Рассказ №7 Попутчики

Шум вокзала, полный оглушающей смеси грохота колёс, паровозных гудков, свистков кондукторов, скрипа тележек, топота шагов и звона голосов, не часто располагает к степенному отдыху. Все эти звуки возбуждают и раздражают чуткое ухо, не давая расслабиться. Увидев дремлющего на перронной скамье человека, вы предположите, что либо он глух, либо устал настолько, что даже шум вокзала его не беспокоит.
Со слухом у Огвуда Снайпса по прозвищу Кот всё было в порядке, а вот утомление последних двух суток без сна и в самом деле вымотало Кота до крайней степени. Теперь он полупритворно дремал, откинувшись на спинку скамьи, надвинув кепку на глаза, совершенно не реагируя на свистки и шипение пара. Вещей при Снайпсе, считай, не было, только кургузый пиджачишко комком лежал на коленях. Мятая грязная рубашка, перепачканные брюки, пыльные ботинки, трехдневная щетина — Кот передрёмывал не самые лучшие свои времена.
– Саймон! Саймон!!! – раздался рядом противный мальчишеский голос. Есть, знаете, такие гадкие детишки-оторвы, привыкшие вопить «ату его, ату» по делу и без. Огвуд поморщился, качнул головой вбок и, чуть приподняв веки, из-под кепки бросил взгляд вниз. Обладателя противного голоса не было видно, но зато в полуметре от Огвуда на скамье стоял потрёпанный саквояж, из кармашка которого призывно торчали два билета. Кот слегка скособочился, рука его соскользнула с коленей и двинулась к саквояжу. Со стороны казалось, что спящему привиделся сон, и его тело отреагировало рассеянным движением. Рука наткнулась на саквояж и метнулась обратно, к карману своего владельца. Посидев еще немного в скрюченной позе, Огвуд уже собрался изобразить внезапное пробуждение и уйти, но был опережён.
– Джим, ну зачем же орать? – спросил голос, способный составить достойную конкуренцию иерихонской трубе, – ты видишь, здесь отдыхает этот… уставший господин. Давай-ка пошевеливайся, отправление через десять минут.
«Уставший господин» шарахнулся на другой край скамьи и, не глядя на говоривших, ринулся к зданию вокзала, на ходу надевая свой пиджачок
Один билет Кот выбросил, порвав на мелкие кусочки, второй припрятал в нагрудный карман. Кое-как пригладил ладонью взъерошенные волосы, заправил рубаху в видавшие виды брюки, протер носки ботинок о штанины и направился к поезду. Коту было всё равно куда ехать, лишь бы подальше от страшного долга и решительно настроенных головорезов. Кондуктор уточнил, что по купленному билету Огвуд за три часа доберётся до города N и впустил его в вагон, где Кот нашёл свободное местечко, забился в угол и провалился в сон. Теперь его сморило по-настоящему, поэтому он не слышал, как рассаживались попутчики, свистел гудок отправки, гремели колёса.
В мерном покачивании вагона Огвуду Снайпсу снились карты, фишки, деньги, утекающие из рук, перекошенное яростью лицо Джона Спрута и кулаки его подельников. Кот драпал от преследователей, но чем скорее он старался двигать ногами, тем медленней и тяжелей они его слушались. Потом появилась назойливая то ли муха, то ли пчела, зудевшая «з-з-з… с-с-с… саймон», беглец морщился, задыхался и вдруг проснулся под мальчишеский смех. Огвуд не спешил открывать глаза, сквозь ресницы рассматривая ботинки сидящего напротив человека. Впрочем, в человеческой природе владельца этих ботинок можно было усомниться: настолько они были громадны. Откуда-то сверху прогудел уже знакомый подпевала иерихонской трубы:
– Джим, уймись. Ну-ка, лучше посчитай: если ехать нам три часа с четвертью, а мы едем уже час и пять минут, то какую часть пути мы уже миновали?
Огвуд не удержался и открыл глаза, уткнувшись взором в попутчика. Тот был огромен настолько, что не смог бы спрятаться за бабкиным буфетом. Впрочем, такие верзилы обычно не прячутся, хуже того: люди обычных размеров, как правило, прячутся от них. Лицо великана, между тем, было не страшно-злобным и не отстранённо-тупым, как это часто бывает. На Огвуда смотрел очень дружелюбный рубаха-парень, одетый так, что род его занятий на первый взгляд был не понятен: то ли работяга, то ли очень большая канцелярская крыса. Однако трудно было представить себе в этих громадных руках перо или карандаш. Великан улыбался Огвуду растерянно-извиняясь:
– Ну вот, мы вас снова разбудили? Простите нас, пожалуйста!
Огвуд задвигался, чтоб размять затёкшие мышцы, потянулся и наткнулся рукой на чьё-то мелкое тельце, которое взвизгнуло, дернулось и расхохоталось:
– Чего щекочешься?!
Огвуд пробормотал, что опоссумы должны ездить в клетках в багажном вагоне. Великан не разобрал его слов, а вот мальчишка взвился:
– От опоссума слышу!
– Э нет, малыш, я-то не опоссум, я — Кот, – ответил Огвуд с ехидной улыбочкой.
Мальчик всмотрелся в медового цвета глаза Огвуда и радостно воскликнул:
– Точно! У тебя глаза как у дикого кота!
– Мистер, – голос великана стал серьёзным, – клички и прозвища свойственны представителям животного мира. Мы же с вами приличные люди, так давайте вести себя достойно, подавая пример подрастающему поколению?
Конечно, Огвуд закивал: спорить с великаном при его пяти футах роста было совершенно не с руки.
– Меня зовут Саймон Трауб, – примирительно улыбнулся радетель детских душ, – а этот юный джентльмен — Джимми, мой ученик. Мы едем в город N, везём в школу книжки, закупленные на средства родителей учеников.
– Моя фамилия… Кэтстоун. Огвуд Кэтстоун.
– Очень приятно познакомиться! Да, Джимми? – с напором, выразительно глядя на своего ученика, проговорил Саймон.
– Я решаю, сколько мы проехали! – возмутился мальчишка.
– Прекрасно! Но ты поторопись, а то придётся перерешивать, потому что мы проедем не треть, а половину пути! – Саймон подмигнул Коту, – Вот вы, Огвуд, хорошо знаете математику?
В вопросе учителя Кот услышалпросьбу утвердительного ответа, потому снисходительно и преувеличенно уверенно брякнул:
– Да я без неё жизни не представляю!
А про себя добавил: «Попробуй поиграть в карты, не умея считать», хитро прищурился и спросил вполголоса:
– Желаете проверить? – И сделал характерный жест, словно держал карты в щепоти. Саймон нахмурился.
– Мы в общественном месте. С нами ребёнок. У нас просто нет права устраивать тут… казино! – строго заметил он и Кот, естественно, не стал с ним спорить. Он посидел минутку, потом ехидно сказал Саймону:
– Вы, стало быть, за порядок и чистоту?
Саймон с улыбкой кивнул, сложил свои громадные руки на громадных же коленях, и Кот, на ходу переформулируя полные сарказма мысли, как можно корректнее и с подобием жёсткой улыбки, процедил:
– А между тем чистоплюйство может сыграть не в вашу пользу!Однажды…
Джимми подсел чуть ближе и вытянул ушастую голову: мальчик явно обожал взрослые байки.
– Однажды некто Джон Рэббит (видели б вы его зубы!) задумал и реализовал совершенно дерзкий план: выследил, в котором часу к банку приезжает инкассатор, раздобыл громадные сапоги, перепачкал их глиной по самое не хочу; у заднего входа в банк, куда только служащих и пускают, выплеснул три ведра воды, и по этой луже попёр навстречу инкассатору. «Дружище, – говорит, – у нас там канализацию прорвало, всё помещение, включая хранилище, в дерь… отходах. Я нарочно вышел навстречу, чтоб ты не пачкался. Давай мне мешок с наличностью, я уж сам всё сдам в кассу!» Тот видит: грязища до ушей и в чём там сапоги выпачканы — с первого взгляда понятно. Для приличия уточнил: «Что там, мистер Джейсон на месте?» А Джон Рэббит, не будь дурак, заранее выяснил, как зовут директора банка. «Какого мистера Джеймса, дружище? – спрашивает, – ты что-то путаешь, наш директор- мистер Хатчисон, он сейчас болеет, вместо него мистер Кромски командует». Инкассатор совсем успокоился, отдал денежки Рэббиту, посмотрел, как тот ко входу в банк по грязи топает и отправился восвояси. А Рэббит мешок сунул в другой мешок, через забор перемахнул, да и почесал рысью дворами, через квартал, где его лошадь на привязи стояла. Только его с денежками и видели.
Джимми восторженно хлопнул себя по коленям и посмотрел на Кота с уважением. Мистер Саймон же взирал на попутчика, явно что-то обдумывая.
– Ваша история, конечно, поучительная, но я могу рассказать кое-что похлеще.
У Кота мелькнула мысль, что, похоже, неповоротливая Фортуна всё же решила обернуться к нему своей снисходительной улыбкой.
– А хотите, – сказал он, – поспорим? Кто успеет до N рассказать лучшую историю, тот и выиграл!
– Соревнование?! – обрадовался Саймон, – отличная идея! Но как решить, кто победил? О! Я знаю!
Кота больше интересовало, что получит победитель, но он не стал уточнять. Саймон же, встав во все свои семь футов, кашлянул и прогудел на весь вагон:
– Леди и джентльмены! Мы с вот этим господином затеяли спор: кто расскажет лучшую историю. Кто желает стать судьёй состязания, прошу к поближе к нам!
Сперва к ним присоединились две дамы, потом еще пара парней, и постепенно возле Кота, Джимми и Саймона собралась пёстрая толпа пассажиров: все скучали в пути и были рады бесплатному развлечению.
– Благодарю вас, друзья мои! – воскликнул Саймон, широко разводя руки, словно собираясь обнять публику. Мы с мистером Кэтстоуном поспорили, кто расскажет самую увлекательную байку. Чтобы честно определить победителя, нам понадобится ваша помощь, так что слушайте внимательно.
Пассажиры пошумели, расселись и разместились поудобней.
– Кто начнёт? – спросил Джимми.
– Я! – заявил Кот, в котором разгорался азарт, и Саймон великодушно предоставил ему слово.
– Только громче давай! Колёса стучат, тебя не слышно! – заметили в толпе. Кот вздохнул и приступил:
– Вряд ли вы знали Клайва Сморгена… Свои звали его Комаром: очень уж он был тощ и доставуч. Если какая идея ему в голову придёт — и себя, и остальных изведёт, пока не реализует свой план. И однажды, уж не знаю, какими путями, раздобыл он колпак с бородой Санта-Клауса. Не настоящий, ясное дело, борода из овечьей шерсти, а колпак из бархатной тряпки. И взбрело ему в голову явиться посреди лета в этаком наряде в банк. Не за благим делом, само собой. Просто очень уж ему хотелось, чтоб, когда кассиров будет допрашивать полиция, они отвечали, что денежки прибрал Санта-Клаус. Вот было ему смешно от этой затеи.
В толпе слушателей раздались смешки.
– Напялил Комар этот колпак с бородой, да и ломанулся. Подельника на входе оставил, а сам – к кассе и требует складывать наличность в мешок. Ходит, красуется, револьвером поигрывает, всякие Сантовские словечки отвешивает: «Хо-хо-хо», да «Где тут у вас камин?». Народ в банке не понимает, бояться или смеяться. И вот, значит, сложили ему денежки в мешок, тянет он его, а борода возьми да и перекосись, явив народу бандитскую физиономию. Всё б ничего, да вдруг один из посетителей банка как крикнет: «Комар! Ты, что ли, засранец?!». Оказалось, это его родной дядька пришел чек свой обналичить, да вот племянничка и встретил. Полицейские подъезжают, а старый работяга тащит Комара за ухо им навстречу: забирайте, мол, это семейное позорище, пока он кого-нибудь не угрохал да бОльший грех на душу не взял.
В толпе одобрительно загудели: рабочему люду было обидно, когда крали их кровно заработанные денежки.
– Прихлопнули Комара, стало быть! – заметил кто-то, и слушатели рассмеялись.
– Что ж, – прогудел Саймон, – поучительная история! Теперь давайте-ка я вам расскажу про двух других жуликов. Одного звали Слепыш, поскольку он изображал слепого на оба глаза, а второго — Фокс, он выдавал себя за хромого. Они подлавливали простачков и обирали до последней нитки. Самое подлое, что чаще всего люди сами отдавали этой парочке свои денежки, ведь инвалидам помочь — святое дело. Тем же, кто не готов был поддержать калек, хитрецы не угрожали, наоборот, всячески хвалили за осторожность и обещали приумножение его наличности. К примеру, одному мальчишке, которому отец отдал последний доллар на покупку азбуки, эти двое напели, что, если закопать в полночь монетку на поле за городом, к утру монетка вырастет в дерево.
– Я вроде, слышал эту историю! – выкрикнул кто-то из толпы.
– О, это было громкое дело! – уверенно кивнул Саймон, – да, мальчишка ночью пошел на то поле, закопал денежку, произнёс заклинание, которому его научили Фокс и Слепыш, и тут они его спровадили, мол, дерево при свидетелях не вырастет. Они-де, посторожат, а мальчик может пойти отдохнуть. Ясное дело, наутро на поле не нашлось ни доброхотов, ни денег.
– Ох и простачок! – выдохнул Огвуд, восхищённый находчивостью пройдох.
– Да, в тот раз жуликам удалось сорвать куш, но, поверьте, счастья им этот доллар не принёс. Но это другая история, не буду нарушать правила!
В этот раз толпа гудела неодобрительно, хотя были и довольные слушатели. Кто-то крикнул:
– Эй, как там тебя, твоя очередь!
Огвуд, чувствуя, что успех пока на его стороне, решил блеснуть одной из любимых баек:
– Когда бедняка грабят — это позор! – В толпе раздались одобрительные возгласы, – а вот если богача оставляют с носом — так это иногда и справедливо!
В толпе не без ехидства посмеялись, Огвуд вдохновился и спросил:
– Вот что самое большое вам удалось продать? Ну?
– Корову!
– Лошадь!
– Я дом продал!
– А я ранчо!
Огвуд успокаивающе приподнял руки:
– А всё равно никто из вас не переплюнул Джорджа Паркера!
– Что ж он продал?
– Мост. И не какой-нибудь мостик через канаву, а Бруклинский мост!
В толпе развернулось изумлённое «у-у-у». Огвуд, довольный эффектом, продолжил:
– Да-да! Причём, прошу заметить, Бруклинский мост он продавал дважды в неделю! Полицейские уже привыкли гонять оттуда новых владельцев, которые пытались собирать плату за проезд. Больше того, хотя куда уж больше: Джордж Паркер умудрился продать Статую Свободы, музей этот… как его… Метрополитен! И даже могилу Гранта!
Публика потрясённо молчала, на вопрос решился только Саймон:
– Но кто в здравом уме купит Статую Свободы?!
– Так и я о чём! – воздел руку Огвуд и оглядел слушателей, – эти олухи верили поддельным документам, нарисованным Паркером!
Народ было загалдел, но Саймон выразительно кашлянул и, перекрывая стук колёс, громко произнёс:
– Славная история! А не враки ли это?
Огвуд, как всякий жулик, очень трепетно относившийся к редкой правде из своих уст, аж подпрыгнул:
– Да Джордж Паркер сейчас отбывает пожизненный срок в тюрьме «Синг-Синг»! И сам про свои похождения байки травит! Один мой знакомый сидел в «Синг-Синге», а как вышел, мне и рассказал про Паркера!
Саймон уважительно поклонился:
– Ну, если эта история почти из первых рук, поверим мы ей?
Пассажиры загалдели, поддерживая Огвуда: очень уж всем понравилось, что аферисту удалось объегорить нескольких богачей.
– Уж и не знаю, чем переплюнуть такой размах, – почти растерянно заметил Саймон, – вот, разве что, среди моих учеников есть один парнишка… Не ребёнок, а сущий дьяволёнок, в день устраивающий по несколько проказ, от которых воют все его соседи. Так вот, двое злоумышленников умудрились поймать этого оторву, чтоб стребовать с его отца выкуп. Однако малец задал им такого перцу, что они вернули мальчишку папаше, да ещё и денежек сверху добавили, лишь бы сбежать от чертёнка подальше.
В толпе раздался жиденький смех, кто-то крикнул: «Да мы уже подъезжаем! Кто победил-то?»
Пассажиры засуетились, Саймон поднял руку:
– Кому понравились истории мистера Кэтстоуна?
Толпа одобрительно зашумела.
– Или мои байки лучше?
Народ умолк. «Неужто хотя бы Джимми не поддержит своего учителя?» – подумал Кот, ища глазами мальчишку. Но того словно ветром сдуло. Когда успел улизнуть? И куда? Огвуд крутил головой, попутчики же поняли его жест как поиск поддержки.
– Вот этого давай!
– Щуплый победил!
Опять поднялся шум, все расходились по своим скамьям собирать вещи, а Огвуд всё искал глазами Джимми, даже привстал и повернулся к другому концу вагона. Что-то было не так. Произошло что-то неправильное, непредусмотренное. Кот заметил, что пара попутчиков хлопают себя по карманам, одна из попутчиц переворачивает вверх дном свою корзинку, вторая ощупывает сумочку, а работяги заглядывают под скамейки. У Огвуда похолодело в кишках, и он резко повернулся к сиденью Саймона. Учителя на месте не было. Джимми тоже. И ровно в ту секунду, когда Огвуд Снайпс понял, что именно неправильное и непредусмотренное произошло, раздался женский визг:
– Обокра-а-а-а-али! – И поезд остановился.
Побить Огвуда не успели: кондуктор и полицейский вошли в вагон и буквально собой заслонили победителя «битвы баек» от рассерженной толпы. Огвуд бил себя кулаком в грудь, ронял натуральные слёзы, тряс своим пиджачком, показывая, что тоже ограблен: пуговицы срезаны, тайный кармашек вскрыт, денежки испарились!
Полицейский взял с собой нескольких желающих побыстрей найти украденные вещи и помчался ловить пройдоху Саймона и пострелёныша Джимми на перроне. Подоспел второй полицейский, переписал фамилии и адреса пострадавших. На вопрос, где остановится в городе N мистер Кэтстоун, Кот ответил, что не представляет, что делать: его последняя двадцатка украдена из потайного кармашка, видите разрез? Кондуктор пообещал на пару дней пустить мистера Кэтстоуна в каморку при вокзале, и Огвуд наконец вышел из вагона, где за два часа познал победу и разочарование.
Дожидаясь кондуктора на перроне, Огвуд, попинывая камешек, разложил несложную аферу по полочкам: пока пассажиры обступили рассказчиков, Джимми выскользнул из толпы и собрал с попутчиков урожай. Как «учитель и ученичок» умудрились улизнуть, где спрыгнули с поезда — загадка.
Тут Кот заметил, что из соседнего вагона выскочил приличного вида усатый господин, ринувшийся к Огвуду на всех парах:
– Что там стряслось? – кричал он, на ходу доставая что-то из портфельчика.
– Пассажиров обокрали, – устало ответил Кот, с подозрением глядя на бумажки в руке господина.
– И вас?! – тот уже был рядом, зажал листки подмышкой, протянул руку: – Уильям Портер. Я пишу для New York World, расскажите же мне по горячим следам, что произошло?!
Огвуд Снайпс по прозвищу Кот усмехнулся:
– О, мне есть что вам рассказать!