Рассказ №1 Джакомо знает про твои чувства

– Себя не жалко?
– Ой, жалко.
– Я серьезно, идиот, – она оттянула ему веки, заглянула в зрачки. Приложила к запястью пульсометр, встроенный в подушечку большого пальца. – Обычная усталость. Но если хочешь дожить до конца смены и не превратиться в овощ, тебе нужно больше спать и меньше бухать. Понял?
– Когда во мне уменьшается концентрация бухла, жизнь теряет всякий смысл. Но я тебя понял, Ирочка. Постараюсь.
– Уж сделай одолжение.
Занесла мелким, аккуратным почерком в блокнот: “Игорь. Внеплановый осмотр 31 марта. Жалобы на снижение интереса”. К чему – записывать не стала, и так понятно. Ко всему.
– Скверно, если твоему напарнику не с кем будет цветочки собирать, – она распахнула деревянную дверцу, ведущую из медпункта на свежий воздух, спустилась по ступенькам крыльца.
К перилам был привязан страховочный трос и другой его конец терялся где-то там, в бледно-желтом мареве полуденного зноя. Нельзя сказать, что он уходил в бездну, потому что бездна должна быть внизу, а здесь… Где низ? Где верх? Ферма плыла в верхних слоях атмосферы супергиганта, затерянного вдалеке от обитаемых миров.
Ирина подставила лицо теплому ветерку, закрыла глаза. Но запах свежести, влажными струйками коснувшийся ее кожи, заставил насторожиться. Она повела носом, набрала полную грудь воздуха.
– О-о, твою-то маму, – снова захлопнула дверь, заталкивая Игоря обратно в деревянную избушку, хотя он тоже собирался выйти на улицу.
– Чего там?
– Дождь плывет.
– Большой?
– Километров пять в диаметре.
Мгновение спустя свет, проникающий через стеклянное оконце, померк. Рассеянная в воздухе вода, то сливающаяся в шары разного диаметра, то снова разлетающаяся каплями, плывущая из ниоткуда в никуда огромным сферическим скоплением, накрыла ферму.
– Ну вот, здрасьте-приехали, – проворчал Игорь. – Не успею же на работу.
Домишко сколочен был абы как, с щелями между досок в полу и стенах, однако опасаться дождя следовало только снаружи – мало ли, угодишь в шар размером с транспортную цистерну, попробуй-ка из него выбраться. А в дом дождь просачивался струйками, которые тут же стекали вниз, подчиняясь гравитации. Не тому притяжению, щупальца которого супергигант протягивал ко всему, что оказывалось поблизости – на этой высоте оно не могло уронить капли на пол. А тому, что появлялось благодаря вращению стрелы, несущей на себе и медпункт, и жилой модуль с кухней, и четыре двигателя с компактными ядерными реакторами.
Муторное дело – пережидать дождь на Аэраволате. Только тем двоим, что работали сейчас на цветочной плантации, еще хуже. Укрыться им негде, приходится натягивать маски, чтобы не захлебнуться в воде, да крепко держаться за стебли. А потом еще обсыхать на ветру. Вот после таких дождиков и приходят к ней в медпункт с соплями!
– Что там? Вроде кончилось?
Ира осторожно приоткрыла дверь.
– Пролетел. Только аккуратнее, крыльцо сырое.
– Не первый раз! И так опаздываю.
Игорь уцепился за трос, почти не коснувшись ногами ступеней. Несколько метров в сторону от стрелы, от избушки с красным крестом, и вот уже тебя ничего не держит! Сам только держись, а то ведь искать потом никто не будет. Да и как? Где? В триллионах и квадриллионах кубических километров атмосферы, которые еще и оттягиваются звездой в космос из-за близкого ее расположения.
Девушка закрыла медпункт, взялась за сырой канат, чтобы последовать за Игорем. Страшно, но уже привычно. Да ведь на такую работу трусы не подряжаются. Мало того, что жизнь здесь не сахар, так и государство это дело не одобряет. Честно сказать – государство считает это дело незаконным. Из-за цветочков, конечно же.
Добралась до плантации, куда и притащилась-то из любопытства, от нечего делать, ведь все ее потенциальные пациенты сейчас здесь и просиживать шорты в домике с крестом смысла нет. Посмотрела на спасательную площадку и сразу поняла, что парни – все четверо – пребывают в некотором затруднении.
– Опять водой всю пыльцу смыло? – спросила Ира.
– Хуже, – ответил седовласый, опытный Аркадий. – Жучок на цветах.
– Жучок? И… что это значит?
Растениевод из Иринки был аховый, она понимала, что задает глупые вопросы. С другой стороны, еще в медухе ее научили, что самый глупый вопрос тот, что не был задан.
– Нич-чего бы эт-то не значило, – ответил Райво, напарник Аркадия. – Если бы прост-то убрать их и дел-ло с концом.
– В чем тогда проблема?
Игорь шмыгнул носом, посмотрел на мостик и ленту транспортера, ведущие от спасательной площадки прямо к ангару, который за год под завязку забили криминальным урожаем.
– Мы уже собрали с двух делянок, прежде чем заметили. Теперь это там, на складе, – он показал на ангар. – Нужно зайти внутрь, найти контейнеры и разбить в каждом капсулу с растворителем, чтобы в них ничего не осталось.
Иринка усмехнулась, думая, что он шутит.
– Никто не заходит на склад, вы же знаете, – сказала она. – Это вообще не наше дело! Покупатель подцепит его грузовиком, заберет и пускай разбирается.
– Эта дрянь долежит свой срок – день или неделю – выползет и испортит все. Весь урожай. Еще до того, как прилетит заказчик.
– Вы понимаете, что там? Что будет с человеком, который войдет?
Все избегали взгляда девушки, смотрели кто на бескрайнее облачное пространство, кто себе под ноги.
– Но… – Андрей – самый молодой из всех, напарник Игоря, вечно поправляющий очки и стесняющийся говорить прежде других – закашлялся. – Кхм… Но только у тебя есть имплант.
– У всех есть импланты! – зло бросила она в ответ. – А у меня только экспресс-анализатор, тонометр, термометр, вечно врущий оксиметр, да ручной томограф, ради которого я бабкину ювелирку продала.
– И джако. У тебя есть джако, – Андрей покраснел, словно ему было стыдно за свои слова, будто девушка была для него не просто тем, кто поддерживает их в работоспособном состоянии, как хороший механик машины.
Она сжала губы. Этот имплант и использовался-то редко, только для проверки того, что работники не выгорают.
– Я училась лечить простуды и вывихи, а не… вот это вот, – тихо сказала Иринка.
В компании по производству медтехники имплант почему-то запатентовали под названием “Джакомо”, но все называли его просто джако. Говорят, джако чувствует любовь. Вранье. На эмпатию он реагирует. А даже если и… Она ведь разная бывает, любовь. К плотским утехам, например, к деньгам, к выпивке – у кого как. Джако чувствует, не выгорел ли человек, не сожгла ли его изнутри работа с красными аэраволатскими цветочками.
На улицах Земли и других колоний, там, где небоскребы, рестораны и публика с большими деньгами, пыльцу покупают для того, чтобы раскачать свои эмоции, получить яркие ощущения от давно забытых чувств, притупленных государственными уровнителями. А вот плантаторов, если они не слишком осторожны и от длительного контакта с проклятыми растениями получат передоз, цветы превращают в бесстрастных, бессловесных тварей, которым уже все равно – надо ли есть, пить, дышать…
– Никто из нас не сможет подключить джако, – сказал Аркадий. – Да, мы знаем, что будет. В ангаре столько контейнеров, что они забьют все твои ощущения. Не будет ни зрения, ни слуха, ни вкуса, ни осязания. Ни чертова обоняния, даже если бы ты умела искать жучков по запаху. Но с помощью джако ты найдешь нужные контейнеры в два счета. Они поражены вредителями и для импланта будут темными.
Ира прерывисто вздохнула. Посмотрела на цветы, которыми была засажена спасательная площадка – в отличие от тех, красных, которые выращивались на плантации, эти были синие, их привезли с Земли. Площадка потому так и называлась, что, если тебя накрыло, но ты смог выбраться и увидеть синие цветы, значит все – спасен!
Она молча отобрала у Аркадия маску – не сильно поможет, но хоть какая-то защита, глядишь и не получит смертельной дозы. Черной резинкой закрепила на шее джако. Ступила на раскачивающийся мостик. Гравитация здесь снова терялась и приходилось держаться за поручни, лишь слегка отталкиваясь ногами. Вот и люк. Скрип, затхлый воздух, темнота…
Ощущения пропали не сразу. Сначала вместо черного, неосвещенного складского чрева перед глазами у Иринки разлилась равномерная, жуткая краснота. Потом вместо своих шагов она стала слышать лишь звон. Запахи, вкусы – все это отключилось незаметно, она даже не почувствовала. Наконец и пальцы перестали передавать достоверную информацию, девушка была словно в вязком месиве, движения в котором казались неопределенными, ненастоящими, как во сне.
Включился джако. Внутренним зрением она увидела множество прямоугольников, пылающих вокруг оранжевым светом. Приходилось заставлять себя идти вперед, убеждать, что ноги делают шаги, хотя казалось, что все не так. Вот и первый, чернеющий среди прочих. Протянуть руку, щелкнуть капсулой. Сейчас, должно быть, раздалось шипение, но она этого не слышала. Вот еще один контейнер. Потом еще один…
Оставалось совсем немного, когда Ирина остановилась. “Зачем это все? Я не хочу…” Но поняла, что это не ее мысли, не ее желания. Предательская фауна медленно забирала ее, подчиняла себе. Заставила себя двигаться дальше.
Протянув руку к последнему темному контейнеру она снова остановилась. Ей стало вдруг невыносимо жаль себя, просто до слез! Сорвала маску, заплакала… Где-то на подсознательном уровне остатки ее человеческого я нашептывали: “жалость к себе – последняя стадия выгорания, ты же знаешь, ты медик”.
Ира скорее представила, чем была уверена в том, что капсула зашипела, уничтожая содержимое прямоугольного ящика.
Темнота. Темнота – это хорошо. Это лучше, чем ничего, пылающее красным. Она умерла? Осталась лежать на полу ангара? Никто ведь не пойдет за ней. Впрочем, легко проверить. Надо лишь открыть глаза и тогда точно будешь знать – на том ты уже свете, или еще здесь, на ферме, плывущей в верхних слоях атмосферы супергиганта.
Рядом шевелились от ветра синие цветы. Кто-то склонился над ней и сквозь затухающий звон она расслышала слова:
– Ириш… Ты в порядке?
Андрей снял очки, протер слезящиеся глаза.
– Ты… меня…
Он кивнул, улыбнулся.
– Без джако? Как? Ты не мог видеть, где я…
– Догадался.