ВНЕК №1 Он снова варит кофе

Зои смотрела в окно и наслаждалась моментом. Такие утренние часы были не часто: мир находился в равновесии и редкое для него чувство самодовольства обещало предчувствие зимы с её чудесами и мечтами. А сейчас, в этот момент, в мире не было недовольных. Лето исполнило все свои обещания, а те, что так и остались несбыточными мечтами, были с лёгкой лукавинкой перенесены на следующее лето, не оставив горечи безысходности.

Зои жмурилась от собственного счастья никомуненужности, рассматривая капли росы, запутавшиеся в паутине, и всё ещё дремлющего на кружевной сетке паука в ожидании тепла солнечного луча. Лето ушло легко и непринуждённо, забыв попрощаться, но оставив себе право заглянуть на день – другой, чтобы выпить чаю на веранде и послушать смешки и похвальбу гордых собой домовушек.

Зои вздохнула с улыбкой и поправила шаль, продолжая рассматривать мир за стеклом, а мысли потекли одна за другой. На ветку дерева села маленькая птичка и тут же деловито стала чистить перышки и время от времени поглядывать на неё, совсем как домовушки. Домовушки? Они – самое лёгкое для неё. Такие люди сами умели генерировать счастье. Зои всегда видела их души в образах птиц. Те также сбивались в стайки с такими же, как они сами. А потом жили, хлопоча вокруг своей пары и птенцов, кормя их разными вкусняшками, балуя одёжками, сшитыми или связанными «с душой и любовью». Домовушки редко опускали свои крылья, а ещё реже склоняли голову, поэтому и зов от них приходил очень редко. Стая обычно лечила их сама, а Зои походя, как бы невзначай, делилась с ними новым рецептом или прогуливалась в новом платье не виданной давно расцветки или фасона, или на новогоднюю ярмарку приносила коробку с игрушками и подарками, заряженными любовью. С ними было легко. Они слышали ненавязчивый мотивчик счастья, подхватывали и потом сами его распевали вокруг. Зои лишь раз пришлось отогревать такую птичку-хлопотунью. Выгорела вся в пути, потеряв сразу всю свою стаю. Пришлось её учить любви заново…

Красный лист японского клёна изящно профланировал перед лицом, привлекая внимание и возвращая состояние блаженной расслабленности. Зои проводила его до приземления и вдруг ощутила укол в сердце. Женщина закрыла глаза, шумно выдохнула и увидела пока ещё слабый, рваный, тонкий поток – нить зова. Он мерцал и был не ясен тембр призыва. Что? Кто? Причина? Никакой ясности. «Нужна. Срочно». Зои раскинула руки, обнимая на прощанье беззаботность сегодняшнего утра, и совершенно не стесняясь, впитала в себя его счастье и любовь. Увы, она уже давно не могла создавать их сама, только собирать излишки и отдавать, не оставляя себе – про запас, только крохи на жизнь. А ещё она знала, что однажды забудет о завтрашнем дне и отдаст всё, как сделала однажды, но в этот раз просто потом перестанет «быть».

А сейчас её тело, с распятыми зовом руками и душой воспарило над полом и закачалось, как колдовской маятник. Оно качалось, вращаясь в извечном танце хаоса, пока не замерло, выгнувшись, как от электрического удара. Голова откинулась назад, а открытые глаза пристально уставились вверх. Несколько ударов сердца тело было неподвижно, а потом мягко опустилось на пол, сложившись, как марионетка. Женщина тяжело поднялась и начала собираться в дорогу. Встряхнула головой, отгоняя наваждение узнаваемости места, обулась и вышла, надеясь, что память её подводит и ей просто мнятся знакомые черты лица и старый дом, дверь с колокольчиком на ней и отполированная латунная ручка в форме человеческой руки, протянутой для рукопожатия.

Зои покачала головой, отгоняя все нереальности мира (не время для иллюзий), и потянула за ручку уже свою дверь, закрывая. Погладила растрескавшееся дерево облупившейся филёнки и повернула ключ. Через пару минут её старенький бордовый Фольксваген Жук Beetle с черной крышей, поблескивая никелем фар и отражая мир в дисках колёс, выехал со двора. Нить тянула, ускоряя движение времени, и женщина начала стремительно стареть, пока процесс не остановился, отразив в зеркале сосредоточенное лицо давно не молодой женщины, тревожно оглядывающей район города, по которому неспешно катилась машина. Потом она остановилась, и Зои повернула ключ зажигания, глуша движок. Всё замерло. Женщина. Её руки, сжавшие руль. Звуки. Ей не показалось – место действительно знакомое. Знакомое настолько, что она перестала считать, сколько лет не позволяла себе даже проезжать мимо. И вдруг захотелось заплакать. Время шло, а зов становился всё сильнее и невыносимее. А женщина посмотрела в зеркало. Её веки время от времени судорожно вздрагивали, смыкаясь и жалея пересохшие глаза, которым никак не удавалось заплакать. И Зои не хотелось бы, чтобы это случилось не в нужном месте, да и вообще не время слёз – не сейчас. Она судорожно вздохнула и всё-таки решилась, отвела взгляд от своего отражения и разжала вцепившиеся в руль пальцы. Губы сложились в улыбку, а брови поползли вверх, интересуясь у отражения:

– Ну, что? Ты готова? Тогда начнём. – И вышла из машины. Огляделась, всё ещё сопротивляясь натянутой струне пути. Но та уже звенела от напряжения. Из последних сил, борясь с зовом, собирая остатки силы, зная, что она не сможет свернуть, но вглядываясь в зелёную дверь кофейни, в которую обязана была войти и которая была ей знакома от и до, Зои стояла у машины, вцепившись в её ручку.

– Странно плетутся пути. Первый путь. Он же последний. Видимо, последний. И придётся отдать всё. Что ж … не жалко. Ему не жалко. Значит, начнём и закончим. Всё закончим. Раз и навсегда.

Она поёжилась, словно от холода, и всё же шагнула вперёд, придерживая веточку фрезии, материализовавшуюся в её освободившихся пальцах. Когда-то давно ей понадобился якорь, чтобы не отвлекаться во время ворожбы, и появился этот цветок, став её постоянным спутником. Она сжала веточку и шагнула.

Перешла дорогу и толкнула дверь, входя в кофейню. Колокольчик за её спиной звякнул. Мужчина поднял голову и посмотрел ей в лицо. И девочка, сидящая на отполированной столешнице, тоже оглянулась на входящего. Её кудряшки взметнулись, и солнечные зайцы тут же начали скакать по ним.

– Зои? – И обе: женщина и девочка – тут же посмотрели на мужчину.

– Кофе, будьте добры. – Женщина смягчила взгляд мимолётной улыбкой и тут же отвернулась, прошла мимо стойки и присела за столик, положив свой цветок на скатерть и прикрыла глаза, ловя отголоски зова. Звякнуло блюдце о чашку.

– Зои, твой кофе.

Женщина моргнула, приподняла бровь и спокойно посмотрела в глаза мужчине, улыбаясь.

– Вы меня с кем-то спутали.

Он сел на стул напротив и пододвинул к ней чашку, а потом привычно-обыденно повторил:

– Зои, твой кофе. – Качнулся к ней и взял её ладонь в свою, переплетая пальцы. Женщина замерла и, когда её кожи коснулись мужские губы, высвободила свои пальцы. Встала. Вышла вон.

Колокольчик звякнул и умолк.

И теперь здесь звенела тишина.

А она уже побежала через дорогу. Распахнула дверь машины и почти упала на сиденье, суетясь и пристёгиваясь. Дрожащими пальцами вставила ключ и повернула его. Двигатель не отозвался. Женщина сделала ещё одну попытку, ещё и ещё, но беззвучный крик замкнутого пространства нарушал только жалобный стон, так и не заработавшего мотора. Женский выдох прозвучал признанием поражения, а её руки сложились на руле, и она упёрла в него подбородок, рассматривая кофейню. Спустя какое-то время тонкая морщинка пролегла между сведённых бровей, и Зои выпрямилась, оглядываясь в недоумении. Время остановилось. Дверь кофейни замерла, так и не закрывшись. Колокольчик застыл в пике амплитуды. Штора, торопливо отдёрнутая рукой, ещё не закончила движение, а сама мужская рука растопыренной пятернёй чуть не коснулась стекла. И мужское лицо… Грэг. Это правда был он. Постаревший, совершенно седой Грэг, и он смотрел на неё. Её Грэг. Тот, кто сейчас должен отчаянно нуждаться в любви. Тот, кто отправил зов, который она не имеет ни права, ни сил проигнорировать. Тот, на чей зов она не сможет не прийти, но… она заставила себя оторвать взгляд от замерших зрачков Грэга, приоткрыла дверь и тихонько ступила кожаным башмачком на брусчатку. Она вышла и ещё раз глянула на окно кофейни.

– Подожди, пожалуйста, мне нужно отойти от тебя сейчас, чтобы собраться с силами и вернуться к тебе навсегда.

Ей нужно было пройтись. Неважно куда. Куда-нибудь. Куда? Подальше отсюда. Ноющему сердцу отчаянно хотелось кружащихся листьев, картонного стакана с обжигающим душу кофе и перебора гитарных струн. Выпрямилась и расправила юбки. Закрыла глаза, тряхнула головой, призывая силу хоть раз для себя, и сбросила годы со своих плеч, не позволяя себе беспомощность старости. И пошла куда глаза глядят.

А город спал, замерев, как бабочка в янтаре, и Зои шла, отмеряя шагами остаток своего «Я-ЕСТЬ» в абсолютной тишине и вдруг увидела зависший в стазисе лист и хлопнула в ладоши, запуская чудо листопада для себя. Она же имеет право на счастье для себя? Или нет? Сейчас, когда она увидела того, кого учила любить этот мир заново, не боясь переступить черту и сгореть в том огне, ей вдруг стало так жалко прожитых без него дней, лет… жизни.

Жалко.

Она снова шла, уже не замечая падающих под ноги разноцветных листьев и привычно загребая их носами башмачков. А листья, в странном безветренном ничто, безвольно стелились ей под ноги, и эта покорность судьбе вдруг выдернула Зои из погружения в ничто. Она представила пар, вьющийся над фарфоровой кружкой в вязаном подстаканнике, и ощутила тепло от неё в ладони. Жмурясь от удовольствия, проговорила желание и открыла глаза:

– Кофе! Двойной эспрессо смягчить ложкой молока и сливочным ликёром.

Чашки в ладони не было, но аромат витал и Зои двинулась к его источнику. Завернула за угол и увидела кружку, стоящую на пороге дома. Она была точно такой, о которой мечталось. Женщина села на порог и прислонилась спиной к теплоте дерева двери. Пригубила кофе, оценила вкус и сделала полноценный глоток. Прикрыла глаза и позволила себе помнить…

… Ломающая судорога первого зова застала юную ведьму на церемонии принятия в ковен. Ведьмы давно уже не летали на Лысую гору, чтобы предаться приписываемым им порокам. Они даже не прыгали через костёр, проверяя выдержку и сноровку друг друга. У ведьм ковена просто проходил совместный ужин в своём узком кругу в честь вхождения в него молодых ведьм. И в том году молодая была одна – Зои.

Все ведьмы – индивидуалистки, и по большому счёту терпеть друг друга не могут, поэтому и сидели, каждая за своим столом, вокруг пылающего костра, в который каждая влила своей силы. Старейшая, глава ковена, только и успела представить Зои, когда зов выдернул девушку из-за стола и вознёс над костром, выкручивая суставы, и раскачивая безвольное тело, как маятник. Сквозь пелену боли и всполохи пламени Зои увидела равнодушное лицо молодого мужчины, разливающего по чашкам кофе. Взгляд зацепил плетёную корзину с плачущим младенцем, стоящую на деревянной столешнице, а в голове уже сложился чёткий маршрут движения отсюда до стойки кафе. Тело ведьмы небрежно отбросило на траву рядом с костром и она, путаясь в традиционных семи юбках, неловко встала. Что-то внутри неё натянулось и потянуло, как козу на верёвочке, не давая остановиться и задуматься.

– Пролётку возьми. Пешком долго.

– Цеди по капле силу. Мужик молодой, ему много не надо.

– Смотри не влюбись. Сгоришь.

– Влюбишься – беги!

– Не вздумай с ним переспать!

Последнее Зои уже почти не слышала, выбегая за ворота усадьбы Старейшей, но гул голосов, вторящих: «Сгоришь! Сгоришь! Сгоришь!» – бился в ушах всю дорогу.

Весь путь она то снимала, то вновь натягивала ажурные перчатки на руки, и к тому моменту, когда пролётка остановилась у перекрёстка, перчатки уже были измочалены до дыр. Зои сунула их в один из карманов, рассчиталась и соскочила на тротуар. Перебежала через дорогу и обхватила ладонью протянутую ей латунную ручку двери. Шагнула. Звонок за её спиной вздрогнул трелью, и она вошла в кафе. Мужчина равнодушно вытирал столешницу и в это время держал корзину с младенцем на весу. Из корзинки мерно капало. В ней возился младенец. А мужчина всё так же размеренно стирал и стирал падающие на столешницу капли.

– Грэг. Ты бы это… няньку нанял бы, что ли? Пусть бы женщина какая позаботилась о пацане. Не дело это – писающих мальчиков на прилавок ставить, – обратился к хозяину покупатель у стойки с десертами.

– Привет, Густав. Тебе как обычно? – мужчина опустил корзину на стол и повернулся к нему.

Зои обежала Густава и подхватила ребёнка на руки.

– Меня наймите! В няньки! Где у вас можно ребёнка переодеть?…

– Так. Это можешь промотать.

– Что? – Зои вздрогнула и открыла глаза. Рядом с ней на пороге сидел совершенно седой мужчина в белоснежной рубашке, потёртых джинсах и добротных кожаных башмаках на толстой подошве. «Им сносу нет», – подумала женщина и слегка тряхнула головой, косясь на город в стазисе. Время не подавало признаков жизни, но мужчина рядом не был плодом воображения. – Вы кто?

– Я? Листопад, кофе, перебор гитарных струн… Помнишь? Ну, я – перебор в этой последовательности. Тот, кто эти струны перебирает. Кофе мне тоже сообрази, а?

– Попробую. А где? – Зои чуть наклонилась вперёд и заглянула за мужчину. Так и есть: зачехлённая гитара прислонена к стене. Женщина прикрыла глаза и представила кофе для этого мужчины. Джезву, щепотку сахара, крошку соли, раскалённый песок, стремительно поднимающуюся пенку, молниеносный рывок и медную крышечку, прикрывающую сосуд. Деревянный поднос весь в отметинах и запотевший стакан воды рядом с серебряной чашкой на четырёх львиных лапах.

– Круто. Всё, как я люблю, – хмыкнул незнакомец, ловя материализовавшийся в воздухе поднос. – Сейчас кофе выпью и сыграю тебе, а ты пока промотай картинку. Время… оно ухитряется заканчиваться, даже когда не движется.

– Какую картинку? – ведьма в недоумении подняла брови.

– Эту! ¬– и мужчина ткнул указательным пальцем перед собой. Зои оглянулась и на растянутом в полотно клочке тумана увидела юную себя, держащую на руках младенца в кафе Грэга. – Давай к самому главному. К любви.

Незнакомец поставил свой поднос на ступень крыльца между собой и Зои, и на нём появилась тарелочка с разными десертами. Выбрал один и повернулся к Зои:

– Открой рот, деточка, – и Зои рефлекторно приоткрыла его. Крохотное пирожное тут же оказалось внутри. – Всё. Жуй. Расслабься. Вспоминай.

Кадры замелькали, сменяя друг друга. Зои закрыла глаза и просто вспоминала день за днём своего первого подопечного и единственного, которого любила она сама, а не её бездонная душа, призванная в этот мир, чтобы преумножать любовь. А незнакомец? Он потягивал кофе, как дорогой коньяк, никуда не торопясь, вдыхая аромат и смакуя вкус. Время от времени его большой и указательный палец как бы крутили невидимое колёсико завода часового механизма и события ускоряли свой бег. Иногда он отставлял чашку и растягивал картинку, рассматривая мелкие детали, останавливая мельтешение кадров.

Ему нравилось рассматривать глаза Зои и Грэга. Особенно мужчины. Он прислушивался к воспоминаниям женщины, склонив к плечу ухо. Слушал, как музыкант слушает свой инструмент, настраивая его.

– Так. Всё. Дальше не нужно, – он хлопнул ладонью по коленке и налил себе новую порцию кофе. Зои вздрогнула и открыла глаза. Туманный экран истаивал. Женщина на нём целовала спящего ребёнка в люльке, а потом пятилась к двери: босая, полуодетая, растрёпанная, продолжающая смотреть на спящего мужчину. Он безмятежно спал, улыбаясь. А взгляд женских глаз остекленел. – И почему ты ушла от мужчины и ребёнка, которые тебя полюбили всем сердцем? Настолько сильно, что тебя не смогли забыть. И ты не смогла. Зачем нужна была эта бессмысленная жертва?

– Я влюбилась.

– И? – Мужчина потянулся к своей гитаре и расстегнул чехол. – Ты полгода лечила ему разбитое сердце. Бережно. Вливала свою силу в него по капле. Латала его душу и наполнила её, собранную из пыли, чистейшей любовью… Да, ты из простого парня создала источник, в котором черпали силы жить сотни людей и бросила его? Почему?

– Я нарушила все правила. Они сказали: «Цедить по капле.» Но капли не хватало до утра. Они сказали: «Не влюбляться!» Я полюбила.

– Конечно, конечно… Потом они тебе сказали хранить целомудрие и не спать с ним? – Незнакомец взял первую пару аккордов и хмыкнул. – Да? Они – это кто? Старые ведьмы ковена?

– Да. Старые ведьмы ковена. Когда… когда я нарушила последний запрет и сбежала, я поплелась к ним. А никого не нашла. Они все выгорели? Их нет? Я и сама почти выгорела. Я больше не умею создавать счастье. Я отдала той ночью ему всю себя и ничего не оставила. Надеялась, что время подлечит, но оно же не лечит. Оно просто учит жить без того, что мы теряем. – Зои стремительно стала стареть, обретая свой истинный возраст. Вздохнула, когда пряди волос, упавшие на грудь, поседели. Привычными движениями рук стянула их в низкий узел. Поправила юбки и продолжила. – Знаешь, я как время. Я не лечу людей от последствий нелюбви. Я больше не собираю из ничего разбитые сердца. Я давно уже не ведьма, дарящая любовь. А от него пришёл зов. И мне нечего ему дать. Я отдам всё, что у меня есть, и перестану быть.

– Вот же старые идиотки! Бросили девочку. Заморочили ей голову и бросили. Не выгорел из них никто. Они просто ушли, потому что ты создала источник жизни и им в этом городе больше нечего было делать. Ладно. А сейчас? Чего ты боишься больше? Отдать ему всю себя и раствориться в нём? Или того, что твоя жертва будет недостаточной?

– Я? Чушь! Я боюсь оскорбить его своей старостью. Нет, не боюсь. Я просто не хочу делиться тем, что у меня осталось на дне – перебродившими, несбывшимися мечтами, надеждами, фантомами воспоминаний. Я раздала себя, понимаешь. Мне бы хотелось снова отдать ему себя юную, как тогда, всю целиком с той же любовью, не имеющей ни границ, ни страха.

– Однажды ты уже это сделала. И та, юная девочка, сгорела, как горят все бабочки, летящие на пламя. А он? Может, ему нужны твои несбывшиеся мечты о днях и ночах рядом с ним? Твои надежды на то, что он и сейчас помнит тебя? И, может, у него тоже есть фантомы воспоминаний о тебе? Почему ты решила? Да! Кто тебе дал право решать за кого-то, что для него нужнее? Ты бог? Нет. Ты его слуга. Раб. Иди и отдай, что можешь. Всё отдай, девочка. Если ты не знаешь, как дальше жить – это не повод готовиться к смерти.

Зои вздрогнула от полной тишины. Она и не заметила, когда старик начал играть на гитаре или на струнах её души, но вот то, что музыка вдруг стихла, привело её в чувства. Она успокоилась. Встала и пошла исполнять свой долг.

Она снова стояла на перекрёстке. Стояла и смотрела на дверь кафе. Время давно уже пустилось вскачь, и у окна не стоял её Грэг. Это царапнуло что-то в душе, но дверь дрогнула, и на тротуар выскочила девочка и побежала к ней.

– Вы забыли цветок. – детская ладонь коснулась её руки.

– Я оставила его…

– Моему деду. Да. Он сказал, что вы – ведьма, дарящая любовь. Одна. Последняя. Больше здесь таких нет. А ещё он сказал, что в прошлый раз вы дали ему так много, что теперь хватит на двоих. А ещё, что эта жизнь слишком мала для его любви. И что он снова варит кофе, и чтобы мы не мешкали. Нельзя терять ни минуты. Идём? А ещё, – девочка вдруг посмотрела ей в глаза взглядом, растворяющем вечность, – ваше сердце снова бьётся. Вы слышите?