Буханкин больше всего на свете любил ужасы и женщин. И если с ужасами в его жизни было все в порядке – чего только стоило имя Марлен, которым нарекли его идеологически выдержанные родители – то с женщинами творилось форменное безобразие: их не было. Не то чтобы вообще, но они как-то не забредали в Марленову жизнь, предпочитая пастись где-то на окраине, за пределами его холостяцкой квартиры. Поэтому рассказать о яркой жизни отечественного архивариуса было некому.
Все свободное время Буханкин проводил за телевизором, компьютерными играми и книгами. Они заменяли ему жизнь, секс и давали пищу для ума. Ему с детства нравились кошмары: будь то фильм ужасов, готический роман или какой-нибудь хоррор-квест. Они заставляли его сердце сжиматься, и он на время забывал о своей скучной и никому не нужной жизни. Да и кому нужен сорокалетний мужчина, давно не подающий надежды и пальто женщинам, по причине их полного отсутствия?
Когда дома становилось тоскливо, Марлен выползал из своей берлоги и шёл в Луна-парк, который гостил в городе бог знает сколько времени.
Разукрашенные вагончики были видны из кухонного окна его квартиры. Обычно Буханкин покупал билет на аттракцион «поезд ужасов», на котором давно уже не было страшно. Марлен с интересом наблюдал за реакцией публики, особенно девушек. Некоторые визжали от страха при виде, например, скелета с косой, у которого вместо позвоночника торчал черенок лопаты и к нему скотчем был примотан череп из папье-маше.
Но сегодня вечером, направляясь к любимому аттракциону, Марлен заметил рядом с ним фургон, которого раньше не было. Перед входом висела табличка с текстом, стилизованным под арабскую вязь: «Верный выбор». Марлен усмехнулся и решил зайти: любопытно, что предложат выбрать в этом шарлатанском вагончике.
Длинное помещение состояло из единственной комнаты, заставленной рухлядью: старой аппаратурой, полуразбитой мебелью, выцветшими картинами, затянутыми паутиной, и фотографиями в рамке, покрытыми толстым слоем пыли. Никого не было, кроме рыжего ободранного кота, сидящего на куче чего-то древнего. Животное с независимым видом вылизывало себя, высоко вытянув лапу над головой. Марлен многозначительно кашлянул, озираясь по сторонам.
– Sind Sie krank, Herr Dietrich?
Буханкин вздрогнул и замер. Он так и не нашёл, кому мог принадлежать голос, прозвучавший в голове. «хер Дитрих», – мысленно повторил Марлен и поёжился. Немецкий язык всегда вызывал у него стойкую неприязнь из-за ассоциаций с войной.
– Ладно, беру хер обратно. Привет, Хуциев.
Буханкин втянул голову в плечи и поискал глазами администратора аттракциона. Взгляд его упал на кота, который в упор смотрел на него: даже розовый язычок убрал не до конца. Так и сидел с высунутым языком, задрав лапу вверх.
– Э-э-э… простите, это не вы сказали? – спросил Буханкин и почувствовал себя ужасно глупо.
– Чем?! Чем я могу сказать, ирод ты, бородатый! – ответил кот и уронил лапу вниз, не сводя взгляда с ошалевшего Буханкина.
Марлен попятился и сел в какую-то ветошь, собрав бородку в кучу. Он во все глаза таращился на кота. Никакой артикуляции у него не было и в помине: хрипатый голос, смахивающий на телевизионную бабку Авдотью Никитичну, просто звучал в голове Буханкина, без всяких вспомогательных средств. Кот мягко спрыгнул на заваленный мусором пол и продефилировал к двум дверям в конце фургона, на которые Буханкин не обратил внимания. На одной из них значилось: «Шерше ля фам», на другой – «Ля-ля, фа». И больше ничего.
– Аттракцион «Верный выбор»! Граждане, занимаем места, согласно купленным билетам! – вдруг заорал кот в голове, и Буханкин затосковал по выходу.
– Ну, Марлон Брандо, ты идёшь, или нет? – нетерпеливо спросил кот и распушил хвост трубой.
– Куда? – упавшим голосом спросил Буханкин, поднимаясь на ноги.
– Et si tu n’existais pas, dis-moi pourquoi j’existerais? – в голове Буханкина зазвучал голос Джо Дассена и кот лапой указал на первую дверь, затем повернулся ко второй: – Или сюда: Ля-ля-фа, эти ноты, ля-ля-фа одиноки, нам уже ничего не успеть, – рыжий удивительно точно пропел шлягер Варум хрипатым голосом солиста «Океана Эльзы» и вопросительно посмотрел на Буханкина.
– Я не понимаю, зачем это всё, – Буханкин сделал несколько робких шагов в сторону выхода. – Какой в этом смысл?
– А в твой жизни какой смысл? – парировал кот и Буханкин пошатнулся: вопрос пришёлся по больному месту. – Здесь есть шанс его обрести, – сухо добавил рыжий и нервно дёрнул ушами. – Свою жизнь ты можешь прожигать сколь угодно долго, а здесь – аттракцион! Длится десять–пятнадцать минут, две из которых ты уже благополучно просрал.
– Выбираю первую дверь! – быстро ответил Буханкин и двинулся к коту. Пойду искать женщину, – пошутил он, слабо улыбнувшись. – Или нет? Как лучше, кот?
– Здесь ты – босс, я – только проводник. И у меня имя есть. Я же тебя человеком не называю, сразу по имени обращаюсь: Марлен Жобер.
– И как тебя зовут?
– Харон.
– А! Это же…
– Да-да, – кот скорчил недовольную гримасу и почесал за ухом. – Кончай проявлять чудеса эрудиции в отдельно взятом фургоне и делай уже выбор, мать твою распротак!
Буханкин задумался на мгновение, затем решительно шагнул к первой двери и толкнул её. Харон просочился мимо Буханкина и быстро юркнул в образовавшиеся проём.
***
«Странно, – подумал Буханкин, дико оглядываясь по сторонам, – судя по размеру фургона мы должны были выйти прямиком на территорию Луна-парка, а тут…» Харон сидел на булыжной мостовой и щурился на яркое небо, играющее облаками в лучах восходящего солнца. Вокруг кота – столики летнего кафе, вдалеке – силуэт Эйфелевой башни, подёрнутый дымкой рождающегося утра. Буханкин нервно вздохнул: в воздухе уютно пахло молотым кофе и свежей выпечкой.
– Люблю бывать здесь, – промурлыкал кот и покосился на Буханкина.
– Это что, Франция?!
– Тю! Бери выше: это Париж!
– Значит ты тут не первый раз? – уточнил Буханкин, всё ещё не придя в себя от изумления.
– Каждый дебил вроде тебя прётся за феминой, – Харон вылизал несуществующие пылинки на груди. – Никто не выбирает «ля-ля фа». А ведь там – ужин со звездой! Правда, Анжелика уже не та, – кот вдохнул и махнул лапкой в сторону кафе. – Вон идёт гарсон, закажи мне сметанки.
– Зачем мы здесь? – спросил Буханкин, делая знак официанту.
– Всё просто: делаешь правильный выбор, и мы перебираемся на следующий уровень. Делаешь неправильный выбор – я теряю одну жизнь, а потом…
– Что потом?
– Потом – суп с котом. Мы оба несёмся в тартарары на радость соответствующей администрации Тартара.
– Мне не нравятся такие условия! Поворачиваем обратно.
– Здесь нет обратно. Есть только выбор. Про сметанку не забудь.
Буханкин заказал сметаны и чашку кофе у официанта, который, не моргнув глазом, принял заказ на русском языке.
– А почему за мои ошибки отвечаешь ты, да ещё и жизнями?
– Кто-то должен отвечать за ошибки. Обычно страдают близкие люди. Тебе крупно повезло: за твои ошибки будет отвечать левый кот, – Харон кротко взглянул на Буханкина. – И потом, осознание того, что проводник теряет жизненные силы, должно стимулировать дармоедов делать правильный выбор.
– Что это вообще за аттракцион? Откуда он взялся?
– Ты тратишь своё время, комрад, и задаёшь никчёмные вопросы.
– А какие вопросы кчёмные?
– Вспомни, что было начертано на двери?
– Э… хорошо. Ну, и где моя ля фам?
– Убийца на семь часов, – ответил Харон и кивнул в сторону улочки, на которой в этот утренний час почти не было народа.
Буханкин оглянулся и медленно сел на стул. Ему навстречу шла девушка и улыбалась. Из одежды на ней была только шляпка с вуалью и клатч в изящной руке. Сердце Буханкина провалилось вниз и синхронизировалось со стуком её каблучков, звонко цокающих по булыжной мостовой.
Буханкин отхлебнул горячий кофе, но не почувствовал ни обжигающего напитка, ни его вкуса. Харон, громко фыркая и мурча, как трактор, уплетал сметану из плошки, любезно поставленной гарсоном около ножки стола.
Прелестница села на ближайший к Буханкину стул и скрестила ноги, кивнув коту. Достала из клатча длинные сигареты и вопросительно посмотрела на Буханкина, который впервые в жизни пожалел, что бросил курить.
– Нету спичек, – сказал Буханкин и тоскливо посмотрел на Эйфелеву башню, понимая, что шансы достойно встретить старость вдвоём на берегах Сены стремятся к нулю. Скорее всего он так и состарится в одиночестве, в стогу сена на своей малой родине, на берегу родной Глуховки.
– Je t’aime, – проворковала девушка, и вперила в Буханкина томный взгляд из-под полуопущенных ресниц.
Провинциальный Буханкин понял, что столичная фемина сразу взяла быка за рога и в его чреслах затеплился маленький огонёк надежды.
– Она кинула приманку и сейчас свалит отсель, – сказал Харон и поднял сметанную морду, напоминающую припадочного в период обострения. – Смотри, не ошибись с выбором: каждый второй кретин идёт не в ту сторону.
– А в какую надо? – прошептал Буханкин, заговорщицки скривив рот и косясь на девушку. Он честно старался смотреть выше плеч, но взгляд постоянно срывался, и Буханкин мучительно краснел, отводя глаза.
– Включи голову, там должен быть мозг, – Харон затряс лапой и капельки сметаны полетели в разные стороны. – Помни: это только твой выбор, а я – так, пуговка от кальсон.
Тем временем девушка наклонилась и поцеловала Буханкина в широко распахнутый рот. Он не успел ответить и стал лихорадочно вспоминать, как это делается, но было уже поздно: «ля фам» пошла по направлению к домам, бросая на Буханкина красноречивые взгляды через плечо. Сытый Харон, облизываясь, прижимался к ногам Буханкина, внимательно следя за её перемещениями.
Как назло, первый утренний автобус перекрыл девушку, и когда он проехал мимо, красавицы уже не было.
– Куда она пропала? – вскричал Буханкин обиженным голосом, словно у него стянули из-под самого носа выигрышный лотерейный билет. – Была жеж, только здесь…
– Видишь два магазина напротив? – Харон ткнул лапкой в «Подарки» и «Скобяные изделия». – Она зашла в один из них. Дальше – твой выбор.
– Будем рассуждать логически, – у Буханкина сделалось глупое лицо. – Скобяная лавка отпадает сразу, ибо, при чём тут скобы?
– Я вижу, нам определённо будет сопутствовать успех, – Харон с интересом посмотрел на Буханкина. – Тебя явно послало ко мне провидение. Намекнуть, что засиделся я на этом свете… мол, пора и честь знать.
– А вот «Подарки», это самое то! – не унимался Буханкин, двигаясь по выбранному пути. – Шампанское там, вино, домино…что ты говоришь, Харон?
– Я говорю, пиво холодное, – ответил кот.
Буханкин подошёл к магазину «Подарки», взял кота на руки и толкнул дверь. Осторожно заглянул туда, шумно вздохнул и сделал шаг в неизвестность.
***
Буханкина окружила непроглядная тьма. Он выпучил глаза, но добился только маленьких звёздочек, двигающихся бессистемно и пропадающих за пределами головы.
– Я правильно шагнул? – шёпотом спросил Буханкин и прижал кота посильнее.
– Нет, – ответил сдавленный Харон тоже шёпотом. – «Скобяные изделия» в твоём случае символизировали семейный быт, которого ты лишён напрочь. Кастрюли всякие, сковородки… а ты выбрал домино.
– А почему тогда темно? – нечаянно в рифму спросил Буханкин.
– Ты готов увидеть свой выбор? – Харон ответил вопросом на вопрос.
– Нет!
– Свет! – неожиданно рявкнул кот и Буханкин с перепугу выронил его.
Вокруг стало белым-бело и Буханкин зажмурился. Прислушался к полной тишине и осторожно разлепил глаза. Он находился в большой комнате с белыми стенами, полом и потолком. Свет, лившийся из неоткуда, был настолько ярким, что непонятно, где заканчивался пол и начиналась стена. В дальнем углу сидела девочка лет семи, повернувшись к Буханкину спиной. Туго заплетённые косички, перевязанные розовыми бантами, свисали до пояса голубого атласного платьица. Она не двигалась.
– Кто это? – спросил Буханкин и его голос сорвался на фальцет.
– Дочь твоя нерождённая, – ответил Харон, лёжа на боку.
– Моя дочь?! – Буханкин попятился. – Как это вышло-то? Я совсем не думал ни о какой дочери…
– Не важно, о чём ты думал. Может ты хотел купить ей в подарок плюшевого мишку, почём я знаю? В аттракционе выбирают сердцем, – Харон был неподвижен и смотрел в одну точку.
– Ты же сам сказал: включи голову!
– А я соврал! Я совершенно не обязан помогать тебе: повторяю, это только твой выбор.
– Тьфу ты, пропасть! – сплюнул Буханкин и глянул на девочку. – Надо, что ли, с ней познакомиться, – неуверенно сказал он и ткнул носком ботинка кота. – Эй, пошли! Чего разлёгся-то?
– А я не могу больше двигаться, – ответил Харон печально. – Когда всякие долбоносы принимают идиотские решения, мы, коты, теряем самое дорогое, – и он всхлипнул.
– Погоди! – заволновался Буханкин. – Я же всё сделал правильно! Дети – это хорошо! Цветы жизни. Выбирал сердцем…
– Ага. А как ты собираешься родить дочь без той фемины, которая улепетнула в другую сторону? Почкованием? – голос в голове Буханкина зазвучал патетически. – Эх, напрасно я кровь проливал за таких, как ты! Ты облажался, генацвале!
Буханкин подхватил кота: тот, словно тесто, растекался в его руках. Голова Харона свесилась и Буханкин поспешно прижал её к себе. В этот момент девочка повернулась и быстро поползла к ним на четвереньках. Буханкин вскрикнул от ужаса: у девочки не было лица. Мертвенно-бледный шар с чёрными косичками дёргался над воротом голубого платьица, словно голова голубя при ходьбе.
Буханкин побежал вдоль стен, оглядываясь на свою нерождённую дочь, которая не отставала от него ни на шаг.
– Где лицо?! У неё же нет лица! – вскрикивал Буханкин, нарезая круги по белому пространству.
– Откуда ему взяться-то, если мамка неизвестна? – глубокомысленно изрёк кот, покачиваясь на руках у Буханкина. – Похоже, пора валить. Как думаешь, мой бестолковый друг?
– Куда валить?! Тут нет ни одной двери! – причитал Буханкин, отчаянно осматриваясь на бегу.
– Всё, что тебе нужно, это победить свои страхи, – тон Харона был успокаивающим. – Открой своё сердце и выключи голову.
– То включи голову, то выключи! – Я тебе что…
И тут на белой стене появились два отверстия, каждое диаметром около метра: за ними была темнота. Надписи над кругами гласили: «Не входить!» и «Вам сюда!»
– И куда теперь? Вам сюда?!
– Очевидный выбор не всегда истинный, – сообщил кот.
– Так в другом месте же написано не входить!
– Выбор сильного – быть свободным от условностей, – ответствовал кот.
– Что ты, как Будда, вещаешь? – Буханкин уже задыхался. – Не можешь объяснить по-человечески?
– Мне? По-человечески?! – Харон заржал, как Авдотья Никитична, заходясь в истерике. – Пока ты рассуждаешь, амиго, тебя настигнут!
Девочка была уже в полуметре от Буханкина. Её белые колготки на коленках пропитались кровью. Она протянула скрюченные пальцы к Буханкину и стала прихрамывать на бегу, припадая на одну руку. Буханкин резко сменил траекторию и бросился к отверстию «Вам сюда!» Сгруппировался на бегу и рыбкой нырнул в темноту, выставив перед собой кота. Зажмурился и внутренне сжался, ожидая удара от приземления. Однако ничего не произошло. Буханкин открыл глаза. Он лежал ничком на траве, вытянув руки с Хароном.
***
Буханкин встал на ноги, осторожно положил кота на траву и отряхнулся. Вокруг, куда хватало глаз, простиралось поле, покрытое густой травой, словно Буханкин попал в вечное лето. Он посмотрел на кота: Харон не подавал признаков жизни.
– Эй! – позвал Буханкин. – Мы прибыли в отличное место! Харон, посмотри, – он испуганно вглядывался в кота. – Ну, чего ты молчишь…
Кот не шевелился.
Буханкин в отчаянии огляделся и увидел женщину, сидящую невдалеке на пригорке. Подчиняясь внезапно нахлынувшим чувствам, Буханкин пошёл к ней, убыстряя шаг. Знакомый силуэт, белый платок, повязанный на голову, простое платье… Женщина подняла лицо и посмотрела на Буханкина.
– Мама… – Буханкин остановился, как вкопанный и медленно опустился на колени.
– Сын, ну зачем ты здесь! Тебе не надо сюда. Ещё очень рано, – женщина встала и сделала шаг навстречу.
– Мама, – Буханкин больше ничего не смог сказать и заплакал.
– Деточка моя, ну, что же ты. Маме очень больно, – она приблизилась к Буханкину, обняла его голову и прижала к себе. – Не поступай так с собой. Люби себя. Люби жизнь!
– Мама, я… – Буханкин проглотил ком в горле и попытался снова. – Я исправлюсь, слышишь? Теперь всё будет по-другому! У меня может быть дочь! Я видел…
– Жаль, что мне не довелось понянчить внуков, – мама наклонилась к Буханкину и поцеловала его в лоб. – Я верю, что всё будет хорошо.
– Я люблю тебя, – сказал Буханкин, крепко обнимая её и вдыхая такой знакомый и такой забытый запах детства.
– И я люблю тебя, сын, – она отстранилась и тревожно взглянула ему в глаза. – А теперь – беги отсюда! Скорее, пока не поздно!
Где-то далеко громыхнуло и Буханкин вздрогнул. Небо потемнело и в нём заклубились фиолетовые тучи.
– Гроза, – растерянно сказал Буханкин, не отпуская мамину руку.
– Это не гроза! – в мамином голосе послышалась такая тревога и мольба, что Буханкин вскочил на ноги. – Беги, малыш! Здесь нельзя оставаться!
Громыхнуло значительно ближе и хмурое небо прорезала кривая молния. Буханкин бросился назад, к Харону, лихорадочно выискивая место, где его оставил.
– Прощай, – прошептала женщина и медленно растворилась в воздухе.
Буханкин быстро нашёл кота. На его вылинявшую рыжую шкурку уже упали первые капли дождя. «Да что же это творится такое? – прошептал Буханкин, подхватив Харона, – как я теперь без тебя? Без твоих дурацких советов?» Стеной хлынул дождь и поднялся неистовый ветер. Сверху раздался не то рык, не то низкий гул и Буханкин испуганно задрал голову. На него смотрели гигантские, размером в полнеба, налитые кровью глаза.
И Буханкин побежал.
Он не знал, куда нужно бежать – главное, спрятаться от этого пронизывающего, страшного взгляда. Свет померк, дождь бил косыми струями и Буханкин вымок до нитки. Ветер рвал из рук Харона, но Буханкин крепко вцепился в затихшего друга. Впереди замаячило тёмное пятно, и Буханкин бездумно бросился туда. Над головой раздался недовольный вопль, громовыми раскатами рассыпавшийся по небу. Буханкин юркнул в пещеру, которая выросла прямо перед ним.
Стало намного тише и суше. Буханкин пробежал ещё несколько десятков метров по сужающемуся коридору, ориентируясь на слабый свет, идущий навстречу. Потом остановился и согнулся пополам, пытаясь отдышаться. «Если выберусь живым, обязательно начну делать зарядку, – думал Буханкин тяжело дыша, – и вообще: где здесь выход?»
В ответ он услышал глухое рычание за спиной: кто-то преследовал его.
– Харон! – умоляюще прошептал Буханкин и легонько потряс кота. – Кто это? Куда бежать?!
Кот лежал на руках Буханкина свалявшимся комком рыжей шерсти и молчал. Что-то громыхнуло сзади, и Буханкин побежал, прижимая Харона к груди. Стены коридора, покрытые чахлой травой и глиной ржавого цвета, то сужались, то расширялись. Звуки преследователя то приближались, то гасли за очередным поворотом.
«Долбанный аттракцион! – зло думал Буханкин на ходу. – И какой в нём смысл?! Какое откровение я получил?» «Может беда в том, что ты всё время делал неправильный выбор? – сказал голос в голове, но это был не Харон, – как в жизни?» «А что не так в моей жизни? – Буханкин спорил сам с собой, не сбавляя темпа бега, – твоя жизнь, это большая тупая жопа. Признай это и попытайся хоть что-то изменить, когда тебе дали шанс!»
– В чём шанс? Где этот шанс?! – вслух воскликнул Буханкин и с этими словами влетел в небольшую освещённую пещеру.
Он посмотрел вверх, но источника света не обнаружил. Зато впереди пещера раздваивалась на два коридора. Буханкин, тяжело дыша, подошёл поближе. Над проходами были вмурованы две таблички. Такой же восточной вязью, как при входе в аттракцион, на них значилось: «Вперёд в прошлое» и «Назад в будущее».
– Так, – сказал Буханкин и замер перед табличками. – Ну, и куда же двигаться дальше? Голову отключаем, сердце подключаем, про логику забываем, думаем о главном… – он посмотрел на Харона. – Кажется, ничего не забыл?
И тут Харон улыбнулся, растянув хитрую морду во вполне себе человеческую улыбку, приподнялся на лапах и лизнул Буханкина в ухо. Шершавый язык рыжего пройдохи вернул настроение и желание жить.
Буханкин с воодушевлением прижал кота к себе, чмокнул его в помятые усы, радостно улыбнулся и повернул не туда.
