Рассказ №24 Опять на дороге

— Да, конечно, чувак. В любое время. Шмотки можешь оставь в гараже.

Как только Артур узнал, что Оскар расстался со своей подружкой и нуждался во временном пристанище, его губы раздвинулись в коллаборационисткой ухмылке. Эта ухмылка, освещенная полуденным солнцем, так и осталась на лице как оккупационная армия, подавив привычное выражение дружелюбного безразличия.

Оскар обратился к Артуру не случайно. В свое время он помог Артуру перевести шмотки и мебель на другую квартиру, и тот не забыл услуги.

Когда Оскар приехал, Артур спросил:

— Что случилось? — его обычно дряблое любопытство было подхлестнуто. — Надоела?

Оскар помедлил, стараясь найти ответ, который мог показаться удовлетворительным, но не открывал бы слишком многого.

— Ммммм… Просто не подошли. Знаешь как это бывает.

— Понимаю, старик, — ухмылка Артура приняла оттенок задумчивости, в то время, как он углубился в воспоминания. — Как долго тебе нужно здесь зависнуть?

— Пару дней, пока крышу себе не найду. Видишь ли, я не хотел, чтобы она заранее знала. Все эти упреки, слезы… – лицо его скрючило выражение брезгливости. — Сам знаешь.

— Ты прав, старик. Чистый отрыв — всегда лучше. У тебя уже кто-то есть на примете?

— Да нет. Ты сам сказал — чистый отрыв всегда лучше.

— Так-то оно так, но все же немного рискованно. Ты уверен, что ты вот так отчалишь… без запасного варианта? Что если тебе нужно будет?.. — он сделал несколько движений тазом, намекая на вредность воздержания.

— Не знаю, чувак, — Оскар глубоко вздохнул. — Судьба кого-нибудь подбросит. Сейчас я просто хочу слинять. Да… и… спасибо за все! — Оскар сжал кулак для приветствия.

— Без проблем, — Артур ответил на жест. — Вот второй ключ. Спать будешь вот здесь, на тахте, — он посмотрел на часы. — Уже двенадцать. Я побежал.

***

Оскар посмотрел на часы. Было 10:30 утра. До приезда Мирны еще полтора часа. Одежда, документы, компьютер и инструменты собраны в машине. Он огляделся вокруг. Целый год провел в этом месте, а теперь и вспомнить нечего. Ничто не оставило эмоционального следа…

Кроме, пожалуй, того раза после рождественского пати.

«Тебя совсем не уважают на работе. Посадили где-то в углу. Никто к нам не подошел».

Оскар тогда промолчал. Отчасти она была права. Не то, чтобы его не уважали как работника. Скорее его, как эмигранта, держали на работе в качестве интеллектуального раба — хорошего только для работы. Ни приглашений в бар, ни разговоров в столовой у кофе машины. За ухоженными улыбками стояло полное равнодушие. Да и вникнуть в суть разговоров было не просто. И дело было не в языке. Вернее не в незнании слов, а в непонимании быстрого перебегания с предмета на предмет, будто говорили шифром когда дело не касалось работы.

Тогда на пати Мирна отошла от него и заговорила с Долорес, секретаршей компании. После пары банальностей они тоже перешли на шифрованную тарабарщину. Оскар слышал ошметки их разговора и пытался улыбаться, когда Мирна иногда бросала на него иронические взгляды.
Или когда на дне рождения Мирны она с друзьями курила марихуану. Расслабившись и смеясь, стала обсуждать с подругами подробности их сексуальной жизни — пожалуй, единственной прочной ниточки, которая еще связывала их отношения.

Но кроме секса — ни волшебства, ни благодати, ни смысла…

«Она совсем не так плоха, — эта мысль крутилась в его голове теряющей энергию юлой. — Для кого-то другого она может быть идеальна, ноооо… Просто что-то между нами не сработало. По сути не было никакого «нас». Так и остались чужими».
«You and me against the world, never apart», — звучал в голове мотивчик песни Ace of Base.

— Мы вдвоем против мира — не расставаясь ни на миг, — повторил он вслух.

«А на поверку оказалось, что не вдвоем против мира, а так, неизвестно что».

***

Глядельце на вершине холма открывало вид на город и дальше на море. Они сидели в Мирниной машине. Она подобрала его в кафе. Оскар не хотел открывать своего местонахождения и решил встретиться, желая упредить ее наезд на его работу и последующую сцену. Итак на работе атмосфера была не из легких. Чужак значит чужак.

Она долго молчала.

— Кто она?

— Кого ты имеешь в виду? — Оскар выбрал недоумение как наиболее подходящее выражение.

— Дурачком то не надо прикидываться. Со мной это не пройдет. Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю!

— Нет, серьезно. У меня никого другого нет. Да ты в последнее время сама говорила: уходи, мол, мы стали чужими, не хочу тебя больше видеть. Вот я и… Не получилось у нас с тобой…

— Что не получилось?

— Мы… Между нами… Не сработало.

— Между нами, — передразнила она. — Что ты знаешь о срабатывании? Что ты, вообще, знаешь? Что ты понимаешь? Эх…

Она говорила, смотря вперед в смотровое стекло, туда, где размытой линией земля на горизонте смешивалась с небом. Затем повернулась к Оскару с выражением презрительного недоверия, выражения, за которое она держалась, чтобы не открыть настоящих чувств, булькающих в ней, как вода в нагретом котелке. Она подготовилась к существованию другой женщины, но мозг отказывался принять идею того, что Оскар оставил её без давления извне.

— Ты думаешь, ты какой-то особенный? Не ухмыляйся, и не кривись. Ничего в тебе нет. Неужели ты серьезно думаешь, что я никого себе не найду?

Да я найду мужчину вот так! — она щелкнула пальцами. — А ты, ты никогда не найдешь другой такой как я!
«Надо вытерпеть», — подумал Оскар.

— Нет — сказал он вслух.

— Что «нет»?

— Нет, я не думаю, что тебе будет трудно найти мужчину. Ты красивая женщина.

— Да уж посмотришь. Жалеть будешь как собака! — Мирна замолкла. Она посмотрела на Оскара, будто ожидая, что он будет возражать.

Он однако чувствовал, что возражения, какими бы минимальными они не были, будут бесполезны.

— Ты думаешь, это ты меня бросил, да? Просто потому, что ты уехал первым… Ты думаешь, ты закончил отношения?

Оскар молчал. Позитивный или негативный ответ казался неуместным.

— Да это я тебя бросила! — она выбросила средний палец уму в лицо. — И ты никого не найдешь, никого и никогда. Никого близкого. И это не из-за меня. Мы не стали чужими! Ты был чужим с самого начала! Ты здесь всем чужой. Всем-всем! Я это почувствовала, когда была с тобой тогда, на рождественском пати.

— Хорошо, — сказал Оскар миролюбиво и подумал: «В этом она, пожалуй, права». Вздохнул и отвернулся.

— Хорошо? И это после всего, что я для тебя сделала? Я стольким для тебя пожертвовала!

Она закатила глаза и покачала головой, не веря своим ушам.

— Ну по крайней мере тебе не придется больше жертвовать, — он попытался найти что-то положительное в навозной куче отрицательного.

Это кажущееся невинным заявление стало поворотным пунктом в ее поведении. Его желание помочь справиться с ее состоянием, тот самый факт, что он не торговался, а просто хотел ускорить конец, были такими оскорбительными, что слезы, сдерживаемые долгое время, хлынули наружу.
Порядок на ее лице был быстро утрачен.

— Ты бросил меня, как собаку. Как собаку!

Оскар протянул ей платок.

Собственно, это было не так. Оскар не оставил бы собаку или любое другое домашнее животное в такой ситуации.

***

Она подвезла его к тому же кафе, где подобрала, и уехала. Мгновение Оскар смотрел вслед удаляющейся машине, мысленно посылая последнее «прощай».

Он подумал, что должен был бы чувствовать себя виноватым, но чувствовал облегчение.

— Ну и хорошо, — сказал он вполголоса, словно убеждая себя.

Прикрыл глаза, повернул голову к солнцу и благожелательно ему улыбнулся, дав нежному ветерку обдуть напряженность вокруг лица. Предвкушение предстоящих событий пронеслись в голове движениями танго на паркетном полу.

Но неожиданно спустилась грусть, и казалось даже тело ощутило её тяжесть. Он был опять один и чужой всем. Оскар повертел головой, встретив с обоих сторон однообразную эклектику пейзажа.

— Собаку что-ли завести? — подумал он, не обратив внимания, что произнес эти слова вслух.