Рассказ №1 Мальчик с разноцветными глазами

– Вань, но ты же обещал! – от обиды губы задрожали, и голос стал плаксивым. – Я уже настроилась, маме сказала.
– Да, обещал, – разозлился Ванька – он всегда злился, когда чувствовал себя виноватым. – Но это же было три недели назад. Откуда я мог знать, что меня пригласят в такую топовую компанию? Ксюха, я не могу не пойти. Там – новые люди, новые завязки. Для меня это шанс. Понимаешь?
– Тогда возьми меня с собой. Я не буду тебе мешать.
Ванька шумно выдохнул – словно пар спустил.
– Нет, Ксю. Там своих девчонок завались. Просили со стороны не приводить. Так что сорян. Этот Новый год мы встречаем каждый сам по себе.
В этот момент я услышала, как разбивается моё сердце – с холодным стеклянным звоном. На самом деле это курослепая Петрова очки на кафельный пол уронила. Но именно так должна звучать трагедия.
Я выскочила из института, наплевав на последнюю лекцию. Какая тут, мрак, статистка, если жизнь обломалась?
Улица плеснула на меня отрезвляющим декабрьским холодом. Сверху ровно и неспешно падал снег. Снежинка слетела в подставленную ладонь и тут же растаяла. Как и моя надежда.
Куда пойти? Только не домой. У меня все эмоции на лице жирным шрифтом прописаны. Мама сразу же всё поймет и начнёт доставать: «Опять этот негодяй вытер о тебя ноги? Почему ты позволяешь ему так с собой обращаться? Да он мизинца твоего не стоит!».
Стоит или не стоит – это же не рынок, чтобы торговаться. Просто я люблю Ваньку. А он меня – нет.
Тоска неприкаянности привела туда, где тепло и уютно. Где можно заказать утешительный малиновый раф. А заодно пожалеть себя и поплакать, никому ничего не объясняя.
Я нырнула в дверь давно обсиженного приинститутского кафе. Устроилась на любимом месте – за высокой столешницей у окна. Мне нравится кошкой сидеть на подоконнике и смотреть, как за стеклом жизнь течёт. Мимо меня. Только в этот раз я ничего не различала сквозь мутные линзы слёз.
За что Иван так со мною? Я для него как собачка: когда нужно – приманивает, когда не нужно – прогоняет. Ещё позавчера сиропным голосом упрашивал: «Ксюха, ты же умная, ответственная, не то, что я – раздолбай. Сделай список источников для реферата по социологии. Тему я тебе на мобильник скину». Я, естественно, обещала. А он на свои обещания плевать хотел! И словами по лицу наотмашь: «Новый год встречаем каждый сам по себе». А я, как лохушка, строила такие грандиозные планы на новогоднюю ночь…
Сколько я сидела в кафе – не помню. Постепенно сгустились и заголубели сумерки, и желтыми кляксами растёкся по заснеженному асфальту свет фонарей. Малиновый раф давно был выпит, а жалость к себе всё не кончалась. И я упивалась ею.
Вдруг с улицы в окно кто-то постучал. Я вынырнула из прострации и сфокусировала взгляд. Прямо передо мной, с другой стороны стекла, стоял мальчишка лет четырнадцати. Длинный такой тощий фитилёк в безразмерной куртке с капюшоном и широченных штанах, как сейчас молодняк носит.
Он смотрел на меня и улыбался. А потом двумя пальцами правой руки потопал по ладони левой – показал, что хочет зайти и присоединиться.
Я неопределённо пожала плечами. Хочет – пусть заходит. Мне-то какое до него дело?
Тинэйджер стёрся ластиком. Но вскоре из-за моей спины раздался отвратительный своим оптимизмом голос:
– Привет!
Я обернулась и одним взглядом установила дистанцию между его малолетством и своей двадцатилетней зрелостью. Чтобы не строил напрасных иллюзий и ни на что не рассчитывал.
– Тебе что нужно, мальчик?
– Ничего. Просто мне не нравится, когда люди грустят. А особенно – красивые девушки. Хочешь, я посижу с тобой?
Ого, какой – мелкий, да борзый!
– Не надо, – отрезала я с прозрачным подтекстом «отвали!».
Но мой отпугивающий тон нисколько не смутил тинэйджера.
– Тогда давай я тебе фокус покажу, – радостно предложил он. – Ты какие цветы любишь?
– Зачем спрашиваешь?
– Ответь и узнаешь, – мальчишка сверкнул улыбкой, способной в разы увеличить продажи зубной пасты.
– Ну, например, фиалки, – из вредности я выбрала редкие цветы.
Мелкий снял с плеча длинную сумку, похожую на кейс для чего-то музыкального, типа трубы. Запустил туда руку, пошарил в глубине и извлёк… букетик лиловых фиалок: живых, сочных, чуть помятых. И сразу же запахло весной.
– Ух ты, – изумилась я. – У тебя в кейсе что, целая оранжерея? А если б я сказала – пионы?
– Но ты назвала фиалки. Так я сяду?
– Садись, – милостиво разрешила я, приняв букет. – Тебя как зовут, фокусник?
– Эрик, – ответил он, плюхаясь на соседний стул. – А тебя?
– Ксения.
Мелкий стянул с головы капюшон и оказался апельсиново-рыжим – солнечным. По вздёрнутому носу крупой рассыпались веснушки. А ещё у Эрика были разные глаза: правый карий, а левый – зелёный, как крыжовник. Никогда таких глаз не видела!
– Закажешь что-нибудь?
– У меня денег нет.
– Хочешь, я для тебя закажу? Капучино? Или вот – раф?
– Не, не надо.
Эрик облокотился локтем о столешницу и, склонив голову набок, уставился на меня магнетическим двухцветным взглядом.
– Ты чего такая грустная? Обидел кто-то?
Глупо исповедоваться тинэйджеру: что этот рыжий может знать о любви? Но, походу, он обладал какими-то гипнотическими способностями. Вопреки собственной воле, я принялась выбалтывать Эрику свою печальную историю.
Про то, как я без ума от Ваньки, а ему это параллельно. Про его бессчётных подружек масти блонд с ногами от коренных зубов и бюстом на букву D. А я ни по ногам, ни по бюсту не дотягиваю. Как однажды с тоски решила перекраситься в блондинку, даже краску купила. Но в последний момент передумала: всё равно ведь не сработает. У Ваньки на меня условный рефлекс: обращаться в случае проблем за помощью и утешением. И только изредка подкидывать эмоциональные подачки, чтобы моя надежда не остыла. Вот как три недели назад, когда Иван пообещал встретить Новый год вместе со мной. А сегодня, мрак, всё обломал.
– Зачем ты терпишь? – удивился Эрик. – Разве тебе всё это нравится?
– Терплю, потому что люблю, – осадила я мелкого с чувством морального превосходства. – Ты сам-то кого-нибудь любил?
– Маму, – затуманился нежностью тинэйджер.
– Мама не считается. Кроме мамы?
– Нет. И вообще я не понимаю, почему люди так парятся по поводу любви? Слушаю тебя – ужас же! Помешательство какое-то: мне плохо, но пусть это не кончается!
– Ты ещё мелкий, чтобы понять. Любовь – это чудо! Прикинь, ты каждую секунду ощущаешь, что у тебя есть что-то очень важное и ценное. И это делает твою жизнь наполненной. И сам ты становишься особенным. Не как все. Понимаешь?
– Нет, – честно признался Эрик.
Я снова напряглась, придумывая, как объяснить любовь.
– Ну, например, я просыпаюсь утром и сразу радуюсь тому, что увижу Ваню.
– Я уже такое слышал, – перебил рыжий. – Только очень давно. И, наморщив лоб, процитировал.
«Я знаю, век уж мой измерен,
Но чтобы продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен
Что с вами днём увижусь я». Так?
– Это Пушкин, школьная программа. А я тебе про жизнь. Когда я еду в институт, всю дорогу улыбаюсь от предвкушения встречи с Иваном. Я чувствую его на расстоянии, я различаю звук его шагов, узнаю запах. Когда Ванька приближается, у меня все волоски на теле встают дыбом.
– А я думал, любовь – это когда люди трахаются… – цинично сбил пафос мелкий.
– Секс – тоже любовь. Только у нас с Ваней пока ещё не было. Я мечтала в этот Новый год…
– Даже не трахались! То есть удовольствия – ноль, проблем – по горло. И ты не хочешь разлюблять своего засра… любимого?
– «Разлюблять»? Конечно, не хочу!
– Тяжёлый случай! Ксения, ты же умная, красивая. Почему именно этот тип? На свете есть другие, более достойные! – Эрик потянулся и накрыл мою руку своей горячей ладонью. И меня точно током прошило.
– Так, стоп! – я выдернула руку и спрятала её карман. Рука продолжала гореть. – Не надо ко мне подкатывать. Ты для меня слишком мелкий. Я не кручу романов с малолетками!
Эрик звонко хохотнул.
– Я не про себя. Слушай, а покажи мне своего Ивана.
– Зачем? – искренне удивилась я.
– Ну, так… Чтобы понять, кто способен внушить беспричинную любовь. Может пригодится в жизни.
– Как ты себе представляешь «покажи»? Мне вас познакомить?
– Не обязательно. Могу и издали посмотреть. Ты же знаешь, где он живёт?
– Знаю, но…
Но Эрик не стал больше слушать. Он живо соскочил с высокого стула, подцепил меня под руку и с удивительной для щуплого тела силой потянул к выходу.
Через три автобусные остановки мы оказались у Ванькиного дома. Зашли во двор. Там на пустующей в вечерний час детской площадке я увидела то, что не хотела бы видеть. Никогда. Потому что я словно вернулась в тот момент, когда Ванька плюнул мне в лицо жестокими словами.
Он флиртовал с очередной блондинкой: кудрявой хохотушкой, одетой в короткую красную куртку и нано-юбочку, едва прикрывавшую пятую точку. А из этой самой точки произрастали длинные-предлинные супер-ноги. Каких у меня никогда не было.
Я застыла памятником, глядя, как Иван усадил белобрысую на детскую карусель и начал раскручивать со всей дури. А та залилась хохотом и притворно заверещала: «Ну, хватит. У меня уже голова кружится!». Мрак!
Я беспомощно оглянулась на Эрика. Стыдно, что мальчишка стал свидетелем моего унижения. Он прав: у меня «тяжелый случай».
– Вот, – ткнула я пальцем в Ваньку. – Это он. Смотри!
Интересно, что мелкий будет делать?
Эрик кивнул головой, спустил с плеча длинный кейс, порылся в нём и достал… арбалет. Самый настоящий – мощный и грозный.
Я ахнуть не успела, как рыжий вложил стрелу и натянул тетиву. Он стоял в каких-нибудь двадцати метрах от Ивана. Мне стало страшно. Нет, Эрик, нет! Но мелкий уже пристроил оружие к плечу. Прицелился, зажмурил левый – зелёный – глаз.
– Ваня, берегись, – закричала я. – Он хочет тебя убить!
Ванька услышал мой крик, но ничего не понял. Вместо того, чтобы упасть в снег, он растопырился огромной живой мишенью. Его судьбу решали секунды.
Я рванула к Ивану – закрыть его своим телом. Но не успела добежать. Сзади раздался свист выпущенной стрелы. Она прошила меня насквозь. Боже, какой сладостной была эта боль! Тело вспыхнуло от макушки до мизинчиков. Оказалось, что умирать совсем не страшно. И даже наоборот – приятно.
Стрела полетела дальше и воткнулась в грудь Ване. Тот застонал, схватился за сердце. Это я, дура, его подставила! Ванечка, ты только не умирай, пожалуйста! И он стоял – не падал. Может, обойдётся?
Я обернулась посмотреть в лицо убийце. Кем был этот Эрик? Начинающим киллером?
Он стоял, опустив арбалет – спокойный, довольный собой. Поймал мой обвиняющий взгляд и по-дружески помахал рукой. Походу, я совершенно не разбираюсь в людях.
От перенапряжения сознание поплыло. Тело обмякло и стало медленно оседать на землю. Но я не успела упасть – меня подхватили сильные руки. И в ноздри проник знакомый аромат, от которого все волоски на теле встали дыбом.
– Ксю, родная, что с тобой?
Ванька прижал меня к себе и стал покрывать лицо быстрыми жадными поцелуями. Поверить в это было невозможно! Иван? Целовал? Меня?
А он продолжал чередовать вопросы с поцелуями:
– Тебе плохо, малыш? Где болит?
Внезапно подумалось, что я уже отхожу в мир иной, и эта сцена – порождение умирающего мозга: прощальное утешение. Как проверить: реальность или видение? Я нашла глазами Эрика.
И увидела, как рыжий расстегнул свою безразмерную куртку и скинул её на снег. И сразу над его плечами расправились два белых крыла. Эрик подхватил арбалет, оттолкнулся от земли и легко взмыл вверх. Я потрясённо помотала головой. Но картинка не изменилась: в тёмное ночное небо улетал крылатый мальчик. И внезапно до меня дошло!
Иван подхватил меня на руки и понёс к своему подъезду
А с детской площадки слышался плаксивый голос брошенной блондинки:
– Ва-а-ань, куда ты? Ты же обеща-а-ал…