— Не знаю, чего рассказывать-то. Чего? Да не хотел я в эту вашу Америку. Зачем оно мне? Я ж не этот, как его, блохер. А? Как попал туда? Да нечего рассказывать, это все Михалыч с Иванычем начали…
— К жене моей Таньке, сеструха ее младшая погостить приехала. Анька ее зовут. Та, которая блохер. И еще ёга. Правда, велела кликать ее вместо Аньки какой-то Энни… так теперь модно, говорит. Фифа, конечно, та еще. Ногти – во! Титьки – во! Губищи как у нашей Буренки. И даже в сортир ходит с этим, как его, афоней… Айфоном? А, ну да, я ж так и говорю.
— Прикатила, значит, в наше село. И давай хвастаться, как она весь мир повидала. Танька моя все ахает да охает, значит, а мы с мужиками сидим за столом, как водится, перед завтрашней работой культурно отдыхаем. И тут Анька эта стала рассказывать, что подружилась с каким-то бизнесментом, у которого денег куры не клюют… У мужика этого даже личный самолет есть, на котором он Аньку катает. Тоже ёг и любит морским узлом ноги завязывать…
— Сидим, в общем, стопку за стопкой опрокидываем. Танька с Анькой че-то там в углу все шушукаются, хиханьки да хаханьки у них… А мне Иваныч с Михалычем говорят: Петрович, а ты не тушуисся, что у твоей Таньки сестра блохер и ёга? Вон какая девка шустрая, на месте не сидит, по заграницам все мотается.
— Я еще один стаканчик тяпнул и говорю мужикам: да я и сам не хуже ёга могу! По пьяни в каких позах и местах только не бывал. Вон, давеча, у Шарика в будке проснулся. И ниче, нормально с ним поместились. Ну и вот. Подбили меня Иваныч и Михалыч залезти в один из Анькиных чемоданов… Кто ж знал, что утром за ней бизнесмент этот прилетит и в Америку повезет?
— Чего? Не, не на самолете прилетел, а на вертолете. Самолет-то его в аэропорту стоял, в городском. У нас же отродясь тут аэродромов не бывало. Болота да леса кругом… А? Да нечего рассказывать… Вылез, я значит, из Анькиного чемодана поутру… смотрю, кричат чего-то вокруг. Да не по-нашенски совсем. Хвать, а я в другом городе оказался! Американском…