Рассказ №10 Страх

Вместо пролога

Она решила, что ей пора родиться. Миллионы лет стягивала к себе мельчайшие частицы, чтобы в одно мгновение во вспышке термоядерного взрыва воссиять ослепительно-яркой новой звездой.
Весть о её рождении разнеслась ударной волной по всей галактике, по всем слоям и измерениям. И горе было тем, кто эту весть услышал…

Яхта фельдегерьской службы Его Императорского Величества «Десяти святителей» выпала из подпространства. Безжизненная и тёмная, она мало отличалась от астероидов, кружащих вокруг звезды, словно стая мотыльков вокруг фонаря. Те, кто приближался слишком близко, зачарованные чудесным сиянием, тут же сгорали, не оставляя после себя даже пепла.
Но минута, другая. И по корпусу заметались крохотные огоньки, а в мертвых дюзах затеплилось еле заметное голубое сияние, которое словно пыталось противопоставить свой свет звездному. Яхта медленно, нехотя, рывками развернулась и стала отдаляться.
Но свет слишком манил – дюзы вскоре вновь потемнели и яхту потянуло обратно – медленно, но неотвратимо.

***
На мостике воцарились тишина.
– Вот и всё, – сказал старший механик, заблокировал консоль и закрыл глаза, откинувшись на спинку кресла.
Мерно гудела вентиляция, перемигивались красные огоньки на голосхеме яхты, фиксируя все новые неполадки, перешептывались вполголоса вахтенные.
– Сколько нам осталось? – спросил капитан.
– Часов десять, – выдал прогноз навигатор, – Рудольф Сергеевич, разрешите обратиться?
Капитан махнул рукой в белой перчатке:
– Знаю я, что ты хочешь сказать, Александр Яковлевич: «Я же говорил…»
– Именно так, – ехидно улыбнулся навигатор. – Сколько лет мы вместе ходили? Двадцать семь? И вы всегда меня слушали. Что случилось?
– Министр Гессе случился. Всё опоздать боится.
– Вы могли бы описать опасность прохода через молодые туманности.
– Побоялся, – отвел глаза капитан. – Да, виноват. Извините. Что с дальней связью? Когда будет?
– Никогда. Фокусировка скарификатора сбита.
В обзорный экран медленно вползала лохматая голубая звезда, закрывая всё видимое пространство – корабль медленно вращался. Светофильтры автоматически затемнились.
– Красиво, – задумчиво проговорил капитан, рассматривая пылающий шар.
– Смертельно красиво, – добавил навигатор.
Звезда вновь скрылась и стал виден космос с тысячами других звезд.
– Павел Аристархович, ну что там?
– Главный реактор не выходит на мощность. Не могу понять причины. Уже двоих в горячей зоне потерял – флуктуации неизвестной природы. Вероятно, близость звезды влияет. Сидим на резервном. Но и у него перегрев второго контура. Если пойдет в разнос, придется отстреливать отсек. И тогда минут через тридцать, мы начнем умирая один за другим от жары и удушья, потому что системы жизнеобеспечения перестанут работать.
– Может, тогда прямо сейчас разгоним реактор и… – мечтательно произнес навигатор. – Хотя, лучше на звезду упасть – это красиво. И продекламировал: «И если падать – лучше падать грудью».
– Экипажу бы нужно объявить… – проговорил старший механик.
– Могут взбунтоваться, – отрезал капитан.
– Неужто боитесь? – усмехнулся навигатор.
– Да, боюсь, – вдруг вместо ожидаемой вспышки гнева признался капитан. – И всегда боялся.
– А я думал, что Руднев бесстрашный, раз решился на авантюру по просьбе старого торопыги. А, оказывается, и ему ведом страх.
Все обернулись на вошедшего тучного господина в бордовом сюртуке.
– Ваше высокопревосходительство, – капитан склонил голову, остальные присутствующие вскочили поклонились.
– И когда вы собирались мне об этом всём доложить?
– Сразу, как только…
– А вы знали, что время – конечно? На всю жизнь вам выделена совсем немного. И как вы родились — крупинки в песочных часах начали сыпаться. Постепенно, видя, как мало песчинок остается, вы начинаете боятся. Боятся не успеть — столько всего нужно сделать, а песчинок все меньше. И жалеешь о каждой впустую потраченной. В моих часах осталось слишком мало песчинок, чтобы тратить их просто так. Рудольф Сергеевич, у вас же еще есть честь, коньяк и какое-то оружие, кроме ножа?
Капитан вытянулся и щелкнул каблуками:
– Конечно. В моей каюте. Разрешите проводить?
– Не сомневался, что проводите.
– После вас.
Министр усмехнулся и, не прощаясь, покинул мостик.
– Честь имею, господа, – коротко склонил голову капитан, снимая фуражку и кидая ее на кресло. – Александр Яковлевич, принимайте командование.
Офицеры молча проводили капитана взглядами.
– А команде бы все-таки нужно сообщить… – снова подал голос старший механик.
– А зачем? Я ведь тоже боюсь бунта, как и Рудольф Сергеевич. Но, заметьте, не боюсь это признать. Страх – вполне нормальная реакция организма, задача которой, уберечь этот организм от гибели.
– А если уберечь не получится?
– По крайней мере, он попытается сделать эту гибель менее болезненной. Павел Аристархович, приведите корабль в порядок — пусть экипаж будет занят: ремонт, уборка, что угодно. А я с начальником охраны министра переговорю – пёс их знает, какие там требуются мероприятия по протоколу в таких случаях. Через час жду всех желающих в кают компании – всегда мечтал сыграть в русскую рулетку.
Навигатор напялил на голову фуражку капитана и скрылся за дверью.
***
Егор выбрался из технического лаза и опрометью метнулся к ближайшему спуску на нижние технические палубы.
Только в красноватом полумраке лабиринтов с вьющимися по стенам магистралям, он смог вдохнуть. Услышанное заставляло волосы на голове шевелиться, а предательская слабость подкашивала ноги. Сердце билось где-то далеко внизу в пятках, и каждый удар болезненно отдавался внизу живота. Зачем он подключился к этому волокну, зачем услышал… Так бы жил как обычно, как все, не зная дату и час своей смерти.
Он скоро умрет.
Егор крепко зажмурился, пытаясь унять охвативший его животный, доселе неиспытываемый страх. Страх, что случилось что-то непоправимое, когда уже ничего не изменить и не исправить. Голову изнутри кололи тысячи иголочек. Хотелось поддаться охватывающей тело немоте и провалиться в серый сумрак, где ничего нет, и где он даже не заметит взмаха косы.
Он побежал. Просто, чтобы хоть что-то делать.

Чуть успокоившись, Егор вернулся в отсек, где обитали ремонтники, и врезался в своего начальника, который как раз выходил с коробкой пайка в руках.
– Закончил на мостике?
Егор кивнул так энергично, что аж что-то хрустнуло в шее.
– А чего отметку не поставил? Опять забыл? Растяпа, – начальник отвесил ему легкий подзатыльник.
– Простите, Иван Иванович, это не повторится.
А ведь когда-то страх забыть поставить отметку после завершения работ по наряду, был самым сильным. Даже страшнее пустотного слизня, которого он так боялся в детстве.
– Что там наверху слышно?
Егор задумался – рассказать? Но его ли это тайна? Вдруг действительно начнется бунт? И он будет ответственен за прольющуюся кровь? Поэтому Егор только пожал плечами.
– Пойду Глебу поесть отнесу.
– Давайте я?
– А давай, – легко согласился Иван Иванович.

В отсеке безопасников было пусто, а дверь была открыта.
– Есть кто? – спросил он.
– Егорка? Ты что ли? Проходи, не стесняйся – они все ушли и больше не возвращались, – из камеры послышался хриплый голос старшины рембригады.
– Я, дядя Глеб. Поесть вот принес.
– Ай, любо.
Егор задвинул в приемник коробку.
– Посидишь со мной?
Крупный мускулистый мужчина ел быстро и сосредоточенно. Расправившись с пайком, он постучал себя по карманам и достал курительную палочку.
– Там орешки в верхнем ящике — дай мне и себе возьми.
– Так чужое же. За воровство могут и уши отрезать.
– Что-то происходит, – глубокомысленно сказал Глеб, – и ты знаешь, что. Я прав?
Егор испуганно отпрянул.
– Не хочешь говорить? Давай тогда поиграем. Я скажу все сам, а в конце ты говоришь, прав я или нет. Итак, до Преи мы не дошли. Ага. Главный реактор остановлен – я его не чувствую. Резервный в работе, но, судя по тому, как тут жарко, с ним тоже не все в порядке. Связи, скорее всего, нет? Да, вижу, что нету. Судя по тому, что у меня тянет бок, корабль вращается вокруг оси… Это значит… Что двигатели запустить не могут. Что же случилось…
Егор мог поклясться, что не дернул даже мускулом, но Глеб читал его словно открытую книгу.
– Смерть, – вдруг четко и отчетливо сказал старшина, глядя парню в глаза.
Он встал и прошелся по камере.
– Как интересно. Ты уже думаешь, что умер. Забавно. Где мои орешки?
Егор решился и кинул орешки в приемник.
– Спасибо. А себе чего не взял?
– Я не хо…
– Возьми чертовы орешки и жри, – рыкнул Глеб. – Приказ старшего по званию.
– Есть, – пискнул Егор и метнулся к столу. Глеба, даже за прозрачным бронестеклом, он сейчас боялся больше, чем гипотетического безопасника. При этом сам он совершенно не боялся, хотя был приговорен к смерти, даже если б не случилось звезды.
– Дядя Глеб, а почему вам не страшно? Вы же уже все поняли, – спросил Егор.
– А чего мне бояться? Смерти? Она будет быстрой – или реактор рванет, или … подскажи.
– Мы упадем на звезду.
– Или мы упадем на звезду. Это безболезненно. Чпок, только что ты был, а вот тебя нет. К тому же, ты не можешь на это никак повлиять – чтобы ты не делал, ты все равно «чпок». Так зачем этого бояться? Как только я врезал Одинцову, я тут же умер – то был мой «чпок». Твой «чпок», когда подслушал, что тебе слышать не полагалось.
Егор кивнул.
– Но совсем не бояться опасно. Страх — это такое же чувство, как вкус, обоняние, зрение, осязание или слух. Твой организм «чувствует», что с ним может произойти и как. Особенно, твое тело боится умереть. Смерть она же разная. Одно дело мгновенно сгореть в короне звезды, а другое – подавится орешком, который ты уже минуту катаешь на языке. А ведь вокруг никого нет, кто бы тебе мог помочь, если он попадет не в то горло.
Парень поперхнулся, действительно чуть не проглотив орех и закашлялся, а Глеб жизнерадостно расхохотался.
– Смерть, Егор, она такая – она всегда рядом. Просто нужно быть к ней готовым.
– Я не готов.
– Ну, у тебя еще… Сколько часов?
– Девять.
– Много! Даже ещё раз поесть успеем. Иди поработай — поможет время скоротать.

Несколько часов Егор смог убить, занимаясь привычной работой. Иногда, он даже забывал, что уже мёртв. Корабль жил обычной жизнью – сновали техники, проходили степенные офицеры, путались под ногами боты-уборщики. Всё как обычно, словно ничего и не случилось.

Но вот прошло два часа. И шепотки зазвучали во всех уголках корабля. Начались ссоры и драки – люди чувствовали, что что-то не так, отвечали резче и вели себя агрессивнее, чем обычно. Может звезда так влияла. К тому же офицеры куда-то резко пропали, и люди осмелели. Коридоры наполнились праздно шатающимися, даже пьяными, из распахнутых настежь кают звучала музыка. Из других же, закрытых, наоборот не раздавалось ни единого звука.
Егор упрямо продолжал работать, несмотря на то, что смысл в этом окончательно пропал. Он сам назначал себе в работу наряды, сам их закрывал и шел дальше. Но он такой, похоже, был один. Даже непогрешимый Иван Иваныч сидел у себя и играл в шахматы с незнакомым пустотником.
– Егор, ты ел? – окликнул начальник вернувшегося за расходниками парня.
– Я не хочу, спасибо.
– Тебе надо, – наставительно сказал он, – ты должен расти, чтобы стать сильным. Иди и поешь – это при..ик…каз.
Егор с удивлением понял, что Иван Иваныч до изумления пьян.
– И Глебу отнести.
– Слушаюсь.
– Ефим, заснул что ли? Ходи давай, а то доиграть не успеем.
Начальник вновь уставился на шахматную доску.
Что-то показалось странном в этом Ефиме. Егор присмотрелся и понял, что – Ефим был мертв. Вот так вблизи смерть ему еще видеть не приходилось. Раньше, всего шесть часов назад, он бы испугался. Сейчас ему было все равно.

Пока он шел по коридору, мимо пронесли незнакомого изысканно одетого мужчину с торчащим из живота ножом. Наверняка, в медотсек. Мужчина ныл и просил нести аккуратнее. И тогда Егор вспомнил еще один свой страх…

– Ровно сиди, – потребовала врач, фиксируя в зажимах культю, оставшуюся от левой руки, – ты же мужик! А скулишь как маленький щеночек. Я тебе такую дозу обезболивающего вкатила – ты сейчас бесчувственнее камня должен быть.
Егор до крови прикусил губу и попытался не д1ргаться. Больно было до безумия, не смотря на инъекцию.
И он терпел, проклиная тот шлюз и свою беспечность, которая стоила ему кисти с половиной предплечья.
– Сейчас немного поколет, – женщина отошла от бокса репликации и стала колдовать с консолью.
Ага, немного. Слезы брызнули из глаз, рука непроизвольно дернулась, а из сжатых губ вырвался стон.
Рука росла на глазах, распечатываемая наноботами.
– Иван Иванович, у вас все подчиненные такие неженки?
– Анна Германовна, сам удивляюсь – не похоже на него. Егорка, ты чего?
– Больно, – просипел парень. – Но я потерплю. И я не щенок.
– Утыбосемой, – потрепала за щеку парня врач, – радуйся, что дали позволение на восстановление руки, а то б с протезом ходил.
– Радуюсь, – сквозь зубы, чувствуя медный вкус на губах, процедил Егор, – по гроб буду должен.
– Еще и дерзит, – всплеснула она руками. Заметила искусанные в кровь губы и нахмурилась.
– Что, вправду больно?
– Я потерплю — я же сказал.
– Не надо терпеть, – она озабоченно посмотрела на инъектор, – Ой.
Егор наблюдал как холеное лицо врача стремительно пунцовеет.
– Бедненький, – она стремительно выбросила ампулу, вставила новую и вновь прижала к плечу. – Как сейчас?
Егора затопило покоем и теплом. Боль исчезла, а его душу будто вознесло на пушистом облаке на небеса.
– Тетя Аня немного перепутала, – он почувствовал аккуратные касания влажного тампона на губах. – А ты молодец. Я бы, наверное, орала, как резанная. Беру свои слова обратно.

Егор осматривал новую руку и только сейчас понимал, как ему повезло.
– Пару дней будет чесаться. Постарайся не нагружать пока. И прости тетю Аню.
Она прижала парня к обтянутой тканью груди и поцеловала в лоб. – Виновата.
– Да чего уж, – пробормотал Егор, ощущая, как в душе что-то зарождается от близости с этой безумно привлекательной женщиной.
Выходя, он обернулся – она так и стояла, безупречная в своем обтягивающем идеальную фигуру белоснежном брючном костюме.
Такой она с тех пор и являлась в беспокойных снах.
Он часто встречал её в коридорах. Она приветливо ему махала рукой или перекидывалась с ним парой слов, смотря прямо в душу своими зелёными глазами. И тогда дыхание у него перехватывало. И это было страшно — признаться себе, что он не мыслит уже свою жизнь без неё и этих встреч.

“Может сходить и признаться ей?”
С этой мыслью он зашел в отсек безопасников.
– Думал про меня забыл. Как я понимаю, уже все всё знают? – Глеб достал свою коробку из приёмника и принялся за еду.
– Угу, – подтвердил Егор, тоже приступая к обеду.

– Ну так что ты у меня собирался спросить, кормилец? – отложил пустой контейнер Глеб.
– Я? – дёрнулся Егор, – да ничего… Еды принес.
– Давай, спрашивай — заслужил.
– А вы любили?
Старшина рассмеялся.
– Ну о чем еще может спросить юноша. Давай сперва выясним, что ты понимаешь под любовью?
– Чувства.
– Не знаю. Наверное, нет. Если страстное желание обладать не считать за «чувства». Но ты же хотел спросить другое. Так вот отвечу: да, признаться ей. Что ты сейчас теряешь? А кто у нас избранница?
– Да так…
– Всех горничных и работниц камбуза отбрасываем. Антонова? Тоже нет – ей уж под сорок. Крапивина? Тоже нет – она «чувства» не вызывает, особенно как налысо побрилась. А кто еще… Да неужели? – Глеб довольно растянулся в улыбке. – Ну ты, брат, даёшь. А ты в курсе, что она жена самого Горчакова?
– Нет. А есть разница?
– Нету. Но выбор твой одобряю – умна, талантлива, красива. Ну, допустим, ты поборол свою застенчивость и признался ей. Что дальше?
– Не знаю.
– В общем случае – ничего, в том числе, хорошего. А конкретно сейчас у тебя все карты на руках. Поэтому иди расскажи ей всё, что мне рассказал. А потом признайся в чувствах и проси об одной услуге. Дави на жалость, говори, что так и умрешь, не ставь мужчиной и прочее. Скорее всего, сжалится.
– С ума сошли, – похолодел Егор. – Я же ее люблю! А вы такое…
– Егорушка, ты еще любить не умеешь – не дорос духовно. Это только с возрастом приходит. Ты пока просто её хочешь. К чувствам, воспетым поэтами, это отношения не имеет. Поэтому, иди и сделай как я сказал. И хватит всего боятся! Тебе жить осталось три часа или два?
– Два.
– А лучше, просто приди и сам её возьми. По праву сильного. Ты же мужик! Любой самый слабый мужчина сильнее самой сильной женщины. Если конечно другие ещё не взяли.
Последнюю фразу он пробормотал себе под нос, и Егор ее не услышал.
– Инструменты мне дай свои – может смогу выбраться.
– Есть! – откозырял парень. Сунул в передаточный бокс пояс с инструментами и убежал.
– К пустой голове руку не прикладывают, бестолочь! – крикнул Глеб. – Мультитул дай!
Но Егор уже унесся.

Вот и медотсек. У входа валялся тот человек с ножом в животе, уже мёртвый, и один из пилотов с почерневшей дырой в груди. Очевидно, врач была вооружена и принимать никого не желала.
В отсек он попал через служебный лаз. Старался не шуметь, но она услышала.
– Кто здесь? – послышались быстрые шаги и в лицо ему уставился ствол бластера.
– Это я, Анна Германовна.
– А, Егор, – женщина тут же успокоилась, – а то там все с ума все посходили. Чёрти что творится. Все под трибунал пойдут, как нас спасут.
– Нас не спасут – мы уже мертвы.
И Егор всё рассказал.

– А я чувствовала, только верить боялась, – всхлипнула женщина, как он закончил. Бластер она положила на кушетку и глубоко задумалась, устремив взгляд в пустоту.
Егор не решался целую минуту, кляня себя на все лады. А потом отбросив все страхи, положил ладонь ей на упругое бедро, туго обтянутое тканью юбки. Спустился чуть ниже, до колена, залез под юбку. Женщина удивленно уставилась на него:
– Егор, ты чего?
– Я вас люблю, – кинул он ей в лицо и в отчаянном рывке повалил на бок, впиваясь в мягкие губы. Его ладонь неумело шарила по её бедрам, а брюки в паху готовы были лопнуть от напряжения.
– Сбрендил! – она отшвырнула парня от себя. Егор, не ожидавший такого, отшатнулся, упал, не устоял на ногах, ударился головой о что-то твердое и отключился.
Пришел в себя от легкого шлепка по щекам.
– И что это было? – она строго посмотрела на него.
– Простите, – промямлил Егор, садясь и щупая затылок.
– Я тебе в матери гожусь!
– У нас разницы девять лет всего. Тоже мне – мать.
– Дерзкий ты больно, – она села напротив. – Такой всегда был застенчивый. В глаза боялся смотреть, зато что пониже спины буравил глазами, аж жгло. А тут осмелел.
– А чего теперь бояться? Полтора часа осталось.
– Ну что? – вдруг спросил вошедший в отсек Глеб, – признался?
– Ага.
– А она?
– Она сильнее меня оказалась.
– Тьфу ты ну ты, – расстроился старшина. – Там кстати на мостике уже собираются на последний сеанс, если интересно. Даже как-то умудрились остановить вращение, чтобы на звезду смотреть не отрываясь. Красиво — не спорю. Но есть же занятия поинтереснее. Добрый день, Анна Германовна, прекрасно выглядите.
– Добрый, – женщина взяла с кушетки бластер. – Стойте, где стоите.
– Ууу! Какие мы грозные, – Глеб шутливо поднял руки. – Неужто убьете безоружного?
– Вы будете не первый. Что вам нужно?
– То же, что и ему. Он так о вас заманчиво рассказывал, что я подумал: А чем я хуже?
– Нет, – сказала женщина и выстрелила. Глеб одним гибким движением ушел с линии огня, а потом метким броском ключа выбил из руки оружие. Старшина, прыжком преодолев последние метры, схватил женщину, развернул и прижал к себе, сдавив горло локтем.
– Итак, – он по-хозяйски ощупал всю вырывающуюся женщину сверху до низу, – мне пока все очень нравится. У Егора неплохой вкус. Признаюсь, никогда вас не рассматривал, как партнершу. А он – рассматривал, представляете? Любит вас паренек, а вы жадничаете, будто от вас убудет и Это на нем кончится. А я вам скажу, – он одним движением разорвал на груди блузку и вцепился пятерней в крупную грудь, – не кончится. И даже сейчас докажу несколько раз.
Женщина болезненно застонала, когда старшина нагнул ее, прижал к кушетке и распнул ноги пошире, после чего принялся расстегивать брюки.
– Егорка, ты следующий. Смотри и учись – тут все просто. Первый раз страшно конечно, но потом втягиваешься. Само собой, есть тонкости и нюансы. Сейчас начну и все расскаж…
В голове Глеба появилась сквозная дыра, в которой еще секунду билась и плясала плазменная струя из мультитула, переключенного в режим резака. Мерзко завоняло горелым мясом и волосами, а тело со спущенными штанами грузно шлепнулось на пол, поддавшись несильному толчку руки.
– Сам разберусь, когда время придет.
– Может отвернешься? – женщина выпрямилась и безуспешно попыталась застегнуть блузку.
– Неа, – нагло заявил Егор.
– Силу почуял? Может дать потрогать? – она вплотную подошла к парню, покачивая грудью с торчащими сосками. – Вы же все сильные – возьми меня и всё.
– Оденьтесь, – он вдруг смутился, протянул ей свою куртку и отвернулся.
– Мужланы, – в ее голосе слышалась горечь. – Всем вам нужно одно: никакой романтики, стихов, красивых ухаживаний – сразу нагибаете и вперед. Животные.
– Анна Германовна, а хотите я вам подарю звезду?
Она замерла и уставилась на Егора внимательно рассматривая. Застегнула куртку и подошла вплотную.
– А ты знаешь, хочу. Дари!
– Тогда пойдемте, – он с полупоклоном подал ей руку.
– Локоть согни и держи. Ничего не умеешь – как с девушкой гулять потом будешь?
– Сам разберусь, когда время придет.
Они оба засмеялись и под руку степенно вышли из отсека.

На мостике уже собралось несколько десятков человек. Кто-то притащил целую гору офицерских рационов, составив рядом батарею разномастных бутылок. Люди подходили и брали, что хотели, возвращаясь на свои места. Было очень жарко – система откровенно не справлялась – многие сидели в нижнем белье или совсем голыми.
И в полной тишине не отрываясь смотрели на огромную звезду занимавшую весь обзорный экран.
Егор с Анной устроились на полу у стены, где оставалось свободное место.
– Вы есть хотите? – спросил он шепотом, склонившись к самому её ухо.
– Хочу, – прошептала она, повернувшись к нему так, что их лица оказались в опасной близости.
– Сейчас принесу, – Егор, после долгой паузы, когда чувствовал её дыхание у себя на лице, сглотнул, и нехотя ушел.

– Я еще выпить взял, – плюхнулся он рядом.
– Пойдет. Давай поедим сперва.
Егор весь издергался, придумывая куда деть левую руку — он сел слишком близко к ней, но отодвигаться не хотелось.
– Обними меня, – шепнула она.
Он обнял, пробурчав:
– Странные вы, женщины, то животными называете и бластерами грозите, то обними их.
– Ага, мы такие. Так что там с подарком?
– Я дарю тебе эту звезду, любимая, и нарекаю ее Анной. Правда она так будет называться только час, – они посмотрели друг на друга. Их носы почти соприкоснулись.
– Это самый лучший подарок в жизни, – она сама поцеловала его так, что у Егора дух захватило, а сердце рухнуло куда-то вниз. Потом он почувствовал, как ее ладонь легла ему на пах. Сам не понимая почему, он её руку убрал.
– Анна, если это случится, окажется, что Глеб был прав — и то, что сейчас между нами, это всего лишь «мужчина и женщина», а не Егор и Анна. А я вас люблю. И пускай это самая большая глупость в моей жизни, но давайте продолжим то, что мы сейчас делаем — легко флиртуем и чувствуем, как растет между нами что-то большое и светлое. И я… Слишком боюсь потерять вас…
Он сбился с мысли и замолчал.
– Как ты быстро взрослеешь, мальчик, – она обхватила его лицо ладонями, притянула к себе и начала жадно целовать.
– Тихо вы! – приложил палец к губам пожилой мужчина, сидящий перед ними, – идите в коридор и там воркуйте.
– Всё, молчим, – Егор показал, как закрывает рот. Анна аж прыснула в кулак.
Они пили, ели, обнимались, целовались и любовались её звездой.

– Пять минут, – объявил, тяжело дыша, старший навигатор.
Его услышали единицы – отсек с реактором отстрелили в космос полчаса назад, опасаясь, что он взорвется раньше, чем они упадут на звезду – все системы жизнеобеспечения отключились.
– Спать хочу, – пожаловалась Анна, устроившая голову на коленях Егора. – Сколько ещё?
У него у самого глаза закрывались – сказывалось кислородное голодание, но он держался.
– Ещё долго. Спи, любимая, я разбужу.
– Только обязательно разбуди, – пробормотала она, закрыв глаза, – тебе же будет страшно одному.
– Мне уже ничего не страшно.

Конечно, будить её он не стал…