Вне конкурса! Жалкий

На правом пологом склоне горы Ризуинспур, что почти в тысячах лиг от Фидзи, столицы горной страны Эльтруссии разрослись виноградники изгнанников, навсегда обособивших себя от власти и интриг с нею связанных.
Эшеры, например, оказались сосланы сюда наместником Кронком пятьсот лет назад за слишком самонадеянное желание править.
Варсерки покинули столицу более тысячи лет назад. Поговаривают, что глава семейства генерал Атори Варсерк в пух и прах разругался с сорок восьмым наместником Фидзи Даургом Третьим и бросил его, проклиная, накануне важнейшей битвы за дальний приграничный утес, где, конечно же, Даург потерпел поражение, а Мрак заполонил тысячу квадратных лиг территории ужасными тварями.
То ли дело вельможа Еркинс. Историки, дружно хихикая, поговаривают, что Олег Еркинс был до безумия любвеобильным молодым лордом, обрюхатил не только жену наместника, но и его трех сестер, двух сестер его жены и его двадцатилетнюю красавицу дочь, готовую вот-вот выйти замуж за принца Тантанаси и имевшую все шансы стать там королевой. Но после громкого скандала сладострастному Еркинсу пришлось жениться на дочери наместника и уехать подальше, чтобы лишний раз не попадаться на глаза разгневанному наместнику.
Вот и Винсет Та Мэй, как и большинство потомков две тысячи лет назад отказавшегося от власти короля Стронза Жалкого, провел отрочество на склоне горы Ризуинспур среди изгнанников наместниками трона Эльтруссии. Не сказать, что это было легкое детство. Обиженные на предков за отлучение от королевского двора девушки и юноши люто ненавидели и презирали мальчика.
Однажды, когда паренек проходил по узкой горной тропке мимо развеселившихся детишек, среди которых были Макс Эшер, Синитри Варсерк и Вайрой Еркинс, Винсет обратил внимание, что дети ухохатывались, стоя на самом краю обрыва и указывая на что-то внизу. Потом они заметили двенадцатилетнего Та Мея и с вызовом, присущим гордым вельможам, коими были их предки, Макс язвительно окрикнул мальчика.
— Эй, жалкий! Ты нас боишься? — спросил Макс, и Винсенту пришлось обернуться.
— Не говори глупости, Эшер. Не становись похожим на странствующего барда, готового сочинять чушь за крохи хлеба.
Макс покраснел от гнева. Никто не смел так нагло оскорблять отпрыска дома Эшеров. Тем более предок падшего короля, покрывшего позором фамилию.
— Я и не сочиняю! Это же история. И все, — он кивнул на друзей, которые заулыбались, — об этом знают. Не станешь же ты отрицать, что твой предок был жалок?
Винсету нечего было на это ответить, и он промолчал, а остальные детишки приняли молчание за слабость.
— Вот видишь? — довольно хмыкнул Макс. — Я же говорю, что ты боишься!
— Ни капельки! — яростно крикнул Та Мэй и сжал кулаки. Все нутро перевернула ярость и заставила гневно смотреть на обидчика. Еще мгновение, и мальчик бросился бы на Эшера с кулаками, но тот лишь улыбнулся, словно поймал Винсета в ловушку, и спросил:
— Чем докажешь?
— Разукрашу твою гордую морду синяками, — пообещал Винсет и поднял кулак к лицу Эшера.
— Фу, как вульгарно! — скривился Макс и одним пальчиком, словно боясь запачкаться, отодвинул кулак Винсета от лица. — Ты потомок короля или кто? Или… разбойник с предгорий Страунта?
— Я потомок короля! — гневно прошептал Та Мэй.
— Тогда докажи! — повторил Макс и улыбнулся еще шире. — Докажи, что не жалок, как твой опустившийся предок, и что ты не боишься ничего!
Винсет гордо вскинул голову, давая понять, что он не такой, как его жалкий предок, а довольный Эшер продолжил, указывая холеной рукой на пропасть:
— Утром туда свалился козленок и сидит, бедный, на уступе, не может вылезти, — заявил Макс, и у Винсета похолодело внутри от нехорошего предчувствия. — Докажи, что ты храбрый, сильный и благородный! Вытащи его!
Винсет опешил. Рассчитывая на силу, он совсем забыл, каким коварным может быть отпрыск Эшеров.
— Козленок? — зачем-то неуверенно уточнил он.
— Да-да, — подтвердил тот издевательским тоном. — Такой маленький, с рожками!
Ребята заржали. Винсет, покраснев, подошёл к пропасти и, вытянув шею, заглянул за край. Маленький козленок действительно был там, на узком уступе на расстоянии примерно в два человеческих роста. Белая шерсть ярко выделялась на фоне черных скал.
— Так он сам вылезет! — неуверенно сказал мальчик, о чём тут же пожалел.
— Да ты точно слабак! — гаденьким голосом крикнула сзади Синитри.
— Жалок на столько, — добавил Вайрой, — что не достоин Стронза Жалкого. У него нога повреждена — отсюда вижу.
Глубокая расщелина прорезала склон на пол лиги и плавно упиралась в основание новой горы. Далеко внизу среди огромных острых камней извивался водный змей, иногда теряясь под поверхностью. Если упасть, то станешь похожим на мешок с костями. Лезть туда совсем не хотелось.
— Я не жалок! — наконец взорвался юный Винсет. — Я не слабак!
— Докажи! — воскликнул победно Макс, упер руки в бока и мотнул головой в сторону края расщелины.
Та Мэй несколько долгих секунд излучал взглядом абсолютное зло в сторону Эшера, но потом сплюнул и подошел к краю, где мальчика тут же чуть не скинуло в пропасть порывом холодного нисходящего воздуха. Винсет снова обернулся к своре подстрекателей, отчего они загудели, решив, что мальчик отказывается, но он лишь удостоил их презрительным взглядом и опустился на колени: спускаться по почти вертикальному склону лучше пятясь, не торопясь опуская тело вниз, отыскивая ногами самые надежные уступы и обязательно проверяя их на устойчивость.
— Мелкие ублюдки! — с отвращением прошептал Винсет на прощание и скрылся за краем пропасти, а баламуты резко замолчали и сгрудились рядом с обрывом, наблюдая, как самый смелый из них делает то, о чем не мог помыслить ни один из их шайки.
А Та Мэю стало не до обидчиков. Его целиком захватил склон, ведь любое неверное движение сбросит мальчика на острые и слишком настоящие камни, которые не простят ошибки, а раздробят тело, превратят его в отбивную, долго обрабатываемую столовой кувалдой, и дальше тело затянет водой в один из карманов, куда прячется горная река, и мальчика никогда не найдут.
Но пока судьба благоволила Винсету. Он до спазмов сжимал руки на острых выступах, отчего ладони вскоре оказались изранены и кровоточили. Ноги же спасали от ранений кожаные сапоги, а тело от стужи — кожаная же куртка из сородичей козленка. Порой Та Мэю приходилось напряженно застывать на долгое время и как можно сильнее вжиматься в неудобный каменный склон, иначе сильные порывы разогнавшегося со склона воздуха грозили сбросить мальчика. И лишь жалобные звуки снизу придавали Винсету сил бороться со скалой и ледяным воздушным потоком, пробирающим, несмотря на теплую куртку и штаны, до самых костей. И у Та Мэя даже не возникло мысли, что двенадцатилетним мальчикам не положено лазить по горам и спасать козлят. Он совершенно не думал о возможной смерти, хотя и готов был спасти козленка не ради спасения, а чтобы доказать, что не жалок и явно достоин быть королём, ведь в мальчике течет кровь не только Стронза Жалкого, но и всех остальных, кто много величественней и… потому храбрее.
И Винсет ступил на узкую площадку внизу и еле-еле развернулся к пропасти. Потом попытался поймать бедного козленка, но глупое животное попробовало спастись, отпрыгнув в бездну. Лишь благодаря природной ловкости Та Мэю удалось ухватить козленка за ногу, и мальчик сам едва не потерял равновесие и не свалился на каменные глыбы. Он резко отпрянул к стальной породе и прижал к себе дико блеющее животное, а потом пришло понимание, словно озарение: теперь ему не выбраться отсюда!
Мальчик задрал голову. Где-то далеко наверху на него смотрело лицо Макса Эшера. Он довольно и зло улыбался, ведь ловушка для дурачка сработала. Остальные тоже потешались над глупышом.
— А ты не только жалок, Та Мэй! Но и непроходимо туп! Прощай, идиот!
Головы скрылись из виду, мальчик остался наедине с убийственной пропастью, ледяным ветром и жалким козленком, не способным понять, что Та Мэй его спасает, а потому козлик вырывался и блеял все сильнее. Но его никто не слышал, как и крики Винсета о помощи. Довольные дети просто разошлись. И никто из них не обмолвился ни словом родителям — гордым и непримиримым вельможам, якобы изгнанным за абсолютную поддержку старого строя.
Та Мэй кричал и кричал, вторя испуганному козленку, а ответом было лишь далекое эхо, отражающееся от безразличных горных вершин за расщелиной.
Скоро горы окрасил красным закат. Потом налившиеся алым утесы затухли и слились с сумраком, а черные края расщелины будто и вовсе исчезли, и мальчик точно оказался в небе. Один, среди пугающей темноты, словно пространство вокруг растворилось и осталось одно безвременье и пустота. Винсет крепче прижал к груди козленка, который перестал вырываться и затих. Вместе было не так одиноко и страшно.
Время текло медленно, холод уже сковал конечности, а усталость вызывала сильную дрожь в ногах. Лишь каменная стена поддерживала, а пропасть впереди звала журчанием ручья. Казалось, будто там не узкая лента воды, а целый океан, и если не испугаться и шагнуть вперед, то вместо смерти встретишь спасение, но… мальчик не отчаивался, а вопреки глупым мыслям и настырному желанию поскорее освободиться противостоял дрожи в ногах из последних сил. Он не привык проигрывать, он не трус и не жалкий предок, и он не испугается никогда и ничего!
И упрямство вознаградило Та Мэя. К исходу ночи над краем пропасти мелькнул трепещущий огонь факела, и Винсет, едва не задохнувшись от волнения, заорал из последних сил. И факел вернулся, а вместе с ним над пропастью склонилось родное лицо отца — Варга. Он сразу пробасил:
— Брось его!
Винсет замотал головой, отказываясь поверить, что Варг предлагает такое… Его сердце пульсировало в такт сердцу зверя всю ночь. И мальчик не мог такое сотворить с живым существом, которое спасал.
— Брось козла, говорю! Иначе, сдохнешь…
— Нет! — твердо, но тихо сказал Винсет и, нахмурившись, прижал козленка еще крепче.
— Ты спятил, сынок? — рявкнул отец. — Ты готов отдать жизнь ради раненного зверя?
— Не хотелось бы умирать, — тихо, чтобы только ветер его слышал, ответил Винсет, — но козленка не брошу!
— А ну брось, я сказал! — разъярился Варг.
— Нет! — наконец, громко, чтобы эхо разнесло его ответ по всему миру, заорал Винсет и зажмурился, чтобы скрыть слезы, ведь теперь отец бросит мальчика умирать: кому нужен такой жалкий слабак? И Винсет успел сосчитать до десяти, прежде чем раздался благожелательный голос Варга.
— Эй, вытащите его оттуда! — скомандовал отец слугам, и те подняли мальчика с козленком, и пока на Винсета накидывали теплые шкуры, чтобы ребенок согрелся, мальчик с удовлетворением наблюдал, как козленок, шатаясь и прихрамывая, направляется вверх по склону, где вдали его поджидает мать.
А на следующий день, когда мальчик отогрелся и отоспался, отец повел его в древний замок, где Винсет никогда не был. Впрочем, ни одно поколение потомков Стронза Жалкого не жило в огромном замке. Вместо этого Та Мэи занимали гостевые здания ниже по склону у самой границы с владениями Эшеров. И отец отказывался рассказывать сыну, почему так. «Придет время, я отведу тебя в замок, но не сейчас», — всегда говорил он на частые попытки Винсета выведать, что же там в огромном здании с узкими чернеющими окнами.
Призраки? Разбойники? Или же Варг прячет там Мрак, или чудовищ им порожденных? Этих фантазий было не счесть, и вот, видимо, момент настал. Винсет целый день трясся снедаемый чувством вины, и был уверен, что отец очень зол, хотя он этого не показывал. Но когда тот приказал собираться в поход в древний замок, мальчик понял: наказания не избежать. Чем-то таинственным и страшным веяло от огромного строения с бесчисленными башнями и минаретами, зазубренными стенами с бойницами и монументальными, незыблемыми и неразрушимыми тысячелетними стенами, которые с одной стороны покрывала наледь, а с другой – плющ. Зима и лето…
Раннее утро осветило вьюн на стенах, насытив цвета и украсив древний замок Та Мэй, и сооружение, служившее две тысячи лет назад летней резиденцией сотням поколений предков, внезапно ожило. Резким ветром всколыхнуло листву на стенах, и юному Винсету показалось, что здание вздохнуло. Из пустых верхних окон многочисленных башен выпорхнули редкие излишне взлохмаченные совы, которые понеслись вверх по склону, где широким ковром стелились карликовые деревья, припорошенные снегом.
Огромные, в дырах и сколах, и обитые давно позеленевшей листовой медью двери были наглухо закрыты. Отец достал из-за пазухи тяжелый бронзовый ключ и вставил в личину маленькой двери. Натужно скрипя, словно жалуясь на непрошеных посетителей, дверь отозвалась гневным визгом, но легко открылась и впустила Варга с сыном.
Пустота, пыль и запустение в длинных каменных коридорах, и лишь старая, покинутая хозяевами паутина вздымалась и опадала из-за сквозняков. Наверное, так дышит замок. И по спине Винсета пробежали благоговейные мурашки.
Сначала Варг с Винсетом шли по широкому пустому и темному коридору. Здесь взгляд мог зацепиться разве что за зеленую великолепно исполненную медную чеканку, висевшую на стенах и рассказывающую о славных битвах и победах королей Та Мэеев. Потом коридор расширился и перешел в две галереи, идущие по бокам обширной залы, где когда-то, должно быть, проводились важные придворные события: свадьбы, похороны, любые празднования и собрания, где принимались решения.
От вида центральной залы Винсету стало по-настоящему страшно. Укрытые толстым слоем пыли, паутины и серой дымкой полумрака из мраморного пола торчали гранитные и мраморные плиты-изваяния. Черные, белые, красные и зеленые обелиски. Каждый — произведение искусства, как и высоченные статуи древних королей, подпирающие по краям зала теряющиеся в полумраке своды. А на постаменте, где должен находиться трон, пусто. Мальчик замедлил шаги, думая, что отец настолько разгневан, что привел в этот гигантский сводчатый склеп умертвить и похоронить рядом с предками.
— Пап… — прошептал Винсет, но Варг остановился, развернулся и заговорил:
— Не нужно оправданий, сын! — голос его звучал торжественно и гораздо громче, чем обычно. Возведённые особым образом своды усилили его голос. — Ты все сделал правильно на обрыве. Я тобой горжусь!
— Правда?
— Конечно! Великодушие и храбрость достойные короля! Я не зря родил и воспитал сына! Ты целиком и полностью оправдал мои надежды! Но…
— Но? — с тревогой в голосе переспросил мальчик, и Варг улыбнулся.
— Пойдём, — сказал он, положив тяжелую руку на плечо и потянув в сторону тронного постамента. — Я кое-что объясню тебе.
Мужчина заставил ребенка подняться на возвышение, выудил откуда-то из темного угла длинную черную мантию из теплой шерсти струка и блестящую, почти светящуюся в полумраке залы массивную золотую корону, обрамленную темно-синими камнями. Эти предметы отец водрузил на Винсета, и мальчик, едва не согнувшись, почувствовал тяжесть вещей. Варг отошел на два шага назад и хмыкнул, оценивая результат.
— Ну как ощущения, сынок? — довольно спросил он.
— Тяжело, жарко и хочется чихать, — неуверенно сообщил мальчик, и Варг рассмеялся.
— Ты прав! — сказал он сквозь хохот. — Это непреложная правда! Быть королем — это тяжело, жарко и хочется чихать, но нельзя! А еще много чего хочется, но нельзя! Понимаешь? А еще на тебе огромная ответственность за всех вокруг! И если ты не справишься, то для них ты становишься жалким. Понимаешь?
— Кажется, да, — промолвил Винсет.
— Все эти прихлебатели от власти Эшеры, Варсерки, Еркинсы не простили Стронзу Та Мэю его слабости, когда он покинул трон, чтобы спасти страну, и почти заставили тебя совершить самоубийство.
— Да-да, — продолжил Варг. — Стронз стал жалким для всех, чтобы остальные могли жить как прежде, не унижаясь, не подчиняясь чужой воле и не заставляя себя совершать плохие поступки. Он ушел, потому что так было надо.
— А что случилось? — потрясенно спросил Винсет.
— Две тысячи лет назад ему, как и всем правителям поставили ультиматум маги Анддрамена. Либо властители подчиняются их управлению, и маги помогают сдерживать Мрак, либо маги идут войной на ту страну, что отказалась, и только после полного подчинения, начинают войну с Мраком.
— Ну так надо было дать им битву! — воскликнул мальчик.
— Пойми, сын. — грустно сказал Варг. — Мрак наступал слишком быстро, и надо было спасать подданных, и тогда Стронз сделал то, ради чего и стал королём! Он спас людей! Нет ничего жалкого в том, чтобы поступиться взглядами и короной, а возможно и честью ради такого. Вельможи и придворные не оценили широкий жест короля и назвали его жалким предателем за его великий поступок, избавивший весь мир от Мрака.
— Значит я правильно всегда гордился, что потомок королей? — спросил Винсет.
— Не совсем, — печально ответил Варг и заглянул сыну в глаза. — Видишь эти могилы?
Мальчик кивнул.
— Это потомки Стронза Та Мэя. После того, как он сложил корону, из дворца сделали усыпальницу, а его первым погребли под постаментом, на месте, где ты стоишь.
Винсет почувствовал себя неуютно и засеменил ногами, но Варг успокоил:
— Ничего страшного, сын. Это символично. При его жизни целый народ вытирал об его достоинство ноги, и в этом, повторюсь, ничего страшного. Главное он сделал. Спас этот народ. Но с тех пор ни один Та Мэй никогда не захочет стать королем.
— Веди себя как король, но никогда не становись им! — торжественно закончил Варг и добавил: — Ты готов?
— К чему? — неуверенно уточнил Винсет.
— Принести клятву, сын. Клятву о том, что никогда в своей жизни не помыслишь о троне. Нет в нем величия, нет в нем правды. Все это скрывается лишь в тебе самом. Итак?..
— Клянусь, Короли! — крикнул Винсет, и эхо разнесло клятву по самым дальним уголкам древнего замка. — Я никогда не стану Королем!
— Отлично! — улыбнулся Варг и стянул с сына мантию и корону. А потом повел ребенка на выход.
— Запомни, мальчик. Видимость и действительность всегда отличаются друг от друга. А величие начинается с малого. С поступка Стронза, например. Или же… твоего приключения на обрыве.