Рассказ №3 Ода, которую забыли сочинить

Если бы Анатоль умел слагать стихи, то написал бы оду во славу собственной интуиции. Его внутренний голос закалялся как сталь в бумажных лабиринтах, креп как самогон в запретной фляжке. Из каких опасных чиновничьих трясин вытягивала недоверчивость, настоянная на чутье, из каких переплетов выводил наточенный в кабинетных баталиях нюх – не передать в прозе, только высоким слогом! Но он поэзией не увлекался, потому что отдавал себя до конца службе.
И в тот злополучный день в подвздошье заворошилось чувство опасности, захолодило, задергало чувствительные струны души, напрямую связанные с кишечником. Анатоль закрылся в санузле, пристроенном к его рабочему кабинету, посмотрел в зеркало: потный, глаза выпучены. Решительно, сегодня что-то произойдет.
К этому кабинету он прокладывал трудный путь, начиная со студенческих вечеринок с комсомольскими лидерами, когда приходилось пить-есть, веселиться и щупать девок не для удовольствия, а ради правильных записей в личном деле. Дальше пришлось долго плутать среди скучных опен-спейсов с дешевой офисной мебелью, теряться в горах исписанной бумаги с никому не нужными отчетами. Потом стало легче – он попал в команду депутата. Тут уже и икорка замерцала на бутербродах, и загранкомандировки, и служебный автомобиль, правда, не Мерседес, а дешевенькая Шкода, зато с личным водителем. И вот – триумфальный финал: кабинет главы районной администрации. Свой! С его собственной фамилией на двери да еще и с приемной, правда, вместо красотки Барби там пока сидела старая утка Борисовна, но это поправимо. Главное – не секретутка, а покосы и обмолоты, высокий градус кривой на графике освоенных гектаров и жирные нули в ведомостях по расходу солярки.
Райончик ему достался захудалый, но с чего-то следовало начинать. Администрация занимала непрезентабельное двухэтажное здание бывшего сельсовета с растрескавшимися деревянными рамами, линолеумом на полу и одной уборной на этаж. Честно говоря, затрапезный домишко. Зато древний решетчатый забор весь зарос диким виноградом, буйным и плетистым, с бордовыми прожилками ранних осенних гонцов. Получилось живописное и замечательно глухое ограждение. Во дворе никаких секретов не водилось, но Анатоль привык загораживаться от любопытных и неравнодушных как можно плотнее, просто так, на всякий случай.
Первым делом новый босс приказал сделать ремонт: настелил ламинат, пусть китайский, дешевый, но все равно не линолеум, поменял окна на пластик, выторговал у жадной бухгалтерии новые двери. И самое главное – пристроил личный санузел. Неавантажно первому руководителю снимать штаны рядом с простыми служащими, а тем более – просителями. В санузле он нежился, гладил глянцевые плитки охристого кафеля, никелированные смесители, которые самолично привез из города, в общем, оттаивал суетливой чиновничьей душой. Старожилы сельсовета еще помнили жизнь вообще без теплого туалета. В недалеких 90-х работники администрации бегали справлять нужду на улицу, в заросший диким виноградом дворик. Покосившаяся деревянная будка и сейчас мозолила глаза. Из своего нового пластикового окна на втором этаже Анатоль прекрасно видел провалившуюся шиферную крышу, похожую на затопленную лодочку: два серых ребристых ската уходили в черноту. Там, в глубине, между разъехавшимися шиферинами, зияла позорная дырища в толстой половице. Прохожие до сих пользовались уличной непотребностью, потому что в здание администрации бдительный сторож Афанасьич их категорически не допускал. Поэтому и теть Зина каждый вечер посыпала пол в скворечнике толченной известью, а каждое утро выплескивала в дырку ведро с хлоркой. Анатоль кручинился, что эта же самая теть Зина из того же ведра убирала его бесценный санузел с испанской плиткой, теми же руками, что прикасались к криво оструганной ручке сортира натирала его смесители и унитаз, но, увы, пока ничего поделать не мог: здание маленькое, больше одной уборщицы не положено. А убрать деревянное уродство со двора рука не поднималась: куда же будут бегать прохожие? Неужели к ним в здание?
В своем личном санузле Анатоль становился мечтателем. Он мечтал о толстых непрозрачных конвертах с купюрами, как юнга – о каравелле, грезил премиями и безвозвратными ссудами, успешно списанными с баланса, как любовник – тайным свиданием, он закрывал глаза и видел круглые нолики, тут же превращавшиеся в колеса новой БМВ, или Лексуса, или Кадиллака – чем черт не шутит! Сегодня он размечтался о поездке в Европу, но между Парижем и Мадридом вклинилась уборщица Зинаида Петровна:
–Уберуся? –вопросительный взгляд исподлобья, но не испуганный, а как будто даже нетерпеливый – дескать, пора мне.
–Валяйте, – Анатоль сегодня добрый: пусть к приходу дорогого гостя подуставшие шкафы принарядятся чистотой.
Старенькая, но крепкая старушка проворнозашуровала шваброй, начала двигать стулья. Добросовестная. Бедная, но гордая, никогда не пожалуется и прибавки к жалованью не попросит. Анатоль каждый месяц собирался подкинуть ей пару тысчонок на конфетки для внуков, но, когда приходил черед расписываться в зарплатной ведомости, регулярно забывал о своем доброхотстве. А теть Зина не обижалась. Ну и ладно.
В кабинете пока доживала век старая мебель, доставшаяся от прежнего главы, что-то наподобие югославского гарнитура, ореховое недоразумение с завитушками по углам и громоздким рабочим столом. Верхний ящик закрывался на ключ. Редкие конверты падали именно туда, и ключ проворачился вертко, бесшумно, как опытный балерун на тесноватой сцене. Вообще-то Анатоль планировал заказать новый гарнитур, с глянцевой черной столешницей и ослепительно белыми дверцами, как в городской мэрии, но время еще не пришло, нужно блюсти осторожность.
Особенно сегодня, когда так неуютно в животе.
Анатоль ждал Князя Ибрагимовича, или просто Князя, –разводилу по солярке. ГСМ выписывала область из расчета рабочих тракторов и КамАЗов на гектар жатвы. А Князь своим волшебным калькулятором прибавлял гектары, но убавлял трактора, так что львиная доля оставалась в загашнике и шла налево, к обоюдной прибыли и радости Князя и самого Анатоля. Что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Что нужно князю, то не нужно трактору.
Сегодня разводила обещал принести вожделенный конверт, у Анатоля журчало и ухало в животе. Он выглянул во двор. Наружную сторону виноградного забора уже обкусывали сумерки, а от внутренности их отгонял свет нижних окон. С фасадной стороны здания, перед крыльцом, стоял фонарь, а здесь – нет, с задней стороны только сортир.
–Ррразрррешите, – басом зарокотал Князь.
–Милости просим, дорогой вы наш, Князюшка, – Анатоль отскочил от окна, как будто его застали за чем-то запрещенным.
–Я прррынес, что обещал.
На столе волшебным образом материализовался пухлый конверт.
–Ах, что вы, не надо, – Анатоль по-бабски затрепетал руками и как бы нечаянно слизнул подношение в чудесным образом раскрывшийся верхний ящик.
–Как договарррывались, – рыкнул гость.
–Ах, благодарю. Не стоило утруждаться, я бы и сам …с удовольствием…
Немногословный Князь еще чуток посидел и вышел, а у Анатоля внутри все заходило недобрым предчувствием.
Что это Князь так торопится? И почему именно в кабинет пришел? Ему же предлагали встретиться в поле, якобы случайно. А он на своем, гад, на своем настоял. Это точно подстава. Не к добру. Анатоль метнулся в санузел, но на полпути круто развернулся. Если бы он сочинял стихи, то написал бы оду интуиции. Интуиция его не подводила. Если Князь повел себя … ммм… сомнительно, то, выходило, что Анатолю надо ждать гостей. Сейчас модно писать на деньгах люминесцентной краской. Без специальной лампы не разглядеть, а под синим лучом купюры засветятся, заиграют позорным разоблачением. И прощай, любимый санузел, здравствуй, очко в камере. И тут же послышались или почудились шаги в коридоре. Хоть бы это оказалась назойливая теть Зина!
Ждать или гадать времени не оставалось. Анатоль дернул на себя злосчастный ящик, схватил конверт, подбежал к окну, рывком распахнул. Все! Конверт улетел в ночь. Пусть лучше без БМВ и без Лексуса, но на свободе.
–Добрый вечер, Анатолий Степаныч, – в дверях стоял высокий брюнет с военной выправкой, за его спиной толклись еще двое или трое, – мы из антикоррупционного комитета, руки положите на стол, мы с обыском. Господа понятые, прошу.
Анатоль повалился в кресло, дисциплинированно вытянул перед собой подрагивавшие руки.
–А ч…что вы ищите?
–Как что? Взятку, конечно.
–К…какую взятку? Я взяток не беру, – голос предательски дал петуха.
Обыск длился до восьми вечера. Противные антикоровцы перевернули все вверх дном, даже рулончики с итальянской туалетной бумагой распаковали и заглянули в кругляшки посерединке. Один залез под раковину, понюхал лавандовое мыло, скривился. Дровосек немытый. Остальные двое препарировали содержимое шкафов, простукивали стенки, топали по ламинату каблуками, проверяя, нет ли пустот. Бульдозеры неотесанные. И все равно ничего не нашли. А нечего и находить-то, конвертик тю-тю.
–Ладно, Сергеич, пошли во двор. Он, небось, в окошко выкинул, – сказал старший, как ударил кулаком под дых. Анатоль учащенно задышал. Вот оно: позор, тюрьма и очко. Он даже метнулся перегородить тщедушным телом дверь, но вовремя затормозил, не спалился. Найдут – скажет, что не его.
–Вы с нами, Анатоль Степаныч?
–Зачем? Я лучше поработаю, приберусь здесь. Все равно вы ничего не найдете, потому что ничего нет.
Когда за службистами закрылась дверь, Анатоль побежал в санузел. Все! Сейчас найдут и начнется… Стоять на своем: не его это, подбросили. За найденное на улице он не отвечает.
Через час к нему вежливо постучали:
–Мы пошли, Анатолий Степаныч, хорошего вечера. Простите за беспокойство: ложный сигнал.
–До свидания, – еле пролепетал глава администрации.
Выждав четверть часа, он взял фонарик и спустился по темной лестнице во двор. Тихо, только редкий собачий лай и назойливая кукушка на дальнем конце улицы. Анатоль обшарил весь двор, по сантиметру обследовал подзаборье, высветил лучиком каждый дециметр немощеного двора. Ничего. Конверт как испарился.
“Унесли, гады. Ну и ладно. Главное, не спалился, главное, не в тюрьму”, – постановил он, хлопнул парадной калиткой и пошел домой, продолжая благодарить свою интуицию за очередное спасение.
Назавтра он пришел на службу пораньше и еще раз прогулялся по заднему двору: ходил кругами, пристально рассматривал плети винограда, заглядывал под кусты. Афанасьич удивленно глазел, как глава администрации водил хоровод вокруг сортира, но ничего не сказал. Розыск обернулся швахом: и при дневном света пропажа не обнаружилась. Ладно, Анатоль плюнул на конверт, зашел к себе и заперся в туалете. Все будет хорошо, лишь бы интуиции не подводила.
После обеда к нему зашла кадровичка, поболтала о суетном, между делом положила на стол лист с каракулями:
–Теть Зина на море собралась, не знаю, кто убирать-то будет, – она потрясла химическими кудряшками, как у пуделя.
–Ишь ты, небедная значит, – Анатоль поставил визу и отдал бумажку.
Целый месяц здание убирали нарушительницы правопорядка, наказанные таким несерьезным образом за дебоши и мелкое хулиганство. Они смотрели нахальными испитыми глазами с синей подводкой, могли обхамить, пол мыли без рвения, пыль вытирать вообще брезговали. Но главное: никто из принудительно трудоустроенных и не думал посыпать сортир известкой и обливать хлорной водой. Анатолю стало казаться, что на заднем дворе воняет, что мерзкий запах добирается даже до его кабинета на втором этаже. Он плотно закрывал пластиковое окно и запирался в личном туалете, благоухавшем освежителем с запахом сирени. Только там удавалось отвлечься и помечтать.
Через месяц вернулась теть Зина, прибежала до зари и начала греметь ведрами, отодвигать стулья, надраивать запущенные квадратные метры. Когда служащие захлопали дверями, администрация уже приняла среднестатистический вид. Анатоль обрадовался уборщице, как родной, и твердо решил подкинуть ей пару тысчонок к зарплате. Она принарядилась на морях, под халатиком синели модные джинсы, а вечером, уходя домой, Анатоль заметил на ней новую кожаную куртку. Может, и не нуждается она в этой паре тысчонок?
В районе вовсю полыхала жатва, но урожай конвертов оказался очень скудным. Предатель Князь на глаза не показывался, а его лавочку Анатоль так прижал, что настоящим тракторам солярки не хватало. Теть Зина исправно обихаживала личный санузел босса, проветривала, распаковывала новые рулоны бумаги, мыло, меняла освежители. Жизнь текла по известному руслу, без подводных камней и водоворотов. Правда, иногда он ловил на себе насмешливый взгляд уборщицы, нечасто, в основном, когда она заставала его выходящим из туалета. Однажды глава администрации встретил теть Зину в магазине, она покупала новые сапоги, итальянские, дорогущие. В тот день он увидел на ней белое пальто, такое, что низшему персоналу точно не по карману. Второй раз они столкнулись на вокзале, Анатоль встречал жену, а теть Зина провожала дочку в Москву:
–Учиться поедет, в маги…магистру, – пояснила она, – раньше все никак не выходило, пущай теперь ума-разума наберется.
Анатоль растерялся и поэтому похвалил мудрое начинание. Пусть поучится дочка, с дипломом куда как прибыльней полы мыть.
Пасмурным сентябрьским вечером он задержался в кабинете, вернее, в туалете. Перед тем, как запереть дверь, подошел к окну. Уборщица шла к сортиру с ведром известки и совком. Он посмотрел на проломленную крышу – ровно посередине щерился ехидной чернотой провал. Тот треклятый конверт вполне мог упасть на скат и соскользнуть в зловонные объятия, а потом лежать возле дыры приятным пухлым бонусом за старательность… А ведь теть Зина каждый вечер заходила внутрь блюсти чистоту.