно же я проспала. В аудиторию влетела, когда официальная часть закончилась, и шла раздача тем дипломов. Бегло поздоровавшись с друзьями, я встала в конец очереди.
– И почему я не удивлен, – тепло улыбнулся заведующий кафедрой.
Я опасливо скосила на него глаз.
– Доброе утро, Аркадий Иванович.
– Доброе утро, Осипова. Ну, выбирайте.
На столе передо мной лежала единственная бумажка – завкаф любил анахронизмы.
– Ну, что там выпало? – притворно заинтересовался он.
– «Неоткрытый химический состав. Двадцатый век».
Я мысленно застонала. Слово «неоткрытый» недвусмысленно указывало на Заповедник.
– Повезло.
Видя мою перекошенную физиономию, он, серьезно глядя на меня, сказал:
– На самом деле, это шанс, Осипова. Многие годами пытаются получить туда доступ.
– А если я не справлюсь? Я химию, как бы поприличнее сказать…
Он пожал плечами.
– Зато выспалась. Иди к Семёну – он все нужное оформит. Давай, выше нос – ты справишься.
Семён, лаборант кафедры, без лишних вопросов и ненужного сочувствия, помог сделать официальный запрос в Министерство на доступ к Объекту и заполнить огромную анкету на английском. После получения подтверждения, отвел в деканат, где мне выдали командировочные и билеты.
Время до вылета еще было, и я засела за матчасть.
Итак, Объект Хранилище. Он же – Заповедник. Жуткое, но удивительное место, открытое двадцать лет назад. Как обычно, случайно и, как обычно, строителями. Длинный туннель, уходящий вниз, подземная река, текущая в подозрительно ровном русле, и огромные пещеры, через которые идет ровная широкая дорога, нанизывая их на себя как станции метро. Красиво и загадочно. Точь-в-точь, царство Аида. «Миром мертвых» пещеру и назвали. Начали экскурсии водить, занесли в список наследия ЮНЕСКо, обозвали «Восьмым чудом света», подискутировали на тему участия в создании рептилоидов и инопланетян, нашли упоминания об Объекте в римских и греческих источниках. И интерес общественности угас.
Чтобы вскоре вспыхнуть с новой силой. Многие посетители и до этого жаловались на беспричинные приступы страха, ощущение касаний на коже, резкие вспышки холода, навязчивые голоса. Это только добавляло интереса. Многие «колдуны» свидетельствовали о тысячах душ, запертых под землей. Но им не верили. В итоге, привлеченный шумихой в пещеру инкогнито приехал медиум, известный, как и все «нормальные» практикующие, в очень узких кругах. Вышел он оттуда с квадратными глазами, и вход в пещеру уже через полчаса оцепили военные.
А еще через час к пещере прибыли делегации из неприметных людей в окружении многочисленной охраны.
Они подтвердили.
Подземные залы были набиты призраками. Причем, бойкими, разговорчивыми, с легкостью идущими на контакт. Они буквально кидались к любому способному их увидеть и начинали выговариваться, тащить к нацарапанным кое-как схемам на камнях, объяснять, втолковывать. Им было безумно важно, чтобы их услышали, поняли и воплотили то, что они придумали. Это были тысячи душ изобретателей, которые не успели довести свои изобретения до воплощения, и чьи труды по тем или иным причинам остались незамеченными. И на всех «проклятых» тяжким бременем висело так и не рожденное «детище», мешавшее упокоиться. Многим везло – их открытия повторяли другие, и их «отпускали». Но уникальных изобретений все еще оставалось много.
Мировые правительства быстро поняли ценность находки. Уже на следующий день целые институты были перепрофилированы под эти исследования. Не обошлось без грызни за единоличное право доступа, но, к счастью, решили, что, большей частью утратившие актуальность за прошедшие века изобретения не стоят четвертой мировой, и Объект стал достоянием всего человечества. Само собой, после выкачивания из него всего сколь либо важного и под строжайшим контролем.
Через пятнадцать лет все «серьезные» призраки обрели покой, а оставшихся изобретателей хитрого способа изготовления обсидиановых наконечников для копий, вечных двигателей, квадратных колес и вариаций Кубика Рубика отдали на растерзание студентам тех самых институтов. В целом, главная проблема исследований в Заповеднике была понять из сумбурных пояснений, часто на мертвых языках, что хочет рассказать призрак, а потом это еще и реализовать именно так, как он задумал.
Представьте, как алхимик девятого века пытается объяснить фармацевту двадцать второго, сколько конкретно скрупул жил краснолапой лягушки нужно добавить в отвар к уже варящемуся там папоротнику и коре бретонского дуба, чтобы получился отвар, лечащий коклюш. И это все на смеси романского с гальским.
Понятно, что в двадцать втором веке отвар от коклюша никому уже не нужен. Но решение задачи перевода скрупул жил в миллиграммы нитрохлорбутирата интересна в плане формирования образа мышления будущего ученого. Поэтому, студентов со всего мира охотно пускали на Объект – может чего полезного откроют. И открывали.
Безвредный реактив для опреснения воды, самоподдерживающий вращение механический гироскоп, крайне эффективный растительный сироп от кашля и еще многое другое из всех областей науки и техники создали благодаря студентам.
Через три часа я уже была в Турции. А еще через два – в городке около Объекта. Мне выдали пропуск-браслет, он же – ключ от номера, и предупредили, что завтра в восемь – встреча с куратором и вводный инструктаж.
Конечно, я проспала. Акклиматизация, новое место, джетлаг и другие оправдания. Рано поседевший крепкий статный мужчина многозначительно посмотрел на меня, лохматую и красноглазую, с стаканчиком кофе в руке и бутербродом в зубах, но кивнул на ряды стульев. Я сочла его симпатичным, опустила глазки и заправила прядь за ухо. Естественно, споткнулась, загремев стульями и чуть не разлив кофе. Все это в гробовой тишине под холодными презрительными взглядами черно-белых дрескодных юношей и девушек разных национальностей. В своих шортах и майке на голую грудь, я и правда смотрелась диковато.
А вот Седой улыбался.
Удивительно, но за двадцать минут важного еще не обсуждали, и я ничего не пропустила. Впрочем, и за следующий час езды по мозгам на английском я сумела понять, что у нас есть неделя на общение с призраками, что там опасно и значок особый дадут какой-то. Ну плохой у меня разговорный.
Опасливо, я направилась на выход мимо куратора – влетит за опоздание?
– Привет от Аркадия Ивановича, – вдруг сказал он на русском. – Предупреждал, что некая Осипова скорее всего опоздает, и чтобы я не торопился начинать.
Я покраснела и буркнула: «Спасибо».
– Оправдай – он о тебе хорошо отзывался.
– Угу.
– Если ты прослушала, то сбор в час в фойе – пойдем на Объект. И переоденься – у нас так не ходят.
– Угу.
Выданный комплект «нормальной» одежды – оказался мал: юбку я бы даже на одну ногу не натянула, а блузка была для некрупной школьницы. Ну так сама «тридцать шестой» указала – откуда я знала, что они не обувь имели в виду. Пришлось переодеваться в «ненормальное» – джинсы, майку и потертую любимую куртку – предположила, что в пещере должно быть холодно.
Куратор, сам одетый в пижонскую рубашку с закатанными рукавами, джинсы и жилет, только вздохнул. Интересно, а зачем ему кобура с пистолетом?
Куратор провел нас через огромный гермозатвор Саркофага, воздвигнутого над входом – как обычно, нашлись те, кто уже пытались Объект взорвать. У нас проверили удостоверения личности и выдали пробирки с переливающимся перламутром катализатором ментальных способностей – тоже, кстати, изобретение из Заповедника.
– Еще раз повторю основы, – Седой, имя которого я даже не удосужилась узнать, глянул на меня. – Сразу как войдем – они к нам кинутся. Кричите тему своего диплома – кому надо вас услышат и придут. Из первой пещеры не выходить! Дальше – опасно. Встречаемся через час у выхода – на первый день хватит. У вас еще будет шесть дней – наобщаетесь.
Мы вступили на черный шероховатый камень.
Из темноты впереди тянуло жутью и могильным холодом – хорошо, что тепло оделась. Чем ближе приближались к пещере, там страшнее становилось. Своды раздались и на нас тут же ринулся рой верещащих, галдящих полупрозрачных душ. Еле удержала в себе панику – зря в туалет не сходила.
Рядом громко и отчетливо зазвучали спокойные голоса. Физика, математика, генетика, микроэлектроника. Я тоже крикнула: «Химический состав. Двадцатый век». Рой рассеялся и остались единичные души. Спешащие к другим. Но не ко мне.
Пары нашли все – даже девушка биоинженер, к которой бледный призрак в скафандре подлетел лишь спустя десять минут. Только я как дура орала свою химию, постепенно двигаясь вперед. Сама не заметила, как вышла из первой пещеры и зашла во вторую. А там было интересно – внутри – целый призрачный город, состоящий из хаотичного нагромождения кусков разных зданий, слепленных без какой-либо системы под разными углами. Тут тоже моя химия была никому не интересна, и я пошла дальше.
Наверное, прошел час. Или два. Я шла по очередному «городу», механически переставляя ноги – мне уже все надоело. Я устала. Навалилось оцепенение, ощущение времени пропало.
Заставили прийти в себя меня естественные потребности. Я огляделась в поисках не заполненного призраками закутка. Он нашелся в стороне – отдельная небольшая пещера, в которой никого не было. Зайдя внутрь, я тут же присела.
– Девушка, вы что себе позволяете!
Я вздрогнула от неожиданности и чуть не упала на спину.
– Простите, – пробормотала, крутя головой.
«Поссать уже нельзя», – подумала раздраженно.
– Поссать можно, но не на расчеты же! – недовольно пробормотал призрак. – Немедленно отойдите!
Я глянула под ноги: весь пол, потолок, стены, камни испещрены надписями и рисунками, в которых без труда угадывались схемы химических реакций.
– Простите. Но тут некуда отойти.
– Молодежь… – призрак спустился с потолка. – Для этого нужно просто выйти из моей пещеры.
– А вы химик?
– Алхимик. Все, не мешайте. У меня совершенно нет времени.
Он вновь вернулся к потолку, бормоча себе под нос и почесывая лысину.
Призрак был странный даже для призрака. Я уже успела насмотреться на местных – опрятные, чистенькие, светящиеся приятным синеватым светом. А этот… Первым в глаза бросался расстегнутый теплый пиджак, под которым виднелась растянутая застиранная белая майка, на ногах были висевшие мешком синие штаны из которых торчали худые ступни в огромных стоптанных тапках без задников. Был он какой-то землисто-серый и почти не просвечивал.
– А вы же из двадцатого века?
– Что? Ты еще здесь? Да. Пятьдесят шестой год. Всё у вас?
Меня сразу он начал бесить манера переходить с «ты» на «вы», я даже запах этого пыльного старика себе представила.
Очень хотелось плюнуть и уйти. Но, как я уже заметила, химиков тут не сады садов, поэтому, нужно брать, что есть.
– Может вам помочь? Вы мне расскажите про свое недоделанное великое изобретение, а я, с грузом знаний, полученных человечеством за прошедшие после вашей смерти сотни лет, смогу помочь вам …
– Недоделанное! – взвился призрак. – Сама ты недоделанная – даже сисек нормальных нет! Зато груз у неё… У меня всё доделанное!
– А почему вы тогда не…
– А я доброволец, не из этих, – он боднул головой в сторону. – Место тут просто тихое и спокойное. Никто не лезет, не мешает, дома не сносит. А то писал, писал… А они… И я уже не доделываю – я новое создаю!
– То есть вы мне не поможете, – грустно, ни к кому не обращаясь, пробормотала я.
– А что у вас?
– Диплом. «Неоткрытый химический состав. Двадцатый век».
– И какой тебе нужен состав?
– Неоткрытый.
– Сложная вы, барышня. Тебе формулу дать или что? В чем суть дипломной работы? – призрак откуда-то достал стул, который отчетливо скрипнул, когда тот на нем устроился.
– Ну, я должна найти призрака с нереализованным во время жизни изобретением, помочь ему его доделать, тем самым отпустив его на Небеса…
– Нет никаких небес. Дальше.
– Ну и вот собственно, процесс этот описать, по возможности, воплотив в реальность задумку.
Призрак почесал ухо.
– А мне то это зачем?
– Ну… Дадите жизнь вашему детищу и упокоетесь с миром.
– Настоящий ученый должен быть только рад возможности вечно творить – зачем ему покой? Почему ни Бор, ни Гюйгенс, ни Эйнштейн с Резенфордом не летят к вам, вереща от счастья? Думаете, у них нет «недоделанных» открытий? Дудки! Они их доделали давно и работают над новыми, прям как я.
– Тогда просто потому, что иначе я не защищу диплом, пять лет учебы коту под хвост. Пойду к отцу в фирму пенобетон для строительных принтеров продавать, – я всхлипнула. – Выйду замуж за такого же неудачника, нарожаю детишек, отращу жопу и буду смотреть дурацкие сериалы, пока не помру.
– Меня кстати зовут Альфред Иванович Черданцев зовут – укажешь в качестве научного руководителя. Считай, что я сжалился и ты меня уговорила. Сразу говорю: разжевывать и класть в клювик мне некогда. Сделаем так, я тебе сейчас даю один из своих составов какой не жалко – а ты садишься и пробуешь разобраться в нем. Если поймешь, какое вещество получится – рецепт твой и диплом у тебя в кармане.
– А если не пойму?
– Будешь сидеть, пока не поймешь.
– Это вы шутите?
– Нисколько.
Меня пробрал озноб.
– А чего ты затряслась – у тебя же груз? Сотни лет прогресса и пять лет института. Куда уж нам, питекантропам пещерным до вас, людей будущего из небесных городов.
Он жутко захохотал.
– Но я не химик. Я историк, – все тело покрылось крупными мурашками. – Это же невозможно, быстро разобраться…
– У настоящего ученого нет такого слова: «невозможно». У него может просто не быть времени.
Вдруг его лицо приблизилось к моему вплотную, обдав холодом:
– Нам быстро и не нужно, ведь у тебя впереди – вечность!
За спиной послышался звук запирающегося замка. А там, что была дверь? Я обернулась – дверь нашлась, как и стены и даже глядящие в никуда окна.
– И да, кстати, – он поманил меня к одной из стен и ткнул в небольшой кусок записей, проступивших на досках – вот это и есть твой диплом. Библиотека в твоем распоряжении, – в торце пещеры на глазах проявилась дверь и тут же распахнулась. Оттуда выпало несколько книг – вся комната была ими завалена до потолка. – Там, правда, книги и периодика моего времени, но все нужное, чтобы начать, там есть. Дерзай.
***
Я очнулась от запаха дыма – моя тюрьма горела. Языки призрачного пламени жадно пожирали книги, не трогая меня. Я с трудом поднялась на ноги – сказывались голод и жажда. Сколько я провела времени в мире Алхимика я не знала. День? Неделю? Вряд ли – действия катализатора хватало на шесть часов. Они точно прошли, но я все еще видела призрачный дом и самого Альфреда Ивановича, который часто появлялся справиться об успехах.
Я честно пыталась разобраться в рецепте. В этом очень помогали книги. Они сами подлетали ко мне, стоило лишь сформулировать вопрос, и открывались на нужных страницах. Но подходящих книг были десятки, а химию я сдавала в основном за счет личного обаяния на тройки, и для меня все эти схемы сперва казались почти бессмысленным набором черточек, цифр и букв. Пришлось возвращаться к самым основам и штудировать написанные тяжелым нудным языком учебники. И через некоторое время я стала понимать, не все, но большую часть. Стоило признать, что Альфред Иванович действительно был гением – это чувствовалось по стройности схем и расчетов. Но я-то гением не была! Иногда, я отчаивалась и просто сидела, тупо глядя в полупрозрачные стены.
В какой-то момент появился интерес и азарт. Вязь формул обрела смысл. Я чувствовала – осталось совсем немного. Просто преодолеть какой-то барьер, который не давал продвинуться вперед. Нужно читать книги – там должно быть всё.
Алхимик хмурился.
– Ну же! Сделай последний шаг! – говорил он нетерпеливо.
И вот – пожар. Книг больше нет – они пеплом осыпаются мне в подставленные ладони. А что я сама смогу без них? Да ничего. Я разрыдалась, стоя посреди пеплопада.
– Вот ты где, – какой знакомый голос… Седой?
– Не отдам, – из глубины вращая глазами тут же выскочил Альфред Иванович. – Она почти разгадала! Не мешай! А то…
Что «а то» он сказать не успел – Седой молча достал из кобуры пистолет и стал стрелять. Черные пули, оставляющие дымный след, рвали призрачное тело в лохмотья. Последняя пуля вошла прямо в лоб призраку и тот рассыпался прахом, тут же смешавшимся с книжным.
У меня в голове что-то сдвинулось. Два праха. Смешались. После горения.
Додумать мне не над Седой.
– Пойдем отсюда, – он поднял меня на руки и понес наружу.
Очнулась в палате. Он сидел рядом.
– Осипова.
– Седой.
– Ага, станешь с вами. Сергей меня зовут. Еле нашел. Почему ты ушла? Говорил же, что нельзя, что опасно. Почему значок не надела выданный?
– Я не слышала. Значок?
– Маячок!
– А я думала – на память – в номере оставила чтоб не потерять.
– Дура!
– Угу. А можно планшет? У меня тут мысль, пока не забыла.
***
-… таким образом, распад изотопа урана-232 дает нам «раствор Черданцева» – смесь изотопов тория-232 и гелия-4, который стабилизируется после поглощения нестабильных частиц проактиния-232 с помощью калиево-натриевой ловушки. Бета-излучение «раствора» падает по экспоненте и в течение семидесяти часов достигает значений, не превышающих допустимые. «Раствор» может хранится до года, без выраженной потери свойств. Наибольший эффект получен при внутреннем применении при дозировке два нанограмма на килограмм веса пациента. Наблюдается эффект омоложения организма за счет увеличения количества стволовых клеток на восемьсот – тысячу процентов. При больших концентрациях, у лабораторных мышей наблюдаются первичные признаки регенерации органов. Срок жизни дрозофил увеличился в семь раз.
– Мисс Осипова, проводились ли испытания на людях?
– Пока нет, – я скосила взгляд на каштановую копну волос Сергея, сидящего в первом ряду в качестве представителя администрации Объекта, – это дело отдаленного будущего. Мы пока только в самом начале.
– Как вы назовете раствор?
– Живая вода.
– По нашим данным, на стене пещеры Черданцева были наработки и по другому составу с противоположными свойствами, назовем его условно «Мертвой водой». Планируете ли вы взяться за разгадку и этого состава?
Альфред Иванович, висящий под потолком, активно закивал головой. А вот неприметный человек у стены «застегнул» себе рот.
– Только получив бессмертие вы уже думаете о противоядии? – улыбнулась я, уходя от ответа.
(с)2023
Конкурсные рассказы
Нашедшийся
Кофе
Запах
Пастырь
Счастья, здоровья
Мечта
Автор публикации
