Рассказ №1 Ларри, атомное сердце

Море, будто гигантский зверь, пробуждалось ото сна, лениво потягиваясь и зевая, не желая расставаться с мягкими объятиями ночи.

Волны, едва слышно накатывая на песчаный берег, так же тихо и без всякой суеты откатывались назад. Казалось, они играли в вечную таинственную игру с прибрежным песком.

            В предрассветных тенях, когда мир ещё погружён в зыбкую грань между ночью и утром, Афелия ступила на пристань. Её шаги, как шёпот ветра, растворялись в тишине, нарушаемой лишь плеском волн о деревянные сваи. В её душе царило тревожное ожидание, смешанное с предвкушением чего-то неведомого. Лёгкий морской бриз нежно играл с её волосами, лаская их, создавая иллюзию невесомости.

– Ларри! – позвала она своего друга. – Ларри, ты где?

Прошла буквально пара мгновений, из воды выпрыгнул дельфин, сделав сальто в воздухе, а опускаясь в воду, ударил хвостом о морскую гладь. Брызги окатили Афелию с ног до головы. Она засмеялась, сбросила с себя накидку и прыгнула в море, к нему.

Ларри и Афелия поплыли на своё любимое место. Там метрах в ста от берега из моря выступала скала, совсем чуть-чуть. Даже проплывая на катере метрах в тридцати, её можно было не заметить. Ларри высаживал Афелию на скалу, а сам устраивал представления, как в цирке.

Ларри раньше был цирковым, любил выступать перед детьми, делать разные трюки. Но владельцы разорились, и дельфина выпустили в море. Афелии тогда стукнуло двенадцать, совсем ещё девочка была, она так же, как и сейчас, вышла на пристань. Море штормило, и её смыло волной. Всё это произошло на глазах Давида, который шёл за дочерью, чтобы забрать её в дом, погода быстро портилась. Что он тогда пережил, сказать трудно. Он бросился в воду, в эту пучину, звал Афелию, нырял, но вода была мутная. Уже совсем отчаявшись, он услышал свист дельфина…

Вот тогда Ларри и Афелия познакомились, дельфин спас её. С тех пор, вот уже четыре года, они старались видеться почти каждый день, в любую погоду. Зимой они, конечно, не плавали, в холодное время года Ларри устраивал представления прямо возле пристани.

Афелия повзрослела, её формы округлились, и Ларри как-то по-особому начал относиться к ней. Стал оказывать ей знаки внимания, Ларри влюбился.

Недавно, в день рождения Афелии, друг Давида, Антон, преподнёс ей изысканный дар – устройство, способное переводить язык дельфинов на человеческий и наоборот. Этот уникальный прибор стал для Афелии не просто инструментом, но и верным спутником, в её морских прогулках. Да, бывало, что прибор немного портачил, перевод шёл с небольшой задержкой, но это были мелочи. Когда они плавали к скале, Афелия читала Ларри Шекспира, Пушкина. А когда она впервые познакомила его с «Леди Макбет Мценского уезда», он от восторга исполнил трюк «хождение на хвосте».

Вот и сейчас Ларри выдавал на-гора сумасшедшие трюки, Афелия, умостившись на скале, хлопала в ладоши от восторга. Вдруг метрах в двадцати она увидела заострённый плавник и крикнула:

– Ларри, акула!

Хищник стремительно приближался к Афелии. Дельфин, молнией, метнулся хищнику наперерез, целясь в её жабры. Акула, в свою очередь, заметив дельфина, раскрыла пасть, готовясь нанести смертельный удар. Их тела сплелись в вихре ударов и контратак, вода вокруг них бурлила и пенилась, как кипящий котёл.

Каждый удар, каждое движение было исполнено боли и ярости. Дельфин, используя свою скорость и манёвренность, пытался измотать акулу, нанося ей быстрые и точные удары. Акула, в свою очередь, пыталась прорваться сквозь защиту дельфина, используя свою мощь и силу.

Их тела, словно высеченные из мрамора, двигались с грацией и мощью, каждое движение было наполнено первобытной энергией и древним инстинктом.

Афелия, охваченная ужасом, пыталась громкими криками отпугнуть хищника, не осознавая до конца всей глубины опасности, в которой оказалась. Неведомая судьба могла бы сыграть с ней злую шутку.

Давид, зоркий взгляд которого уловил неладное в движениях дочери, не теряя ни секунды, прыгнул в катер и устремился к ней.

Услышав приближающийся шум мотора, акула ретировалась. Но Ларри, Ларри истекал кровью.                                                     

                                                               ***

Ларри поместили в институт океанологии, там за ним наблюдал друг Давида, дельфинолог и врач, Антон. Прогноз был неутешителен, у Ларри образовалась большая гематома в области сердца. С каждым днём Ларри становился всё более и более безучастным к жизни. То же самое творилось и с Афелией. Угасал Ларри, и вместе с ним Афелия.

– Антон, есть хоть какой-то выход, надежда, что может спасти Ларри? – умоляюще произнёс в трубку отец Афелии.

– Давид! Есть у меня друг, Жорж, он инженер. Давно ведёт разработки технического сердца. Не знаю, в какой стадии сейчас этот проект, его не афишируют. Но могу узнать.

– Тоша, звони. Я буду ждать твоего звонка. Деньги найду, сколько потребуется.

– Хорошо, как что-то проясню, наберу, – произнёс Антон и отключился.

                                                          ***

Жорж Крапивницкий, инженер-изобретатель, создал для Ларри уникальное атомное сердце. Это сердце, рождённое в недрах принтера, было оснащено двигателем, который по сути являлся миниатюрным атомным реактором. Размером с грецкий орех, этот реактор приводил в движение всю сердечно-сосудистую систему дельфина.

Операция, которую проводил Антон в присутствии изобретателя и его ассистентов, была настоящим вызовом. Четырнадцать часов длилась эта титаническая битва за жизнь Ларри, наполненная напряжением и надеждой.

Когда, наконец, поздно вечером дельфин очнулся от наркоза, его выпустили в бассейн. Ларри, освобождённый от груза болезни, медленно, но уверенно начал исследовать свои новые возможности. Его сердце, пульсирующее благодаря атомному чуду, билось в такт с ритмами вселенского океана, и мир вокруг него заиграл новыми красками.

Всю ночь перед операцией и весь день во время спасения жизни Ларри Давид не отходил от своей дочери. Она лежала на кровати в своей спальне, её тело содрогалось, жар волнами накатывал на неё, моменты забытья сменялись бредом, она теряла сознание и вновь приходила в себя, и всё повторялось.

Антон позвонил ближе к полуночи. Давид, словно предчувствуя что-то важное, вышел из комнаты дочери и спустился на кухню.

– Привет, Тоша, не мучай меня, – с дрожью в голосе попросил Давид, прижимая трубку к уху.

– Привет. Ларри плавает в бассейне, – спокойно, но с ноткой таинственности ответил Антон. – Жорж, конечно, гений.

– Антон, ты тоже гений. Впервые в мире провести такую операцию.

– Брось, дружище.

– Скажи, мы можем его навестить?

– Я бы просил не беспокоить его две недели. Эмоции ему сейчас пойдут во вред. Ты уж Афелии как-нибудь объясни ситуацию.

– С этим разберёмся.

– Давид, извини, пойду спать, чертовски устал.

– Всё, огромное спасибо. С меня поляна. Пока.

Воодушевлённый, отец поднялся и вошёл в спальню дочери. В постели её не было, он заволновался. Но тут же увидел открытую дверь на балкон и Афелию, пожирающую глазами море.

                                                       ***

            Утро нового дня принесло миру сенсацию, которая всколыхнула умы и сердца людей. Яркой кометой, пронеслась по страницам социальных сетей весть о величайшем прорыве в области медицины. Теперь не нужно было больше искать и ждать донора сердца, теперь всё было просто и доступно.

Но самое удивительное заключалось в другом: атомный реактор, питающий это новое сердце, был способен работать без остановки целых триста лет. Эта новость, подобно лучу света в кромешной тьме, давала надежду на то, что человеческая жизнь может стать длиннее, насыщеннее и полнее.

Не прошло и нескольких часов, как в домах Жоржа и Антона зазвонили телефоны. Люди, чьи имена были известны всему миру, просили пересадить им это чудо техники. Те, кому было уже за семьдесят, стремились продлить свою жизнь, обрести новые силы и возможности.

 Жорж и Антон, два гения современности, стояли перед выбором. Им предстояло решить, кому из этих людей суждено получить новое сердце, кто станет первым в этой гонке за бессмертием. Их сердца бились в унисон с пульсацией времени, и каждый удар был как напоминание о том, что жизнь – это дар, который нужно ценить и беречь. Гении пока не торопились, с пересадкой атомного сердца человеку, они наблюдали за Ларри.

Дельфин медленно, но верно шёл на поправку, и вместе с ним возрождалась к жизни Афелия. В колледже, среди бесконечного переплетения коридоров и аудиторий, она встретила молодого человека, однокурсника, Бориса.  Их души переплетались в ритме совместных прогулок, наполненных смехом и мечтами.

Настал тот долгожданный день, когда Ларри должен был отправиться в бухту, где жил Давид с дочкой. Афелия, трепеща от волнения, приготовила для Ларри изысканные деликатесы, особенно любимые им кальмары.

Они стояли на пристани втроём: Давид, Афелия и Борис. Афелия, не находя себе места от волнения, нервно теребила край платья, а Борис, пытаясь успокоить её, мягко сжимал её руку. Волны тихо шептали свои тайны, а солнце, клонясь к закату, окрашивало небо в пастельные тона. В этот момент казалось, что время замерло, и весь мир сосредоточился на этом маленьком, но значимом событии.

Послышался гул мотора, и в бухту, словно призрак из морских глубин, ворвался катер. Афелия, юная душа, охваченная восторгом, запрыгала от радости, её смех эхом разносился по водной глади. Катер мягко причалил к пристани, и дельфин, освобождённый из своего плена, взмыл в воздух, исполнив сальто, а потом совершил три круга по бухте.

 Затем он грациозно вернулся к пристани и начал своё фирменное цирковое выступление, демонстрируя своё мастерство перед восхищённой публикой. Афелия, сияя от счастья, хлопала в ладоши, её глаза светились неподдельным восторгом. Глядя на свою дочь, Давид, отец Афелии, улыбнулся, и его сердце наполнилось теплом и радостью. Во время выполнения очередного трюка Ларри Афелия от восторга обняла Бориса и поцеловала его в щёчку.

Через мгновение Ларри, высоко выпрыгнув из воды, обрушился на Афелию, его мощный удар пришёлся прямо в область её сердца. Она упала замертво, как сломанная кукла, её смех внезапно оборвался, оставив лишь тишину и пустоту.

Давид, не теряя ни секунды, бросился в дом, схватил карабин и, прыгнув в катер, начал преследование дельфина. Но Ларри, чувствуя опасность, уже скрылся, оставив бухту позади.

                                                       ***

Афелию похоронили недалеко от дома, на возвышенности. Давид хотел, чтобы она всегда могла видеть море. Он остался один в этом мире. Жена умерла при родах, а теперь и единственный ребёнок, в котором Давид души не чаял. Клятва, данная друзьям, пылала в его сердце, как неугасимый огонь: он поклялся уничтожить Ларри, дельфина, разрушившего его жизнь. Месяц за месяцем Давид выходил в море на своём катере, словно тень, блуждающая по волнам в поисках отмщения. Он искал, ждал, но тщетно — Ларри словно растворился в воздухе, оставив лишь эхо своих злодеяний.

Прошло два года.

Из прибрежного посёлка, который находился в ста километрах от бухты, стали поступать тревожные новости. Дельфин стал нападать на молодых девушек. И если в двух случаях нападения девушки выжили, то при последней атаке девушку спасти не удалось.

«Это Ларри», – подумал Давид, услышав эту новость по радио. Не успел он до конца всё осмыслить, как вдруг услышал шум катеров. Он вышел на крыльцо дома. К пристани подошли два рыбацких катера. Один пришвартовался, и оттуда сошёл на берег пожилой рыбак, приплывшие с ним остались на месте. Давид пошёл на, встречу гостю.

– Приветствую тебя, Давид, – протягивая руку, произнёс незнакомец.

– Здравствуйте. Чем обязан такому многочисленному визиту?

– Меня зовут Матвей. Это в нашем посёлке объявился дельфин-убийца, и мы знаем, что это твой дельфин. Мы не смогли его поймать, он быстр как торпеда и мудр как весь наш посёлок вместе взятый. Знаем, что у тебя тоже от него погибла единственная дочь. Соболезнуем. Но это твой дельфин, Давид, – Матвей поднял указательный палец сначала вверх, а потом медленно его опустил, указывая на Давида.

– Да, это Ларри. Что вы хотите от меня? – огрызнулся Давид.

– Давид! Тебе неделя, ты должен поймать и уничтожить этого дельфина. Это твой дельфин, и ты за него в ответе. Ровно через неделю, в это же время, мы приплывём и сожжём твой дом и тебя вместе с ним, если этот дельфин будет ещё жив. Мне больше нечего тебе сказать. Бывай.

Матвей прыгнул в катер, и рыбаки уплыли.

«Может, это лучшее решение, быть сожжённым в своём доме. Я потерял всё, меня больше ничего не держит на этом свете».

Давид, проводив взглядом катера, пока они не ушли из бухты, зашёл в дом. Медленно, но решительно он прошёл на кухню, где из старого деревянного шкафчика достал початую бутылку коньяка. Его руки слегка дрожали, когда он наливал себе напиток в бокал. Это был момент истины, момент, когда все его внутренние противоречия и сомнения достигли апогея. Залпом осушив бокал, он почувствовал, как обжигающая жидкость разливается по его горлу, принося временное облегчение, но не разрешая внутренних конфликтов.

Утро. Давид ещё погружён в объятия сна, возможно, коньяк, как мягкий плед, окутал его, даруя покой и безмятежность. Вдруг сквозь сон до его слуха донеслись едва уловимые звуки – свист, щелчки. Давид медленно поднял голову от подушки и, прищурившись, посмотрел на тумбочку. Прибор, будто оживший страж, мерцал синим светом, его индикаторы ожили. Свист и щелчки внезапно прекратились, оставив после себя на доли секунд  лишь тревожную тишину.

– Давид! Выйди на пристань, – раздался голос из трубки-прибора, звучащий как эхо из далёкого прошлого.

Он рывком поднялся с кровати, схватил заряженный карабин, трубку-переводчик, и подобно тени, скользнул на пристань.

– Где ты? Сволочь! Покажись! – его голос, наполненный яростью и отчаянием, разносился над водной гладью.

– Прости меня! Я прошу тебя выслушать меня. А потом ты вправе сделать всё что угодно со мной. Я для этого сюда и явился, – из моря появился силуэт, его голос дрожал.

– Прости его? Ты убил мою единственную дочь. Я теперь один на всём белом свете, и простить тебя? Сволочь! – продолжал орать Давид, бегая по пристани и размахивая карабином.

– Давид! Пять минут твоего внимания. А потом стреляй, – донеслось из трубки-переводчика.

– Хорошо. Ты ответишь мне, за что?

– Отвечу.

Давид положил карабин на доски пристани и немного успокоился.

– Ларри, за что? – выкрикнул Давид, увидев дельфина на поверхности.

– Я любил Афелию! Когда увидел, как она целует того молодого человека и обнимает его, я взревновал. С атомной, неудержимой силой взревновал. Тебе этого, Давид, не понять. Моё сознание, мои мозги не смогли справиться с тем потоком энергии, с той силой, которая меня охватила. Я счёл этот поцелуй за измену. Понимаешь, за измену!

– Ларри! Какая, на, хрен, измена? Она девушка, человек, ты же, ёкарный бабай, рыба, ну в смысле животное, – перебил Давид исповедь Ларри.

– Давид! Я любил Афелию. Я не задумывался насчёт того, животное я или рыба, без разницы, я любил её.

– А те девушки из посёлка?

– Я уже не мог себя остановить. Я мстил всем. Сегодня ночью я осознал всё, что натворил. Потому прошу тебя, убей меня. Сам я уже не остановлюсь. Мотор, вживлённый в меня, это не позволит. Мне некуда девать всю ту энергию, я не приспособлен к другой, менее агрессивной жизни. Я видел рыбаков, которые были здесь вчера, знаю их ультиматум к тебе. Не хочу больше жертв. Убей меня, Давид!

– Ты приплыл ко мне с покаянием? – голос Давида дрожал от ярости. – Это немыслимо! Дельфин и покаяние, фантастика!

– У меня к тебе, Давид, есть последняя просьба, – тихо произнёс Ларри.

– Ну ты наглец, у тебя ещё хватает совести о чём-то просить меня? – процедил Давид сквозь зубы, его голос дрожал от ярости. Он поднял карабин, прицелился в Ларри и замер, как хищник, готовый к прыжку.

– Давид, у меня родилась дочь, – голос Ларри звучал тихо, но в нём слышалась мольба. – Её мать погибла под винтами катера. Я прошу тебя присмотреть за ней. У тебя есть замечательный друг Антон. Ты сможешь с ним договориться, чтобы её поместили в институт океанологии, пока она не подрастёт и не станет самостоятельной. Может, ей повезёт, и она найдёт и вольётся в стаю своей матери.

В трубке послышались тяжёлые вздохи, будто ветер, пробивающийся сквозь густую листву.

Ларри всплыл на поверхность, его силуэт, четко вырисовывался на фоне величественного восходящего солнца. Давид, охваченный бурей противоречивых чувств, не мог отвести взгляда от дельфина, грациозно скользившего по водной глади. Его сердце разрывалось от восторга и тоски, от радости и боли, от нежности и отчаяния.

– Афелия, плыви ко мне, познакомься, это Давид! – прозвучало с задержкой в трубке-переводчике.

Но на мгновенье, за ничтожную долю секунды раньше, прозвучал выстрел.

Рядом с подстреленным Ларри, из которого сочилась кровь, выпрыгнула из воды Афелия. Она сделала сальто, её серебристое тело сверкнуло в лучах солнца, отражая свет самого неба.

Давид застыл, слёзы рекой струились по его щекам. Карабин выпал из онемевших рук, и он рухнул на колени, не в силах больше удерживать бурю эмоций, бушевавшую внутри. В этот миг мир вокруг него растворялся, реальность уступала место чему-то бесконечному и непостижимому. В этот момент он осознал, что любовь может быть как величайшим даром, так и самым чудовищным проклятием.