Рассказ №10 Радуга в декабре

Январь в этом году с самого начала преподносил Питеру один погодный сюрприз за другим: то прольётся по-осеннему нудным дождём; то запаяет набережные в ледяные доспехи; то обрушит на землю нескончаемый снегопад; то засверкает бриллиантовой крошкой на сугробах…

Распорядитель судеб жителей Санкт-Петербурга Фаталиус (древний даже по меркам вечности) ненавидел погодные катаклизмы. Все эти оттепели, сменяющиеся заморозками, наводнения и штормовые ветра вносили сумятицу и неразбериху в его работу, создавали судьбоносные форс-мажоры. А он мечтал тихо уйти на пенсию, чтобы на досуге раскрашивать черно-белые заготовки радуг и сочинять иронические детективы в стихах.
И вот, наконец, Начальник Канцелярии издал приказ об увольнении Фаталиуса в связи с уходом на заслуженный отдых.
Фаталиус немедленно передал все текущие дела молодой и амбициозной практикантке Кисмет, собрал личные вещи в облачный пакет-хранилище, подписал обходной лист и направился в кабинет Начальника, чтобы попрощаться и выпить по бокалу амброзии за дальнейшее процветание Канцелярии.

– Приветствую! Вот, зашёл попрощаться, – с улыбкой начал Фаталиус, открывая дверь в кабинет старинного друга.
Угрюмое выражение лица приятеля смыло улыбку Фаталиуса, как летний дождь смывает детские рисунки с асфальта. Дурное предчувствие заставило сердце пропустить удар.
– Фати, дружище! У меня к тебе личная просьба. Отложи свой уход! Произошёл технический сбой программы урегулирования судьбоносных факторов, в результате которого две судьбы твоего региона остались неприкаянными. Практикантам я их доверить не могу, а старая гвардия загружена под завязку. Выручай!

Распорядитель судеб высшей категории Фаталиус Клирос тяжело вздохнул, вспомнив о недавно приобретённых малярных кистях и большом наборе акриловых красок фирмы Rainbow, о пишущей машинке Underwood тысяча восемьсот девяносто шестого года выпуска, о черновиках стихов, и обречённо спросил:
– Вводные данные у тебя? Что там стряслось?
– Спасибо, друг! Я знал, что ты не откажешь! – Начальник протянул Распорядителю небольшую серебристую флэшку. – Вот… Авария. Гололёд. Вся предшествующая фатальному событию информация утеряна, восстановить не удалось. Придётся работать с тем, что осталось. А осталось ничтожно мало… не ясно даже, предназначались ли изначально эти судьбы друг другу.

Фатиус подбросил флэшку на ладони, ловко поймал и, зажав USB-накопитель в кулаке, пошёл к выходу. На пороге обернулся:
– Я займу свой прежний кабинет?
– Да-да, конечно! И… спасибо еще раз!
***
Март уверенно отвоёвывал у февраля свои привилегии. Питер медленно выходил из зимнего оцепенения. Оттаявшая кора парковых деревьев терпко пахла молодым красным вином; воробьино-воронья какофония звучала гимном обновления и радости; мутные ручейки, весело перекликаясь, наперегонки несли на резвых волнах пакетики из-под чипсов и непотопляемые фрегаты пустых сигаретных пачек; крыши чопорно-интеллигентных домов нанизывали на телевизионные антенны потрёпанные флаги облаков; солнечные зайчики исполняли канкан на зеркальных витринах; Нева важно несла себя под мостами, сливаясь с малыми реками и каналами, неторопливо беседуя с ними о возможности невозможного.

Настя сидела в кресле у приоткрытого окна с видом на Фонтанку, безвольно уронив руки на колени. Глубокое кресло прятало девушку в своих недрах подобно тому, как створки раковины бережно скрывают жемчужину.

С улицы до Насти доносились голоса и громкий смех прохожих, гуляющих по набережной, разбитное чириканье воробьев, она даже слышала, как волны смачно целуют камни набережной. Настина кожа впитывала весеннюю влажность воздуха, девушка улавливала запах речной воды, но она ничего не видела. После роковой январской аварии, когда ее жених, не справившись с управлением на скользкой трассе, врезался в бетонное ограждение, Настя получила серьёзную черепно-мозговую травму и ослепла.
Врачи сделали всё возможное, чтобы вернуть пациентке зрение, но удалить гематому, расположенную в труднодоступном участке мозга, не брался никто. Приговор был вынесен: пожизненная слепота.
Настю готовили к выписке, когда всеми уважаемая за мудрость и доброту старая санитарка Ермолаевна, повидавшая за свой век всякое, невесомо пристроилась на краешке Настиной кровати, погладила нежные девичьи ладошки своими натруженными ладонями, усыпанными старческой «гречкой», и зашептала, будто заговор какой творить начала:
– Ты, Настя, не отчаивайся! Кто в хандру впадает, того тоска и берёт в оборот. Незрячие со светлой душой иной раз больше любых зрячих видят! И судьба у них куда счастливее складывается, потому, что смотрят они не глазами, а сердцем. А сердце у тебя, чую, девонька, золотое!

Из больницы девушку забрала прабабушка, единственный родной для Насти человек. Прабабушка, прослужившая большую часть своей жизни ведущим инженером в конструкторском бюро, воспитывала Настю с трёх лет. Родители девочки погибли в геологической экспедиции, а следом в течение года ушли друг за другом и бабушка с дедушкой, не сумевшие смириться с потерей единственной дочери и зятя…

Две недели прабабушка Анастасия Леонидовна, всегда собранная и категоричная, а тут растерявшаяся от свалившегося на их маленькую семью несчастья, безрезультатно старалась расшевелить внучку, вывести из апатии. Она пекла для Насти любимые плюшки с корицей, варила умопомрачительный борщ с чесночными пампушками, читала вслух рассказы О’Генри, с выражением декламировала стихи Бродского и, хотя жутко ненавидела сплетни, пересказывала правнучке все перипетии соседей.
Но Настя – озорная и весёлая зачинщица всех квартирников студентов литературного института – сутками молча сидела в кресле. Безвольная и обмякшая, словно тряпичная кукла.
– Настëн, хочешь какао «Золотой ярлык» сварю, как в детстве? С ванилью, на молоке? Пенку твою нелюбимую шумовкой уберу. Будешь какао с плюшкой?
Прабабушка кружила вокруг внучки заботливой наседкой, не замечая, как слезы безостановочно текут по морщинистым щекам и, на секунду задержавшись на остром подбородке, падают на кружевное жабо, закреплённое на блузке старинной черно-белой камеей.

– Бабуля, я на кладбище хочу, – как-то, спустя недели безмолвия, заговорила Настя. Голос её был тусклым и безжизненным.
– Ох, Господи! Ты что задумала-то? – всполошилась бабушка. – Не смей! Слышишь?!
– Я к Диме на могилку хочу. Я ведь на похоронах не была. Хоть у могилы попрощаюсь с ним… И мама его ко мне в больницу не пришла ни разу… Я же не виновата, что жива осталась, а он… Давай съездим, бабуля!
– Как же… Да он… А ты… И… – растерянно прошептала та, но потом будто опомнилась и нарочито твëрдым голосом отчеканила:
– Конечно, милая! Вот соберёмся с силами, с духом и поедем. Навестим жениха твоего.
Однако поездка на кладбище откладывалась и откладывалась. То бабушка плохо себя чувствовала, то соседка неожиданно попросила посидеть с ребёнком, то бабушке срочно нужно было на дачу поехать проверить не помëрзла ли зимой яблоня-грушовка, то случалось что-то ещё непредвиденное и важное…
***
Апрель выступал в новом для себя амплуа художника-модельера. По авангардной выкройке он взрезал тяжелый атлас Финского залива моторными лодками; примерял на парки и бульвары нежно-салатовые прозрачные накидки; опоясывал улицы жёсткими ремнями сухих поребриков; строгими линиями крыш подчёркивал пышное декольте небес.

Фаталиус сидел сгорбившись в своем кабинете. Три месяца он тщетно пытался сплести воедино нити двух судеб, порвавшихся при аварии. При всём своём опыте и мастерстве он понимал, что бессилен. Казалось бы, так явно предначертанное, не соединялось, рвалось. Нужно было лепить судьбы заново. Фаталиус еще раз перепроверил все возможные варианты, и придя к выводу, что имеющегося у него материала недостаточно, пошёл к Начальнику просить разрешения приобщить к делу еще одну неприкаянную судьбу из неподведомственного ему региона. Начальник не возражал.
***
Май в Петербурге выдался жарким.
Воздух, напитанный зноем, колыхался над раскалённым асфальтом, как прозрачная кисейная занавеска; фонтаны, впадали в эйфорию от собственной популярности; запылившимся бронзовым и мраморным львам снился прохладный дождь; многочисленные туристы, поглощая тонны мороженого, вяло тащились за утомлёнными солнцем экскурсоводами.

Анастасия Леонидовна и Настя, взявшись за руки, стояли у парадной дома, в котором жили родители Настиного жениха.
– Бабушка, куда ты меня привела? Мы же на кладбище собирались! Где мы?
– Настюша, нам сначала нужно зайти к родителям Димы. А потом, может, и на кладбище ехать не придётся.
– Хорошо, давай зайдём. Я скажу родителям Димки, как люблю его, как скучаю, как жалею, что его нет, а я жива…
– Осторожно, Настя, тут ступеньки, – бабушка крепко сжала ладошку внучки, помогая подняться на первый этаж, и надавила на кнопку звонка.
Настя, отпустив бабушку, нервно одергивала подол лёгкого сарафанчика.
Дверь открыл молодой парень с голым торсом в шортах-боксёрах. Увидев посетителей, молодой человек изменился в лице, молча застыл на пороге, схватившись за щёку, по которой змеился небольшой шрам.
Настя, вцепилась в бабушкин локоть, судорожно вдыхая носом воздух:
–Ох, бабуля, это же любимый одеколон Димы, я помню его запах. Кто открыл нам? Димин папа? Здравствуйте, Николай Дмитриевич! Мы… я… на кладбище…
– Ну, здравствуй, Дима! – сухо произнесла Анастасия Леонидовна, вклиниваясь в беспомощный лепет Насти. – А мы вот с внучкой к тебе на могилу собрались, но, видимо, не скоро нам это придётся сделать.
– З-з-здравствуй, Настя, – с трудом выдавил Дима. – Зачем ты пришла? На совесть давить? Суд признал меня невиновным в аварии!! Ты, когда без сознания была, всё бредила, кричала, что я погиб… Ну, мама и подумала, что так… лучше для всех будет… И с судом ещё решать надо было… Анастасия Леонидовна, ну хоть вы…
– Димууууусяяя! Ты скоро? Я такого свадебного фотографа нашла – огнище! И ресторан сам себя не выберет, – в прихожую с планшетом в руках вплыла крашеная блондинка в мужской рубашке на голое тело. – Оооо, Димкина бывшая явилась с бабкой-поводырëм! Иди с Богом, слепенькая, мы юродивым не подаëм!
За несколько секунд произошло, казалось, невозможное: Настя из беспомощно-несчастной вдруг превратилась в прекрасную, уверенную в себе девушку. Она повернула незрячее лицо в сторону смеющейся блондинки и отчеканила:
– Милочка, я не бывшая, а самая настоящая, хоть и незрячая. А вот ты, фальшивка, замуж за мёртвого собралась. Впрочем, вы два сапога пара! Пойдем, бабуля!
Настя нашарив ногой ступеньку, нащупала рукой перила и стала спускаться по лестнице. Следом, расставив руки, чтобы подхватить внучку в случае падения, семенила Анастасия Леонидовна.

На улице Настя подставила лицо горячим солнечным лучам и широко улыбнулась.
– Бабуля, а ведь я помню, какое всё сейчас: Фонтанка течёт, как горячий шоколад, деревья стоят, как зелëно-коричневые пряники, а дома – как изысканные торты, небо – глазурь голубая… Жизнь такая вкусная, бабуля!
Анастасия Леонидовна крепко обняла внучку и счастливо рассмеялась.
– Будем жить вкусно, внученька! Как насчёт какао с ванилью, плюшек и О’Генри?!
***
Питерский октябрь нудил серыми, дождями; войлочный туман, нависая над Невой, впитывал её влагу; скучающий ветер вышибал из мусорных ящиков одноразовые стаканчики и бесцельно гонял их по тротуарам; Атланты, привычные ко всему, стойко держали на своих плечах мир.

Дом Книги на Невском оккупировали телевизионщики, корреспонденты, любители хорошей литературы. Шла презентация бестселлера «Вижу душой» молодой писательницы Анастасии Покровской. Интерес к книге подогревал тот факт, что автор нашумевшего романа была незрячей.
Устав давать интервью ведущим столичным телеканалам и отвечать на жадные вопросы читателей, Настя завершила презентацию сообщением о том, что у нее есть потрясающий сюжет для нового романа. Потом подхватив под руку бабулю, шепнула ей:
– Давай сбежим? Страсть, как хочется какао с ванилью!

На улице их окликнул молодой человек. Прихрамывая, он приблизился к Насте с бабушкой.
– Настя, постойте! Меня Пётр зовут. Я специально на презентацию из Перми приехал. Спасибо вам за книгу и за свет, который вы дарите! Я ногу в аварии потерял, жить не хотел… А сосед по палате мне «Вижу душой» подсунул. Я прочитал и понял, что если такая юная и хрупкая девушка не сдалась, я просто обязан жить. Вот… на протезе хожу, курсы программирования закончил. Настя, вы чудо! Спасибо вам…

Парень бережно взял Настину руку и поцеловал в ладошку. Бабушка ободряюще улыбнулась ему, а Настя, обхватив сильную руку Петра двумя ладонями, спросила:
– Петя, хотите какао с ванилью?
***
Декабрь жители северной столицы проводили под зонтами. Нескончаемый дождь со снегом не оставлял никакой надежды на встречу морозного Нового года.

Закончив раскрашивать свою первую в жизни радугу, Фаталиус бережно раскинул семицветный мост над декабрьским Питером.

– Что? Вы говорите, радуг зимой не бывает? А если в качестве свадебного подарка?! То-то же!