Рассказ №28 Треть жизни

У вас бывало такое, когда вы бесцельно смотрели в одну точку? Если тебя спросят: «Что случилось?» – соврёшь, что задумался. О чём? В твоей голове ни единой мысли. Словно несколько мгновений выпали из жизни.
Многие считают сон напрасно потраченным временем. Как раз эта треть жизни важнее других. Об этом догадались даже Правильные.
Они построились правильными колоннами на плоскости: треугольники, квадраты, пятиугольники. Впереди – сам профессор Чёрный Шестиугольник, прозванный так за бесчеловечные эксперименты над заключёнными.
Нас собрали в кучи, и в нас нет никакого порядка: мы сотканы из спиралей и острых шипов разной длины и площади. Они выбрали себе в императоры Круга, а остальная иерархия построена на числе сторон в правильных многоугольниках. Чем меньше сторон – тем ниже ты по иерархии. Неправильные многоугольники по умолчанию были представителями низшей расы. А такие как мы – непонятные фигуры, не имеющие правил построения, подлежали уничтожению. Отсутствие разума у таких, как Шестиугольник, рождает все ужасы нашего мира.
Свет плохо распространялся вдоль плоскости, поэтому эти тусклые лампы способны высветить что-либо лишь для первых рядов. Гнетущая тишина нарушалась редкими лязгами оков. Любой шум, изданный заключённым, мог стать последним в его жизни. Жизни многоугольников имеют значения, но не наши. Запах пота и страха. Даже ассистенты Чёрного Шестиугольника испуганно смотрели на шефа, что уж говорить о нас? Я устал бояться, в душе осталась липкая пустота. Хотелось спать, хотелось вырваться в прекрасный мир грёз, прочь от этого страшного места.
К Шестиугольнику подошёл Пятиугольник, его ассистент.
– Приступайте к отчёту.
Пятиугольник, заикаясь, начал зачитывать с линии бумаги точки записанной его неровным почерком информации.
– Не обязательно читать с бумажки. Самая важная информация у вас в голове, её не запишешь на бумагу.
– В ходе экспериментов мы определили, что сон делится на три стадии: медленный, быстрый и сверхбыстрый.
Голос Пятиугольника дрожал, он то и дело останавливался, подсматривал в отчёт. Его руки дрожали и глаз то и дело дёргался. Можно ли представить, что пару часов назад этот же человек агрессивно избивал заключённых и был абсолютным властителем с эго, раздутым до небес? Такие мелкие люди – волки в окружении тех, кто ниже их по иерархии, но превращаются в молчаливых агнцев в присутствии начальства.
Парадоксально, но среди Правильных было не так уж много по настоящему правильных фигур, и все об этом знали. У кого-то один из углов неожиданно округлится, у другого одна из сторон окажется длиннее остальных. Для исправления таких неправильностей они ходили к пластическим хирургам, чтобы подточить угол и подравнять сторону. Высшие чины знали о таких «расовых» проблемах, но закрывали на них глаза. Но Чёрный Шестиугольник отправил многих провинившихся бывших подчинённых в концлагерь за мелкие прегрешения.
– Кто давал разрешение на проведение других экспериментов над подопытными, кроме лишения сна? – поинтересовался Шестиугольник ровным голосом, рассматривая лицо одного из заключённых.
– Мы не нарушали регламента, – заикаясь, ответил Пятиугольник. – Только не давали спать.
– Почему же тогда у них образовались язвы вокруг глаз, словно от заливания соляной кислотой?
– Это последствия экспериментов со сном. После двухста часов без сна начинают образовываться гнойные язвы на веках.
– Хорошо. Продолжайте эксперименты в том же темпе. В сутках семьдесят два часа, и мы тратим двадцать четыре из них без смысла. Надеюсь, нам удастся занять и эти часы полезным трудом во благо Плоского Рейха. Дайте отоспаться подопытным восемь часов, чтобы зря не растрачивать экспериментальный материал. Иначе они могут подохнуть раньше времени. А потом продолжайте эксперимент.
Шестиугольник покинул общий зал, и нам дали команду ложиться спать.
***
Большинство людей в каждом из миров проживали отрывки жизни, забывая о трети прожитых часов. Есть и такие, как я – Путешественники, обладающие навыками осознанных сновидений. Я засыпаю в двумерном мире, где остальные пространственные измерения свёрнуты до планковских длин, а сутки длятся семьдесят два часа, а просыпаюсь в трёхмерном мире, где сутки сокращаются в три раза.
Чем в более плоском ограниченном мире ты живёшь, тем примитивнее и хуже там жизнь. Например, в этом трёхмерном мире, в отличие от Флатландии, как минимум один раз люди справились с нацизмом – язвой на теле планеты.
Уснуть можно и тут, что я с удовольствием делаю, чтобы быстрее восстановить силы после недели без сна.
***
В четырёхмерном мире, называемом Ноосферой, сутки длятся восемь часов. Жизнь здесь стремительна, зато каждое мгновенье люди ценят и не тратят его на пустяки, вроде войн и попыток определить, кто лучше. Ноосферцы давно удалили границы стран. Единственное их стремление – развитие общества, которое служило бы во благо всем людям в равной степени. Здесь не было ни бедных, ни богатых, здесь каждый мог заниматься любым творческим делом, которое приносило ему удовлетворение.
Четырёхмерный поток транспорта, который движется не только вперёд и назад, влево и вправо, вверх и вниз, но и ана, и ката в четвёртом пространственном измерении.
Я точно знаю, куда мне направиться. Остановил такси. Из колонок на водительском сидении раздался голос:
– Куда поедем?
– В Архив.
Машины водили искины. Им доверили всю однообразную работу. Для людей осталось много времени для творчества, и поверьте, в этом мире люди не тратили драгоценное время на клубы и употребление алкоголя по пятницам. Время слишком ценно, чтобы растрачивать его впустую.
В моих карманах пусто, но за услуги, предоставляемые искинами, платить не нужно.
Каждое здание здесь уникально, ни одной повторяющейся формы и линии. Не было повторяющихся автомобилей. Ни одной повторяющейся причёски у плавающих в четырёх измерениях пешеходов. Не удивительно: способностью летать во сне обладают только дети из третьего измерения, а им ещё неизвестны правила, их фантазия безмерна. И чем больше их ограничивают рамками, тем ниже они летают, пока и вовсе не прилипают ко дну поверхности Земли. А некоторые вовсе лишаются дара попадать в мир снов.
Архив представлял из себя ноосферную библиотеку, где собраны все книги: когда-либо написанные, ещё живущие в идеях авторов и те, которым никогда не суждено попасть на бумагу. Меня интересует лишь один документ: карта концлагеря, где заперты мои товарищи по несчастью. Пока ты находишься внутри системы, ты ею ограничен. Засовы на дверях кажутся крепкими. Но карта четырёхмерна, и она показывает пути, которыми можно перемещаться даже двумерным сущностям в невидимых для профессора Шестиугольника плоскостях.
Я изучал последний проход, когда мир начал блекнуть. Рука начала таять, превращаясь в туман.
***
– Просыпайтесь, мрази. Хорош дрыхнуть!
Треугольник вылил мне на голову ведро холодной воды.
– Но Чёрный Шестиугольник сказал, что мы можем спать восемь часов! – сказал Трем. У каждого из заключённых было уникальное имя – нас не назовёшь по названию геометрической фигуры.
– Самый умный? Притащите его ко мне!
Трема вывели в центр зала. Треугольник, наш надзиратель, выстрелил в него, и тот упал замертво.
– Ещё умные есть?
Я не слушал речей этого ограниченного нациста. Шагнул прочь от плоскости. Для флатландцев я растворился, исчез в тумане. Вот я был – и вот меня не стало. Я чувствовал себя сверхчеловеком. Я плыл где-то вне времени и плоскости, и мог видеть плоский мир, как картину. Хочется исчезнуть, и не возвращаться в этот слишком правильный неправильный мир. Но как же быть остальным заключённым? Они не похожи на меня, но за последнее десятилетие стали для меня родными.
Приблизился к границе стены узилища, которое ещё недавно казалось непроходимым. Неужели нас можно было удержать с помощью этой плоской линии? Ведь все мы во сне мы каждый день бывали в свободных мирах! Говорят, если убрать забор, овцы всё равно не покидают загона, вспоминая, что когда-то здесь был забор.
Плоские атомы как на ладони. Стёр стены концлагеря, как линию, нарисованную мелом на асфальте.
– Вы свободны, друзья мои. Отныне в этом мире для вас нет границ, которые бы могли прочертить для вас другие – плоские и ограниченные – люди.
«Неправильные» фигуры кинулись в рассыпную. Многоугольники кричали, стреляли во все стороны, но побега им не остановить. И сейчас, когда стены исчезли, они продолжали ходить правильными рядами, в то время, как траектория передвижения моих товарищей была непредсказуемой.
Так пал первый концлагерь Ограниченного мира. Это лишь начало: стёрта первая линия, но её исчезновение стало предзнаменованием свободы для всех.