– Степан, ну ка поди сбегай глянь. Вроде едет кто.
Пожилой крепкий казак по-прежнему меланхолично дымил люлькой, привалившись к теплой стене мазанки.
«И как углядел, черт старый», – подумал Степан, вслух же прокричал:
– Да, дядя Ерошка, – и придерживая огромную не по голове папаху с пронзительно красной ленточкой (которую он с таким трудом и гордостью пришивал целый вечер), побежал вниз по дороге, путаясь в слишком просторной для него шинели.
Прямо посреди степи в ярких лучах восходящего солнца в сторону хутора по раскисшей дороге тянулась змейка обоза из телег и возов, рядом с которыми шли люди в форме.
Глаза Степана округлились, и он опрометью кинулся обратно.
– Белые, белые, дядь Ерошка, белые!
Казак, вздохнув, затушил люльку и ударил в било, висевшее рядом. По хутору разнеся тягучий звук. Из каждого дома на ходу поправляя амуницию повалили красноармейцы. Командир отряда, с трудом натягивая хромовый сапог крикнул:
– Ерофей, чего там.
– Белый обоз, товарищ командир.
– Сколько?
Ерофей вопросительно взглянул на Степана. Тот вытянувшись перед командиром, чуть не дав петуха, прокричал:
– Много, товарищ командир, человек пятьдесят на семи телегах!
Командир нахмурился и продолжая борьбу с неподатливой латунной пуговицей громко четко сказал:
– К оружию.
Из-за поворота появился воз с запряженным конем, место которого было под седлом, а не в упряжи. Под уздцы его вел пожилой крепкий офицер в зеленом кителе, синих шароварах с лампасами в пыльной красной фуражке с кавалерийской саблей в черных ножнах. Рядом шли другие люди со знаками различия и без. Оружия больше ни у кого не было.
– Дроздовцы, – сплюнул на землю один из бойцов.
– Алексеевцы, – прокомментировал другой появление белых фуражек.
Мимо настороженных красноармейцев, держащих в руках винтовки с примкнутыми штыками, шли изнуренные замученные люди. С перегруженных телег на солдат испуганными глазами смотрели закутанные в платки женщины и редкие детские любопытные глаза.
Командир выехал поперек дороги на своем буланом. Старый офицер положил руку на морду коня, и колонна стала останавливаться. Подошли остальные и встали у него за спиной. Красноармейцы по сторонам улицы напряглись, а пулеметчик на Тачанке нервно поправил ленту Максима.
Офицер снял фуражку. Устало вытер пот со лба изрядно засаленным обшлагом, еще больше размазав грязь и пыль по лицу, придав еще больше резкости морщинам и поднял взгляд.
Долгую минуту темно-карие желтоватые глаза смотрели в ясные голубые глаза на свежем веснушчатом лице. В полной тишине только всхрапывали кони да хлопало красное знамя на церкви.
– Именем Советской власти и трудового народа, – слова в этот раз совершенно не звучали и как будто потеряли яркость, которая всегда так нравилась Алексею, сыну простого инженера с мукомольного завода, – требую бросить оружия и сдаться.
Офицер опустил глаза, снял саблю с перевези, подержал ее в руках, баюкая и бросил ее под ноги коня командира. После чего он как-то весь обмяк и мгновенно постарел. Перед командиром отряда Красной армии стоял просто старый смертельно уставший человек.
– Отпусти нас, сынок, отвоевались мы.
Снова воцарилась тишина.
Вокруг цвела весна и пели птицы. Порыв ветра принес откуда-то запах свежего хлеба. Голодные люди сразу повели носами и закрутили головами.
– Мама, а мне хлебушка дадут? – донесся с телеги детский голосок, который сразу разрядил обстановку. Бойцы заулыбались. А один сбегав до хаты, принес каравай свежего только что испеченного хлеба и протянул в жадно потянувшиеся руки женщин.
– Телеги оставьте, – Ерошка встал рядом с нерешительно молчащим командиром, – и идите с Богом.
Мужики за спиной офицера напряглись и сжали кулаки, но тот лишь обреченно махнул рукой, и они молча пошли помогать женщинам и детям спуститься. Над хутором разнеся детский плач потревоженного младенца.
– Отец, на какой телеге у вас еда? – вдруг спросил командир у офицера.
– На первых двух.
– А далеко собрались то?
– В Новороссийск.
– Забирайте обе и уходите.
Командир поймал злой взгляд Ерофея и быстро поправился:
– Одну телегу. Да побыстрее.
Офицер благодарно кивнул и широко перекрестил смутившегося командира Красной армии. После чего побрел вслед беглецам и скоро скрылся за поворотом.
Командир грустно смотрел как красноармейцы жадно делят трофеи, отгоняя набежавших станичников. Двое из его подчиненных уже катали друг друга по грязи за приглянувшиеся серебряные ложки. Везде валялись опустевшие бутылки толстого стекла и битая посуда. Одного красноармейца уже рвало в кустах под смех друзей.
Степан, прихлебнул из бутылки с надписью Sillery, скривился и набравшись храбрости спросил:
– Товарищ командир, почему вы их отпустили?
– Степан, а ты же вроде из “зеленых” пришел в Красную армию?
– Да, командир.
– А вот почему?
– Хотел бороться за правое дело, за свободу, за свою землю, за народ, – не признаваться же командиру, что просто он везде следовал за дядей Ерошкой.
– Вот видишь, – наставительно сказал командир, – ты стоя на распутье выбрал правильный путь. А они, – командир посмотрел куда-то в сторону далекого моря, – эти люди просто свернули не туда…
Автор публикации
