Рассказ №27 Красота

Я узнал, что у меня есть огромная семья, и тропинка, и лесок, в поле каждый колосок. Речка, небо голубое – это все мое родное! Это родина моя, всех люблю на свете я! – дед Паша хрипел стишок, едва волоча ноги, одолевая ступеньку за ступенькой.
– Ты бы лучше дыхание поберег, деда, еще только 47 этаж, – крепыш лет двадцати среднего роста ступал за стариком след в след, готовясь подхватить того в любой момент. Высокие серые ботинки, серые брезентовые штаны и такая же куртка. За плечами небольшой серый рюкзак, лицо обмазано серой лоснящейся вязкой массой, волосы выкрашены серым, в серой руке мачете с серой рукоятью и серым лезвием, пластиковая защита: наколенники, наручи, горжет – всё серое и отлично подогнано. Алексей экипировался особенно тщательно, когда узнал цель похода. Он стал серым, бесшумным призраком.
Лестница по которой они поднимались, стены, перила – все покрылось за долгие годы плотным пылевым налетом. От этого шаги в пустых коридорах звучали глухо и безопасно. Смахивая то тут, то там пыль, Алексей обнаруживал или гладкий керамогранит, или зеркала, или стекло. Когда-то все здесь глянцево блестело, отражая яркий свет ламп. Представить это не получалось.
– Пятидесятый этаж. Привал. И давай не спорь дед, – Алексей протер пол рукой в серой перчатке и загляделся на открывшуюся блестящую черную плитку. – Красиво. А ты здесь бывал до заражения?
Старик пристроился на скинутом со спины рюкзачке. Тяжело дыша, широко открывал рот и держался за грудь. Последний раз он здесь побывал лет семь назад и тогда прошел без остановок весь подъем на шестьдесят восьмой этаж. А сейчас даже не мог заговорить – не хватало дыхания. Но он все же ответил, повременив :
– Довелось пару раз. Я тогда курьером работал, по всему городу развозил доставки. И в этот отель тоже. Как-то раз и на крышу забирался. А потом уже, когда все произошло, я тут частенько посиживал. Из гостиницы удобно оказалось окрестности подчищать – возьмешь винтовку с прицелом, запас еды и засядешь на недельку. В то время мы еще верили, что сможем от них избавиться.
– Это я знаю, – Алексей отмахнулся. – Я про отель. Кто тут жил? Что за люди? Тут, где пыль не смахнешь, все блестит. Как в сказке. Красиво, видать, раньше было.
– Раньше, вообще, все лучше было, внук, – старик хрипло рассмеялся. – Да что толку? Ничего не осталось от той красоты. Может потому и не осталось. Мир посерел и поблек для человека. Ладно, хорош лясы точить.
Он встал и попытался одеть рюкзак. Но его повело в сторону. Серый призрак сделал пару скользящих шагов и подхватил деда. Забрал рюкзак. И они продолжили подъем.
Наконец, остановились перед выходом на крышу.
– Ну, вперед! Такого ты еще не видел, – дед Паша открыл тяжело поддавшуюся на заржавевших петлях дверь и вышел на плоскую кровлю. Алексей – следом за ним.
Они замерли – после сумрака помещений их ослепило яркое послеполуденное солнце. Глаза привыкли, и стало видно желто-оранжевый горизонт, голубое небо, желто-белый откос пляжа, тянущийся на сколько хватало взгляда, неторопливо колышущийся океан – зеленый веселый у берега и тяжело темнеющий в глубине.
Старик смотрел на это все, любовно щурясь. Его соскучившийся взгляд не спеша ощупывал знакомые виды. Внук наоборот – разглядывал все с восторгом, перескакивая взглядом с одного на другое, силясь объять картину целиком.
– Вот это да! Никогда не думал, что все так,- он, родился уже после заражения, и ему не приходилось задумываться о красоте окружающего мира. Незаметность, бесшумность и серость – вот на чем держались выжившие.
Дед Паша забрал у Алексея рюкзак и расположился на широком парапете, свесив ноги наружу. Достал кое какую еду, бутылку французского коньяка, прихваченную в баре на нижних этажах, два бокала.
– Чего застыл? Садись, – он похлопал по другую сторону от импровизированного столика.
Алексей подошел, оторвав, наконец, взгляд от окружающего пейзажа и аккуратно сел на парапет, оставив ноги со стороны крыши. Опасливо вытянул шею, заглядывая вниз, и тут же отдернул голову:
– Ох, черт. Жуть какая, – дыхание его участилось, зрачки расширились. Но тут же он сморщился, – Фу, ну и вонь!
Он посмотрел на бокалы, в которых на дне волновалась золотисто-янтарная жидкость. Дед закрыл бутылку и подхватил бокалы ладонями. Подержал, поболтал, понюхал, отпил.
– Да, только после смог позволить себе такие коньяки. Хоть какой-то плюс. Держи, – он протянул один бокал внуку, неловко принявшему его. – За красоту.
Старик сделал небольшой глоток и удовлетворенно причмокнул. Алексей, воротя нос, опрокинул в себя дорогой напиток, опаливший жаром гортань и пищевод. Он глубоко вздохнул, раз, другой. Дед Паша лишь посмеивался. Они посидели несколько минут молча, думая о своем.
– Ты знаешь, зачем я сюда пришел?
– Да, деда, конечно. Отец, когда искал провожатого, сказал, – в голосе слышалось легкое удивление.
– И что? Отговаривать будешь?
– С чего это? – теперь в словах прозвучало откровенное недоумение. – Твоя воля, да и лет тебе сколько.
– Эх, все никак не могу к вам молодым привыкнуть. В наше время неестественная смерть человека считалась делом недопустимым. Глупо, конечно. Но я же твой дед все-таки! Не жалко?
– Да как сказать, – Алексей старался подобрать слова. – Я тебя, деда, люблю, ты знаешь, но от этого все равно никуда не денешься. Раз решил, что пора, тебе виднее. Я и пошел, потому что с тобой хотел еще побыть, да и тебе чтоб повеселее было. Ну и интересно стало, что за небоскреб такой. Я еще мелким был, ты сюда ходил зачем-то. Вот, теперь посмотрел.
Дед хмыкнул:
– Спасибо, Лёшь. Рад я, что ты со мной пошел. Мне тоже хотелось, чтоб ты здесь побывал. Последние годы уже сил не находил сюда прийти. А когда решил помирать, то понял, что только здесь. Устал я от нынешней жизни. Сидим как крысы по норам, боимся лишний раз высунуться, серость эта. Да, я, конечно, первый разобрался с цветовосприятием зараженных и настаивал, чтоб всё в нашем поселке красили в серый цвет. Моя это работа. Но все как-то изменилось сейчас. Не только дома – вещи, лица посерели. У вас теперь и мысли такие же. Ничего лишнего, все рационально. Работа, необходимое питание, сон, размножение. Особенно последнее поколение. В мое время такими роботов себе представляли.
– Так зато живем, – Алексей перебил его. – За тридцать лет стало раз в десять больше людей! Лучше уж так.
Старик, вдруг всмотрелся во что-то внизу. Там мельтешили черные мушки.
– Учуяли же гады! А этот у них главарь. Сейчас я в него камушком, – он швырнул вниз кусок штукатурки от парапета и хрипло, с кашлем, рассмеялся. – А, вообще, ты прав, если бы не серость эта, никого бы не осталось. Я, наверно, от старости стал такой – все ворчу, ругаюсь. Да, в молодости и небо было голубее и трава зеленее. И зомби страшнее. А ведь первые годы мной совсем другая идея владела. Во всем этом апокалипсисе я видел некое предупреждение, звоночек всему человечеству, последний шанс.
Внук опять перебил деда:
– Ты серьезно? Это ты называешь предупреждением? От людей почти ничего не осталось. Сам же говорил, что во всей Флориде только наши общины и есть, а остальные давно погибли. И в Джорджии и Алабаме никого не нашли. И по радио молчок. А раньше в одном этом отеле больше людей жило.
– Так ведь сам же сказал -живем! Да и по началу живых больше было. Не только русская община смогла отпор дать. Негры, мексиканцы – они в своих кварталах такие боевые действия развернули, что мама не горюй. Белые американцы тоже многие забаррикадировались в своих домах, какие-то отряды самообороны действовали, даже армейские подразделения. Но они все держались за город, ну или хотя бы за какие-то фермы, поселки. А мы ушли в лес, в заповедник. Потом пошли толпы зомби – все сплошь латиносы. Видать, из Мексики до нас добрались. У них там всех вымело подчистую. Это мы успели узнать по радио, пока еще хоть кто-то передавал. А потом эти твари еще и меняться начали, поумнели. И как-то мы неожиданно осознали, что никого из живых , кроме нашей общины не осталось. А потом поняли, что они серый цвет не воспринимают, после этого и начали потихоньку расти в числе.
Старик хотел еще отхлебнуть из бокала, когда в дверь на крышу неожиданно ударили, – рука дрогнула и коньяк вылился ему на грудь. Алексей моментально вскочил, сжимая в руке мачете.
– Внук, мы дверь закрыли, когда в здание вошли?
– Да, сто процентов. Не понимаю, откуда они?
–  Я же говорю, умнеют. И ведь не видели они нас. Черт возьми, ладно я, но тебе ,Леха, надо как-то выбираться. Понесла меня на эту крышу нелегкая. А эта дверь заперта? – он указал на выход с крыши.
–  Да, я такие вещи автоматом делаю, – Алексей потихоньку подкрался к двери и прислушался. За ней что-то скреблось, шуршало, но ударов больше не повторялось. – Пробегусь проверю остальные выходы.
Ни одну дверь ему открыть не удалось, когда он вернулся к деду, тот спокойно сидел и смотрел на океан. В бокалах вновь золотился коньяк.
– Что? Всё закрыто? Ничего. Выберешься. Их там не так много. Штук двадцать-тридцать. Все, которые снизу топтались, я сначала не сообразил, куда они пропали, а они в здание как-то влезли. Больше рядом с отелем я не вижу. Да и не попасть им на крышу. Ты, главное, запомни, Лешка, эту красоту, – дед Паша обвел рукой океан, горизонт, пляж. – Ведь что же это за последний шанс, если вы про все это забудете? Про красоту, про природу, про любовь? Разве ж вы людьми останетесь? Да, считай, те же зомби, только еще живые. Ты еще не такой, как другие, почему я и хотел, чтоб именно ты со мной пошел. Так что смотри и запоминай.
Старик тяжело сидел, время от времени отхлебывая из бокала. Алексей еще раз выпил залпом, глаза его заслезились, лицо скривилось. Но он действительно смотрел вокруг, то ли хотел запомнить, то ли искал что-то и не находил. Говорить им не хотелось. За дверью на крышу продолжалась возня.
Внук жалел деда. С тем было интересно, весело. Живая легенда – кто постарше из их общины, много такого рассказывали о нем, чему и поверить казалось сложно. Но Алексей верил, и сейчас силился понять деда. Для чего тот пришел именно сюда умирать? Что пытался ему сказать?
Глядя вокруг, на громаду океана, на бесчисленные дома,бесконечные полосы и перекрестья дорог, он, казалось что-то находил внутри себя, какой-то отклик на слова деда. Вот, казалось, еще немного и он ухватит эту изумительно простую и понятную мысль. Что-то откроется перед ним, передастся через поколение и никогда не умрет, чтоб снова проявиться в его детях и внуках. Он не успел додумать эту мысль. Со стороны двери раздался легкий хруст и она начала открываться.
Дед среагировал мгновенно:
– В сторону подальше ложись, – и подтолкнул Алексея для доходчивости.
Тот не стал размышлять. Привычка скрываться давно стала рефлексом. Он сделал пару десятков шагов и улегся на крышу.
Дед Паша тем временем щедро плеснул в бокал коньяку, передвинулся чуть правее, там торчал из бетона парапета металлический штырь, достал из кармана карабин, пристегнул себя за ремень и тоже замер.
Дверь,наконец, поддалась и распахнулась настежь. Несколько мертвецов вывалили на крышу и застыли – видимо яркое солнце тоже мешало им после полумрака гостиничных коридоров. Потом они начали водить головами из стороны в сторону – то ли присматриваясь, то ли принюхиваясь. Взгляды их проскакивали мимо Алексея в его сером облачении, да и еще лежавшего на сером бетоне. Силуэт старика же резко выделялся на фоне и пусть он даже сидел не шевелясь, зомби, наконец, остановили свое внимание на нем.
Но дед Паша и нет думал прятаться. Его рука с бокалом поднялась, солнце заиграло в янтаре напитка и он громко и радостно произнес:
– За красоту,Леха! Помни мои слова.
Первое же его движение словно спустило незримый поводок. Мертвецы бросились на него. За первыми тремя последовали еще и еще. Очень скоро на том месте, где он сидел образовался клубок из хрипящих и лязгающих челюстями тел. Пара зомби уже свалилась с крыши, но другие все продолжали напирать, залезали с боков, сверху и, наконец, новые перестали появляться из дверей. Клубок тварей у парапета накренился и полетел вниз.
Дед Паша отстегнул карабин.

–