За окном в истерике билась метель. Накинув на плечи пиджак, Ковыльин сидел за столом и одну за одной курил папиросы. Несмотря на то, что дом был хорошо натоплен Евгений поёживался от холода. Сказывался, как он его называл – “Колымский синдром”.
На очной ставке на Ковыльина указали двое его ближайших товарища, как на члена террористической ячейки. Затем скорый суд и лагерь. Через два года дело Евгения пересмотрели и за необоснованностью приговора его освободили, без права проживания в Москве и Ленинграде. Ковыльин поселился под Смоленском. Здесь и встретил войну, попал в плен…
Теперь он работает следователем в полиции Смоленска. Сначала были сомнения и грызла совесть, а потом отпустило. Немцы, вопреки красной пропаганде, действительно несли в наше дремучее средневековье луч просвещения.
Незаметно на кухню прошлёпала босыми ногами Катя, прижалась к его спине полной грудью.
– Опять не спится?
– Сама видишь, метель.
– Идём спать, мой хороший, завтра тебе рано вставать.
Действительно, завтра у Ковыльина тяжёлый день. Сегодня, благодаря удачной провокации, были выявлены и арестованы члены смоленского подполья. Теперь Евгению предстояло вытянуть из них всё возможное и невозможное, чтобы узнать остальных бандитов, готовящих террористические акции против Германии.
2
Дверь в кабинет раскрылась и Саша Беглов, молодой, но невероятно талантливый оперативник, втолкнул в кабинет упирающуюся девушку.
– Давай, входи, сука большевистская!
Надо сказать, что в отличии от Ковыльна, который, в принципе, достаточно лояльно относился к большевикам, Беглов всю эту коммунистическую идею просто не выносил. Его отец бывший Колчаковский офицер сгинул на великой стройке Беломор-Балтийского канала, а мама умерла вскоре после рождения Александра от сыпного тифа. Однако отец успел воспитать в сыне ненависть к большевистскому отродью, врагам всего русского. В приходе гитлеровских войск Беглов видел ту самую силу способную вернуть Россию, о которой так тосковал его покойный родитель.
В глазах девушки полыхал поистине недетский пожар ненависти к нему, Ковыльину, и ко всему рейху, вплоть до вождя нации. Когда-то Евгений читал про людей, которые обладают возможностью воспламенять взглядом. Патология эта магическая называлась пирокинезом. И слава Богу, что это юное создание этим пирокинезом не обладало, иначе гореть им с Бегловым ярким пламенем.
– Прихвостни фашистские! Ничего не буду говорить, пошли вы на хуй, выблядки… – девушка не успела договорить, мощный Сашкин удар в печень согнул её пополам.
Словно тряпичную куклу он усадил её на стул. Удар несколько охладил героиню смоленского сопротивления. Прокашлявшись и восстановив дыхание она вновь с вызовом посмотрела на Ковыльина, но то пламя, бушевавшее в её взгляде, значительно поутихло.
– Убивать будете, давайте, чего ждёте? – сказала она всё ещё с вызовом, но уже как-то тише, как бы не веря себе.
Сашка тоже заметил это и довольный своей находчивостью отошёл в сторону. Ковыльин не любил силовое ведение допроса, поэтому несколько поморщился. Всё-таки применение силы — это скорее вынужденная мера. Как-то начальник смоленского комиссариата Грубер, рассказал ему про некую Зою Космодемианскую, которую замучили до смерти жители деревни, в которой она жгла дома по приказу Сталина. Немецкие солдаты пытались спасти несчастную девушку и провести разбирательство цивилизованно, судить её по всем международным нормам. Однако жители деревни настолько разгневались, что линчевали девушку без всякого суда и следствия. Теперь советская пропаганда выставляла эту Зою, как геройскую мученицу, принявшую лютую погибель от немцев. Советским людям рассказывают сказки будто немцы с неё живой кожу сдирали, насиловали и вообще всячески измывались.
Ковыльин прекрасно помнил, как он раненный лежал в каком-то сарае и уже думал, что ему конец. Однако его, стонущего, заметил немецкий солдат. Вытащил из оврага, напоил водой и накормил, затем отвел в санчасть. Там Ковыльина, опытные немецкие доктора, быстро поставили на ноги. Когда его допрашивали в полиции, никто его даже пальцем не тронул. Немецкий следователь прекрасно владел русским, угощал сигаретками, рассказывал анекдоты. Пояснил Ковыльину, что тысячелетний Рейх, во главе с великим вождём Адольфом Гитлером принёс русским дикарям цивилизацию и освобождение от большевицкого ига.
После проверки анкеты Ковыльину была предложена работа следователя. Евгений конечно подумал, не сразу решился. Но, что он в конце концов терял? Там Сталин и его лагеря смерти, а тут Гитлер – всё одно об одном. На службе у немцев, он, по крайней мере, сможет заниматься юриспруденцией, а там глядишь и действительно Россия будет освобождена от социалистического строя. Немцы заставят ленивого русского Ваньку сползти с излюбленной печки и заняться наконец делом, заняться своей Родиной, а не пускать всё на самотёк, надеяться на авось.
– Ваши имя и фамилия, – не глядя на девушку, спросил Ковыльин и занёс перо над бумагой, готовясь зафиксировать её ответ.
– Софья Иванова, – с вызовом сказала девушка и взметнула гордо голову.
Ковыльин аккуратным подчерком занёс в протокол имя и фамилию девушки. Впрочем, анкетные данные этой юной особы интересовали его меньше всего. Гораздо важнее было выведать у неё состав боевой ячейки, место дислокации, как и где осуществляется связь с центром.
– Ладно, Соня, известны ли вам Максим Подольцев и Александр Зотов.
– В первый раз слышу.
– Странно, а вот они говорят, что прекрасно вас знают. По словам Зотова, вы учились с ним в одном классе.
– Слабо припоминаю, возможно.
– Хорошо, пусть так. Только хочу вам напомнить, что за преступление против великого Рейха вас будут судить по всей строгости военного времени. Тех из вас кто откажется сотрудничать со следствием ждёт повешение, а кто нам расскажет всё, тот получит справедливое наказание и будет отбывать незначительное заключение в одном из германских лагерей, а немецкие лагеря, это не советские, уж поверьте мне. Что такое советский лагерь я испытал на собственной шкуре.
– Предатель, фашистский прихвостень, – Соня плюнула в Ковыльина, но плевок оказался слабым и долетел только до стола.
Ковыльин увидел, как Сашка замахнувшись бросился на Зою с перекошенным лицом, но вовремя успел остановить его.
– Беглов, отставить!
Сашка, покорно кивнул и вновь отошёл в сторону, до Ковыльина лишь донеслось его злобное шипение:
– Подстилка большевистская, сука, всех бы перевешал тварей. Фанатики чёртовы. Ничего, Адольф научит вас Родину мать любить. Пятки будете немецким солдатам целовать, когда они возьмут Москву, а вашего дорогого товарища Сталина задерёт медведь где-нибудь в Сибири, в которой он будет прятаться от мирового правосудия, за все свои преступления.
– Александр, вы закончили, я могу продолжать?
Беглов виновато опустил голову и замолчал. Парень он конечно невероятно смышлёный и в сыскном деле, за последнее время, неплохо поднаторел, но зачастую вёл себя крайне несдержанно. Именно он вышел на след Зотова. Из агентурных данных он установил, что работник первого завода, Александр Зотов, в частной беседе упомянул про то, что скоро всем фрицам будет капут.
Беглов установил за Зотовым наружное наблюдение, которое долгое время не давало никаких результатов. Парень как парень этот Зотов: молодой, весёлый, исправно работал, ранее ни в какой деятельности замечен не был. Но Беглова что-то зацепило в этом пареньке. Одно время Ковыльин даже хотел приказать остановить разработку Зотова, ну ляпнул парень в частной беседе про капут, мало ли чего в кампании не ляпнешь, тем более подвыпив, может, покрасоваться хотел – вот и брякнул. Но Беглов настоял на разработке и добился-таки своего. Зотов прокололся и был пойман с поличным при попытке связи с подпольем. На допросе оказалось, что в подполье он недавно и сагитировала его на подпольную борьбу с рейхом, вот эта девочка Соня Иванова, его бывшая одноклассница.
– Я бы всё-таки призвал всех успокоиться и поговорить по существу, – после паузы продолжил Ковыльин. – Криками и взаимными оскорблениями делу не поможешь. Сами подумайте, Соня. Ваш соратник по борьбе Зотов с чистой душой, так сказать, барабанит за себя и за того парня. Он поступает мудро. Возможно, если информация, которую он рассказывает подтвердится, то он даже не будет посажен в лагерь, а отсидит у нас в Смоленске. То, что он уже успел наговорить про вас – это уже тянет на повешение.
Вы ещё так молоды, так красивы, многое ещё у вас впереди в жизни, тем более, когда германцы принесли в Россию свободу. Вам жить и жить! Скажите, вы и вправду готовы сложить свою голову во имя эфемерной борьбы за освобождение Отечества? Не забывайте, вы находитесь на оккупированной территории и значит, по вашим законам вы подлежите аресту. А там, к какому следователю попадёт ваше дело. Может к добросовестному и он скрупулёзно изучит все ваши подвиги, которые вы совершили, а может, так случится, что никто не станет разбираться и завернут вас по этапу на Колыму, а там, поверьте, всем будет плевать какая вы героиня.
Лицо Софьи по-прежнему выражало решительность и суровость. Девушка с вызовом смотрела на следователя, всем своим видом показывая: говори- говори, а я послушаю, но ничего тебе не скажу, вражина!
Ковыльин насмотрелся за время службы в полиции на подобных. Такие не внемлют разумным речам и построить конструктивный диалог с ними совершенно невозможно. Они молча поплетутся на эшафот, да ещё успеют крикнуть: слава, товарищу Сталину! В первое время Евгений бился, словно рыба об лёд, пытался их вразумить на сотрудничество, спасти от петли. Пытался доказать превосходство нацистских идей перед большевистскими. Теперь он старался не мешать подследственным волеизъявлять свой дальнейший выбор. В конце концов немцы принесли в Россию свободу, в том числе и свободу выбора.
– Софья, поверьте, я искренне желаю вам помочь, но у меня связаны руки пока вы молчите, разыгрывая Жанну д Арк.
– Мне нечего сказать, кроме того, что победа всё равно будет за нами, так как правда на нашей стороне.
– Я не понимаю о какой правде вы говорите? Немецкая армия принесла на нашу Родину некое подобие мирового порядка. Пытается интегрировать нашу страну в Европейское сообщество. Из-за пещерной политики большевиков мы отстали от прогрессивного мира на десятки лет и это единственный шанс наверстать упущенное. Разве вы не хотите стать частью просвещённой Европы, а не быть жителем варварского государства, которое своих же граждан загоняет в лагеря и на стройки стратегически значимых объектов.
– Я конечно не увижу победы нашего коммунистического государства над фашисткой сволочью, но искренне верю, что этот день рано или поздно произойдёт. И все вы, фашистские прихвостни, будете болтаться в петлях!
Ковыльин поймал решительный взгляд Беглова и слегка качнул головой. Александр вытащил из кармана небольшое шило и крепко схватив запястье Софьи вогнал его ей под ноготь. Девушка с диким воплем и перекошенным от боли лицом упала со стула и начала биться в конвульсиях. Она так сильно кричала, словно через крик пыталась вытолкнуть пронзительную боль из себя. Она начала тихонько всхлипывать, по щекам её катились слёзы.
Ковыльин подметил, что она стыдилась этих слёз, да и вообще ей было видимо не по себе, что она такая железная не смогла выдержать этой боли; и что возможно ей предстоят ещё более жестокие истязания, но она заплакала, испытав первую же боль. Бедная девочка, – подумал Евгений, – такая юная и такая ещё глупая. Когда придёт к ней осознание её неправоты будет уже поздно – удавка сожмёт горло, хрустнут шейные позвонки и отправится она на небеса, хотя, впрочем, она атеистка, значит просто дематериализуется её душа, а тело какое-то время будет болтаться на виселице проклёвываемое вороньём, с деревянной табличкой на шее: Я ПАРТИЗАН.
Беглов довольно улыбаясь, усадил трясущуюся в истерике девушку обратно на стул. Откуда в этом молодом и вроде бы незлобном парне столько ярости, – иногда размышлял Ковыльин, про Сашу. – Неужели в нём настолько выпестована с самого детства ненависть ко всему большевистскому? Неужели он вот так, за здорово живёшь только свистни, готов угробить человека? Если подумать это тот же фанатизм, только в обратную сторону. Ковыльин представил Беглова на допросе в НКВД и пришёл к выводу, что он будет себя вести точно так же, как и эта девчонка. Совершенно надменно изображая всякое пренебрежение к смерти.
– Ладно, как я вижу, вы не настроены на лирический лад. Так, давайте, по существу. Состав группы, как осуществляется связь с центром, ближайшие ваши цели?
– Пошёл на хуй, мразь! – еле выдавила из себя Софья, всё ещё изнемогая от боли.
– На хуй, ходят гомосексуалисты, да будет вам известно, моя юная партизанка, а мужчин следует посылать в пизду! Впрочем, немцы научат вас всем различиям современного общества.
– Тебе виднее, сука! – оскалилась она, – Ты же вылизываешь задницы немецким свиньям.
Ковыльин тяжело выдохнул и достал папиросу. Он увидел готовность Беглова причинить боль этой девочке, но на этот раз отрицательно повертел головой. Ноги затекли, он встал и подошёл к окну, за которым по-прежнему падал снег.
Вот и сорок второй год скоро минет. Сколько ещё будет длиться эта война? Судя по сводкам с фронтов, дела у немецкой армии обстояли неплохо. Войска вышли к Волге, дожимали Ленинград, полностью был занят Крым, части вермахта успешно продвигались на Кавказ. Да и сами солдаты, с которыми общался на эту тему Ковыльин, были в весьма приподнятом настроении, после оглушительной катастрофы, которая случилась с немцами под Москвой.
Никто из них так и не смог объяснить, как это так, уже дезорганизованная и разбитая советская армия смогла отбросить этих бравых ребят, которые маршем прошлись по Европе? Да и сам Ковыльин не мог этого понять. Он видел катастрофу, которая случилась здесь, под Смоленском, когда красная армия была вдребезги разбита и в спешном порядке покинула город.
Впрочем, была у него на сей счёт теория. Возможно, всё дело заключалось в мистике наших огромных просторов. Немцы катком прошлись по европейским странам, которые можно за несколько дней проехать на велосипеде. Здесь же, в России, поистине исполинские расстояния. Их невозможно объять. Неподготовленного человека они размазывают в открытом пространстве, заставляют чувствовать клаустрофобию. Немецкая армия долго и упорно ползла к Москве и, наверное, солдаты думали, что они уже прошли всю Россию, и расслабились; думали, что все разбитые и захваченные в плен армии – это всё, что есть у Советского Союза, и вот здесь было их главное заблуждение. Народа и земли в России до хрена и ни земли, ни людей, здесь никому никогда не было жалко.
За спиной негромко всхлипывала Софья, тяжело дышал Беглов, в любую секунду готовый раздавить её, как таракана и сделать это максимально больно. Может закончить с этой пародией на Жанну Д арк и даровать ей покой? Покой от большевистского фанатизма, от бредовых идей, осевших в её юной головке, от боли, от борьбы. В конце концов можно выжать что-нибудь из Зотова. Но почему-то Ковыльину хотелось дать этой глупой девчонке шанс на спасение. Шанс на осознание, что борются они за одно и тоже – за Россию, только она за варварскую – Азиатскую, детище многовекового Ига, грязную и оборванную, вдобавок ещё пораженную чумой большевизма; а он борется за Россию европейскую, борется, чтобы его земля перестала быть азиатчиной, в глазах цивилизованных людей. Он искренне верит, что немцы на штыках принесут порядок в его страну и он уже видит какие-то зачатки этого порядка здесь, в Смоленске.
И вот этот порядок – это новое гуманистическое общеевропейское мироустройство пытаются разрушить эти идиоты. Неужели они не понимают, что если большевики победят, то всей России хана. На долгие годы вперёд она погрузиться во мрак, и ещё дальше отдалится от европейского социума.
– Я так понимаю, что сегодня разговора у нас не получится, – сказал Ковыльин, глядя на занесённую снегом площадь, по которой звонко промаршевала рота солдат.
Евгений посмотрел в раскрасневшееся лицо девушки, такое юное и беззащитное, на первый взгляд, но он знал, что это лишь иллюзорность. Если бы он дал ей сейчас пистолет, то она не задумываясь застрелила бы их с Бегловым и покончила бы с собой. И всё равно всё это понимая он оттягивал решение, не хотелось, вот так, завершать её судьбу.
– Вы комсомолка? – неожиданно спросил Ковыльин.
– Да, – осторожно ответила Софья.
– Вот и хорошо, – Ковыльин сел за стол. – Я тоже, в своё время, был комсомольцем. И вот я хочу вас спросить, как комсомолец комсомольца: за что вы готовы принять смерть? Ну, кроме абстрактных и не осязаемых вещей, таких, как товарищ Сталин и наша великая советская Родина. Есть ли ещё что-то кроме этого? Может немцы убили ваших родных, причинили им вред?
– Немцы причинили вред всем жителя Советского Союза, вторгнувшись на нашу землю, а скольких людей они погубили зазря, сколько евреев поубивали?
– Вы, еврейка?
– Нет.
– Ну, а почему вас, насколько я могу судить по вашей внешности, русскую, заботит судьба евреев?
Соня не нашлась, что ответить на это.
– Вот видите, вы не знаете, что ответить. В остатке у нас остаётся – всё тот же товарищ Сталин и эфемерная Родина. Я вот что вам скажу на это. Товарищ Сталин – человек, и рано или поздно, он умрёт, и на смену ему придёт другой человек, с другими идеями, другими принципами, а куда денетесь тогда вы, Соня? Будете ли вы готовы умереть за того, другого человека или же вы предпочтёте умереть вместе со своим вождём? А что касаемо Родины, так и я люблю Родину, и Саша тоже любит Родину. Не нужно думать, что после окончания войны немцы здесь останутся. Вовсе нет, они вернуться в свой фатерлянд, к своим семьям, оставив нам эту землю, чтобы мы строили новое государство, перечеркнув страшные ошибки прежней власти. И вот сейчас вы можете своими показаниями приблизить час той победы.
Софья уже не плакала, а лишь изредка всхлипывала. Ковыльин пытался нащупать в её лице признаки податливости, наметившегося слома. Но нет, ничего не было. Огонь в глазах девушки более не бушевал, но злоба тёмная и убийственная никуда не делась.
– Зотов утверждает, что вы занимались изготовлением листовок и прокламаций, призывающих народ Смоленска к боевым действиям против действующей власти. Это правда?
– Если ты всё знаешь, тогда зачем выпытываешь?
– Это моя работа, спрашивать, уточнять, дознаваться до правды, если так можно сказать до истины. Может Зотов, чтобы выгородить себя, оклеветал вас.
– У неё дома нашли несколько свежеотпечатанных листовок, с воззваниями к борьбе, – скривился в презрении Беглов. – И ещё был найден список с фамилиями служащих в полиции и их адресами, адресами их родственников.
– Зачем вам список служащих полиции, и кто вам его дал, в полиции у вас свой человек?
– Чтобы, когда немцев погонят из города, страна не забыла своих “героев” и каждого одарила персональной верёвкой, – улыбнулась Софья.
– Вот оно как, то есть вы вели террористическую деятельность не только против немцев, но и своих же сограждан, которые просто выполняют свою службу по охране правопорядка. Ведь вы же не задумываетесь, вам некогда, вы ведёте борьбу, вы не знаете кто каждодневно борется с преступностью на улицах Смоленска? Каждый день рискуя жизнью охраняет мирный быт граждан? Или вы думаете, что немцам есть дело до преступности в городе?
– Все, кто пашет на оккупантов заслуживает смерти, – прошипела, не глядя на следователя девушка.
– И я по-вашему заслуживаю смерти, исключительно по тому лишь, что наши с вами взгляды на развитие нашей любимой родины не совпадают?
– Особенно ты! Потому, что ты отправляешь людей на смерть.
Беглов не дожидаясь разрешения Ковыльина, проявив инициативу, легонько ткнул девушку кулаком в затылок, однако удар получился достаточно мощным. Девушка всплеснула руками и охнув повалилась на пол.
– Саш, зачем именно по голове, ты же видишь, что у неё не все дома. Ты хочешь, чтобы от твоих ударов она окончательно тронулась головой? А она много полезного может рассказать. Откуда у них список полицейских, значит у нас в конторе крот?
– Да ну ерунда, не может быть, скорее всего эти списки попали к ним случайно.
– А я вот Саша в случайности не особо верю. Здесь прослеживаются определённые закономерности. Наши немецкие друзья, я так понимаю, ожидают мощного удара советских войск на центральном фронте, да и не стоит забывать мой юный друг, что на Волге продолжается решающее сражение за Сталинград. И я связываю именно с этими событиями активизацию подполья. Дыма без огня не бывает, запомни это.
Софья со стоном оторвалась от пола. Беглов тут же схватил девушку под локоть и грубо потянув, усадил её на стул.
– Вот, Александр, – кивнул Ковыльин на Беглова, – пока вы были без сознания предлагал выжечь вам на спине звезду. Как вы к этому относитесь?
– Давайте, скоро и ваш черед кровью плеваться наступит.
– Ну это ещё когда наступит и наступит ли вообще? А отвечать вам нужно сейчас, потому что от ваших ответов зависит ваша дальнейшая жизнь и жизнь ваших близких. Нет, я конечно могу повыжигать на вас звёзды, забить до синевы, но я не хочу этого делать. Вы мне даже в некоторой степени симпатичны, в этом своём флёре стойкой партизанки. Но только Соня, поверьте мне, вы не стойкая, рано или поздно все ломаются или погибают.
– С великой радостью предпочту второй вариант.
– Поверьте, вы к нему невероятно близки. Последний раз предлагаю вам добровольно сотрудничать со следствием. Поскольку вина ваша доказана, мне не составляет труда отправить вас в петлю. Сколько ячеек действует в городе, их численность, вооружение, кто связной, через которого вы связываетесь с центром, откуда взялись списки с агентами полиции?
– В последний раз повторяю, я ничего тебе не скажу.
– Значится на том и порешим сегодня. Срок у вас до завтра.
– Нечего мне думать, я всё сказала. Веди на виселицу, палач!
– Поверьте, подумать есть о чём. В конце концов жизнь одна, а вы большевики атеисты и не во что нематериально не верите, соответственно никакого вам загробного христианского мира, никакой индийской реинкарнации – просто смерть. Вот ты была, а вот тебя нет, – Ковыльин хлёстко щёлкнул пальцем и выразительно улыбнулся. – Поймите Сонечка, смерть за отечество не подарит вам вторую жизнь, а вашим близким вторую дочь. Подумайте над этим. И ещё, над тем, что ваш труп будет неделю болтаться в петле, а ваш знакомец Зотов будет преспокойно себя чувствовать в немецком лагере, отъедаясь там на ихних харчах.
– Ненавижу, – спокойно уже повторила она и плюнула Ковыльину под ноги.
– Александр, препроводите нашу партизанку в камеру. Есть и пить не давать до завтрашнего дня. Я думаю это пойдёт ей на пользу.
Ковыльин откинулся на спинку стула и закурил. Сколько нам, людям, ещё предстоит пройти и пережить, чтобы прийти к гармонии, чтобы никакая борьба за “наших и ваших” никогда не разделяла людей? Особенно ярко это всегда у нас почему-то на Руси-матушке. Любим мы русские друг другу кровушку попускать, без этой подпитки не живётся нам видимо. Напитаем почву кровью, удобрим хорошенько трупами и ходим довольные собой. А жертвоприношения наши гниют в земле, разлагаются на минеральные удобрения, пыль и тлен.
А песенка весёлая катится всё дальше и дальше от погоста. И если ещё в самом начале песня была пополам со слезами, то, чем дальше, тем больше слышен лишь смех, потому что песню начатую ещё людьми, которые видели погибель, то заканчивали её те, которые даже и не представляют, как всё это было и не задумываются над жертвенным заревом разливающимся после кровавого боя; не представляют, как убитые бойцы вповалку спят, в наспех разрытой гнилой яме и залитые кровью их лица выражают исключительно злобу и недоумение: почему именно они были принесены в жертву этой борьбе?
И сколько их таких лежит по родной земле, в разных её уголках – жертв захлебнувшихся атак. Ещё не так давно отгремела гражданская война, и вот теперь новые испытания приходится выдерживать русскому народу. Двужильный он, наверное, коль столько боли и беды может через себя пропустить и выпестовалось в нём терпение ко всякому роду напастям – будь то война или голод. Всё сдюжим, всё выдержим!
И ведь эту войну тоже выдержим, сможем, в чью бы сторону она не закончилась. Немцы ли победят и построят европейское общество или же Советы продолжат путь к коммунизму. Всё одно – нахлебается русский народ кровушки по самые гланды и песенки панихидные отпоются и отревут бабы по своим мужьям и сыновьям, отцам. И уснёт на какое-то время земля русская, подобно упырю, напитавшемуся кровью до следующей войны или революции или ещё какого мора…
Господи, ну что за мысли? – отмахнулся Ковыльин, – всё мертвечина какая-то мерещится, а что ещё ему с другой стороны должно мерещится? Но видит Бог, он искренне старается помочь этим людям, по крайней мере, он не допускает беспредела в отношении подследственных.
С девочкой этой всё понятно. Она почти уже сделала выбор и никакие доводы, пожалуй, её не склонят к сотрудничеству. Что же, каждый волен выбирать себе крест и тащить его в гору, только вот не каждый с этим справляется. Мысли Ковыльина прервал вошедший Беглов.
– Отвёл?
– Не боись начальник, не прибил деваху, хотя поверь, невероятно хотелось, уж больно она дерзкая. Плюётся ещё, сука.
– В одном большевикам не откажешь. Умеют они воспитывать таких вот преданных псов.
– Но мы то с тобой не стали такими, – не согласился Беглов.
– Не стали, да, – рассеяно ответил Ковыльин переключив свои мысли уже непосредственно на дело. – Ладно, не она первая, ни она последняя, что по делу?
– Совершенно точно действует хорошо законспирированная организация, которая готовит теракты в Смоленске и его окраинах. Состав и действительную степень угрозы мы не знаем. Ни взрывчатки, ни оружия на обысках обнаружено не было.
– Но не просто же они прокламации печатали, комсомольцы хреновы, как ты думаешь?
В ответ Беглов хмыкнул неопределённо и пожал плечами, давая понять Ковыльину, что мол ты тут мозг, ты и думай, а его дело работать ногами и, если понадобиться, кулаками.
– Ладно, – тяжело выдохнул Ковыльин. – Давай уже завтра поразмышляем над этим всем.
Другие публикации автора:
Автор публикации
хоть я и не навижу Сталина, но у меня зубы и кулаки сжались, читая все это. Часто думаю, а попади в плен к немцам я, смогла бы выдержать, а тут так четко показана обратная сторона медали, как не поверить…
Про Космодемьянскую не поняла. Как на самом деле было?
Умеете вы, Иван, до дрожи нервы пощекотать. С нетерпением жду продолжения.
пс.
Опечатка
Про Космодемьянскую. То что у меня в рассказе – это естественно искажённая версия. Так сказать с той стороны. На самом деле Зоя действовала в составе диверсионного отряда. Из-за доноса одного из жителей деревни где она выполняла задание, была схвачена немцами. Замучена и повешена…
Ванечка, а где вторая часть? 
Извиняюсь, замотался что-то. Публикую
Давай.