Рассказ №28 Быль о Старце Илии

Очередь к Старцу Илию двигалась медленно, но люди не роптали. Им всем нужны были утешение и мудрый совет от святого. Служка ещё с утра собрал по рублю с каждого страждущего и гарантировал ночлег в гостеприимном доме ближайшей обители для тех, кто не успеет поговорить со Старцем сегодня.
Из всех богомольцев выделялся один – калика перехожий. Вроде и выглядел он молодо, ростом высок, сухощав, измождён. Казалось дунешь – пополам переломится. Вот только каждый, кто в глаза ему заглядывал, невольно креститься начинал – столько боли в них было. А калика ещё и обмолвился, что уже на Афоне побывал.
Его уж хотели без очереди к Старцу пустить, но он, как Божий человек, отказался. Не то что барыня, что на своей карете подъехала во втором часу пополудни. Правда, даже ей пришлось на землю ступить – Старец обосновался в землянке в гуще соснового бора. И вела к той землянке лишь одна тропка из белого песка, богомольцами протоптанная.
Только кинулся служка барыне наперерез и сказал, что Старец всех по очереди принимает. А ежели она без очереди пройдёт, то плохо ей будет.
Барыня ругалась страшно, ножкой топала, но служка был спокоен. Ну да, времена теперь иные пошли. Десять лет, как царь-батюшка волю народу дал. Развернулась барыня, влезла в карету свою и уехала не солоно хлебавши.
Повеселела очередь. Старец Илий – он ведь настоящий святой человек, и порядки у него правильные заведены. Так что никому не обидно.
И, когда к солнечному закату оставалось несколько человек, они не расстроились, а спокойно пошли за служкой в обитель.
Только калика перехожий остался. Бросил котомку свою под куст ракитовый и спать лёг. Просили его все с ними пойти. Обитель всех примет – чай земля наша святая, православная.
Отказался калика. Не стали ему мешать.
В полночь, как засияла в небе полная луна, поднялся он и пошёл по тропинке белого песка. Спокойно шёл он, веткам не кланяясь криков ночных не боясь, с шага не сбиваясь.
Подошёл он к землянке.
Старец Илий сидел на крыше и смотрел на звёзды. Не обернулся он к гостю полуночному, а лишь спросил:
– Неужто дело твоё срочное, утра не терпящее?
– Послушай и реши, терпит оно или как, – без всякого почтения ответил калика.
Старец Илий лёг на крышу своей землянки, чтоб сподручнее было на звёзды смотреть и стал слушать.
– Лет пятнадцать назад по одному селу проезжал барин, и увидел он молодуху одну красивую. Барин страстно любил театр и забирал туда всех красивых девок из окрестных деревень. Разумеется, платил за каждую рублей десять, а то и пятнадцать – щедрый был. Вот только то не молодуха уже была, а баба, у которой старшенькому уж пятый год пошёл. Барину всё равно было. Кликнул он кучеру своему, скрутил тот бабу закинул в коляску и увёз. Вечером мужик её домой вернулся. Дети малые орут, соседи руками разводят. Роздал мужик детей родне, взял топор и пошёл в барский дом. А следующим утром запороли его насмерть на барской конюшне. С бабой его барин повеселился, а она, сраму не выдержав, повесилась. Трое детей у них было, один вырос. Как Бог злу такому твориться позволяет?
Набежала на небо ночное тучка. Вздохнул Старец Илий, сел, развернулся к гостю:
– Печальна твоя история. Много таких я слышал. И барина такого припоминаю. Как государь-император наш вольную крестьянам дал, так разорился он. По миру пошёл. И во сей губернии ему люди во след плевать стали. Так что покарал его Господь наш. И ты прости ему зло его. Ибо велено прощать нам врагов наших. Дал тебе Бог испытание. Неси же этот крест со смирением.
Калика подошёл к Старцу вплотную:
– Разве кара это, когда нелюдь продолжает землю православную топтать? Сколько он девок спортил, сколько мужиков приказал запороть! И ведь не просил он прощения ни у кого. Только деньги швырял свои.
Вздохнул Старец:
– Не властны мы над чужими жизнями распоряжаться. Ежели встретишь его – прости. Пусть он сам перед господом нашим ответ держит.
– Значит простить его я должен? – уточнил калика.
– Конечно. Иначе не будет тебе дороги в кущи райские.
– Ну что ж! Не будет, так не будет.
Калика порылся в котомке, достал из неё кинжал, на святой горе Афоне намоленный, и всадил его в живот Старцу Илию.
– Не для того я тебя пять лет искал, барин, чтобы прощение твоё принять!
Не закричал Старец Илий от боли, только запах из раны пошёл серный.
– Хороший у тебя кинжал, правильный. Я бы попросил прощения, только имени твоего не знаю. И кто мамка твоя, тоже не упомню. Много таких было.
Ушла тут тучка, засияла луна. И в свете лунном увидел калика рога на голове Старца. А лицо его – харя бесовская.
– Вот видишь, причиняешь ты мне боль, а прощаю я тебя. Так и должно христианину поступать, смирять чувства низменные, душу свою беречь.
Голос Старца был добрым и ласковым. Вытащил калика кинжал из его живота и снова вонзил. А потом ещё раз и ещё раз. Не сопротивлялся Старец Илий. Обессилел калика, упал ему в ноги и заплакал. Положил ему старец длань правую на голову и сказал:
– А отца твоего вспоминаю я. Я ж не хотел его убивать. Кинулся он на меня с топором, но хотел я его простить по-христиански. Били его кнутом до тех пор, пока прощения просить не начнёт. После каждого удара спрашивали. Смертный грех гордыни обуял его. Так он и умер, прощения не попросив.
Сказал это Старец и ушёл в землянку спасть.
Вернувшиеся утром богомольцы увидели калику беснующимся. Орал он, что старец Илий – диавол. Что надо немедленно сжечь его, убить. Размахивал калика кинжалом, служку за грудки хватал.
Хотели люди добрые сначала за дохтуром позвать. Но тут сам Старец Илий вышел и просил простить калику, за разум помутившийся, а калика возьми да и бросься на него с кинжалом. Хорошо, что среди богомольцев пара мужиков крепких оказалось. Скрутили они калику, да к уряднику отволокли.
Опросил урядник мужиков, записал их слова, и отправил калику в суд. А судья уж так рассудил, что его на каторгу отправили. И что с ним потом стало – бог весть.
Слава же о Старце Илии только множилась. Скоро со всей Руси-матушки к нему народ горемычный приходить стал за словом добрым, да советом праведным. Всех он привечал, всех выслушивал, и не было такого, чтобы кто-то ушёл от него обиженным.