Рассказ №10 Мим

Выстрела не было. Человек упал замертво.

*

Анри завтракал позавчерашним супом. Вермишель склеилась склизким клубком, лук разварился и уныло плавал мутной стружкой. Так бывает, когда пять лет суп готовила только жена.
Анри не стал даже разогревать: едва ли это сделало бы суп более съедобным, а вот время он потеряет, да и язык в спешке обожжет.

Около участка его уже ждал служебный автомобиль. Вместе с Паулем, напарником, шофер отвёз их в торговый центр, где два часа назад был застрелен мим.
– Сержант Дюваль уже опрашивает свидетелей, – Пауль закурил. – Он первым приехал по сигналу охраны торгового центра и вызвал нас.
– Было бы здорово, если бы он на этом и остановился, – проворчал Анри.
Так бывает, когда неприятности в личной жизни отравляют и всю остальную жизнь, обесценивая старания коллег.
Пауль пожал плечами.

*

– Мне казалось, что я даже слышу, как капает вода с весла, которым он отгонял тину.
– Мадам Фореньи…
– Мадмуазель.
– Ох, простите. Мадмуазель Фореньи, у погибшего было что-то в руках?
– Нет, это было воображаемое весло и воображаемые капли. Мне казалось, он отгоняет тину… Он так мастерски все показывал, я и не думала, есть ли что-то у него в руках на самом деле!
– Сержант! – Анри и Пауль быстро шли по этажу торгового центра, на ходу пряча удостоверения. – Здравствуйте, мадам.
– Мадмуазель, – старушка кокетливо поправила шляпку.
Анри кивнул ей и вновь обратился к сержанту.
– Удалось что-то выяснить?
– Немногое. Похоже, это был отличный актер, настоящий профессионал.
– Да-да, выдающий молодой человек! – закивала мадмуазель Фореньи.
Анри строго посмотрел на нее, попросил никуда не уходить и отвёл сержанта в сторону:
– И как настоящего профессионала занесло в эту дыру?
– Хозяин торгового центра устроил камерную сцену здесь, около фудкорта, и по выходным приглашает выступать за небольшой гонорар, – сержант сверился со своим блокнотом. – Месье Каем, хозяин, стоит вон там, у колонны. Я попросил его собрать все записи с камер.
– Кто вызвал полицию?
– Огюст Дореме. Он дежурит сегодня на этом этаже.
Пауль стоял у тела погибшего. Немолодой мужчина (но для мадмуазель Фореньи, безусловно, он казался мальчиком) лежал, широко раскинув руки. Алые губы горели на белом лице – профессиональный грим мима. У виска зияло отверстие, обрамленное копотью. Крови почти не было. Рядом лежала черная кепка, вывернутая наизнанку.

*

– Месье Каем, Вы наверняка храните карточки тех, кто выступает у вас на сцене. Что можете сказать об убитом?
Седеющий толстячок равнодушно пожал плечами:
– Он записан у меня под псевдонимом «Мим О.», настоящее имя я не спрашивал.
Анри устало пригладил волосы.
– Я вижу, Вас не очень трогает произошедшее.
– Эээ, инспектор…
– Инспектор Жерар. Анри Жерар.
– Люди шли на его выступление и оставляли больше денег в ресторанах фудкорта. Прибыль ресторанов увеличивалась, а с ней и арендная ставка. Сейчас люди идут посмотреть на следователей, покупают лишнюю порцию кофе, съедают незапланированный круассан. Если вы провозитесь до обеда, они закажут еще и стейк. Мертвый ли, живой – актер приносит мне прибыль.
Действительно, людей на этаже стало заметно больше. Полиция, разумеется, оцепила место преступления, но праздные гуляки с ничуть не меньшей охотой наблюдали издалека. Кто-то раздобыл бинокль. Анри недовольно поморщился.
– Паспортные данные, страховка, банковский счет? Неужели ни одного документа? Как же Вы собирались платить за выступление?
– Видите ли… Те, кто выступает здесь, испытывают трудности с официальной работой. Студенты, желающие побороть страх публики. Актеры, которых никуда не берут. Певцы-самоучки. Словом, я предоставляю им место, а гонорар они собирают сами.
– Понятно. Видеозапись с камер готова?
– Конечно. Огюст все расскажет, он дежурил на этаже, когда это произошло.
«Это произошло» – так всегда говорят, когда предпочли бы, чтобы оно не происходило.

*

С Огюстом беседовал Пауль, но ничего толкового ни охранник, ни камеры не сообщили. Видеозапись показывала крупным планом все выступление мима – и правда одаренного. Охранник наблюдал со стороны. Показания их сходились: мим приставил палец к виску, будто стреляет из пистолета, «спустил курок». Через мгновение он лежал уже мертвый, хотя публика, завороженная его выступлением, еще ждала, что он встанет. Но актер играл до конца, он не вставал. Первой его окликнула мадмуазель Фореньи, хотела подойти, но Огюст предостерегающе поднял руку, тронул мима за плечо. И вызвал полицию.

*

Через несколько часов Анри по третьему разу перечитывал протоколы следствия в своем кабинете. Пауль отправился за кофе. Судмедэксперты еще не звонили. Ни одного документа, ни единой записки, карточки, чековой книжки, ключей от квартиры, даже смартфона – абсолютно пустые карманы. Но ограбить убитого могли только до или во время выступления: после «выстрела» сержант Дюваль не подпускал к телу никого; он молодчина, четко сработал. Анри пересмотрел видеозапись с начала, отмотал назад. Вот мим заходит в торговый центр, спрашивает что-то у охранника – видимо, узнает дорогу – вот поднимается по эскалатору, в лифте едет один, идет к сцене, готовится, наносит грим. Все это время люди как будто специально обходят его. Неужели он вышел из дома уже с пустыми карманами?
Вернулся Пауль, поставил два стакана кофе на стол.
– Пришли отпечатки с коробочки, которую нашли около сцены. Во-первых, это действительно только краска для лица. Во-вторых, трогал ее некто Жан Леру, только он.
Анри кивнул и принялся за работу.
– Жан Леру, 46 лет, не женат, у нас не проходил. Пауль, вот адрес, – Анри быстро переписал номер дома и улицу на листок, – съезди.
Итак, почему человек выходит из дома без вещей? Он шел пешком. Судя по прописке, идти предстояло долго. Самоубийство? Но из чего? Его застрелили? Почему на сцене, не по дороге? И так удачно убийца выбрал момент: когда мим сам приставил палец-пистолет к виску. Он знал сценарий? Что за чудовищный юмор?! Кто же ты такой, Жан Леру?!
Раздался звонок, судмедэксперт приглашал спуститься, голос был очень задумчивый.

*

Филипп Томá работал здесь больше двадцати лет. Это был невысокий седеющий мужчина в узких очках, за которыми еле помещались огромные глаза и густые, даже несколько нависающие над оправой брови.
Филипп жестом пригласил подойти к телу.
– Какие версии, инспектор? – таким странным голос судмедэксперта не был еще ни разу.
– Для самоубийства не хватает самого малого: орудия. Если убийца – снайпер, он мог стрелять с балюстрады верхних этажей или из окна дома напротив.
– В теле нет пули, – тихо, но очень твердо сказал Филипп.
– То есть как?
– Входное отверстие есть, выходного – нет. Отчетливо виден ожог тканей и волос, что указывает на выстрел в упор, но при этом нет порохового нагара и частичек несгоревшего пороха. Пулю я, как уже сказал, также не обнаружил, хотя, очевидно, она вошла в том месте, куда мим приставил палец. Все пальцы на месте, протезы, куда можно было бы спрятать пистолет, отсутствуют. Причина смерти – огнестрел, черепно-мозговая травма, не совместимая с жизнью. Хотя и с сердцем у него было не все в порядке.
Тишина звенела перегорающими лампочками. Судмедэксперт и инспектор полиции смотрели на загадочного актера. Сейчас лицо его даже без грима было белое, губы больше не привлекали внимания. Жан Леру играл последнюю пантомиму и улыбался, счастливо и безмятежно, как человек, идеально выполнивший свою работу. Филипп прервал затянувшееся молчание, собрался с духом, чтобы сказать именно то, что заставляло его голос взволнованно дрожать:
– Я думаю… Анри, позвольте рассказать пару историй.
Бернард Лоун в книге «Утраченное искусство врачевания» рассказывает, как в 1936 году в Индии один ученый-медик решился на эксперимент над приговоренным к смерти. Тому предоставили выбор: виселица или обескровливание. Приговоренный согласился на второе. Ученый объяснил, что сердечный ритм будет медленно сокращаться, а кровь постепенно вытекать, по капле. Человека привязали к кровати и завязали глаза. Медик сделал небольшие плоские разрезы на запястьях и голеностопах, только верхние слои кожи, положил под руки и ноги алюминиевые миски. Приговоренный не сомневался, что это разрезаны его вены. К четырем столбикам кровати тайно были прикреплены емкости с особыми клапанами, регулирующими скорость капельниц с водой. Человек слышал каждую каплю и думал, что истекает кровью. Ученый незаметно прикрывал клапаны, и вода капала все медленнее, все тише. Человек побледнел, его сердце заколотилось быстрее: он думал, это заканчивается его кровь. Когда паника стала невыносимой, ученый перекрыл воду. Сердце приговоренного остановилось.
Я не одобряю такие эксперименты, но это психосоматика в действии: все, во что мы верим, существует. Страх реален и, как самая сильная эмоция, способен убить.
Другой случай произошел в 60-х годах в Европе на металлургическом заводе. Рабочий получил сильнейшие ожоги ладоней, прикоснувшись к абсолютно холодной болванке, лежавшей у прокатного стана. Он был уверен, что здесь могут лежать только раскаленные заготовки. И пятеро его коллег, только не обнимавшиеся с этой болванкой, не смогли его разубедить. Ожоги первой степени, руки едва спасли.
Дальше. Вы знаете, что если ребенок часто болеет, плохо учится, не слушается, имеет смысл взглянуть на его семью? Если родители ссорятся, дети теряют опоры. Подсознательно они создают ситуацию, которая объединяет маму и папу. Они привлекают к себе внимание болезнью, мирят взрослых. Это требует больших энергетических и эмоциональных затрат, сил ни на что другое не остается.
Анри, этот актер из торгового центра… Он был хорош?

*

О да, он был хорош. Это свидетели заявляли в один голос!
Анри шел вдоль набережной Сены, ветер проникал под распахнутое пальто, остужал горящее в лихорадке тело.
Неужели он был настолько хорош?!
Позвонил Пауль. Жан Леру жил один, ключи лежали под ковриком. Соседка рассказала, что он мало с кем общался, долго не мог найти работу, брался за все подряд. Искусство ради искусства: ему было важно играть, а платят за это или нет… Соседка иногда подкармливала его, а он даже не замечал, есть ли в доме еда. Последнее время ходил особенно рассеянный, отвечал невпопад, все что-то репетировал, готовился к чему-то, вынашивал ИДЕЮ. Нет, грустным он не был никогда, скорее слишком глубоко погруженным в себя. Думал ли он о самоубийстве? Ну что вы, он любил жизнь, любил наблюдать за людьми, повторять их. Смерть была ему неинтересна, ведь тогда он не смог бы играть. Выступления перед зрителем для него было чем-то вроде экзамена, показывающего, чего он достиг, что новое открыл в себе. На сцене он преображался. На сцене он был всем, вне ее – никем, как будто нейтральный грим мима въелся в кожу, сросся с ней, и только на сцене Жану удавалось оживлять эту краску. Он часто бродил по городу без вещей, так легче думалось.
– Да, и вот странность… – Пауль рассмеялся в трубку. – В его квартире так много тины и водорослей, буквально на всей мебели и ковре. Но аквариумов нет. Кому придет в голову разбрасывать это все по дому?
Анри не засмеялся; он остолбенел.
«Я слышу, как капает вода с весла, которым он отгоняет тину».
Он был НАСТОЛЬКО хорош.
Пантомима заканчивалась сценой, в которой возлюбленные спасаются на лодке, девушка погибает от меткой пули преследователей. Враги настигают, но и там, куда направлялась лодка, тоже ждет неприятель. Оставшись один, не имея права попадать в плен, герой приставляет пистолет к виску.
Только у мима не было лодки. Не было весла. И не было пистолета.
Он много тренировался, и была тина. Он не мог попасть в плен, и он выстрелил.
Неужели можно настолько вжиться в роль, что даже отверстие от воображаемой пули станет реальным?!
Жан Леру отыграл свой последний экзамен на все сто. Вот только он не знал, что НАСТОЛЬКО хорош.

*

Завтра Анри снова встретится с Филиппом, они обсудят, как закрыть это дело. Их поднимут на смех, если они скажут правду. Они и сами не очень-то в эту правду верят.
А сегодня, пока этот сумасшедший день еще не закончился… Почему бы не сделать его еще более сумасшедшим?
Анри вошел домой, не разуваясь подошел к холодильнику.
– Я верю, что ты здесь.
Прошелся по дому. Полы пальто зацепили легкую вешалку.
– Нет, я ЗНАЮ, что ты здесь. Иначе не бывает. Ты всегда здесь, когда я прихожу с работы.
Анри принюхался. Воздух оставался бесцветным, скучным. На миг ему показалось, что он улавливает легкий шлейф ее духов. Только на миг.
Он напряг все свои силы, зажмурился, сжал кулаки. Все мысли, чувства направил на одно ощущение: она ДОЛЖНА быть здесь.
Воздух оставался бесцветным.
Так бывает, когда мало репетируешь.
Отчаяние накрыло ледяным одеялом, прижало к кровати.
Анри уснул мгновенно.

*

Его разбудил звонок. Пауль. Конечно. Еду.
Зеркало в ванной отражало совершенно безрадостную картину. Анри горько усмехнулся: и как он мог поверить во всю эту ерунду с самоубеждением и психосоматикой?!
В стакане на полочке стояло две зубных щетки. Сквозь неплотно закрытую дверь доносился запах кофе. Две щетки. Кофе. Ерунда ли?..

Кристина сняла турку с огня. Синий цветок газа вспыхнул ярче и погас. Она виновато улыбнулась:
– Поговорим?

Анри опоздал на работу. Так бывает, когда ты снова женат.