Рассказ №13 План Б

Капитан Лежнёв сидел в своём кресле на капитанском мостике вместе с другими старшими офицерами корабля и смотрел на медленно надвигающееся звездное небо, которое отражалось на огромном смотровом экране. Он думал о том, что любая дипломатия должна поддерживаться военной силой. А если нет военной силы, то сильная сторона диктует свою волю слабой. В качестве демонстрации такой силы его корабль класса З—528 “Илья Муромец” был частью земной флотилии, выступившей в поддержку дипломатических усилий мирных переговоров для урегулирования энергетического конфликта с планетами—ренегатами Марсом и Венерой. Для создания этого флота собирали силы со всех уголков солнечной системы. Корабль Лежнёва, например, был вызван с орбиты Венеры.

Причиной конфликта, разумеется, были дерилловые кристаллы — высокоэффективное топливо для современных звездолётов да и любых планетарных сооружений. Основные залежи этих кристаллов добывались в месторождениях главного пояса астероидов, то есть рядом с марсианскими колонистами. Добираться до пояса астероидов с Земли было долго и дорого, и делегировать эту задачу марсианским колонистам казалось правильным шагом. Однако, пользуясь своим положением, Марсианский Совет заламывал такие цены, что самостоятельное путешествие с Земли стало разумной альтернативой.

Однако марсианские колонисты, или марсиане, как их стали называть на Земле, начали охотиться за купеческими экспедициями с Земли, конвоировать и приземлять их на Марсе. В ответ земляне выступили с ультиматумом угрозы вторжения. Марсиане в свою очердь заключили союз с колонистами на Венере (венерианцами), и в пространстве вокруг астероидного «запахло трелиумными пушками».

— Барнес, — обратился к старпому капитан, — сколько еще времени до места рандеву?

— Семьдесят четыре земных часа, капитан, если мы следуем плану А.

“Да”, продолжил Лежнёв прерванную цепочку мыслей, “план А”. План А предполагал быстрое продвижение корабля по нескольким секторам, пограничным с Марсом, с целью соединения с остальными земными кораблями в назначенном квадранте.
Разумеется, можно было лететь напрямик, “дорожкой прямоезжей”, что сократило бы путь на две недели. Однако в этой зоне могли шнырять скрытые корабли ренегатов, которые в свое время стоили капитану много преждевременной седины. Технологию сокрытия корабля разработали на Венере, и корабли ренегатов её активно использовали. В конце концов, на Земле она тоже появилась, и на “Муромце” функции сокрытия присутствовали.

— Шань, какой у нас запас топлива на сегодняшний день? — обратился Лежнёв к навигатору.

— Ещё на шесть земных месяцев, капитан, если использовать кристаллы исключительно для навигации.

“Именно,” кивнул ему Лежнёв. “Проклятая невидимка земного производства глючила и прожирала запасы кристаллов, как мышь в сыре. Ренегаты же использовали более эффективные невидимки и имели запасы кристаллов под боком. Инструменты корабля также плохо засекали марсианские невидимки. В этом направлении корабли ренегатов ушли далеко вперёд, и их помехи были похожи на почерк других космических шумов.”
С другой стороны, план Б предполагал обход опасных секторов стороной, но это замедляло появление “Муромца” на месте рандеву. Нужно было решать.

— Берём курс на… — капитан уже хотел назвать координаты сектора, соответствующего плану А. Слова были готовы вырваться из его рта, но они повисли в воздухе. Лежнёв подавил импульс и повернулся к пилоту.

— Летим в обход, господин Шань.

Все старшие офицеры переглянулись в некотором недоумении, которое озвучил старший помощник Рон Барнес.

— Капитан Лэ’жнэв, — Барнес делал ударение на первом слоге. — Как старший помощник, я не могу не возразить. При таком отклонении от курса мы рискуем опоздать на рандеву. Ваше указание полностью противоречит логике ситуации, показаниям приборов, умозаключениям специалистов и, наконец, оно противоречит духу нашего звездолёта.

Одним словом, — Барнес не продолжил, но его взгляд, сверкнувший из—под насупленных бровей, красноречиво передал то, о чем старпом не договорил. Лежнёв понял значение этого взгляда. Cтарпом упрекал его в излишней осторожности, если не в трусости. Барнес был назначен на корабль недавно, и хотя он был знаком с биографией капитана в общих чертах, сам никогда не видел его в деле.

— Господин Барнес, — в голосе капитана послышались жестковатые нотки. — Я не менее вашего знаком с этой легендой, которую вы, как американец, должно быть, воспринимаете буквально. Однако я могу заметить, что, в отличие от нашего корабля, у реального Ильи Муромца были совершенно другие тактические задачи и уровень ответственности. Напомню, что задачей нашего корабля является не зачистка пограничных секторов ланет ренегатов от «соловьев разбойников», а в том, чтобы соединиться с земным флотом и всем вместе оказывать надежную поддержку мирным переговорам. И в соответствии с этой целью я не хочу подвергать судьбу корабля и команды неоправданному риску.

Все, что сказал капитан, на каком-то уровне было правдой. Однако Лежнёв не высказал и не мог высказать перед всей командой, слушающей перепалку высших офицеров, реальную причину его решения.

В момент выбора плана у капитана вдруг появилось чувство смутной тоски и беспокойства. Оно отличалось от чувства страха, который за многие годы в строю капитан научился сдерживать, не позволяя ему влиять на принятие ответственных решений. Нет, оно было другим, и память услужливо предоставила ему эпизод его далекой юности, когда он испытал такое же чувство, хотя и в связи с совершенно другими обстоятельствами.

***

В те далекие годы Лежнёв еще был курсантом лётной академии и в составе экипажей других кораблей совершал короткие образовательные полеты. Он учился с интересом и желанием, был полон сил, и жизнь казалась ему прекрасной и удивительной. Особенно потому, что он был влюблен, и его любимая девушка с соответствующим именем «Люба» согласилась быть его женой. У неё был открытый, мягкий и насмешливый взгляд, широко расставленные глаза и прекрасно представленные “первичные и вторичные половые признаки”. Во время его дислокации на Земле они много проводили времени вместе. Люба с удовольствием слушала его рассказы о космосе, учебных полетах и дальнейших планах. Единственным “но” в их отношениях было то, что в то время как Лежнёв страстно её желал, Люба всегда его останавливала. “Еще успеешь,” — вырывалась она из его объятий. — “Я хочу начать женатую жизнь девой.”

В тот один раз Лежнёв сильно соскучился, так как отсутствовал целый месяц. Он принёс на свидание огромный букет роз, и на этот раз Люба в ответ страстно его поцеловала. “Пошли ко мне,” — она посмотрела на Лежнёва как-то особенно, так что у него подпрыгнуло сердце. — “Родителей дома нет.”

Лежнёв раньше уже был у Любы дома и знаком с её родителями. Но на этот раз она повела его в свою комнату и усадила рядом на кровати. Затем обняла его и увлекла на себя, и в этот момент Лежнев боготворил Любу, видя её окруженной цветным сиянием. Он был страшно возбужден, и его мужское естество казалось рвалось наружу, побуждая к действию. Но вдруг на Лежнёва нашла блажь. Его остановило странное чувство тоски, беспокойства и какого—то смутного знания о неверности происходящего. Он мягко отстранил Любу от себя, встал с постели и сказал: «Давай, Любашь, подождем до свадьбы».

«Но я хочу тебя сейчас, любимый. Зачем ханжить? Мы все равно скоро будем принадлежать друг другу», возразила Люба.
Лежнёв промолчал, подошел к окну, отвернулся от лежащей на кровати Любы и посмотрел на небо. Несмотря на то, что логически он на сто процентов с ней был согласен и ему страшно хотелось броситься в её объятья, у него было твердое чувство правильности своего поведения.
Видя, что никакого продолжения не будет, Люба встала с постели и, приведя себя в порядок, быстрой походкой направилась к двери. Открыв её, она презрительно дернула губой и бросила:

— А ты, оказывается, и не мужик совсем.

В этот момент её лицо было злым, но невероятно красивым. После этого их отношения с Любой закончились. Она перестала отзываться на его попытки контакта любыми коммуникационными средствами.

Лежнёв сильно переживал и клял себя почем зря за это дурацкое поведение. А вернувшись из еще одного учебного полёта, он случайно встретил Любу на улице с несколько оттопыренным животом.

Было горько и муторно на душе. Лежнёв вспомнил прочитанную где-то фразу: «Если женщина хочет близости, она тебе даст на острие булавки, а если нет — весь мир для неё мал». В тот день Лежнёв сильно напился.

Дело, разумеется, не было в чужом ребенке. Если бы Лежнёв встретил Любу уже с ребенком, он не поколебался бы ни на минуту. Просто он осознавал, что для Любы он оказался отходным вариантом, когда её план А не сработал. Кто был этот счастливчик из плана А, он не знал, да и не хотел знать.

Её план Б был хорош. Такой человек, как Лежнёв, не стал бы проверять ребенка на генетическое совпадение и полюбил бы его всем сердцем. И если бы не то чувство тоскливого беспокойства, план бы сработал.

***

— Господин Шань, измените курс корабля, — сказал спокойно голос управляющего. — Мы летим в направлении сектора 20-358. А когда Барнес собрался возразить, управляющий добавил с твердостью: — Под мою ответственность!