Рассказ №6 Ведро с крабами

В том полумраке, полном песка и теплой воды, я впервые почувствовал что-то. Это что-то проникло в мою конечность, и оно обосновалось там, я знаю…

Оно все ещё во мне.

***

Наверное, стоит кое-что прояснить, мой очевидно безмозглый читатель. О, нет, не обижайся этому бесхитростному названию твоего класса: кое-кому повезло ещё меньше. Я, например, вообще беспозвоночный. Как, все равно обидно? Ну уж извини. Знаешь, что такое Саккулина? Узнай и возвращайся. Вот видишь, не такой ты и безмозглый, а сколько крику было.

Я был Крабом. Все, что меня окружало — это побережье, беспорядочные крики чаек и вечная полутьма. А ещё другие крабы. Их была целая куча и мы частенько сталкивались, бесцельно махали клешнями и расходились. Я никогда не был особенно боевым: мне больше нравилось наблюдать за драками. Но однажды… Однажды я решил, что кто-то был несправедлив, и я дал ему отпор. Я был намного крупнее, исход был предрешён, однако я слишком увлекся. И, когда я намертво вцепился в ногу противника, чья-то огромная белая рука подняла нас над Землёй.

Вот так я попал в Ведро.

Сначала было весело. В Ведре было много других крабов, они быстро стали моими хорошими друзьями. Мы устраивали долгие душевные беседы, например о том, как: все глупые кроме нас. Мы избивали новичков и откусывали им своими клешнями глаза, потому что они были новичками и не умели вести такие душевные разговоры. Учить мы их не хотели, и мы откусывали, откусывали им глаза с мрачным упоением, а потом шли разговаривать о том, какие мы плохие. Но говорили мы это конечно не всерьез, а с самоиронией. Каждый час кто-нибудь из нас выходил на середину Ведра и говорил: как же я плох. При этом он грустно опускал глаза в пол. Дальше было два варианта развития событий: все либо бросались к нему и начинали убеждать, что все не так, и он хорош, либо присоединялись к нему и восклицали, что хуже, непременно хуже него!

И мы упивались этим, упивались особенно сильно потому, что это все была игра, и никто из нас вовсе не думал, что он плохой.

Я был среди них. Мои горестные вопли подчас звучали правдоподобнее прочих, и вскоре мне дали прозвище Самого Скромного Гения, сокращённо — ССГ. Я упрямо отказывался от этого лестного имени, чем только увеличил свою славу, и вскоре почивал на лаврах Талантливейшего и Скромного.

Но иногда я чувствовал… Странное. Болезнь, а может, микроорганизм, подцепленный мной во время отлива, давал о себе знать. Я ощущал сотни маленьких ножек, бегущих по моим венам, но особенно меня пугали мысли: необычные, витиеватые, наполненные злой и жалобной тоской. Иногда мне хотелось чего-то. Я вставал со своего места и лениво прогуливался по Ведру, цепляя длинные ноги своих соседей, перебираясь через их цокающие панцири, и слыша ленивую ругань. Они не понимали, зачем я мешаю им мыслить о великом, а я и сам не понимал. Я ощущал в себе чужую мысль, которая мне до конца не была понятна.

Вскоре начались Ужасные Изменения. В Ведре вдруг стало темно и прохладно, оно закачалось, и мы попадали друг на друга. Мы вопрошали: как же так, за что нам эти Изменения? Неужели плохо нам было вот так, вместе, в теплом и светлом Ведре, ловящем отблески Солнца? Ответа не было, и мы медленно погружались в пучину отчаяния.
Даже ослепленные новички сбились в переплетённый конечностями ком, а мы, Талантливейшие и Скромные, были подобны им: слепые в своей беспомощности и дрожащие от страха. С умилением теперь мы взирали на ослепленный нами молодняк и думали: вот, кем мы были! Когда-то мы тоже имели роскошь обвинить кого-то другого в своей слепоте, как сейчас делают эти вздорные дети, но теперь мы смелы, и можем принять собственное ничтожество. И потому мы, конечно же, лучше них…

Крабы беспозвоночны, но у беспозвоночных есть внешний панцирь, замещающий внутренний скелет. У безмозглых людей одна надежда на спинной мозг… Но она призрачна. Мне жаль, если ты не понимаешь, о чем я говорю, читатель, не понимаешь смысла моих речей, но я знаю, что ты не будешь подобен этому жалкому сборищу слепых крабов, уверенных, будто они имеют право винить кого-то в отсутствии зрения. Конечно, судьба подбрасывает нам испытания, но ты должен принять их с гордостью и холодной головой, и сказать: да, я глуп! Я глуп, а потому не понимаю, я каюсь, и дело совсем не в авторе. И, если ты так скажешь, читатель… Если ты будешь достаточно убедителен, возможно, отовсюду сбегутся другие люди и начнут тебя уверять, что это не так, и тогда ты тоже получишь звание ССГ — Самого Скромного Гения.

В какой-то момент Ведро перестало двигаться. Мы ощутили спертый влажный воздух и услышали странные звуки: что-то приближалось к нам, неотвратимо и стремительно. Мы подумали, что это новые Ужасные изменения, но вскоре шаги стихли. Мои друзья крабы вздохнули с облегчением — вскоре наступала очередь Джонни выходить на середину и выть о своей никчемности, и нам не хотелось бы пропустить такое шоу. Однако что-то во мне шевельнулось. Я поднялся на ноги, раскинул клешни и впервые царапнул ими по стенке Ведра.

Что-то царапнуло по Ведру в ответ.

И через несколько долгих мгновений над нами выплыла огромная ушастая голова с немигающими глазами. Мы замерли. Кто-то недовольно отметил, что именно я вызвал ушастую голову своими царапаниями. Но мне было не до этого: существо во мне задохнулось от восторга, я потянулся к исполинскому животному, я хотел если не обладать им, то хотя бы коснуться, хотя бы разглядеть поближе его нежный розовый нос, тонкие и длинные усы, так похожие на мои, я хотел быть…

— Мурзик, а ну брысь от ведра, — послышалось откуда-то. Ушастая голова мгновенно пропала.

Все быстро вернулись к своим делам. Отгремело великолепно унылое самоуничижение Джонни, уже и похолодало, и потемнело, но я все никак не мог прийти в себя. Паразит не отпускал меня, он выедал мои внутренности, опутывал сетями мои мысли и чувства, я ощущал каждое его движение. Паразит звал меня, и я изнывал от невозможности ответить на этот зов.

— Я хочу… Хочу написать про кошку, — почти неосознанно прошептал я в темноту. — К нам ведь приходила кошка? Хочу написать про нее.

Внезапно Ведро наполнилось стуком десятков ног.
— Ты совсем сбрендил? — ахнул кто-то.

— Про котов писать нельзя, они же всем нравятся и все про них пишут!

— Боже мой, какой моветон…

Я вдруг понял, что я больше не ССГ в их глазах. Это придало мне смелости.
— И герои все в конце умрут, — упрямо продолжил я.

— Слезодавилка!

— Кошка умрет в страшных страданиях, — прошипел я, поднимаясь.

— Меня вообще не тронуло, — заметил Джонни. Все в ужасе застыли — Джонни всегда был самым чувственным крабом. Я не видел из-за темноты, но ощущал взгляды, обращённые на меня. Долго их выдержать я не смог, и существо во мне вдруг замолкло.
— Да, вы, наверное, правы, — согласился я. — Мне стоит придумать какую-то другую тему. Или… Другое занятие?..

— Ну нет, можешь продолжать свои творческие изыскания, — спустя минуту тишины сказал кто-то. — Что мы некрабы какие? Ты не должен так остро реагировать на критику.

— Да, это все вкусовщина.

— Да, просто вот лично мне не понравилось — фигня какая-то твоя идея, но, думаю, она ещё найдет свою аудиторию!

— Это точно!

— Так что продолжай придумывать, мы будем следить за твоим творчеством.

Мне вдруг захотелось выйти. Я поднялся во весь рост и ухватился клешней за край Ведра, подтянулся и… Почувствовал на себе чужой вес. Крабы держали меня, взбирались мне на голову и падали, взбирались — и падали. Существо во мне взвыло: оно хотело море и мелкие ракушки, хрустящие под ногами. Я оттолкнулся изо всех сил, схватился второй клешней за край и принялся перебирать ногами. Но сбросить с себя чужой вес я так и не смог.

— Кто это здесь? — в таком положении меня и застала огромная белая рука. Меня подняли над землёй и вынесли к Солнцу. Повернули на спину и на брюшко, разглядывая огромными водянистыми глазами.

— Серж, здесь, похоже, заражённый какой-то.

Меня осмотрели снова. Что-то мешало дышать, что-то рвалось из самого моего нутра.

— Это самец, но тут сумка… Скорее всего саккулина опять. Вот сезон конечно, удался так удался!

Я хотел писать про кошку. Про кошку? Какой идиот будет писать про такую дичь! Ещё бы про вампиров написал. Здесь нужно что-то оригинальное, я должен удивить их всех, должен удивить…

— Ладно уж, отпусти его. Давай удалим эту дрянь, пусть живёт. Он много настрадался.

Много ли я страдал? Ха, конечно! Я же писатель, в моих глазах всегда должна быть тоска… Я писатель? Нет, я… Краб…

— Думаю, ты прав. Сейчас позову дока, ему нравятся такие эксперименты. Смотри, кстати, а ведь он почти выбрался из ведра! Сам! Удивительно.

Удивительно? Конечно удивительно, я, хоть и хуже всех в этом мире, тоже не пальцем делан!

— Жаль только, что саккулина уже его кастрировала.

Осознание медленно настигает меня.

Саккулина ли?..