Рассказ №10 На твоей стороне.

Вик сидел на скамье, в конусе ослепительно желтого света уличного фонаря. Вечерняя тьма обступала его со всех сторон, густая и вязкая, как арахисовая паста. Там, за границей света, копошились еле различимые тени, ожидая, что испуганный мальчик сделает шаг в сумерки. Тогда сотни невидимых черных рук схватят его, потащат, поволокут, разорвут на куски. Вик растворится в этой бесконечной тьме, пропадет навсегда. А мама заплачет – ведь все матери плачут, верно?
Вик приподнял футболку и посмотрел на пожелтевший синяк на животе. Ему так хотелось, чтобы сейчас, между кожей и ремнем оказалась книга, оставленная в маминой машине. Но машина находилась на другом островке света в этом океане наступающей ночи. Его мама, Элиза, тоже была там – вместе с незнакомым мужчиной они спустили старенький шевроле с эвакуатора, и сейчас, прежде чем закатить автомобиль в ремонтный бокс, о чем-то спорили.
– Бен-зо-на-сос, – произнес Вик по слогам, повторяя мамины слова. Когда слышишь собственный голос, страх немножечко отступает.
Затем уже громче и увереннее, добавил:
– Наелся.
Ха. Не так уж и страшно. Вик подобрал несколько небольших камешков. Пыльных и серых. Но стоило только потереть их смоченным в слюне пальцем, как на твердой, холодной поверхности зажигались искорки кварца. Если мальчику казалось, что тьма подступает совсем близко, нависает над ним, он бросал один из камешков в темноту – будто отпугивая прячущихся в ней жутких существ.
Вик посмотрел в сторону автосервиса, поймал материнский взгляд и помахал. Мама кивнула, показала на ворота бокса рукой и погрозила сыну пальцем. «Я отойду, а ты оставайся на том же месте» – понял Вик. Как будто ему хочется хотя бы на полметра приблизиться к темноте! Вик снова уставился в черноту за пределами своего острова.
Вдруг впереди зажегся маленький огненный глаз. Он то опускался вниз, будто стремясь заглянуть прямо в лицо, то взмывал вверх, хищно разгораясь. Внутренности Вика сжались в комок, заледенели. Синяк на животе заныл, отозвался резкими толчками боли. Вик разглядел в темноте, под единственным глазом, широко открытую пасть ночного монстра, два ряда острых зубов и черный извивающийся язык. А легкий ветерок донес до него запахи болота и гниющей прошлогодней листвы. Вик зажмурился и бросил камешек в темноту.

***
– Какого чёрта! – раздался сердитый голос.
На островке света сначала появился огромный, туго обтянутый футболкой, живот. Затем владелец объемного живота полностью оказался под фонарём и мальчик смог разглядеть незнакомца. Высокие военные ботинки, рваные джинсы с масляными пятнами, светло-серая футболка и кожаная жилетка, которая никогда и ни при каких условиях не смогла бы застегнуться хоть на одну пуговицу. Мужчина одной рукой прижимал открытую жестяную банку колы к разбитой губе, во второй продолжала тлеть сигарета.
– Вообще-то это чертовски больно, парень.
– Попал – испуганно прошептал Вик. Он задрожал, подтянул ноги к груди, и обхватил их руками.
– Ну ладно, – мужчина смутился, заметив дрожь мальчика, – ты чего тут делаешь?
– У нас наелся бен-зо-на-сос.
– А, это бывает. Застряли, значит. Я – Микки.
– Микки, – повторил Вик, – Как Микки Маус?
Мужчина громко рассмеялся:
– Вроде того, да. Но если будешь называть меня мышью – мне придется тебя укусить. Шипучки хочешь? Как зовут?
– Вик. В. Потом И. Потом К.
– Ладно, Будем знакомы. А камнями чего швыряешь? – Микки отпил из банки и протянул напиток Вику. Тот отрицательно покачал головой.
– Я не специально попал. Я думал там… в темноте… Страшно же.
– Страшно? – переспросил мужчина. Тут же он отвернулся, погрозил темному небу кулаком с зажатой между пальцами сигаретой, – а ну убирайся сейчас же!
Вик подумал, что иногда взрослые ведут себя глупее детей. Будто спрятавшиеся монстры испугаются и исчезнут. Но все же он улыбнулся.
– Парень, это же просто тени. Смотри-ка, я тебе покажу, – Микки одним глотком опустошил банку, смял и отбросил её куда-то за спину, туда же полетел потухший окурок. Присел рядом с Виком, – ты же можешь создавать свои тени. Которые будут на твоей стороне, Вик. Твоя банда. Понял?
Микки провел ногой по земле, отбросив мелкие камешки в сторону, раздвинул колени, и скрестил между ними руки в запястьях. Тут же, на земле у самых ботинок мужчины появилась тень птицы. Несколько едва заметных движений руками и Вик увидел, как птица ожила, взмахнула огромными крыльями и перелетела с одного места на другое.
Затем птицу сменила собака. Вернее собачья голова, которая широко открывала рот и смешно шевелила ушами. Микки изображал лай и тень его рук пыталась укусить Вика за худые лодыжки. Вот на земле появился динозавр, Ти-рекс, который щелкал челюстями и злобно рычал. Потом появился очень упитанный лебедь, для чего мужчине пришлось изловчиться и задействовать предплечье. Лебедь по-утиному крякал и вертел головой на длинной шее. Было очень здорово и весело. Вик смеялся до коликов в животе, даже синяк приятно запульсировал. Как будто тьма действительно отступила, и ночные монстры исчезли. Как будто бы всё наладилось.

***
Однажды отец Вика заболел.
Вик не понимал, в чем собственно заключается эта болезнь и насколько она серьезна. Просто мама однажды, расплакавшись, призналась:
– У твоего отца опять зачесались кулаки.
Вик тайком за ужином пытался разглядеть, что случилось с руками Алекса, ожидая увидеть сыпь, какое-нибудь покраснение или мелкие противные прыщики. Как было у самого Вика, когда он съел под одеялом целую пачку мармеладных червячков, и у него началась жуткая аллергия, отчего все тело зудело и нестерпимо чесалось. Но отцовские руки казались обычными.
В семье Вика отец был самым главным. Его слово было нерушимым, настоящим законом. У каждого были обязанности: отец, по его же выражению, «делает деньги». На маме – хозяйство, под которым понимались домашние дела. У Вика свои: быть хорошим парнем и не доставлять хлопот родителям. Эти заповеди свято соблюдались до тех пор, пока на работе отца не случилось что-то непоправимое. Несколько дней он провел дома, ни с кем не разговаривая, медленно прогуливаясь из комнаты в комнату с потемневшим от злости лицом. А затем, как сказала мама, «встал на биржу». Вик подумал, что теперь все вернется на свои места, но на самом деле тогда-то всё и начало меняться.
Через неделю после того, как Алекс начал «стоять на бирже», Вик впервые услышал о зачесавшихся кулаках. И еще узнал новое слово, которое часто стал слышать из-за дверей своей комнаты: Покорность. Отец так громко кричал, что, кажется, оно могло отпечататься на барабанных перепонках. Вик ненавидел это новое слово.
Мама стала чаще охать, нагибаясь за корзиной с грязным бельем или поднимая руки к верхним кухонным шкафам. Неизменно «больными» стали её глаза. Вечно опухшие, влажные, красные. Почти наверняка именно они и должны чесаться, – думал Вик, воспринимая подобные перемены как должное. Как неизбежную старость. Элиза несколько раз собирала чемоданы: большой для себя и маленький для Вика. Чемоданы для Путешествий. Но к приходу отца, вещи снова оказывались на полках.
Так прошло несколько месяцев. Вик начал бояться вечеров, когда отец возвращался домой, широко, по-хозяйски распахивал входную дверь сильным толчком, и входил в освещенную комнату из уличной темноты. Как-то поздним вечером, когда Вик снова услышал крики, он пересилил себя и свои страхи, выбрался из-под одеяла, проскользнул на кухню. Отец открытой ладонью бил маму по мокрым от слез щекам и выкрикивал ненавистное слово. Вик бросился к отцу, желая повиснуть на руке, занесенной для очередной пощечины, и тут же получил сильный удар в живот, от которого, кажется, перелетел через кухню и ударился спиной о стену. Только ойкнуть успел. Алекс тут же бросился к сыну, обнял, принялся покрывать лицо горячими поцелуями и плакать.
На следующий день на животе Вика расцвел бордовый синяк. А мама не стала разбирать чемоданы.
Они отправились в Путешествие.
Неожиданно для себя, Вик стал замечать, как разглаживаются её морщинки, как иногда смеются высохшие от слез глаза, как она снова становится подвижной, молодой, красивой. И казалось, будто все идет хорошо.

***
Мужчина, помогавший с ремонтом машины, отвез маму и сына в мотель. Вику нравилось Путешествие, нравилась жизнь на колесах. Один раз он даже ночевал в гостинице. Правда спали Элиза и Вик в подсобном помещении, куда их пустила мамина знакомая-администратор. Рядом непрерывно о чем-то нашептывал паровой котел отопления, было тепло и уютно. Не было окон, через которые ночь разглядывала, изучала Вика своими бездонными глазами. И монстры, так плотно заполнявшие темноту, будто консервную банку, были совсем далеко.
Книга вернулась на свое место – зажата между резинкой трусов и животом. И обложка приятно прилипает к коже. Засыпая, Вик думал об отце. Алекс стал расплывчатым мистическим образом, черты которого сгладились, оказались съедены временем. Вик решил, что отцовская любовь похожа на тот самый паровой котел. Если стоять на расстоянии – то чувствуешь, как волны тепла обнимают, согревают и расслабляют. Но если подойти поближе, или, не дай Господь, и вовсе попробовать прикоснуться к пузатым стальным бокам, – жди беды. На коже вздуются белые мягкие волдыри, которые нужно мазать и протыкать иголкой.
Стены комнаты осветились фарами проезжающей машины. Скрипнули тормоза. Почти тут же входная дверь выгнулась дугой от удара. После второго – на пол брызнул фонтан щепок, зажегся свет.
В комнату ворвался настоящий торнадо. Стол перевернулся, отскочил в сторону, уставив тонкие ножки в потолок. Стулья полетели в стену, скрипнули, развалились на части. Открытый мамин чемодан, вращаясь, заскользил по паркету. Вик, не успевший толком протереть глаза, увидел, что у торнадо отцовское лицо. Алекс, пунцовый от ярости, с перекошенным злобой ртом и безумными глазами крушил всё на своем пути, шаг за шагом приближаясь к маме.
– Вик, на улицу! Быстро! – закричала Элиза.
– Заткнись, сука! – ревел отец.
Вик, зная, что в Путешествии главная — мама, бросился вон из комнаты. Он перепрыгнул через опрокинутый стол, увернулся от вытянутой отцовской руки, пытавшейся ухватить сына за лямку майки, и оказался на улице.

***
Ночная мгла тут же проглотила его, укутала прохладой и ароматом влажной, свежескошенной травы.
Машина Алекса стояла на подъездной дорожке с включенными фарами, свет которых падал на стену мотеля. Дрожа и утирая слёзы, Вик уселся на землю рядом с передним крылом автомобиля, чтобы быть как можно ближе к спасительным лучам, разрезающим тьму. Окно номера было зашторено, но Вик видел два неровных силуэта, один из которых вращал кулаками, будто мельница, а другой постепенно оседал, подняв руки над головой. Вик зажмурился и зажал уши ладонями, но громкие мамины вскрики просачивались сквозь пальцы, заполняли детскую голову, распирали её изнутри. Казалось, еще немного и кости черепа разойдутся, выпуская тугими струями перемешанный плач мамы и сына, словно кипящий чайник.
А потом что-то щелкнуло в голове Вика. Шум пропал, обнаженные плечи перестали вздрагивать – Вик вспомнил Микки. И то, что вообще-то у него есть своя, собственная банда. Расположив руки перед фарой отцовской машины, Вик призвал на стену мотеля Ти-Рекса. Пальцы мальчика соединялись, и динозавр щелкал зубами. Если Вик разводил ладони, то пасть монстра открывалась, обнажая длинные, кривые клыки. Ти-рекс начал двигаться, ожил, приблизился к окну. Челюсти раскрылись, обхватили один из силуэтов, схлопнулись, полностью поглотив темную фигурку, размахивающую кулаками. Вик подождал немного, разжал пальцы – и увидел, что на шторах осталась только одна тень.
Через проем двери вышла мама. Вик бросился к ней, обнял за талию, прижался щекой к платью. Затем наклонил голову и заглянул в номер мотеля: отец, сидя на полу, утирал кровь с разбитого лица. Вик прижался к маме еще сильнее и улыбнулся.
– Мам. Я уже не боюсь.
– Вик, кажется… я тоже.
А вокруг была только тихая, летняя ночь.