Темной-темной ночью в мокрый-мокрый дождь старый-старый мафиози Фрюкт Костеломо встретился с начинающим преступником юным Бернанделло Мустангелло.
– Я тебя убью! – воскликнул Фрюкт.
– Нет, я тебя убью! – возразил Бернанделло.
Ну дальше стрельба и всё такое. А дело происходило на ферме Блин Де Гуталина славного героя капиталистического труда Америки, французского выходца из Африки. А именно в овчарне.
Ба-бах – бабахнул смит-энд-вессон Фрюкта, и 44 стоячих овечки превратились в 43 лежачих овечки – одна убежала.
Ба-бах – бабахнул смит-энд-вессон Бернанделло, и 44 ещё стоячих овечки превратились в 43 лежачих овечки – одна опять убежала.
Короче, под утро патроны и овцы закончились и мафиозям пришлось разойтись для пополнения боезапаса.
А славный Блин Де Гуталин, проснувшись на рассвете, поспал ещё часиков 5-6, и отправился на утреннюю дойку. Приходит, а там – ах-ох! – одни трупы, а с трупов какое молоко? А те, что разбежались ещё не вернулись.
Ну, славный Блин Де Гуталин срочно вызывает шерифа Пинкердринкера с его помощником Хрендисоном.
Хрендисон носом поводил над дохлыми овечками и говорит:
– По-моему, шеф, всё ясно – массовое самоубийство.
А Пинкердринкер, он же умный, прямо жуть!
– Похоже, – говорит он, – но есть у меня сомнения. Как овцы курок нажимали? У них же пальцев нет!
– Ну шеф, от вас ничего не ускользнет. Тогда другая версия – массовое другдругоубийство.
– А мотив?
– Ну не знаю, может Блин Де Гуталин им мало сена за молоко давал…
– Нет Хрендисон, тут дело сложнее. Видишь, все овцы головами к ящику с гнилыми яблоками лежат. А яблоки это фрукты, наверняка здесь не обошлось без Фрюкта Костеломо. Опять же, последнее слово последней овцы, которое слышал во сне Блин Де Гуталин было «и-го-го». Чего бы овце ни с того ни с сего кричать «и-го-го»? Думаю и без Мустангелло здесь не обошлось. К тому я сам видел, как сегодня утром обои отряхивались от овечьей шерсти, закупили по отаре овец и ящику патронов… Нет, что ни говори, но здесь есть над чем подумать!
– А может арестуем их? –спросил Хрендисон и, положив руку на свой кольт, с надеждой добавил. – Глядишь, они и сопротивляться будут…
– У нас нет доказательств, – ответил Пинкердринкер.
И тут прибегает овца. Ну та, которая раньше сбежала. И так настойчиво, с явным намеком, показывает рогом на кучу стрелянных гильз.
От наблюдательного Хрендисона это не ускользнуло.
– Шеф, а ведь овца права. Во всей округе только 3 пистолета: 2 смит-энд-вессона у Костеломо и Мустангелло, и мой кольт.
– Я ей не верю, – сказал Пинкердринкер.
– Почему?
– У овец нет рогов.
– Ну шеф, у меня нет слов! Я бы не в жизнь не догадался! – Хрендисон в почтении хотел снять шляпу, но вспомнил, что забыл её дома. Тогда он снял левый ботинок и почесал мизинец на ноге.
– Вот что сынок, – по отечески сказал Пинкердринкер, – пойдем-ка в бар. Ты купишь мне выпивку, посидим, обдумаем.
По дороге в бар им навстречу попались Блин Де Гуталин, который ходил в магазин за коровьим молоком, чтобы потом продать его как целебное овечье, и Бернанделло Мустангелло, который старательно прятал за спиной отару овец, запрудившую улицу.
Блин Де Гуталин спросил было у шерифа, как идет расследование, но Пинкердринкер лишь отмахнулся от него. Хмуря брови, Пинкердринкер подошел к Мустангелло и, глядя ему прямо в карман, где приличные люди хранят деньги, сурово спросил:
– А что, Мустангелло, не ты ли сегодня ночью промазал в несчастную 44-ую овцу?
Отара за спиной Мустангелло дружно заблеяла «И-ГО-ГО!»
– Да что вы, шериф, чтобы я да промахнулся? – глядя на Пинкердринкера честными глаза, удивился Мустангелло.
– Я тоже не промахивался! – донося с соседней улицы голос Костеломо, слегка заглушаемый возмущенным блеянием его отары овец.
– Ну, ну… – сказал шериф Пинкердринкер и пошел в бар.
В баре как обычно командовал китаец Ливер Су. А чего бы ему и не командовать? Во-первых, он был бедным, ну просто жуть каким бедным, а во-вторых, владельцем бара. А ещё он владел всеми зданиями в городишке Дряньвилл (кстати дело происходило как раз там) и всеми землями в городе и на 100 миль вокруг, кроме фермы Блин Де Гуталина. Дело в том, что Блин Де Гуталин говорил с жутким франко-африканским акцентом, а Ливер Су кроме китайского никаких акцентов не знал, и они никак не могли договориться, поскольку не понимали друг друга. Ещё Ливер Су формально принадлежала половина Белого Дома в Вашингтоне, купленная по случаю у какого-то пройдохи еврея, но это доставляло больше головную боль, чем выгоду. Суд, рассматривавший дело, не мог не признать правомочность сделки, но и оставить президента без последней крыши над головой не решался. Дело легло в долгий ящик и окончание его в ближайшем будущем не предвиделось.
Войдя в бар, Пинкердринкер взгромоздился на табурет у стойки и сказал:
– Как обычно.
Ливер прекрасно знал привычки всех местных алкоголиков, поэтому немедленно отозвался:
– Как обычно не будет.
– Почему? – удивился Пинкердринкер.
– Потому что овечье молоко закончилось, самогон гнать не из чего.
– Ну давай что есть…
Ливер плеснул в стакан простокваши на два пальца.
Пинкердринкер выпил, поморщился и откинулся на спинку табурета. Спинки у табурета не было, и Пинкердринкер грохнулся на пол.
– Шеф, вы думаете, что так удобнее вести расследование? – спросил Хрендисон.
– Я никогда не думаю, – проворчал Пинкердринкер, поднялся и сел на стул за столом. У стула спинка была, и Пинкердринкер наконец смог откинуться.
В бар вошел кот миссис Флоридуси, жившей напротив. Кот посмотрел на Пинкердринкера и сказал:
– Мяу!
– А ты знаешь, что бывает за дачу ложных показаний? – грозно спросил Пинкердринкер.
Кот подумал и пошёл ловить мышей в кладовке.
– Сообщников ищет, – недовольно проговорил Пинкердринкер, глядя на задранный хвост кота. – Ох, доберусь я до него!
– Шеф, а почему бы не допросить миссис Флоридусю? – предложил Хрендисон.
– Она что, больше кота знает?
– Ну чем черт не шутит…
– Черт может и шутит, а миссис Флоридуся нет! Но попробовать стоит, пригласи-ка её сюда.
Пока Хрендисон ходил за миссис Флоридусей, Пинкердринкер пропустил ещё стаканчик простокваши.
Грохнула входная дверь, и в бар вошла – скорее ворвалась – миссис Флоридуся.
– Кто тут меня хотел? – сурово спросила она, прицеливаясь в Пинкердринкера из дробовика. На фоне её внушительного бюста дробовик казался детской игрушкой.
– Успокойтесь, миссис Флоридуся, никто вас не хотел…
Пинкердринкер едва успел спрятаться за стол, как грохнул выстрел, разбив край столешницы в мочалку прямо над его головой.
– Хотел, хотел!!! – крикнул Пинкердринкер. – Я не это имел ввиду!
– Щас я тебе введу… – проворчала миссис Флоридуся, перезаряжая дробовик.
– Миссис Флоридуся, я всего лишь хотел задать вам несколько вопросов!
– Комплименты? Лыжи подбиваешь?
– В каком-то смысле… Если вы на минуту отложите свой дробовик в сторону, мы сможем поговорить.
Миссис Флоридуся подумала, приставила дробовик к стойке бара и уселась на жалобно скрипнувший стул.
– Ну поговори милок… только не долго, меня дела ждут.
– А что за дела? – поинтересовался Пинкердринкер, вылезая из-за стола.
– Квашню поставила, теперь сторожу.
– А зачем вам ружье?
– Шериф, ты когда-нибудь квашню сторожил?
– Нет, – честно признался Пинкердринкер.
– Тогда чего спрашиваешь?
– Ну ладно, бог с неё с квашнёй… вы слышали что-нибудь подозрительное сегодня ночью?
– А то!
– Что?
– Что что?
– Что слышали?
– А-а… кот к сметане подбирался. Стервец, думал, что я его не замечу…
– А ещё что-нибудь слышали?
Миссис Флоридуся задумалась.
– Ах да… овцы, блин, у Гуталина орали, а ещё пальба была.
– И что?
– Что что?
– Ну а дальше что было?
– А-а… овца ко мне прибежала. Вся в слезах, от истерики чуть не полысела, пришлось её виски отпаивать.
– А что говорила?
– Кто? Овца? Шериф, у тебя чего в той перестрелке голову отстрелили? Где это видано, чтобы овцы говорили?
– Ну я так, на всякий случай…
– На всякий случай к психиатру сходи. Ещё вопросы будут?
– Нет.
– Ну вот, а обещал поговорить… нет, мужикам верить нельзя!
Миссис Флоридуся подхватила могучей рукой дробовик и вышла, ещё раз грохнув дверью.
Сорок четвёртая жертва
Автор публикации
стесняюсь интересоваться:”Где часть 2? 3, 4…40″.
И на дзене коммент. Ответишь?
? ?