Рассказ № 9 Железное сердце

Пролог.
Никаноров торопился на поезд.
Спонтанная поездка не только ломала все планы, но и встревожила не на шутку молодого агронома. Сообщили, что у жены начались преждевременные роды, хотя срок был назначен через месяц. Пришлось все бросить на работе и спешно ехать в Прохоровку. На перроне было немноголюдно, поезд медленно вползал на платформу, оживились пассажиры. Около седьмого вагона, замыкающего состав, собралось человек пять. Поезд остановился, издав протяжное «П-ш-ш-ш-ш». В соседних вагонах начали открываться двери, из которых первыми выходили проводницы в новенькой темно-синей униформе. Они щурились на утреннее солнце и небрежно протирали поручни.
Время шло, а в седьмом вагоне никто не открывал. Пассажиры заметно нервничали, и больше всех Никаноров.
— Да что ж такое, товарищи. Поезд стоит всего десять минут, а они спят там что ли?
Кто-то постучал в окошко проводников, но из вагона так никто и не появился.
— Ну р-раз так, придется самолично разбудить бездельников и написать жалобу! — Никаноров вскарабкался на подножку и потянул ручку вниз. Дверь поддалась и открылась.
— Товарищ, какое вы имеете право самовольничать? — раздалось за его спиной. Наверное, это была проводница соседнего вагона, но будущий отец не собирался пускаться в объяснения. Он твердо был намерен устроить взбучку нерадивой бригаде этого злополучного вагона.
Заглянув в щитовую — рабочее место проводников, Никаноров никого не обнаружил. В следующем купе, где обычно отдыхает бригада, дверь была открыта и тоже никого не было. Только скомканное одеяло валялось на полу, и одна туфля с поломанным каблуком лежала напротив входа.
В вагоне был полумрак, все шторки были задернуты, в воздухе витал какой-то тяжелый, неприятный запах. Вторую туфлю он обнаружил в соседнем купе, а в четвертом на нижней полке спала пассажирка, отвернувшись лицом к стене. Возле нее на полу валялся стакан, пролитый чай из которого вытек в коридор. Никаноров брезгливо переступил через лужу, отмечая, что к скандалу добавит еще и неубранный грязный вагон. В предпоследнем купе он замедлил шаг, поставил кожаный портфель на свою полку и всмотрелся в еще одну спящую пассажирку, что лежала на соседней нижней полке. Блузка ее была распахнута, а грудь маняще белела в полумраке вагона, совершенно не смущаясь бесстыдству двух симметричных пятнышек сосков.
— Какой срам!
Первым его желанием было запахнуть блузку распутной пассажирки, ехавшей в его купе, и он уже сделал шаг ей навстречу, как чуть было не поскользнулся на какой-то вязкой жидкости, разлитой под ногами. — Да что тут вообще происхо…
Никаноров раскрыл шторки и только сейчас понял, что гологрудая пассажирка смотрит на него мертвым отсутствующим взором, а из раны в ее левом ухе медленно струится кровь, заливая шею, пропитывая белую блузку и тонкой струйкой стекая между увесистых грудей.
— А! А-а! — закричал он и, чувствуя подступающие приступы тошноты, бросился в туалет. Дверь в уборную была не заперта, но что-то мешало ей открыться больше, чем на десять сантиметров.
В появившейся щели он увидел в луже крови женскую ногу без туфли в рваном чулке.
Никанорова стошнило.

1.
Двое школьников брели вдоль старой железнодорожной ветки.
Алику очень нравилась Зебра — Светка Збруева. На прозвище она не обижалась. Даже гордилась таким сравнением и частенько рисовала на полях тетрадки забавных полосатых лошадок.
— Ты чего загрустил? А ну, выше нос! — скомандовала всегда жизнерадостная Зебра. – Айда наперегонки до того синего вагона?
—До какого?
— Да вон!
— Так он же не синий, а голубой.
— Какая разница. Догоня-а-ай! — Светка уже бежала, перепрыгивая через шпалы, а две её косички, заплетенные колоском, задорно раскачивались из-под шапки.
Алик поздно спохватился, поэтому, когда добежал до вагона, Светка уже стояла возле него, уперев руки в колени и часто дыша.
— Ну что, проигравший несет портфель победителя до дома?! — сказала она, хихикая и снимая с плеч тяжелый ранец.
— Ладно, чего уж!
На самом деле Алику за радость было это делать. Ему вообще нравилось все, что было связано с Зеброй. И ее задорный веселый характер, и острый ум, и та легкость, с которой давались ей школьные предметы. А больше всего ему нравилось, что она дружит именно с ним, С Аликом Зноевым, самым обычным парнем. И дело даже не в том, что жили они по соседству и каждый день вместе ходили в школу, а в том, что понимали друг друга с полуслова.
Единственное темное пятно в жизни Светки была ее мать, которая бросила дочку, оставив с отцом и бабушкой, едва девочка начала ходить.
— Она сука подзаборная, а не мать мне. Уехала со своим хахалем на юг, а меня бросила. Никогда ей не прощу! — так говорила Зебра в редкие моменты, когда вспоминала про мать. Её всегда белокожее с румянцем лицо становилось тогда серым, а в глазах копились слёзы.
У Алика же сжималось сердце. Ему хотелось как-то защитить подружку, но всё, что он мог, это только поддерживать ее ненависть к матери.
— И правда сука. Как могла только? Вот бы сдохла с хахалем вместе! Под машину угодили. Или в море утонули, и никто бы их не спас! Да, Свет?
— Да, — отвечала девочка и хлюпала носом.

2.
Нина Смородина долго готовилась к этой поездке. Ведь на конечной точке ее маршрута ждал любимый Анатолий, который обещал сделать предложение, как только она окончит институт. И вот диплом защищён, направление по распределению на далекий Север лежит в кармане. Осталось приехать в родной Курск, встретиться с милым, сыграть скромную комсомольскую свадьбу, а затем отправиться вдвоём покорять просторы советской тайги.
Теплые мысли витали в голове девушки, едущей летом 1980 года домой. Вагон был почти пуст. Проводницы оказались вежливые и особо с разговорами не докучали. Ехать было ещё около часа, но Нина заранее надела нарядную белую блузку и модную юбку бежевого цвета чуть выше колен.
Поезд ненадолго остановился на какой-то проходной станции. У входа послышались голоса и даже, кажется, спор. Через несколько минут поезд дернулся и начал набирать скорость, с каждой секундой приближая момент встречи Нины с любимым.
Мимо нее по коридору прошел, насвистывая что-то под нос, невысокий коренастый мужчина. Он лишь мельком глянул в ее сторону и скрылся в тамбуре. Однако меньше чем через минуту мужчина снова объявился, все так же насвистывая какую-то фальшивую мелодию. Он задержался около купе, в котором ехала Нина. Сальным взглядом скользнул по упругой груди, выпирающей под блузкой и голым коленям.
— А вы одна едете? Не занято тут у вас? — сильно «окая» спросил мужчина.
Его липкий взгляд совсем не понравился девушке, и хоть Нина была не из робкого десятка, но сердце гулко забилось, а ладони вспотели. Не зная, что ответить, она лишь неуверенно кивнула.
— Впрочем, не стоит. Мест еще полно, — и снова насвистывая, незнакомец отправился в начало вагона.
Нина перевела дух, ощущая, как неприятно намокло под мышками. Настроение было испорчено. Хорошо, что в сумочке была пачка «Столичных». Она хоть и намеревалась бросить курить, но вот такие нервные моменты мешали девушке в этом. Взяв сумочку, девушка направилась в тамбур.

3.
Ноябрь был солнечный, бесснежный, но по утрам уже подмораживало.
Ночью лил дождь, а утром дороги и тропинки превратились в каток. У ребят в субботу было всего четыре урока, и они не спеша возвращались домой привычной дорогой через депо и железнодорожную развязку, часть которой была загромождена полуразвалившимися вагонами, доживающими свой век на запасных путях. Отец Светланы работал в этом депо механиком, и ребята нередко заходили к нему по пути. Так здорово было сидеть в уголке его мастерской, пропахшей техническими запахами, около раскочегаренной «буржуйки» и пить крепкий чай из побитых эмалированных кружек с лимонной карамелью. Павел Ефимыч был немногословен. Стал таким с тех пор, как жена, проводница дальнего следования, сбежала с богатым хахалем куда-то на юга, оставив его с полуторогодовалой дочкой.
«Слишком рано я выскочила за тебя, слишком рано родила, а так еще хочется пожить для себя. Прости» — таковы были её слова перед уходом. Но с дочкой Павел Ефимыч был добр и Алика жаловал. Одобрял их дружбу с его Светкой.
Вот и теперь, выйдя из полумрака депо, ребята шли в сторону дома. Светлана что-то мечтательно рассказывала, глядя вдаль, а Алик глядел на неё и не мог оторвать взгляда. Солнце падало на белую кожу девочки, подчеркивая забавную россыпь веснушек на носу и розовый румянец на щеках. Рыжеватые локоны выбились из-под резинки и кудрявились вдоль скул, а серые глаза были большие, в обрамлении длинных завитков ресниц. Света была самая красивая девочка на свете. Алик всегда это знал, но вот сегодня как-то еще более прочно утвердился. Ему очень хотелось сделать для этой девочки что-то героическое и благородное…
— Эй, ты что, меня совсем не слушаешь? — окликнула Зебра друга и он спешно вернулся на землю из облаков в которых только что витал.
— Я… Эм-м-м, — смутился парень и отвел взгляд. Ему показалось, что она прочитала его мысли.
— Я говорю, хочешь, покажу тебе одно волшебное место?
— Хочу! А где?
— Тут рядом, у леса. Пошли.
И ребята побрели вдоль старой железнодорожной ветки, на которой размещались видавшие виды вагоны всех цветов и конструкций. Последний вагон почти упирался в лес. Около него и остановилась Зебра.
— Ну что, готов?
— Готов! — выдохнул Алик, хотя ему и было страшновато. Солнце клонилось в зенит, из леса подступали сумерки, а ледяной ветер подвывал в провисших проводах.
— Только обещай, что никому не расскажешь про это место!
— Честное пионерское!
— Тогда за мной! — Зебра скинула портфель и, ухватившись за ржавые поручни, полезла на крышу вагона.
— Ты что! А что, если…
— Не трусь! Догоняй! — неугомонная Светка была уже на середине лесенки. Ветер трепал ее школьное платье, пытаясь задрать подол к верху, и Алик отвернулся. Конечно, любому мальчику интересно заглянуть девочке под платье, но со Светой Алик это проделывать не хотел. Когда девочка была уже наверху, полез и он. Перекладины железной лестницы были ледяные и сковывали холодом руки, оставляя на коже частички ржавчины.
Света помогла Алику вскарабкаться и повела к дальнему краю вагона.
— Ты посмотри, какая красота! — воскликнула девочка.
И действительно, несмотря на позднюю осень с высоты отрывался потрясающий вид на город, на лес, петляющую вдалеке реечку, дома, пускающие дым из печных труб. Все это так восхищало. И вдруг так захотелось сказать Свете что-то важное, но все слова застревали в горле.
— Алик, тебе что, не нравится?
— Нравится!
— Ты странный какой-то. Весь день с меня глаз не сводишь! У тебя что-то случилось?
— Нет. Я… Я не знаю…
Света внимательно посмотрела Алику в глаза, от чего сердце его быстро-быстро заколотилось.
— Алик, я тебе нравлюсь?
— Д-да! Ага.
— Хм, забавный ты. А хочешь?.. — Света подняла глаза к небу, на щеках появились ямочки от улыбки. — А хочешь меня поцеловать?
Тут уж Алик совсем растерялся, смутился (конечно хотел, но как было в этом признаться), пожал плечами, потом и вовсе пробубнил что-то непонятное.
— А тогда догони! — Света резко развернулась и побежала. — Догонишь до конца вагона и поцелую! — крикнула она, грохоча сапожками по железной крыше.
— Стой! Ты что! Опасно!
Мальчишка ринулся следом за смеющейся девчонкой.

4.
Ольга возвращалась домой с похорон сестры, которая скоропостижно скончалась от обычного гриппа. Все были убиты горем. А тут еще Олимпиада на носу, в Москву без спецпропуска не попасть. Пока все справки выправила, так прямо с перрона пришлось на кладбище ехать на такси, отдав водителю изрядную сумму. На поминки не осталась, срочно нужно было домой, там ждал сын-инвалид. В вагоне было пусто. Ольга легла на полку, уткнувшись лицом в подушку, и, наконец, смогла вдоволь нарыдаться. Когда силы иссякли, она заснула под мерный перестук вагонных колёс.

5.
Местами металлическую крышу покрывала наледь. Света бесстрашно неслась вперед. Алик пытался ее догнать, но старался перепрыгнуть или обогнуть ледяные лужицы, образовавшиеся во вмятинах.
— Догоняй, поцелую! — задорно подбадривала друга Зебра, приближаясь к краю вагона.
Света в три прыжка приблизилась к краю и остановилась, раскинув руки в стороны и глядя перед собой. Шапка ее сбилась на бок, сама она часто дышала от бега и нарочно не спешила поворачиваться к Алику, желая дать ему шанс победить в этом поединке.
Мальчишка же, видя, что опасность миновала, остановился в нескольких шагах от подруги, не в силах подойти ближе. В его детском сердце клокотал страх вперемежку с обидой. Светка, конечно, всегда была сорвиголова и первой лезла в разные передряги, но бегать по обледенелой крыше вагона — это слишком безрассудно.
Света заговорила, медленно поворачиваясь к Алику, держа руки раскинутыми в стороны:
— Ну и что, что не догнал! Я все равно тебя поцелу…
Она уже почти повернулась к нему, и тут ее нога ступила на обледенелый край вагона. Девочка поскользнулась и, не удержав равновесия, спиной вперед полетела с вагона.
— А-а-а!
— Нет! – закричал Алик.
До него донесся глухой стук упавшего на рельсы тела.
Он не слышал ни ее крика, ни плача, лишь едва различимые стоны вперемежку с ветром. Звала ли она на помощь или просто стонала от боли — Алик не знал. У него перед глазами до сих пор стоял ее взгляд, которым она смотрела на него перед недосказанным «поцелую». Она секунду назад стояла в двух метрах от него, и вот ее нет. Она лежит покалеченная на рельсах, а может уже умерла. Алик испугался, как никогда не боялся в жизни.
— Нет. А-а-а! Не-е-ет! — мальчишка развернулся и на негнущихся ногах пошел прочь. Он не помнил, как спустился со злополучного вагона, как подхватил свой портфель, стараясь не смотреть на оставленный ранец подружки. Как долго блуждал вокруг бесконечных вагонов, подвывая, как потерявшийся волчонок, утирая слезы и сопли мокрым рукавом. Несколько раз он спотыкался, падая. Один раз наступил на тонкий лед, провалившись в лужу, и насквозь промочил ноги.
Как-то резко наступил вечер. Стемнело. В воздухе кружились мелкие колючие снежинки. Мальчишка совсем продрог, и вдруг услышал, как кто-то его зовет. Алик остановился и начал беспорядочно крутить головой, пытаясь определить, откуда он слышит этот зов. Невдалеке, на самой опушке голого леса, возвышалось что-то железное, огромное. Это мог быть старый мотор от поезда или какой-нибудь котёл. Именно он звал мальчишку, будто светясь изнутри теплым оранжевым светом, как огонь в «буржуйке» Павла Ефимыча.
Силы мальчика были на исходе, поэтому он кое-как добрел до этой железной громадины и, наполовину протиснувшись в его камеру, замер там, переводя дух и пытаясь согреться, все еще всхлипывая.
— Это ты меня звал?
«Я!» — откликнулось у мальчишки в голове.
— Кто ты?
«Можешь звать меня Железное сердце».
— Как ты можешь со мной говорить? Как я тебя слышу?
«Чем ты так расстроен, мальчик?»
— Я боюсь! Там… там такое произошло. Она там умерла, наверное. А я не помог. Я боялся. Я не знал, что делать. Не зна-ал! — мальчишка снова заплакал навзрыд.
«Тише! Тише! Успокойся, мальчик».
Этот голос, звучавший в голове, успокаивал. А еще эта железяка согревала тело Алика, будто из ее недр вместе с легкой вибрацией шло тепло.
«Я знаю, что произошло там. Но ты ни в чем не виноват. Во всём виновата Светина мамка. Это ведь она бросила девочку без присмотра. Оставила одну. Разве стала бы Света бегать по ледяным крышам, если бы ее ждала дома мама, добрая и любящая?»
— Да. Это все она виновата! Это все из-за нее!
«Вот видишь»
— А Света умерла?
«Да. Но ты никак не мог ей помочь».
— У меня теперь совсем не будет друзей.
«Хочешь, я буду твоим другом?»
— Да!
«Тогда приходи ко мне всегда, когда захочешь. Я буду ждать тебя!»
***
Света лежала на рельсах, и туловище ее было неестественно изогнуто: ноги в одну сторону, руки в другую. Алик подбежал к подруге и опустился перед ней на колени. Школьные брюки тут же промокли от снега.
— Света! Светочка!
— А-алик! — прошептала она и закашлялась. Изо рта густо потекла кровь, в сумерках казавшаяся черной, как машинное масло. — Я только хотела…
— Тише, я помогу тебе. Я отнесу тебя к папе, и он нам поможет.
— Нет, Алик, я умру. Еще немного и умр… — девочка снова закашлялась, выталкивая из горла очередную порцию крови и сгустков. — Вот видишь…
— Я позову на помощь! — Алик хотел вскочить, но Света схватила его за рукав и крепко держала. — Не уходи. Мне… мне стра… шно. Я боюсь умирать одна.
— Нет.
— Алик. Поцелуй меня. Так хочется перед смер… — снова поток крови потек по подбородку.
Алик с ужасом смотрел на искусанные губы умирающей подруги, кровавую пену, пузырящуюся в уголках рта, и перепачканный кровью подбородок.
— Поцелуй ме… ня…
— Не-е-ет!
***
Алик вздрогнул, вырвавшись из кошмарного сна, и не сразу понял, где находится. Вокруг было темно, тесно и грязно, и пахло машинным маслом. Мальчик подался назад и вывалился из углубления какого-то железнодорожного механизма. Очутившись на улице, он увидел вдалеке свет фонарей. Его била дрожь, тело горело огнем, в ногах была слабость. Мальчишка едва сумел сделать пару шагов, как свалился на землю. Перед глазами плясали черные точки, а в ушах нарастал шум.
— Ма-ма! — прошептал мальчишка и потерял сознание.

6.
Алёна с Алей недолюбливали друг друга, но часто ездили проводницами в одной бригаде. Слишком разные были по характеру. Алёна — вдова. Муж погиб при странных обстоятельствах. Дома двойняшки под присмотром престарелой бабушки. Будто навечно на ее лице была печать горя. Алла — её противоположность. Веселая и жизнерадостная. Всегда старалась следить за собой. Она была очень обходительна с пассажирами, особенно с мужчинами, и часто это служило поводом для сплетен и разговоров за ее спиной, хотя на самом деле задорная проводница была верна своему мужу. В этот раз женщины отправлялись привычным маршрутом «Москва-Харьков», и Алла хвасталась напарнице новой прической и модными румынскими туфельками на каблучках.
— Воду в бачке лучше проверь, фифа! — как отрезала, сказала ей Алена.

7.
Света лежала на рельсах, и туловище ее было неестественно изогнуто: ноги в одну сторону, руки в другую. Алик подбежал к подруге и опустился перед ней на колени.
— Света!
— Алик, милый! — девочка закашлялась, изо рта полетели сгустки крови и потекла черная вязкая жижа. — Алик.
— Я спасу тебя.
— Ты не спасешь. Я умру!
Парень подхватил девочку на руки. Тело ее было легкое, словно пушинка. От его движений девочка застонала, ртом снова пошла кровь.
— Сейчас. Потерпи. Позовем подмогу. Он шел через лес, не замечая, как голые ветки хлещут по лицу, а ноги по колено увязают в болоте.
— Алик, поцелуй меня? Так хочется перед смертью…
Парень глянул на ее окровавленные рот и подбородок.
— Сейчас позовем помощь!
Идти становилось все труднее. Он увязал в болоте уже по пояс, под ногами чавкала жижа. Лежащая у него на руках девочка погрузилась в воду. Он понял, что им не выбраться, попытался сбросит ношу, но болото крепко держало его руки: не пошевелить. Когда над поверхностью болота остались только их головы, перед глазами Алика замаячил окровавленный рот с красными пузырями по краям.
— Теперь поцелуй напоследок, — прошептала уже умершая Света.
— Не-е-ет!
***
Мужчина подскочил в кровати, опираясь на локти и часто дыша. Он понял, что снова кричал во сне. Майка прилипла к потному телу, а одеяло валялось на полу.
Придя в себя ото сна, Алик откинулся на мокрую подушку. Почти тридцать лет прошло с того страшного случая, а ему до сих пор снились кошмары.
Он привычно положил руку на кровать слева от себя и, обнаружив там пустоту, вспомнил, что жена вчера ушла от него после очередного скандала.
— Сама виновата стер-рва! — выругался он в темноту и стиснул зубы, вспоминая события вчерашнего вечера.
Кажется, ничего не предвещало плохого. Они поужинали, выпили водки. Танька (которая была старше Алика на восемь лет, не блистала особой красотой, но очень охоча была до телесных утех), захмелев, потащила мужа в кровать, стягивая с себя балахонистое платье и норовя поцеловать его в губы. Алик уворачивался от ее пьяных губ. Терпеть не мог он эти поцелуйчики. Завалил жену на кровать, поставил на четвереньки, стянул с нее трусы до колен. Пристроился сзади, но ничего не получалось. Не хотел он ее. Не привлекала.
А эта сука давай язвить:
— Что, опять с хвостиком проблемки. Повис?
— Заткнись!
— Тряпка, а не мужик!
— Угомонись!
— А то что? Ударишь? Так давай, у тебя только тогда и встает, когда меня бьешь.
— Заткнись, сука! – уже закричал Алик.
— Дерьмо ты!
— Н-на, тварь!
Ладошка прошлась вскользь по лицу, но рука у Алика была тяжелая. У Таньки тут же распухла верхняя губа и пошла носом кровь.
— А хорошо, — гнусаво произнесла женщина.
Потрогала губу, утерла под носом и окровавленной рукой схватила мужа за твердеющий член:
— Вот. Другое дело. Давай!
И все бы ничего, но в самом разгаре процесса она вдруг начала смеяться. Прям ржать навзрыд. Это стало последней каплей. Замолчала, когда парой ударов он выбил ей передние зубы, а потом схватил за глотку и начал душить. Чудом вывернулась и заперлась в кухне, знала, что муж быстро остынет. А утром оставила записку, что ушла от него насовсем. Вечером заедет вещи забрать.
— Ах, вещи тебе забрать? — Алик хищно улыбнулся и подскочил с кровати. Сердце у него гулко стучало, а в животе закипал адреналин.
Мужчина распахнул створки шифоньера, схватил первое попавшееся платье и принялся рвать его руками.
— Вот тебе твои вещи, тварь!
В ход шли блузки и свитера, белье и колготы, ночные сорочки и даже закрытый темно-синий купальник, который Танька ни разу не надела. Когда в шифоньере остались только пустые вешалки, Алик устало опустился на груду рваного тряпья и расплакался.
Вскоре его сморила утренняя дрёма.
Второй раз из сна его вырвал звонок в дверь.
— Вам телеграмма, тут распишитесь, — казенным голосом произнесла почтальон, брезгливо глядя на растрепанного похмельного мужика в трусах.
«Мама умерла тчк Похороны четверг тчк Приезжай зпт Люся».

8.
Алик Зноев не возвращался в Глазуновку почти тридцать лет, с той злополучной осени, когда случилась трагедия с его подружкой и одноклассницей Светой Збруевой. Мальчишка в тот же день слёг в больницу с воспалением легких, где провалялся почти месяц, а потом в школу так и не вернулся. Мать отвезла его к сестре Люсе в Орловскую область, где он пошел учиться в местную школу. Потом ПТУ, армия, завод. Жил он нелюдимым, с людьми общался мало. Когда мать начала болеть, Люся переехала к ней в Глазуновку, а Алик остался в теткиной квартире и исправно слал старушкам часть зарплаты. Пару лет назад поженился на Таньке Воруновой. Не по любви, вроде как по годам пора было. Она одинокая, он одинокий. Так и сошлись, хотя и жили как кошка с собакой.
И вот пришла пора возвратиться в родную обитель. Кажется, за прошедшие годы и не изменилось ничего в поселке. Только в душе было какое-то гнетущее чувство, как осадок какой, что после ночных кошмаров оставался темным туманом в голове.
Похороны матери прошли тихо. С десяток человек пришло в общей сложности. Когда с кладбища уходили, он отстал, по нужде приспичило. А нагонять своих стал, заплутал меж оградок. Так ноги и вывели к могилке Светки. Простоял у оградки, вглядываюсь в выцветшую фотографию, но внутрь так и не смог войти. Всколыхнулась какая-то муть в душе, горечь на языке осела, глаза щиплет, а слёз нет!
На другой день, спозаранку, отправился Алик к тому злополучному вагону. Как знал, что сразу его отыщет. Так и вышло. Он ведь ни разу не был там, позади вагона, куда упала Света. На деле оказалось все в точности так, как он видел во снах. Выпил из горлышка бутылку водки, улегся на пропахшие креозотом шпалы и дал волю чувствам. Выл, орал, царапая ногтями потрескавшиеся бруски, прощения молил, да только кто его мог услышать. Только наблюдавший за ним из кустов неприметный спившийся бродяга, в котором сложно сейчас было бы узнать бывшего механика депо Павла Ефимыча.
Так и уснул на шпалах, пригреваемый июньским солнышком. На этот раз другой сон ему снился. Света стояла на краю вагона, раскинув руки, и ждала его. Промозглый ветер трепал школьное платьице, крупные снежинки ложились на девичьи косички. Алик сделал шаг навстречу. Ещё один. Через пару шагов он ухватит девочку за плечи и оттащит от злополучного края вагона.
«Только бы не повернулась, не увидела».
Но она уже начала оборачиваться. Медленно, аккуратно перебирая сапожками по ледяной поверхности крыши. Увидев Алика, Света улыбнулась, и изо рта ее потекла кровь. Он ринулся к ней, но только пальцы скользнули по тонкой курточке. Света, поскользнувшись, падала, а с губ ее сорвалось последнее:
— Поцелова…
— Нет! — вскрикнул Алик и проснулся. От лежания на твердых шпалах, тело затекло и не слушалось.
«Наверное, и она так вот лежала и умирала, не в силах даже пошевелиться. А ты сбежал. Сбежал, сука! Гад! Трус!»
Алик так и продолжал корить себя, пока сквозь туманные мысли к нему не начал пробиваться какой-то смутно знакомый голос.
Мужчина поднялся и пошатываясь побрёл. На этот раз он не плутал, а безошибочно шел на зов, огибая покорёженные вагоны и остатки ржавых поездов.
«Железное сердце, — всколыхнулось в памяти мужчины».
«Я ждал тебя! — отозвался голос в его голове»
Алик вышел к опушке и направился к громадному металлическому агрегату, который приютил его в прошлый раз.
«Я пришел. Зачем ты звал меня?»
На этот раз Алик не говорил вслух, а произносил слова мысленно.
«Ты вернулся! Как же я рад тебе!»
«Кто ты?»
«Как? Разве ты забыл? Я — Железное сердце. Твой друг».
Алик горько усмехнулся, вспомнив раскоряченное тело Светы из своих снов. Он уселся у железного агрегата, прислонившись к нему спиной, и спрятал лицо в ладонях. Агрегат и правда был словно живой. Откуда-то из его недр ощущалась легкая вибрация, а металлическая поверхность была приятно теплой.
«Так ничего и не изменилось за эти годы. Я не смог смириться»
«Но ты ведь ни в чем не виноват! Разве должны дети одни бегать по ледяным крышам? Это все она»
«Кто она? — непонимающе переспросил Алик».
«Ее мать. Которая бросила ее. Ты забыл?»
«А-а! Ну да, так-то. Но… я…»
«Я знаю, как тебе тяжело и больно. Но я могу помочь тебе. Тебе нужно отомстить ей, ее матери. Тогда все встанет на свои места. Все будет как прежде»
«Отомстить? Столько лет прошло. Может, ее уже и в живых нет. Бог ее наказал».
«Бог?! — внутри Железного сердца что-то загудело».
Алик воспринял это как смех.
«Бог может убивать только невиновных, как Свету. А до жизни мерзавцев ему нет никакого дела. Отомсти ей! Ты должен это сделать»
«Как?»
«Женщины все одинаковые. Они все как мать Светы. Убей любую из них, и ты освободишься от чувства вины навсегда».
«Что?» — непонимающе переспросил Алик, тупо глядя перед собой в одну точку и ощущая, как внизу живота нарастает возбуждение.
«Подвинься ближе. Прижмись ко мне головой, и я расскажу, что тебе следует делать».
Алик повернулся и, обхватив ржавый агрегат, прижался к нему ухом и щекой. Он улыбался, словно выброшенная много лет назад железка действительно что-то ему говорила.
Через час Алик вернулся домой.
Теперь он знал, что следует делать.

9.
Спустя пару дней, ранним утром, Алик стоял на перроне. На руке висела небольшая корзинка, наполовину наполненная грибами. Поезд «Москва-Харьков» вползал на свой путь большой длинной змеёй. Погода была дождливая, и одежда промокла насквозь. Состав почти весь проехал вперед, замерев перед ним последним вагоном. Проводница открыла дверь, опустила лесенку, протерла поручни, бросив брезгливый взгляд на незадачливого грибника.
— Ваш билет, гражданин.
— Да я это, из лесу и сразу на перрон. Посади за трёшку? Мне ехать до ближайшей станции.
— Без билета не положено. У нас проверки! — сказала, как отрезала.
Алик крепко сжал кулак за спиной, но злобы не показал.
Тут в проеме показалась другая проводница, улыбчивая, красивая, с кудрявой модной стрижкой и в туфельках на каблуках.
— Да впусти его, Алён! Всегда ж так делали. Вот мужчина весь промок до нитки. Мой сейчас тоже где-то с корзинкой шастает, уже не знаю, чего наберет, но вернется весь перепачканный, как чёрт!
— Ну, Аля, под твою ответственность. В случае чего, сама будешь объясняться с начальником поезда.
— Ай! — отмахнулась от напарницы красивая проводница. — Ну, давайте же скорей, мужчина, сейчас отправляемся!
— Вот спасибо, век не забуду. В тамбуре Алик сунул руку в мокрый карман ветровки и высыпал в ладошку проводницы мятый рубль и мелочь. — Сколько есть.
— Вагон пустой, занимайте любое место, только нашим двум пассажиркам не докучайте. А я вам попозже чай принесу, уж больно промокли вы.
Кучерявая проводница прямо увивалась перед Аликом, хотя сама же пять минут назад про мужа обмолвилась. Прав был тот голос. Все они одинаковые. Вот и Светкина мать тоже проводницей была. Так и хахаля своего подцепила.
Алик уселся в третьем купе, но долго усидеть на одном месте не мог. Руки заметно дрожали.
Он встал и медленно пошел по вагону, будто в туалет, попутно высматривая пассажиров. В соседнем, четвертом купе, отвернувшись к стене, спала женщина. Она почему-то сразу напомнила Алику о Таньке. Может, цвет волос похожий, может, комплекция. Но гнев заклокотал в руках мужчины, вспоминая их последний разлад и то, как он недодушил бывшую жену. Какая-то глупая мелодия звучала в мозгу, и Зноев начал фальшиво насвистывать ее, все дальше двигаясь по вагону.
В предпоследнем купе сидела молодая женщина и смотрела в окно. Алик лишь мельком успел скользнуть взглядом по ее голым коленкам и белой блузке, натянувшейся на крепкой груди.
Выглянув в тамбур и заглянув в туалет, мужчина убедился, что в вагоне никого нет, кроме четырех женщин. Алик, все так же насвистывая, пошел обратно. Он хотел начать с той, последней, с голыми коленками, и даже задержался около ее купе в наглую разглядывая симпатичную попутчицу.
— А вы одна едете? Не занято тут у вас?
Женщина с испугом посмотрела на незваного гостя и неуверенно кивнула.
А Зноев понял, что не сможет так. Посмотрел этой девушке в серые глаза, вспомнил такой же взгляд у Светы перед тем, как она сорвалась, и передумал.
— Впрочем, не стоит. Мест еще полно, — он снова засвистел и пошел на своё место.
Сев на лавку, Алик обхватил голову руками, но обещание, данное Железному сердцу не давало покоя. Он подтянул корзину, разгреб грибы и, нащупав на дне нож-финку, сунул ее за голенище сапога.
Зноев выглянул в проем. Девушка с предпоследнего купе как раз скрылась в тамбуре, закрывая за собой дверь. В начале вагона то смеялись, то беззлобно переругивались проводницы. Оставалась «Танька», спящая в соседнем купе. Алик бесшумно подошёл к ней, окинул жадным взглядом большую задницу, бёдра, оголившиеся задравшимся во сне платьем, крепкие икры, голые ступни. Она очень походила на его обидчицу, поэтому настал час поквитаться.
«Они все одинаковые, убей любую» — прозвучало в голове.
Ощущая набухающую в штанах эрекцию, Зноев навалился на женщину сверху, обхватил и сжал крепкими пальцами её шею. Она дернулась, попыталась врываться, но Зноев, несмотря на низкий рост, обладал недюжинной силой. Он вжал ее лицо в подушку. Женщина елозила ногами по постели, но силы быстро оставили ее и тело обмякло. В воздухе витал какой-то резкий запах, который будоражил убийцу и распалял его плотское желание. Он провел рукой по гладкому бедру жертвы, задирая платье выше, сунул пальцы под резинку трусов, проникая в женские тайны, и застонал от вожделения.
За этим занятием и застала его красивая проводница.
— А я вам чай сделала… Ой, господи, вы что делаете? — Алла выронила стакан с чаем и резко развернулась, чтобы убежать, но её подвели новые румынские туфли. Каблук от резкого движения сломался, и женщина, подвернув ногу, упала на четвереньки в проходе. – Алёна, помоги! — только и успела крикнуть она.
Но Зноев уже настиг её, обрушив тяжелый кулак на затылок женщины.
Когда Алена выскочила из щитовой, увидела, что ее напарница лежит на полу лицом вниз, а над ней склоняется грибник.
— Плохо ей. Аптечку. Быстро. Нашатырь есть? — прокричал он.
Женщина, кивнув, скрылась в соседнем купе.
Зноев встал и быстрым шагом пошел ей навстречу, сжимая в руке нож.
Алена судорожными руками распаковывала аптечку, пытаясь найти нашатырь. Вот он, коричневый пузырек. Она, схватив его, ринулась на выход и врезалась в коренастую фигуру грибника, а живот ее прорезала жуткая боль.
— Ой! — только и смогла вымолвить она. Ноги проводницы подкосились, а убийца грубо отпихнул ее назад, резко вытащив нож из раны.
— Вот так!
Алик склонился, деловито вытер нож о край одеяла и, посвистывая, направился в сторону предпоследнего купе.
***
Нина выбросила окурок в окно. Табачный дым позволил немного успокоиться после встречи с неприятным мужчиной. Она зашла в уборную, вымыла руки с мылом. Посмотрев в зеркало, Нина улыбнулась, подмигнула себе и отправилась на своё место.
Внимание её тут же привлекло тело проводницы, лежащее на полу в начале вагона. Нина побежала вперед и не заметила притаившегося в ее купе мужчину. Зноев схватил женщину за волосы и рванул на себя и втащил в купе, завалив на нижнюю полку.
— Не надо, пожалуйста! — умоляла она, пока он рвал пуговицы на ее блузке и лапал грудь короткими грубыми пальцами. — Умоляю!
Он задрал ее юбку, продвигаясь все выше.
Зноева возбуждал плач женщины. Он чувствовал свою власть над ней. Но она постоянно мешала ему то руками, то плотно стиснутыми коленями. Это начинало раздражать. Он схватил ее за волосы и два раза ударил виском о край откидного столика. Женщина смолкла, но на всякий случай он приставил нож ей к горлу и, выпростав свое естество, резко вошел в жертву.
— Не надо, прошу, не надо! — шептала обескровленными губами Нина.
Но насильника это только подстегивало.
Чувствуя приближение экстаза, Зноев, глядя в серые глаза женщины, приставил острие ножа к её уху и вдавил клинок, с хрустом вогнав в череп жертвы.
Разделавшись с Ниной и выйдя в коридор, убийца обнаружил, что проводница, лежащая на полу, исчезла. Однако он тут же заметил ее ноги, торчащие из купе проводников. Алла пыталась вползти, беспомощно ерзая ногами. Когда Алик настиг ее, то уже снова ощущал внизу живота возбуждение и твердь. Он задрал форменную юбку проводницы, разорвал колготы и, стянув трусы, принялся насильничать ее, схватив за горло…
Все безумное действо Зноева заняло чуть менее часа.
Сначала он хотел выбросить тела, но понял, что не успеет это сделать. Тогда он просто затолкал тела проводниц в уборную, а сам выпрыгнул из задней двери вагона (поезд уже замедлял ход перед очередной станцией) и широкими шагами направился к лесу.

Эпилог.
Алик, миновав небольшую рощу, шел по тропинке через луг. Тучи на небе разошлись, выглянуло солнце. День обещал быть жарким. На душе было легко и благостно.
А навстречу ему шли двое детей — мальчик и девочка. Зноев сразу узнал в них себя и Свету. И хоть дети смотрели на него с подозрением, сам он широко улыбался им.
Они остановились в нескольких шагах от него. Девочка испуганно спряталась за спиной мальчика и прошептала:
— Я боюсь его.
Мальчишка насупился, глядя исподлобья, и крепко сжал кулачки.
— Дядя что с вами произошло? Вы попалив катастрофу?
— А?
— У вас кровь везде. Вы ранены?
— Нет. Это я собирал грибы и выпачкался в их крови.
— У грибов нет крови.
— Ну как же? Есть. Если срезаешь гриб, он кровит.
— Ваня, побежали! — закричала девочка и, схватив мальчишку за руку, потянула его прочь.
— Я знаю, куда вы идете! — прокричал им в след Зноев. — Только не бегайте по крышам вагонов. Никогда. Это опасно!
Он засмеялся, раскинул руки, и начал кружиться вокруг себя, пока не упал в душистую траву.
Он лежал и глядел на облака. Он знал, что Света теперь спасена. Он смог за нее отомстить.
Ему еще предстояло всё рассказать Железному сердцу.
Но милицейская погоня с собаками уже шла по его следу.
______________________
Произведение является художественным вымыслом автора. Идеей послужила трагедия, произошедшая в 1980 году на станции Курск, в поезде, следовавшем из Москвы в Харьков.
Все имена вымышлены. Любое совпадение является случайностью.
Автор в своем произведении не ставил целью осквернить память жертв, погибших в той ужасной трагедии, как и оправдать действия убийцы.