Рассказ №13 Душа

Петрович уныло смотрел в окно. Май в этом году выдался холодный и дождливый, за окном лило. Планерка подходила к концу. Начальник распределял работников на участки.
– Во вторую бригаду войдут Самойлов, Яковлев и Сомов. В третью Калашников, Ярыгин … – оглашал список начальник. Фамилии Петровича все не было. Он ждал и надеялся оказаться в одной бригаде с Самойловым и Сомовым – вот у этих ребят работа всегда спорилась. В такой бригаде окажешься – обязательно премию потом получишь!
– Кукушкин, Дымов, Рябухин.. Петрович, тебя тоже ставлю с Дымовым и Рябухиным, пусть присматривают за тобой….Кашкин, Корякин…
Ну, Дымов и Рябухин тоже неплохо, подумал Петрович. Не Сомов, конечно, но ребята толковые. И премия с ними, возможно, получится. Душа Петровича от этой мысли поморщилась.

Петрович втайне мечтал о карьере. Чтоб карабкаться на вершину, вгрызаться в трудности, преодолевать… Стать начальником участка, потом смены, потом глядишь, и выше удастся взобраться … Эх! В мечтах Петрович часто оказывался впереди всех, на вершине, самый-самый… Душа Петровича взывала к работе, радости, труду… Поэтому Петрович … безудержно фантазировал, да и только. Ведь в жизни… В жизни «трудности» и «вершины» Петровичу попадались, причем с избытком, но карабкаться ему было ох как тяжко, тяжелее, чем в мечтах. Да и глядя на других, он скорее рассуждал о несправедливости жизни, чем о возможных вариантах преодоления. Ведь для других, думал Петрович, трудности, кажись, не так уж трудны, как для него. Взять вон хотя бы Дымова – как ловко управляется с инструментом. Как будто родился с ним в руках. А Петрович уж несколько недель мучается, чтоб кое-как освоить! Тяжко, тяжко ему, не везет…

– Петрович, надо бы план участка посмотреть, прежде, чем приступать. Давайте, мужики, через 5 минут в кабинете встретимся, я до завхоза сбегаю и вернусь, – Дымов был назначен главным в бригаде. Руки у него были золотые, работать он любил. Успевал все и всегда, хотя дома его ждала жена с годовалым сынишкой, а в районной больнице – мама после недавнего инсульта. И то, и то требовало от него много времени и сил, но воля у этого человека была стальная. Сказал – сделает.

– Ага, а я тогда пока покурить схожу, – работать Петровичу не хотелось… Разглядывать план участка, делить обязанности, а потом ведь за результат еще спросят… Эх, ему бы к речке, да с удочкой, да с палаткой… Красота!

«Беда с этим Петровичем, свалился на мою голову, – думал Дымов, разглядывая Петровича, – Опять дурака проваляет, мучайся потом, переделывай. Не-е-е, с таким работничком каши не сваришь…»

Дымов огляделся, глазами ища на стеллаже тот самый инструмент, о котором недалече горько рассуждал Петрович. Повозиться пришлось, конечно, с эдакой машиной. Несколько вечеров читал, схемы разглядывал, потом снова читал. Даже потренироваться пришлось с инструментом-то, перед выходом на смену пару пробных, так сказать, сделать. Сначала все валилось из рук, инструмент не поддавался. Потом стало лучше, лучше и вот – овладел-таки чудо-зверем! Дымов любовно погладил подчинившийся ему инструмент и, насвистывая популярный мотивчик, побежал к завхозу.
А в курилке мужики обсуждали вчерашний матч по футболу. Петрович любил провести вечерок-другой перед телевизором с бутылочкой пива в руке. Поэтому он, оставив хандру, живо включился в разгоревшийся спор, напрочь позабыв про условленную встречу. Через двадцать минут, ловко выиграв словесную битву, утерев нос всем оппонетнам, он выходил из курилки. «Вот как я их!» – думал Петрович. Очень довольный собой, он повернул за угол… и нос к носу столкнулся с Дымовым! Ах ты ж!

– Петрович, ты где пропадал-то? Мы уж закончили с планом… Ну, тебе тогда самый дальний участок оставим, там дел немного, и работка несложная. А остальное мы уж как-нибудь сами…

Ах вот оно как! Ах самый дальний участок с несложной работкой? А они, значит, сами? Петрович обиделся. Душа его огорчилась. Ведь опоздал-то всего ничего! Нет, мужики явно несправедливы к нему.

***

Вечером Петрович брел домой в унынии. Входя в подземный переход, он заслышал звуки гитары. Уличные музыканты любили играть в этом переходе и часто радовали прохожих перепевками последних хитов. Петровичу нравилась гитара! В юношестве он мечтал научиться бряцать, да так, чтобы хорошо, чтоб прям за душу брало. Собственная душа Петровича, а тогда еще десятиклассника Кольки Петухова, неудержимо просила творчества. Поэтому Колька выпросил у отца жёлтую фигуристую гитару, и даже разучил пару незамысловатых песенок. Дворовые пацаны ужасно завидовали Кольке, когда он, специально одев белую рубашку, выходил вечером на лавочку – бряцать. Парни завидовали, девчонки хихикали – красота! Но дальше дело не пошло. Простые песенки быстро приелись, а более сложные композиции требовали умений. Но умения сами по себе не приобретались, они требовали времени, упорства и дисциплины. Колька маялся, пытаясь заставить себя запоминать аккорды, разрабатывать кисть, растягивать пальцы. Работка была нудная, однотипная, местами даже скучная. Мастерство требовало жертв. От такой работы Колькин интерес быстро угас, не помогла даже душевная тоска по прекрасному. И не было рядом человека, который в эту минуту подержал бы порыв Колькиной души. Гитара в углу медленно покрывалась пылью, пока отец, поджав губы не забрал ее – продал соседскому мальчишке. Мальчишка, кстати сказать, быстро смог то, чего Колька так и не сумел – сначала он научился сносно играть, тратя на занятия часть свободного времени, потом научился петь, потом и песни стал писать, свои, авторские. Собрал группу таких же увлеченных, уехал в другой город. Мировую известность, конечно, не приобрел, но на жирный кусок хлеба зарабатывал. А вдобавок имел вокруг себя группу таких же, как он, единомышленников, «своих», так сказать, родных по духу. И творчества там было хоть отбавляй! На этой мысли душа Петровича сжалась от тоски и громко всхлипнула. Мимо гитариста Петрович пронесся по переходу как на пожар, грубо оттолкнув зазевавшуюся тетку.

Домой Петрович пришел злой. Люба на кухне что-то жарила, пахло луком и пар валил в приоткрытое окно. Душа Петровича, истерзанная переживаниями дня, просила утешения и любви. Обнять бы Любашку, пожаловаться на судьбину свою горькую, авось полегчает, авось скумекают они вдвоем чего. Вместо этого Петрович пнул подвернувшуюся табуретку и сунул нос в скороводу.

– Любаня, опять ты дрянь какую готовишь?! Мужик с работы уставший пришел, а ты ему что – вот это в тарелку положишь?! – Петрович нарывался на скандал.
Люба, уставшая женщина с неопрятным пучком седеющих волос, молча пожала плечами, положила ложку на кухонную тумбу, развернулась и вышла. Неладно в доме было уже давно, но последние недели стало совсем туго. Петрович приходил домой злой, цеплялся по пустякам и скандалил по чем зря. Сначала она огрызалась. Потом стала просто терпеть. А когда терпение кончилось, загадала, что после следующей же ссоры уедет к сестре. Будь что будет. Хватит с нее.

Петрович, кипя от ярости, стукнул по столу кулаком. Вот ведь бабы, а! Душа Петровича сжалась от ужаса. Что же ты делаешь, дурак, шептала она. Беги, возвращай Любашку, кайся и проси прощения.

«Ну нет, решил Петрович, не дождется!» На душе от этого стало горько.

Гоня от себя ненужные мысли, Петрович, похлопал по карманам, ища сигареты. Сигарет нигде не было. Курить бы бросить, вдруг подумалось ему. В соседней комнате Любашка громыхала, выдвигая и задвигая ящики. Дабы избежать столкновения с обиженной им же женой, Петрович выскользнул на улицу. Табачка была через дорогу напротив, три минуты ходу, и Петрович, бормоча что-то себе под нос, не глядя выскочил на проезжую часть. Невесть откуда взявшийся автомобиль сильно ударил его тощее тело, Петрович успел лишь удивиться такому повороту событий…и его не стало.

Душа Петровича, освобожденная от плоти, взмыла вверх, радуясь свободе и свежему ветру. Ее манили неведомые дали, и она наконец-то могла следовать зову. Ей привиделась жизнь. Другая – такая, какая могла бы быть.

Вот Колька Петухов сидит в комнате с гитарой в обнимку. Он битый час учит новую песню, мучая струны. Он готов бросить это дело. Душа шепчет ему: «Ты уж постарайся, ради нас двоих». Еще немного помучавшись, Колька откладывает гитару и выходит на балкон. Родителей дома нет, поэтому он достает из тайника сигарету и воровато прикуривает. Пока тлеет огонек, Колька напряженно размышляет о чем-то. Затем резко выбрасывает окурок, стремительно возвращается в комнату, берет гитару в руки и… следующий час неотрывно отрабатывает аккорды. Через неделю Колька владеет пятью сложными аккордами и тремя новыми способами перебора струн. Душа зажмуривается от удовольствия.

А вот Николай Петрович идет на завод. Там он уважаемый работник, мастер на все руки. Свою карьеру сделал сам, а ведь начинал с самых низов. В таких рабочих передрягах участвовал – кому сказать, не поверят. Сотрудники пример с него берут. Как достиг? На это Петрович таинственно отвечает: за душой шел.

После тяжелого рабочего дня Николай Петрович возвращается домой. Его встречает улыбчивая женщина – но это не Любашка. Женщина просто, но аккуратно одета, длинные волосы уложены в изящную прическу. Следом за ней выбегает конопатый пацан. Он машет перед отцом макетом самолета, хвастаясь, что собрал его сам, сам! Николай Петрович улыбается жене и сыну, и вместе с ним улыбается его душа.

Однако долго любоваться видениями душе Петровича не пришлось. Вспышка – и она оказалась в потоке огней. Стремительный полет, и вот она на площади. Поодаль такие же души, как она, толпятся в очереди. Два бородатых старца, сверяясь со списком, указывают им дальнейший путь. Душа Петровича, неуверенно озираясь по сторонам, встает в конец. Когда приходит ее черед, старцы долго шепчутся меж собой.

– Куда ж ее девать? Потенциал есть, да в зачатке совсем.

– Да вижу я. Давай туда ее – к младенцам.

– К нерожденным что ли?

– Ну а куда ж? Для души жизнь прожить – еще не значит родиться. Для этого хозяину стараться надо было, прислушиваться, внимать. А он только небо зря прокоптил, да душу свою измучил, истомил… Она уж звать его перестала совсем – толку-то. Ну ничего, милая, авось в следующий раз тебе повезет больше, уж я за тебя похлопочу.

Душа, окрыленная добрым обещанием, уносится вдаль. Душа видит облака, горы, моря. Видит, как люди спешат на работу, с работы, как они заводят собак, кошек, детей, видит, как люди рождаются и умирают. Душе мерещатся яркие грезы, и свет новой жизни уже брезжит за поворотом.