Рассказ №34 Титус и Фебус

— Ронни, Ронни, ты слышал? Ты уже слушаешь? Я звонил, ты почему?.. — бледный молодой человек тыкал рукой в черной перчатке по сияющей белой панели у двери. — Это просто конец света, точнее…
—Переобуйся, Хайк, в шлюзовой камере, сначала. На черном коврике, пожалуйста.
— Ты вообще серьезно? Ты и всадников апокалипсиса будешь так же встречать?
— Я попрошу их показать иммунопрофиль. И слезть с коней. Что ты орешь?
— Ты не слышал? — Хайк был счастлив. Ему предстояло произвести здесь небывалый эффект первым.
— Не слышал. Выборы опять перенесли? Отменили?
— Это Фебус, Рон. Они нашлись. Они живы. Они будут здесь через несколько месяцев.
— Пошел ты знаешь куда, дурак. Если бы ты не был как и я одним из Андроников, рода, который вот уже двести лет… Я не в школе давно, и мне такие…
— Включи трансляцию
Рон сник и тут же стал абсолютно серьезным. Как будто его бедную, но размашистую мимику обесточили. Он щелкнул пальцами, отчего со стены на его ладонь прыгнула искра. Рон развел средний и большой пальцы, и на них, словно мыльная пленка, возник экран. Сначала эмблема — белая чайка с черной тенью над морем, а потом — бледное лицо женщины с ярким шарфиком. На флаге за ее вздернутыми плечами виднелся синий флаг, а на нем — все та же белая чайка с черной тенью.
— Эм, я тоже тут. Есть. Так что на стену, пожалуйста.
Кивающее щербатое лицо с опухшими веками скакнуло на стену и занялo ее всю. Бегущая строка под говорившей вновь и вновь повторяла короткое “Леди Мерч Мерелл, виконтесс, всенародный президент”.
Президент торопливо и сладостно продолжала:
— ..я знаю, ну разумеется, я в курсе. На моём, не таком уж и пожилом и состарившемся веку я пережила с дюжину таких фейков. “Фебус вернулся, Фебус погиб”, кричали эти дешевые свистуны. Но на сей раз я уполномочена сказать, что все верно. Фебус вышел на контакт с нами.
На экран сбоку откуда то поползли шум и окрики. Мерч фальшиво улыбалась куда-то вбок и ждала тишины.
— ..спасибо, спасибо. Никто, кроме них, не знал эти позывные. Это точно не кеплеровские колонии. Фебус жив, он может передвигаться и он думает, что будет здесь очень скоро. Видимо, вскоре после отпадения…
— Опять эта евангельская риторика… — выдавил Хайк.
— …и они подпали под влияние чего-то с циклопической гравитацией. Они предполагают, что с разрыва связи прошло четыреста лет. По-видимому, для них так оно и было.
Снова окрики с краев экрана.
— Нет, нет, на это я отвечать не уполномочена. Все подробности будут вам даны, видимо, позже. Самого доброго вечера вам, берегите себя!
— Да кто тебя может уполномочить и разуполномочить, ты просто сама творишь что хочешь. — разозлился уже Рон — Ладно, эта жердь стоит только потому, что не может решить, в какую сторону упасть. Это сенсация! Сколько прошло лет? Двести восемьдесят? Давай пересмотрим документалку. Я не пил четыре года и готов с этим завязать. Но,черт, это теперь так дорого.
—Я принес и угощу…
— Прошу на диван!
Приятели любили вместе смотреть и по десять раз пересматривать документальные фильмы. Это казалось им благоразумным и здоровым досугом.
— Перемотай на пятнадцать минут…
На всю стену отображались два красавца-корабля, близнецы во всех отношениях, какими они были Двести восемьдесят лет назад. Два толстых веретена, замощенные на поверхности треугольниками каркасов.
Диктор в восторге рассказывал:
— Эмблемы, а лучше сказать, гербы кораблей воспроизводили друг друга. Черная и белая чайки на синем фоне — это сами Фебус и Титус, и, разумеется, фоном — бескрайний космический простор, словно лазурное море. На гербе Титуса белая чайка впереди, на гербе Фебуса – его, черная.
— И пойди им докажи теперь, что это не тень сиятельного Титуса, а Фебус, тот самый Фебус.— Хайк никогда не уставал повторять это.
— Большинство просто неучи и так и думают, так и думаю. Как ты думаешь,что теперь будет?
— Понятия не имею. Но на всякий случай боюсь.
— Хорошо бы успеть-таки провести выборы до этой эпохальной встречи, чтобы убрать наконец швабру в шкаф и не позорится перед людьми из будущего.

***
— Здравствуйте! Начинаем селекторное совещание.
Это высказывание вызвало у кого-то кашель вперемешку с хихиканьем. Госпожа Мерч помолчала и продолжила:
— Я прошу вас удалить ваших секретарей. Никакой речи о комментариях журналистам в обход меня не может быть. Все? Замечательно. Самого доброго утра вам! Как вы знаете, через неделю мы будем на достаточно малом расстоянии, чтобы устроить прямой телемост в режиме реального времени. Давайте нам об этом расскажет Стевенсон.
Стевенсон, советник президента по науке, вышел к трибуне завешенного красным сукном маленького зала.
— Добрейшего утра, спасибо вам Я говорил с техническим специалистом Фебуса.У него очень сильный акцент и я не все понимаю. Язык сильно изменился, причем у них сильнее. Мы согласовали связь руководства, представителей науки и искусства через неделю. И я узнал, что их, кажется, всего девять тысяч на борту.

Эта цифра заставила всех присутствующих выпрямится
— У них что-то случилось? Эпидемия? — Мерч подняла взгляд к потолку.
— Кажется, нет. Их настолько мало уже давно.
— Надо убедиться самым первым делом, что это не эпидемия у них была…

Министр на другом конце стола повернул каменное лицо к коллеге и шепнул “Она будет стоить нам контакта разлученных цивилизаций” и посмотрел на колени.

***
Титус делегировал на встречу, кроме неизбежной Мерч, Стевенсона, еще пару ученых, технического специалиста, министра обороны и несколько деятелей культуры. По большей части это были преподаватели философии.

Вместе этому коллективу предстояло подготовить краткую презентацию. Показать себя новому миру, другой цивилизации, которая в то же время была знакомой и своей. Приближающийся Фебус перевернул мир в головах сорока четырёх тысяч титусийцев, как будто произошел одних из ужасных террористических актов, но только со знаком плюс.
— Нам совершенно необходимо дать краткий экскурс в нашу историю за эти двести восемьдесят лет. Там ведь было некоторое время, когда они еще продолжали контакт с нами, да, так, Стевенсон?

Советник не сразу услышал речь начальника и закивал с опозданием.
— Ну да господь с ними. Главные события, главные достижения,обязательно рассказать про комплексную республиканскую программу “Картофель + дрожжи”, она стала огромным прорывом и дала нам пищу, чтобы сохранить наши жизни в тяжкие времена. Культура, фестиваль. Мы должны показать себя с лучшей стороны нашим братьям, а никак не деградирующим и застойным миром.

Повисло тяжелое молчание, которое никому не показалась незаметным и уместным.
— Подайте воды, будьте любезны. — Мерч, наконец, придумала как побороть тихого ангела. Человек пять рванулись к столу.

Президент продолжила.
— Далее, я категорически против личной, физической встречи, как некоторые тут предлагали. Кто знает, чем они могли у себя переболеть и чем могут нас перезаражать. Мы и со своими “прыгучими” бакуловирусами не может совладать, сможем ли от их упастись. И потом, все мы здесь друг другу знакомы и друг друга знаем. На Титусе нет плохих людей, как я в удовольствием всегда повторяю! Но кто знает, каковы они там, кем они стали, во что могли выродится… Я уже говорила лично с этим Лотином, он у них глава парламента или что-то типа того. Видимо, ничего кроме маленького парламента у них и не имеется. Он просил дать ему слово на всенародном вещании. Я сказала что это недопустимо, что нам нужно оградить свой народ от непредсказуемого.

Мерч надела очки и тут же скинула их на кончик носа.
— Очень невоспитанный. От него следует ожидать всякого.
***

Конференц-зал прочесали трижды, чтобы избежать утечку видеоматериала. Однако всем было понятно, что утечка будет, и не одна. Для “делегации” оборудовали места для сидения, по которым всех разместили по старшинству. Все было одето максимально празднично, по большей части в костюмы, и суетилось вот уже полчаса. Это постоянное неуклюжее движение делало сходство собравшихся с пингвинами совершенно полным.

Наконец, Стевенсон прокричал “Готово, начинаем” и на стену выстрелил яркий голубой свет.

Возник крупный смуглый мужчина с бритый головой и необъятной длинной футболке светлого цвета. Рядом стояло и несколько его друзей такого же фасона. Позади них были видны аквариум с рыбами и белые мраморные панели.
— Привет, Титус! это Фебус, как ты там, братишка? — мужчина лучезарно улыбался и постоянно поводил татуированной шеей.
— Здравствуйте, Плотин! Представьте нам себя, будьте столь добры.
— Хорошо, конечно — ровно та же улыбка — я нынешний секретарь Парламента Фебуса, Плотин Эйч. Мы, все мы на Фебусе, ждали этого очень давно, дольше чем вы уж точно! А ваше имя Мерч?
— Я — виконтесс Мерч Мерелл, всенародный президент Титуса, сердечно рада приветствовать вас от имени моего народа.
— Здравствуйте, очень рады — проговорили невпопад представители обеих цивилизаций. Титус был представлен раз в пять больше.
— О, так вы — виконт? Вы там изобрели космическое дворянство? — спросил Лотин.
Леди Меррел вспыхнула и, кажется, непроизвольно начала поводить носом, отчего ее рыжие пряди ездили по зеленому отвороту пиджака.
— Мы, прошу прощения, ничего не изобретали, а всегда ими и были, просто проследили свою родословную в прошлое.
Тут ей все же удалось смутить невежливого секретаря — тот начал тереть шею ладонью, позвякивая тяжелым золотым браслетом. Он задал вопрос.
— Мы не знаем ничего о вашей истории с 2894, плюс еще несколько лет. Для вас, как мы узнали, прошло двести восемьдесят стандартных циклов, мы же встретили и проводили триста девяносто три. Всем нам, разумеется, не терпится узнать, что происходило с разлученной половиной нашей цивилизации. Мы будем рады, если вы начнете.
— Нет, пожалуй, мы предоставляем возможность выступить первыми вам — в этом месте Мерч нарушила запланированный протокол и порядок, который сама же и разрабатывала, но Лотин видимо, передумал в дальнейшем смущаться или удивляться и просто начал свой рассказ.
— 2894 году Титус и Фебус были всего только восемьдесят лет как в плавании. Корабли держались вместе и обменивались ресурсами и информацией, люди переезжали с одного на другой. Населению было весело думать, что на расстоянии всего ста корпусов находится кто-то, кто может поддержать и помочь в беде, с кем можно сотрудничать и дружить. Мы были целыми самостоятельными народами, но у каждого из них был народ-друг. Промышленность и наука Титуса и Фебуса не были симметричны, Титус специализировался скорее на компьютерных технологиях и терраформировании, в то время как Фебус уделял больше внимания биотехнологиям и культуре.
Он повернулся полубоком к экрану:
— У вас это в каком классе проходят? У нас в третьем. — Никто не отвечал, зато все мягко посмеялись.
Рассказ Лотина дополняли напоминающие акварели иллюстрации за его спиной. В этот момент они потемнели.
— Этот год стал роковым для Фебуса. Начались неполадки с солнечной антенной, из-за чего заглох и не мог вновь запущен один из главных двигателей. Был необходим капитальный ремонт и очень много ресурсов, из-за чего нам пришлось пассивно лечь на сложную орбиту одной двойной системы. Титус много помогал Фебусу тогда, и мы никогда не забудем эти два года твердой дружеской руки, которую ты держал для нас, Титус. Без тебя мы бы погибли… Но время шло, ремонт затягивался, и оба референдума согласились: Титусу нужно двигаться вперед, к назначенной щели. Последовало еще несколько лет активной связи, после чего кризис с энергией на Фебусе усилился и чайки больше не слышали криков друг друга. Нам безумно интересно узнать, что произошло с вами после. А про наши темные времена вы узнаете прямо сейчас.
Лотин сел на каменную скамейку, из-за чего стали видны его сандалии.
— Мы так и не сумели запустить двигатель, пришлось выключить и второй. Энергии той пары звезд не хватало: ни излучения, ни гравитации. Мы думали, что погибаем. К сожалению, спойлер налицо — зато конец хороший. Мы выжили. Как? Думаю, вам интересно узнать, чем это таким замысловатым мы покрыли поверхность Фебуса.
— Да, наши свистуны, прошу прощения, журналисты, уже организовали много спекуляций на этот счет. — ответила Мерч.
— Это почва, почва из бактерий, и сами бактерии, а заодно грибки. — Лотин был абсолютно счастлив сказать это, но и настолько же спокоен — представляете себе, космическая почва. Ее накопилось уже два метра, где-то больше, где-то меньше — это мощность, которой мог похвастаться редкий чернозем на Земле в старые добрые времена. Бактерии осаждают космическую пыль и используют продукты нашей жизнедеятельности, а также свет звезд. Они постоянно гибнут в этих диких, мертвых условиях вакуума. Но за свою короткую насыщенную жизнь успевают сделать большое дело: быть усвоенными расположенные глубже грибками. Те закрепляют в себе органику и отправляют кислород внутрь через полупроницаемую мембрану. Мы дышим этим кислородом и используем их органику. А еще они поглощают очень значительную часть жесткого космического излучения — настолько хорошо, что мы демонтировали часть обшивки и сделали это пространство жилым. Грибы и водоросли очень неплохо сошлись в этом дружеском сожительстве. Возникло множество видов, и каждый год мы описываем новые. Поверхность очень неоднородно — где-то больше одних сообществ, где-то других. Поверх живого населения эктобиома — нашей гордости — откладываются темные гумусовые вещества. Разве это не чудо? — Лотин повернулся лицом, стоя перед экраном с изображением дергающейся бактерии
Встал Стевенсон:
—Да, чудо. Скажите, мы можем получить информацию о штаммах и технологической основе эктобиома?
— Вы можете получить сами штаммы и все нужные материалы. Это очень простое устройство, потому-то оно и работает настолько хорошо.
— Погодите-ка, это мы еще обсудим, насколько эта затея безопасная. У нас знаете ли, была беда с скачущими бакуловирусами, так что теперь мы непрестанно живем настороже на случай пандемий.
— Неужели оно того стоит? Пандемии — вопрос коллективного иммунитета, а не жизни настороже, вместо жизни сидя на стуле всей задницей.
В зале на Титусе кто-то засмеялся, а кто-то замотал головой.
— Так или иначе, вы можете собрать эктобиом из каких-нибудь своих собственных штаммов.
— Все это здорово, но что было с вами дальше? — Мерч почувствовала ответственность и необходимость решить главную интригу истории.
— Мы выжили и смогли действовать благодаря эктобиому, но лететь по-прежнему не могли. Это означала новую опасность гибели — и меры последовали самые радикальные. Никто тогда не знал, как работает антигравитация и насколько она безопасна. Нам пришлось испытывать ее на собственной шкуре. Используя наш малый синхротрон, мы научились создавать крошечные короткоживущие белые дыры. Это вызывало аварии и даже жертвы. Но нас не порвало в фейерверк барионов, разбегающихся в разные стороны. Вместо этого мы получили двигатель, который создаёт позади Фебуса маленькую белую дыру — ну, вы знаете, черную наизнанку, которая “ничего не впускать, все выпускать”— она толкает корабль, отходит сама и вскоре схлопывается. Так мы и перемещаемся, когда есть нужда разогнаться.
— И насколько такая конструкция безопасна? Безопасна сейчас, для вас и окружающих кораблей?— Госпожа Меррел почувствовала, что готов материал для ее любимой охранительной деятельности.
— Без малого четыреста лет “Под лучом”, намного меньше по вашей временной оси — и в целом неплохо сохранились. — Лотин поднял кулак к груди.
— Так временная аномалия связана с двигателем? Получается, вы ее создали? Мы полагали, это какое-то локальное искажение, под действием которого вы находились.— это уже Стивенсон.
— Нет, сами себе изорвали тот самый континуум. И не погибли, не телепортировалась в космос комком слипшихся рыбных палочек, не произошли ничего из того, что положено ожидать от игры с самыми фундаментальными силами природы. Мы выжили с некоторыми побочными эффектами. Время стало течь в полтора раза быстрее, когда двигатель работает. Плюс мы можем экранировать себя от звёздного ветра.
— А каковы биологические эффекты произошедшего? Рак, волчанка, аутоимунка, извращения клеточных пластов? — президент Титуса за один раз показала весь спектр своих научных знаний.
— Ничего такого не припомню. Голова иногда болит. Я думал от космической погоды, но потом оказалось — от неправильной компании.
— И никаких пандемий? Мы с ними так намаялись. Карантин за карантином, и нужно снова тратить силы на изнуряющий, тягостный контроль над гражданами. Рассказ об этом впереди: всенародная программа “Клеточные культуры насекомых — на стол каждому” привела а тому, что использованные там бакуловирусы стали поражать человека.
— Очень жаль, надеюсь, мы сможем помочь.
— Разумеется. Но почему тогда вас сейчас так мало, всего девять тысяч? Ведь оба корабля рассчитаны на сорок тысяч населения.
— Нас столько, примерно около десяти килочеловек, уже сто лет. Я не совсем понимаю, почему … обязательно следует иметь максимально возможное население на корабле? Ведь оно не оптимально.
Кажется, этот вопрос не приходил ни в одну перегретую склочную голову на Титусе.
Знакомство и презентации очень сильно затягивались.

***
Слова Лотина, разумеется, утекли в сеть. И хотя многие журналисты, не являющиеся “свистунаму”, всячески его поносили, с удовольствием напирая на внешность и на то, что Лотин почесался в кадре, одобрение услышанного было всеобщим. Казалось, он говорил то, что все титусианцы, вне зависимости от регистрации в прослойке C или прослойке А-прайм, давно хотели сказать и почувствовать. Но не могли — мешал как-то вековой надрессированный блок, мешала втянутость во всенародную войну с пандемией или терроризмом месяца. И вот теперь слон в комнате пошевелился.
Всем захотелось обмена технологиями. Титус гордился своей культурой и немалыми научными достижениями, которые пусть и приходилось делать физикам — на бумаге, а биологам — в какой-нибудь Лаборатории физико-химических методов в овощеводстве. Но на технологический обмен был наложен строгий мораторий, под который готовился референдум. Разумеется, его инициировала Мерч.
— …мы не можем подвергать себя и своих детей опасности. Опасности утечки нашего технологического могущества, опасности нашего разоружения.
Ненависть к президенту и Верховному главнокомандующему Мерч зрела все девять лет ее правления. Протиснувшись в аппарат прошлого, совершенно блеклого президента и кучей подковерных интриг устранив из него конкурентов, она вжалась в кресло изо всех сил и, казалось, намертво.
Но ее равновесие оказалось хрупким и вот теперь было потеряно. Слова, именно слова Лотина, простые и незамысловатые, показали альтернативу ее многослойному кружевному вранью. В перенасыщенный раствор упал кристаллик соли, из-за которого началось бурление.
Потерявшая свою единственную квалификацию — постоянно переиначиваемого вранья — Мерч уже ничего не могла сделать. И не могла даже признаться в этом себе.
Претензии к “временному” загрязнению от близкого Фебуса привели к его спокойному согласию отдалиться на один месяц. Последовали отложенные на время “эпохального контакта потерянных миров” выборы, на которых легкую победу одержал Стевенсон. Президент исчезла из вида и, словно по молчаливому согласию, о ней больше никто даже не вспоминал. Кроме жёлтой прессы, полюбившие писать о ее плохом обращении в собственными котами.

Месяц спустя представители двух рас обнимались, и очень скоро на Титусе совершенно пропала мода на перчатки.