Рассказ №18 Врата Боли

Вереница сгорбленных двуногих существ, похожих друг на друга как две капли воды, поднималась на пологий холм. Достигнув обрыва, каждый из множества ронял в огромную распахнутую глотку всё, что удалось раздобыть. Кто-то несколько гнилых фруктов. Кому-то посчастливилось отыскать распухшую тушку крысы. Подавляющее большинство не имело и такого. Сбросив с обрыва нечто непотребное, смиренно принимали побои жгучим бичом. Ничего не поделаешь – тяжкие, однако, настали времена.
Братцы – так они зовутся меж демонами. Жители этой проклятой планеты, коих зверски истребили, называли их бесами, чертями и всякой разной адовой нечистью.
Это были отталкивающего вида существа, не признающие одежду. Короткая чёрная шерсть плотно покрывало всё тело, за исключением паха. Оголённая бледная плоть вспыхивала алым в моменты ярости и вожделения, что было крайне часто. Ибо такими они были задуманы: в бешенстве рвать на части всякую приговорённую плоть и неисчислимо совокупляться, по большей части меж собой, поскольку их половой орган не являлся детородным, а скорее инструментом насилия, подавления и ублажения могущественных Сестриц. Жёлтые глазища, отменно видящие в темноте, зорко подмечали любое движение. Свинорылая волосатая морда венчалась широким, чрезвычайно подвижным пятаком, искусно вынюхивающим затаившуюся жертву. Густая рыжая борода начиналась под клыкастой короткой нижней челюстью и, кучерявясь по груди, заканчивалась жидким пучком над пахом. Крайне выносливые существа, пропахшие мертвечиной, гнилью, испражнениями и похотливыми выделениями, всюду рыскали в поисках пищи. Во первую очередь еда жертвовалась Матери, затем Сестрицам, и только после, с чего останется, кормились сами добытчики. Судя по остроте конечностей и впалым животам, им и объедки в нынешние времена не всегда случались.
Один из Братцев, достигнув вершины холма с пустыми трясущимися лапами, не дожидаясь побоев, зажмурился и сиганул вниз. Огромные прелые губы содрогнулись и сошлись в тонкую кривую линию.
“Довольно! Матерь насытилась”, – не размыкая червлёных губ силой разума возвестила Верховная настоятельница Братцев, старшая над Сестрицами, могущественная Демонесса по имени Дэйва и щёлкнула изящным тонким хвостом. Её жилистое грациозное тело было прекрасно в своей наготе. Янтарные волосы завитушками ниспадали на упругую грудь и, лаская плоский живот, волновались над манящим лоном.
Холм вмиг опустел. Сестрицы разогнали зазевавшихся Братцев своими хвостами-бичами, не тронув только Лизунов, ухаживающих за Матерью.

***

Много веков тому назад, некогда верховная Демонесса по имени Даура, ступив на обречённую планету, принялась перерождаться в детородную, ибо все Сестрицы изначально бесплодны. Так уж заведено в роду Демонов: один мир – одна Матерь. Так было и будет, покамест не переведётся грех или Творец перестанет нуждаться в избавлении от миров недостойных.
Даура подчинила всех разумных существ на планете, до которых могла дотянуться даром своим. Иные повиновались сестрицам. То была кровожадная эпоха истребления. Изголодавшиеся легионы Братцев набросились на жителей, утративших волю к сопротивлению. Только в предсмертной агонии разум обречённых очищался, дабы узрели они ужас, позор и невыносимые страдания тела и души. Были и те, которые прознали про Демонов раньше и попрятались. Глупцы не ведали, что ни глубокие подвалы и прочные стены, ни высокие горы и отдалённые места не скроют их от призыва Демонесс, рыскающих во главе легионов. И последние из выживших завидовали мёртвым, ибо Демоны пресытились убийствами и жаждали развлечений. Мужчин принуждали насиловать друг друга, сыновей совокупляться со своими матерями, а отцов с дочерями. Напоследок, оскоплённые, обессиленные и обездвиженные, обретя контроль над своим разумом, стонали и рыдали, взирая на своих любимых, ставших презренными жертвами похотливых Братцев. И многие из жертв сходили с ума прежде чем истекали кровью, ибо лишённые век, не могли отвести взгляд. И было много других мерзостей, что устраивали Демоны, поистине искусных в ужасе, покуда не извелись последние из рода, покрытого печатью греха.
Тогда настал черёд всякой другой живности. Однако просторы были необъятны, а Демоны изнашивались болезнями и травмами, злодейскими трудами и старением, ибо не долгой жизнью страшны они, но количеством. Тогда-то Даура и родила самозачатием свою Первую дочерь и нарекла Дэйвой. С той поры, став Матерью, Даура только и делала, что пожирала всё, что подадут, испражнялась, рожала и толстела.
Проносились века. Выжигались леса, осквернялись земли. Опустошались моря, реки и озёра. Воздух пропитался зловонными испарениями, насытился пеплом и стал подобен яду. И прямой свет материнской звезды более не касался покрова земного. В вечный сумрак погрузилась планета. Всякая трава и многие другие растения, что не были затоптаны, сорваны или съедены, зачахли либо сгнили. А звери и птицы, вплоть до самой ничтожной живности, пожраны бесчисленными голодными ртами. Много чего разрушилось и истребилось из того, что не подходило в пищу. Большинство их тех, кто жил под землёй, в водах или воздухе, прекратили существовать. И которых теперь уж не будет, ибо планета умирала.
Даура стабильно приносила в гибнущий мир по одной Дочери на каждую тысячу Братцев. Раздувшееся тело поглотило более ненужные конечности и чело, превратившись в гигантскую морщинистую личинку. Рот сделался кривой пастью, а натруженное чрево более не смыкалось в пределах своих. Нечистоты изменили ландшафт, превратив в зловонное болото все низины вокруг.
Избранные из Братцев, у кого языки подлиннее да помягче, без устали ухаживали за Матерью. Огрубевшая за столетия плоть изнывала от гнойников и кровоточащих ран. Однако смерть ждала всякого, кто смел прикоснутся к Матери намеренно или случайно любой частью своего нечестивого тела, кроме языка. Так и приспособились Лизуны вычищать гной, зализывать раны, подмывать, не нарушая табу. И была в том для Лизунов не только честь и долг, сколько наслаждение. Как известно, Демонессы славятся тем, что излучают запахи неразличимые, чем дразнят вожделением существа разумные, но более Братцев своих, дабы повелевать и манипулировать. И только Матерь выделениями своими предлагала избавление от мук беспрерывной похоти и несла облегчение подданным.

***

Преклонила колени одинокая фигура на вершине холма и молвила разумом:
– Великая Матерь! Пришёл наш скорбный час. Нечем более прокормиться, а что не съедобное уж давно обглодано и разрушено. На дальних просторах не справляются Сестрицы. Братцы грызутся про меж собой, утомлённые праздностью и голодом. Того гляди со дня на день рвать друг друга начнут. Сердце моё томится по тебе печалью. Сколько уж времени не было от тебя плода, да и крайний родился мёртвым. Так поведай же, доколе нам ещё терпеть? Поди, сотворили так, как напутствовала Ты. Иль прогневали Творца недостаточным рвением? Неужто оставил нас на произвол судьбы? Ибо не способны Демоны сами прокормиться, создавать и растить, как те, кого извели во имя Его.
И отвечала Матерь силой разума:
– Не печалься, дочерь моя, и не ропщи. Испокон веков не было такого, чтобы Демоны закончили свой путь. Ибо нескоро переведутся грешники и бесчисленны миры подобные. Прежде чем скажу, что делать, услышь напоследок историю Всего, дабы сохранить в сердце своём во имя тех, кто придёт после нас.
Дэйва возлегла и отворила чертоги разума своего, наполняя древней мудростью и напутствием Матери.
– Всё, что расскажу тебе, знаю от своей матери. Она от своей. А та – от родительницы. И так ведётся от Начала Времён. Но даже Первейшая Матерь не знала многого, ибо дано ей было столько, сколько нужно для осмысления и принятия своего Великого предназначения.
Внимай же Дейва! Любимая дочерь, заботящаяся о младших Сестрицах, верховная настоятельница никчёмных Братцев, порабощающая всё живое покрытое Печатью греха.

***

“Пустота была скучна и безлика. И создал Творец Музыку. Она была плодом его дум и была с ним, прежде чем создал что-либо другое. И возрадовался Творец, насколько Музыка была прекрасной и величественной. Однако Пустота поглотила мелодию, которой негде было существовать. Ныне лишь избранные могут уловить в Пустоте призрачный отголосок той первой Великой Песни, предвестницы рождения миров.
Возжелал тогда Творец создать место, где бы музыка обрела пристанище и была всегда под рукой, когда потребуется. Так из безмерного незримого пламени, скрытого над Пустотой за гранью Времён, произошёл Чертог с восхитительными залами и глубокими подвалами.
Наступил черёд создать мелодию прежнюю. Музыкальная тема поразила своей красотой, но была иной, ибо состояние Пустоты изменилось. Эта Песнь так пришлась по душе, что Творец решил оставить её при себе. Все последующие мелодии были по-своему хороши, и трудно стало понимать, какая из них лучше.
Тогда придумал Творец тех, кто сможет услышать Песнь Его, как Он Сам. И задумал их живыми, и наделил разумом разным, чтобы знать мнения многих. И создал для них все условия, чтобы могли жить и внимать Песням Его. Ждал, что дети Его склоняться в безмолвии, станут радоваться множеству музыкальных голосов, подобных арфам и лютням, скрипкам и трубам, виолам и органам, и бесчисленным поющим хорам. Думал, подхватят Песни Его и разнесут их по миру, восхваляя Творца и споря, какая из тем чудесней. А Он будет сидеть и смотреть. И хорошо Ему будет.
Однако Живым не было дела до Великой Музыки и до Создателя Всего. Спешили они насладиться тем, что дано без труда, и размножиться. Разочаровался Творец, но оставил всё как есть, ибо загорелся созиданием пуще прежнего, после не удачи. Так появилось множество миров разных. Творец так увлёкся созданием идеального Царства, что совершенно забросил думать о прежних мирах. Те развивались сами по себе, без Творца в душе. Были и те, которые извели себя сами. Пришло время, когда одни из Первенцев смогли покинуть пределы планеты своей. И решили возвеличиться за счёт мира иного. Поработили слабых, а непокорных сгубили, навеки покрыв себя Печатью греха убийства.
Опечалился Творец. Одной рукой развеял непотребное творение, а другой вытер слёзы Свои. Заледенели те слёзы и разлетелись повсюду, неся память о Скорби Великой.
Творец утешил спасённых и дал им всё, чего просили. Однако вновь Печать греха дала знать о себе. Задумался тогда Творец, не извести ли Ему все прежде созданные миры разом?
Не поднялась могущественная рука на живущих мирно. Решил, что негоже Ему, создателю Великой Музыки и всего прочего, самому разрушать плоды рук Своих. Для этого придумал тех, кто будет карать нечестивых, не отвлекая от Великих трудов Его. Так появилась Великая раса Демонов, несущая возмездие за прегрешения, очищая миры, отмеченные мерзостью. Творец же удалился в Пустоту и погрузился в думы, надеясь, что однажды достойнейшие из Живых придут и попросят услышать Песнь Великую. И будет Он рад и даст им всё, чего попросят. Ибо те, кто внемлют Песням Его, не содержат в сердцах зла и не станут желать худого”.

***

– И не станут желать худого”… – произнёс в слух генерал Гр.
Полковник Су, едва переступив порог своего кабинета, застыл, обнаружив начальника за столом.
– Натворил, значит, и удалился. Умыл руки, так сказать, а мы тут расхлёбывай, – генерал Гр, с видом, будто делает одолжение, уронил в пустую корзину для мусора потрёпанную книжицу с пожелтевшими страницами и поднял суровый взгляд на полковника, вытянувшегося струной. – Су, пояснишь, что за хрень ты читаешь на рабочем месте? В то время как народ умирает во имя… Хиромантия библейская?
Су внутренне напрягся, но внешне бровью не повёл. Сознавал, что начальника совершенно не интересует, чего он там читает. Что вопрос, скорее всего, риторический. И явился лично в кабинет уж точно не ради мнения подчинённого.
– Гражданин генерал, ваше время настолько ценно, что, полагаю, недостойно с моей стороны отвлекать вас от государственных дел пояснением содержания сомнительной беллетристики.
– Зачем тогда читаешь? – хмыкнул в седые усы генерал.
– Врага нужно знать в лицо! – отрапортовал Су.
Генерал удовлетворённо кивнул, предлагая жестом присесть полковнику ракетных войск империи в кресло посетителя, поскольку сам занял место хозяина кабинета.
– Ты вот завтра на боевое дежурство заступаешь, – Гр нервно забарабанил пальцами по столу.
– Так точно, – Су дёрнулся, показывая всем видом, что готов вскочить по стойке “смирно”. Повелительный кивок генерала усмирил рвение полковника.
Гр пронзительно посмотрел в бесцветные глаза напротив, будто выискивая изъян в душе подчинённого, и, наконец, заговорил.
– Су, я тебя протащил наверх не за красивые глаза. Ты не глупый, дисциплинированный, верен императору и, не побоюсь этого слова, порядочный, что крайне редко в нынешнее время.
– Благодарю, гражданин генерал, – Су вложил в голос всю искренность, на какую был способен.
– Плевать мне на твою благодарность, – вспылил Гр. – Понимаешь, что на кону судьба нашей цивилизации?
Су выпрямился в кресле и качнул гладковыбритым подбородком.
– Цели определены, координаты забиты, остальное дело техники… – генерал прищурился. – Поступит завтра команда пустить ракеты, что сделаешь?
– Без колебаний выполню волю императора! – громко ответил полковник.
Генерала перекосило, но бывалый вояка быстро взял себя в руки.
– Тише, тише, полковник. Не на параде. Как ты сам сказал, дело государственной важности, а сам орёшь.
– Виноват, – тихо сказал Су, втягивая плешивую овальную голову в острые плечи.
– Предположим, нажмёшь ты кнопку, – сказал генерал. – Что потом?
– Кнопки. Точнее, ключи, гражданин генерал, – сказал Су. – Три дежурных офицера получают доступ к системе через сканирование сетчатки глаза, а затем одновременно вставляют индивидуальные карты-ключи, тем самым активируя запуск ракет.
– Не лечи меня, полковник. Сам участвовал в разработке процедуры. Ты ответь на вопрос: что потом?
– Весь мир в труху! – шёпотом воскликнул Су.
Генерал вновь забарабанил пальцами. Мгновение раздумывал, подозрительно осмотрелся и, наклонившись вперёд, поманил полковника приблизиться. Тот придвинул кресло и склонился навстречу.
– Оно нам надо? – шёпотом сказал генерал.
Пришёл черёд с подозрением осмотреться полковнику и помотать головой.
– То-то и оно. Не надо. Мы, конечно, бахнем, – генерал откинулся на спинку кресла, – и не раз. Но потом. Когда будем знать наверняка, что ответки не будет. А так это форменное самоубийство.
Полковник поддакнул кивком.
– А как же семья, дети, внуки? Впрочем, какие у тебя внуки, полковник. Молод ты ещё. Хотя со своей кабинетной службой на старика уже смахиваешь.
Полковник затаил обиду, но виду не подал.
– Так вот к чему веду. Сам знаешь, император не в себе. Ему не сегодня завтра в гроб, а народу за него отдуваться. Значит так, слушай мой что ни на есть тайный приказ.
Су напрягся.
– Если не дай бог, то симулируй сбой. Сломай карточку, что ли. В общем, придумай что-нибудь, только не дай запустить ракеты. Понял?
– Э… – подал голос полковник.
– Я тебя прикрою. Слово боевого офицера, – сказал Гр. – Посидишь под арестом маленько, а мы кое с кем уладим.
– А потом? – сказал Су.
– Что потом? Потом всё, – генерал подмигнул. – Лебединое озеро по телику и конец позорной войне. А там будем посмотреть. Так я могу на тебя рассчитывать?
– Так точно! – полковник вскочил, опережая генерала.
Гр первым протянул короткопалую широкую ладонь. Су ответил осторожным рукопожатием.

***

Судорожная рябь пробежала по сморщенному телу Матери, и булькающий звук возвестил исход нечистот. Лизуны засуетились, лобзая гниющий дряхлый анус. Дэйва лишь слегка поморщила носик, реагируя на зловонное облако, воспарившее над холмом.
“Мы те, кто есть, и наслаждаемся этим. В нас все проявления греха одновременно. Такими задумал нас Творец, ибо подобное исцеляется подобным.
Многие века тому назад из мира мёртвого пришёл сюда народ мой чрез Врата Боли, дабы исполнить волю Творца и очистить планету. В те времена я была стройна и царственна, как ты, Дейва. А быстра настолько, что ветер в волосах. И увенчана огромной силой подчинять, дарованной Творцом всем демонессам, но более всего Избранной. Грешники смиренно склоняли предо мной свои головы, чтобы я расплющила их, а мозги скормила своим подданным. Легионы прелюбодеев, изнемогая от вожделения ко мне, свершали самооскопление. Братцы насильничали с воодушевлением, ловко сдирая кожу живьём. Во многих злодействах проявили себя Сестрицы мои, прежде чем выпотрошили последнего из покрывшего себя позором греховного рода. Вам же, бесчисленным детям моим, предстояло довершить начатое.
Мне было предначертано стать Матерью, и я приняла судьбу без ропота. На эту планету явилась на своих двоих, а теперь посмотри на меня…
Моя жизнь угасает вместе с этой проклятой твердью. И в этом нет ничего дурного. Я прожила последние эпохи этого ничтожного мира, чтобы нарожать легионы подданных и извести под корень всё живое. Пусть будут свидетелями души прежних Матерей – я исполнила свой долг. И теперь, когда все мои Сестрицы и Братцы почили от болезней и старости, а на планете не осталось существ, рождённых не мной, я готова присоединиться к предкам в их славных чертогах за пределами времён.
Да исполнится воля Творца. А тебе, любимая дочерь, быть на острие меча и вершить суд над нечестивыми в мире ином, покрытом Печатью греха.
Час настал. Готовь врата Боли…”.
Тело Матери задрожало и, извергнув гнилые внутренности наружу, сдулось. Оболочка сплющилась, и Матерь испустила дух.
Восстала Дэйва и склонила голову в печали. Обсидиановые глаза заблестели от невыносимого смрада. И приказала Лизунам, ценой жизни своей никчёмной не подпускать к останкам изголодавшихся Братцев, доколе не разрешит.
Воздела Дэйва лицо своё прекрасное к небу мёртвому и послала клич, дабы явились к ней четыре Сестрицы, главных над прочими.
Предвкушая дела Великие, Дэйва истомилась ожиданием и зарделась в промежности. И подманила она Лизуна ближнего и приказала возлечь. Присев тому на морду, позволила дважды ублажить себя языком, а после, задрав хвост, удовлетвориться трижды проникновением глубоким, ибо наделены талантом таким от природы Братцы её. Когда утолила похоть свою, то узрела, что уж все собрались, кого звала, и смиренно ожидают.
“Час настал! – к Сестрицам обратилась Дэйва, отныне Первая среди Демонов. – Иже слова Матери, что теперь сред предков. Идите и принесите в жертву подданных многими способами, числом шесть сот шестьдесят шесть. Головами и внутренностями выложите круг. Тела же отдайте на съедение. Когда придёт время, не щадите никого чужого, ибо Врата Боли откроются лишь в мир, где свершилась Великая Мерзость…

***

Заверещала сирена, и под потолком засветилось допотопное табло: “БОЕВАЯ ТРЕВОГА!”.
Полковник Су свернул окошко пасьянса на выпуклом экране семнадцатидюймового монитора и отключил сирену. Три дежурных офицера бегло переглянулись.
– Я на такое не подписывался, – попятился от пульта младший из трёх, майор Ку. – Одно дело придуриваться и выкрикивать пустые лозунги, как все. Другое – губить невинных.
Полковник Ов пристально взглянул на отказника:
– А каждый месяц к банкомату бегать тоже не подписывался?
Ку опасливо зыркнул и потянулся к кобуре на поясе.
– Ладно, ладно. Не кипишуй, – сказал Ов. – Насчёт невинных я согласен. Не одобряю. А что скажет наш тихоня? Полковник Су, вы на чьей стороне?
Офицеры уставились на полковника Су.
– На вашей, конечно, – нервно улыбнулся Су. – Я уж голову сломал, изобретая саботаж. Думал, меня никто не поддержит.
– Значит, держим оборону, – командирским тоном произнёс полковник Ов. – Майор Ку заприте дверь.
– Я сам, – вызвался Су и направился к двери. Вдруг его лицо сделалось бледно-каменным, а глаза блеснули безумием. Многолетняя промывка мозга не прошла бесследно. Беззвучным щелчком в голове включился автономный режим.
Су выхватил пистолет: “За императора!” и наградил дежурных офицеров выстрелами в спину. Горьким эхом отозвались контрольные выстрелы. Вырванные глаза мертвецов Су закрепил скотчем на сканерах сетчатки: система возвестила об успешной авторизации. Полковник снял обувь и вставил карту ключ между пальцами ноги. Растянувшись на пульте, руками и ногой одновременно вставил карточки в приёмники…

Полковник Су очнулся при тусклом свете аварийного освещения. Чарующий голос завладел всеми его помыслами. Су нашарил рукой пистолет и с блаженной улыбкой приставил ствол к паху.
“Да будет воля твоя, госпожа Дэйва”, – полковник нажал курок.
Прежде чем испустить дух, Су пришёл в себя. Осознал того, что натворил, и взмолился о прощении. Среди тысячи душераздирающих криков канули те слова.
В потёмках бункера вспыхнули жёлтые глазища…