Рассказ №15 Ни слова

Рудольф нетерпеливо постучал кончиками полных пальцев с ухоженными ногтями по краю стола. Тут же подбежал официант и скоро забрал грязную тарелку, поверхность которой цикличными кругами соуса напоминала «Звездное небо» Ван Гога. Юрист, сидевший по правую руку от Рудольфа, отхлебнул кофе и углубился в чтение договора купли-продажи. Вип-кабинка, в которой они находились, обита бархатной тканью насыщенного красного цвета. Пожилой мужчина – третий член их маленькой компании заёрзал на стуле. Руки в тонких перчатках, которые он не снимал даже в помещении, разглаживали салфетку под кружкой эспрессо. Затемнённые очки прятали яркие, не по возрасту юные глаза. Из-под фетровой шляпы выглядывали выбеленные солнцем волосы.

– Делёжка этого участка зашла слишком далеко, – возобновил пожилой мужчина прерванный разговор. – Кормильцев ещё не остыл, а его бывшая и отпрыски уже рвут друг другу глотки. Сами понимаете, там немыслимые суммы вертятся.

Рудольф понимал. Прекрасно понимал. Пятьдесят акров соснового леса, чистейшее озеро, хорошая дорожная развязка. Если продать лес Китаю и построить там загородный отель, или, скажем, несколько коттеджей – золотая жила.

– Поэтому я, как доверенное лицо Кормильцева, принял решение. Сами понимаете, пока я не афиширую продажу. СМИ ещё не пронюхали о смерти Кормильцева, но это дело времени. Хочу сделать всё без шума, деньги поделю между наследниками, и дело с концом.

– Да, тут не помешает спешка, – согласился Рудольф, утирая полные губы салфеткой. Он покосился на юриста, который как раз закончил чтение договора и вернулся к сертификату о владении землёй. Казалось, что-то его смущает. Он хмурил брови, взгляд перебегал со строчки на строчку.

Старик заметил это. Громогласно чихнул, умудрившись забрызгать слюной не только скатерть, но и попасть на бумаги и рукав юриста.

– Ох, простите, – успел вымолвить он, и тело его сотрясла автоматная очередь чихов. При этом старик схватил салфетку со стола, но вместо того, чтобы прикрыть рот, начал размазывать брызги слюны по идеально белой манжете юриста. Бедолага не прекращал отчаянно чихать и умудрялся ещё и извиняться.

– Ох, простите, – чхи! – у меня аллергия. На – чхи! – кошек.

– У меня нет кош… – скривившись, протянул Рудольф.

– Детская присыпка?

Оскорблённый взвизг:

– Нет!

– ЧХИ! Значит на ваш парфюм. Что это? Чхи! «Босс»?

– «Хьюго».

– Именно! Чхи! У меня аллергия на «Хьюго».

– Но вы же сказали на кошек…

– У меня сейчас мозги вылетят через нос, не придирайтесь к словам. «Хьюго» делают из экстракта кошек, это всем известно. – Старик приподнял очки и вытер рукавом глаза. Затем смачно высморкался в многострадальную салфетку.

Юрист – оплёванный и ошеломлённый происходящим, встряхнул бумаги, на которых уже подсыхал бисер слюны, и передал их Рудольфу для подписи. Его всё устраивало.

Десятью минутами позже старик покинул ресторан. Тяжёлые ботинки громко шаркали, когда он подходил к машине, сел за руль, снял их и бросил на заднее сиденье. Маленькие ножки в ярких полосатых носках легко коснулись педалей, руки в перчатках повернули ключ зажигания, и машина нежно заурчала, как большой кот, и тронулась с места. Спустя двадцать минут она остановилась во дворе многоэтажного дома.

Фетровая шляпа с накладными волосами исчезла в синем рюкзачке, туда же отправились накладные мешки под глазами, очки, мочки ушей, придающие хозяину сходство с бассет-хаундом, шарф, скрывающий гладкую шею.

В зеркальце заднего вида смотрелась симпатичная молодая женщина. Салфеткой она стёрла носогубные складки и критически осмотрела себя, не осталось ли где грима. Обулась в белые кеды, закинула рюкзачок на плечо и закрыла машину.

В неприметный подъезд серого дома зашла невысокая девушка. Прежде чем открыть дверь, она внимательно огляделась по сторонам. Никого.

***

Грандиозная, по её личным меркам, афёра началась два месяца назад. В тот вечер она ждала гостя.

После душа её чистая кожа источала шоколадный запах. Атласный халат приятно скользил по бёдрам. Новое бельё хоть и ощущалось дискомфортом, но выглядело бомбически. Через четверть часа должен прийти Арсений. Они не виделись неделю, и она соскучилась.

Женя погрузилась в фантазии. Как он войдёт и бросит барсетку прямо на пол. Разуется, подцепив один ботинок носком другого. Длинные пальцы сожмут её плечи, поделятся теплом сквозь тонкую материю халатика. А его губы будут на вкус как жареный миндаль. И машина времени отнесет их в прошлое, когда они были влюблены и свободны. И каждое слово, каждое касание, каждый вдох имел значение.

Хриплой трелью пропел дверной звонок.

На пороге стоял Арсений. Он виновато улыбался, держа за руку девчушку, лет пяти, с голубыми, как у отца, глазами.

– Я заказывала пиццу, а не ребёнка, – сказала Женя, пряча смущение.

– Не смог никуда её пристроить.

– Больше не буду пользоваться «Яндекс.Едой». Заходи, не бойся, – последние слова обращены к девочке. Она переступала с ноги на ногу. – Тётя не ест девочек после шести, они калорийные.
Сплошной сахар и корица.

– Не слушай лисицу, Кристина. Она за всю жизнь не сказала ни слова правды, – успокоил Сеня дочь.

– Ни слова? – В глазах девочки застыло недоверие.

– Ну… может пару слогов было. В году так двухтысячном. – Женя лукаво посмотрела на Сеню.

***

Она быстро сменила халат на домашние шорты и майку-алкоголичку – секса сегодня, видимо, не предвидится. Зря только побрилась.

Отдала зал на растерзание ребёнку, а Сеню увела на кухню.

В воздухе плескался густой запах кофе. Кристина напевала песню, рисуя на листке лавкрафтовских богов. Идиллия.

Взрослые кружили в словесном вальсе около главной темы. Вёл он.

Как дела? Хорошо. Как работа? Отлично. Где твой? В командировке. А твоя? Не дома.

Погода, приключения детей – его настоящего, её вымышленного.

И ни слова правды. Их старая игра, проиграет тот, кто скажет правду.

Глухая поступь ног над головой. Голос диктора, объявляющего очередные ужасы. Звук слива за стеной.

«Моё се-ердце остановилось…», – фальшиво тянула Кристина.

Прививаешь ребёнку любовь к русскому року? Она сама где-то услышала.

Грохот пульта от телевизора, который каким-то образом врезался в стену.

Телевизору хана, да? Иногда она превращается в Халка. Милое дитя.

Вокруг да около.

Напряжение росло. Моргнула голая лампочка под потолком. Крошки на жёлтой скатерти, ведомые пальцами Жени, собирались в кучи и принимали разные геометрические формы. Ни слова правды.

«Скажи уже, наконец!»

Но она не может спросить его в лоб. Таковы правила словесного танца. Ты не спрашиваешь то, что на самом деле интересует.

Когда Кристине надоело громить зал, она зашла на кухню. Положила руки на колени папе, а сверху прислонила голову.

– Хочу домой.

– Скоро пойдём, малышка.

– Хочу к маме.

– К маме нельзя, она в больнице.

«Об этом ты хотел поговорить, верно?»

– А когда она вернётся?

– Скоро, заяц, поиграй пока ещё. Кажется, там осталась пара вещей, которые ты ещё не перевернула, – он легонько шлёпнул её по попке, и она убежала.

«Что с твоей женой? Что-то серьёзное? Почему она в больнице?»

Вопрос застыл в воздухе, пихал её в спину, подергивал волосы на затылке в колком желании быть заданным. Но Женя держалась.

– Лере срочно нужно новое сердце. Она сейчас в больнице, врачи ищут донора. Вот только с её четвёртой группой и отрицательным резусом это практически невозможно.

– Без вариантов?

– Есть один.

– Сколько?

Сеня назвал сумму. Женя присвистнула. Наконец, танец окончен.

– И ты пришёл, чтобы…

– Я знаю, что ты можешь достать эту сумму.

– Я никогда не ввязывалась в такое крупное дерьмо. Если поймают, мне все волоски на заднице повыдёргивают. – От волнения она заговорила, как
один из её быдло-персонажей.

– Жень, мне больше не к кому обратиться. Пожалуйста. Знаешь, я часто думаю о нас. О нашем лесе. О том, как мы были счастливы. Ведь были? Хотел бы я вернуться туда, когда всё было проще. Но даже если у нас есть шанс. Как…как я могу? Оставить Кристину? Леру? Ты ведь можешь понять меня?

– Его глаза блестели, на мучительную секунду ей показалось, что он сейчас заплачет, и она взмолилась, чтобы этого не произошло. Женя ненавидела плачущих мужчин.

Но он справился. А она подумала, что он подвесил перед ней сочную морковку. Невысказанное обещание вылечить жену, не разбить жизнь дочери, а затем уйти к ней героем. Это обещание повисло в пропитанной сигаретным дымом кухне.

– Я хотел бы быть с тобой. И думаю, что мог бы…

– Мог бы. Мне нужно всё обдумать.

Они засобирались домой. Арсений протянул ремешок розовых сандалий на ножке дочери и закрепил его. Пока он совершал нехитрую процедуру, Кристина держала его за плечи, чтобы сохранить равновесие.

– Когда мама умрёт, она станет моей новой мамой? – Внезапно спросила девочка, показывая пальчиком на Женю.

– Мама не умрёт.

– А бабушка говорит, что всё в руках бога.

– У бабушки нужно отобрать вставную челюсть, чтобы не болтала лишнего.

Кристина захихикала в кулачок.

***
Женя не спала всю ночь. Она никак не могла заставить себя принять какое-либо решение. Одна мысль цеплялась за другую, вытягивала аргументы, сомнения, страх и робкую надежду. Женя чувствовала себя фокусником, достающим из кармана бесконечную цепочку разноцветных платков-мыслей. Красные – любовь, чёрные – страх, жёлтые – а пошло всё нах.

В четыре утра она, наконец, сдалась и встала с кровати. Оделась и вышла на улицу. Автомобиль, как старый пёс, ждал на парковке, чтобы отвезти туда, куда она пожелает.

Подъезд к лесу – неприметная грунтовая дорога и покосившийся знак «Зона отдыха». Съезд, обрамлённый неприлично яркой оградой вёл к площадке, где можно уместить два-три авто, не больше. Вглубь леса вела стоптанная тропа, поросшая пучками травы, что предавало ей плешивый, больной вид. Женя оставила машину. Лес приветственно клонил тяжёлые лапы, словно говоря: «С возвращением». Сколько она не приезжала? Год? Два?

Тропинка сворачивала к берегу озера. Кристально чистая вода просвечивала, демонстрируя дно из мелкого белого песка. Женя сняла обувь и зашла на отмель, с наслаждением чувствуя, как между пальцами струится песок. Он щекочет стопы. И кажется, будто она стоит на шершавом языке огромного озёрного монстра. Он пробует её ноги на вкус, ласкает струящимся языком, чтобы в один головокружительно ужасный момент поглотить целиком. И если стоять достаточно долго и не двигаться, то провалишься в дюну его рта.

Среди высоких вековых сосен, на мягком хвойном ковре проходили лучшие часы жизни. Когда её молодой человек – Арсений, рисовал портреты на фоне леса. Он был студентом художественного факультета, она – заканчивала школу.

Сеня рисовал мимолётный закат над водой, пробивающийся сквозь мрак тяжёлых сосновых лап. Она увидела его сосредоточенное, нахмуренное лицо в мягких лучах угасающего заката и влюбилась в тот же миг. Его картины обладали непередаваемым волшебством, будто каждый взмах кисти дышал грацией жизни. Он любил рисовать её, а она просто любила его.

Когда лето закончилось, он подарил ей серебряный кулон в форме сердца. Она спрятала его в выемке кривой сосны, чтобы сердце надёжно хранилось в теле древесины. Чтобы память о них жила сотни лет, пока живо само дерево.

Она без труда нашла искривлённую сосну. Круглая выемка утонула в янтаре и заросла мхом. Женя сняла перчатку и прислонилась пальцами к шраму дерева.

Бьётся.

Конечно, она понимала, что это пульсация крови в капиллярах кончиков пальцев, но ей нравилось представлять, что её сердце бьётся внутри дерева.

Солнце осветило новый день, и на выезде Женя разглядела белую табличку, примотанную стальной проволокой к голому стволу ели. Она гласила: «Собственность CormenCorporation. 03.06.2022 – 03.07.2022 ведутся строительные работы».

Быстрый поиск в «гугле» дал неутешительные новости: компания CormenCorporation выкупила участок леса и часть озера под строительство аквапарка. Женя представила сотни разномастных людей, толкущихся на горках и спусках, будто болезненные фасолины – незрелые и наоборот сморщенные, перезрелые и лопающиеся. Явственно ощутила, услышала их крики и запахи, их потоки мочи и дерьма, которыми они наполнят озеро. Сотни автомобилей, смердящих в некогда чистое небо. Мамаш с капризными детьми и пьяных пузатых папаш.
Ей стало настолько противно, что даже немного закружилась голова. А сердце? Они спилят дерево с сердцем и отправят на переработку. И тут в голове Жени, наконец, сложилась цельная картинка. Сердце должно биться.

***

Для подделки нотариальной доверенности, сертификата собственности и прочих сопутствующих бумаг, Женя обратилась к лучшему фальсификатору в городе. Качество его работ превышало оригиналы, но и стоило это удовольствие не дёшево. Затем она пополнила пустеющий запас грима и одежды, не без основания решив, что дело будет вести от лица пожилого мужчины. Практика показывала, что человек в возрасте вызывает больше доверия в вопросах купли-продажи, чем двадцатипятилетняя соплячка.

У неё было несколько незасвеченных аккаунтов, адрес которых плутал через подставные серверы и терялся в лесах Никарагуа. С одного из них она устроила рассылку «официальных» писем с предложением купить участок леса за приемлемую сумму бизнесменам, которые могли бы заинтересоваться. Провернула двадцать девять сделок, продав участок разным людям. Деньги переводились на оффшорные счета.
Женя с улыбкой представляла, какая эпическая грызня начнется между горе-покупателями, когда они решат заявить свои права на участок. Бесконечные судебные тяжбы будут длиться десятки, а может и сотни лет и, если ей повезёт, никто и никогда не доберётся до её леса.

Так же она предположила и другой исход событий. Верховный суд может аннулировать все тридцать сделок и вернуть право собственности городу. Если это случится, что ж, она придумает что-то ещё. Например, подключит общественные организации по охране природы. Или натравит пару голодных журналистов на мэра, которому так натерпится набить карман голубой хвоей.

***

– До сих пор не верю, что это сработало, – Лера провела рукой по шее, поправляя серебряную цепочку и кулон в форме сердца, уютно лежащий в ложбинке ярёмной впадины. Рядом крутилась Кристина, строя рожицы отражению в зеркале. – Я думала, нейробластома ребёнка сработает лучше.

– Не совсем. Во-первых, я бы не оставил теоретически больную дочь, Женя это знает. А вот теоретически больную жену… Во-вторых, взгляни на эту булочку, как можно смотреть в её большие глаза и не желать отдать ей всё, что у тебя есть? – Он поцеловал дочь в макушку. Она захихикала и отстранилась, задев ногой синий рюкзачок, набитый наличными.

– Она хорошо справилась? – Лера сняла серьги и положила их на тумбочку.

– Прирождённая актриса.

– Когда мама умрёт, вы станете моей новой мамой? – Передразнила сама себя Кристина и показала папе язык. Арсению вдруг стало неприятно от того, с какой лёгкостью лгала дочь, с какой несерьёзностью относилась к словам. Он с трудом отогнал давящее чувство.

Кулон в форме сердца блеснул на шее жены, и Арсений устыдился за то, что забрал его из тайника Жени. Ведь она верит, что он всё ещё там, как верит в то, что он всё ещё любит её.

Убедившись, что Кристина вышла из комнаты и включила на планшете «Леди Баг», Лера спросила:

– Ты трахаешь её?

– Конечно, нет.

Ни слова правды. Иначе проиграешь.