Сорок дней прошло. Позвали на поминки. Стол так ничего накрыли: холодные закуски, соленья, напитки. Потом горячие булочки с творогом, жаренная картошка с грибами, курица, говядина, рыба. Мне этого всего нельзя, но все равно. Приятно, что люди соблюдают традиции.
Только вот официант. Просил же, козла, бифштекс с кровью, будто только что убитое животное ешь, а он мне его принес зажаренным, как подметку. Убил бы гада! Но нельзя. Родственники вокруг, знакомые. Не поймут. Но раздражение осталось.
Да и человека хорошего поминаем. Эх, Семен Михайлович – скромный был, всем помогал, чем мог. И специалист хороший. Какие людям импланты вставлял! Любо-дорого смотреть. Не зря прожил. Жаль его. Пусть земля ему будет пухом.
Смотрю вокруг. Несколько молоденьких девушки сидят – в черном. Но все равно смотреть приятно. Черты лица еще не перечеркнуты жизненными невзгодами и сплетнями, тела молодые аппетитные – кровь с молоком. Эх молодость!
И священника тоже взяли нормального. Голос красивый, низкий. Роста хорошего, окладистая бородка аккуратная, и не то, чтобы очень толстый, в лице этакая печаль, уважение к усопшему – все как доктор прописал. Ненавижу, когда жидким тенорком блеют. Так бы и удавил. А этот – вон как заливает! Я вслушался. Про луну и солнце говорит, и так хорошо, душевно, с писанием связывает, отрывки из псалмов читает.
Но вот тип, что напротив, совсем не нравится. Чего выкобенивается? Все из уважения перед священнослужителем кушать перестали. И он перебивает – всех держит. Луна, мол, де полая внутри, искусственная. И рожа такая противная, типичный всезнайка, понимаешь, эрудит твою мать. Куда лезешь! Человеку заплачено – вот он и отрабатывает. Для того и обряды существуют. Тяжело людям, а что делать не знают. Вот и стараются все по обряду. По крайней мере, успокаивают себя тем, что сделали всё, что могли. А он смотри – все выступает да, выступает! Нет, этого типа надо заткнуть. Мочи нет. Ага встал, видно в туалет, или покурить. Тоже встаю.
Простите, говорю, я раньше здесь вас не встречал. Улыбаюсь, представляюсь, жму руку. Меня, говорю, очень заинтересовало, то что вы насчет луны и солнца рассказывали. Я такого никогда не слышал, не читал, и меня подробности интересуют, а то там вам мешали, и я плохо слышал. Так приятно с интересным человеком побеседовать.
Тот и рад стараться, начал гоготать, как гусак – го-го-го, го-го-го… А я проверяю в кармане есть ли перчатки резиновые с собой и санитарные салфетки. Молодец! Не забыл – отлично!
А не пойти ли, говорю, нам на улицу. Здесь внутренний дворик. Тихо. Там и покурим и выслушаю вас без помех.
Пошли. Конец осени. Прохладно. Ветерок листья по воздуху гоняет, круговерть. И никого.
Даю ему закурить. Он глубоко затягивается, голова оттягивается назад. Подбородок как на ладони. Лучшего момента не может и быть. Снизу, с разворота, резко бью основанием ладони в челюсть, вкладываю всю массу тела. Он дергается и оседает. Нокаут.
Быстро надеваю перчатки. Наклоняюсь к нему. Голова отвалилась налево, так что шея как раз в удобном положении. Впиваюсь зубами, рву мясо и сухожилия. Растягиваю челюсть во всю длину и накрываю сонную артерию, чтобы брызнувшая кровь не запачкала рубашку. Присасываюсь.
В первый момент блаженство. Глотаю, даже не замечая вкуса. Потом уже фиксирую – группа крови А, и видно диабетик. Выпиваю литра два. Бросаю тело. Обтираю гигиенической салфеткой рот. Оглядываюсь. Скорее назад. А то еще заметит кто.
Прохожу, сажусь на свое место. Подзываю официанта.
– Голубчик, не могли бы вы заменить мне бифштекс? Поверьте, я все понимаю. У вас такая тяжелая работа! Да, только обжарить, чтоб внутри с кровью. Уж вы проследите, – вынимаю купюру и помахиваю ей в воздухе, – а я уж вас отблагодарю, за вашу теплоту и внимание.