Рассказ №11 К бабушке

Я ковыляла по дороге, хотя какая же это дорога. Ухабы да ямы, заполненные коричневатой жижей. Проклятое средневековье. Ноги в нелепых башмаках с деревяшкой вместо подошвы заплетались. Подол тяжелого платья путался в придорожных лопухах, припорошенных немощным январским снежком. Сегодня я горничная. А это здешний дресс-код. Ничего не попишешь, да и замок уже близко. Одолеть пригорок, подойти к воротам…

Вот и бабушка. Стоит, покачиваясь на ветру, до того субтильна, бедняжка. Даже пышный чепец и широкий плащ поверх платья не прибавляют ей стати. Мне хочется броситься к ней, как в детстве, обнять. Рассказать, как я по ней скучала. Сердце мое наполняется жалостью: «Зачем я засунула тебя в эту дыру, баб Маня?». Но старушка в ней нисколько не нуждается. Поднимает на меня мрачный взор, и с укоризной произносит:
– Что же вы медлите? Время дорого. Их светлости сильно неможется. Я в отчаянии.
– Амалия? – уточнила я зачем-то. Конечно, кто же еще. Эта молоденькая пигалица, супруга барона фон Перрен снова фокусничает. Первого января, день в день, мама моя. Сидела бы в замке, трескала бы оливье или что там у них подают.
– Сейчас, – успокаиваю я ее, – вылечим вашу Амалию. – И добавляю, заглянув древней камеристке в лицо: – Отрегулируем, и будет, как новенькая.

Вместо ответа та скептически поджала губы. И мы отправились по наполненным могильной сыростью переходам. Вдоль стен громоздились мрачные доспехи, под потолком чадили факелы. Поднялись по щербатой, сыплющей каменной крошкой лестнице, миновали холл и, наконец, оказались в богато убранной комнате.

У окна сидела, застыв в напряженной позе, курносая белокурая бестия, та самая Амалия. И ничего особенного. Все как всегда.
Спустя несколько минут девица моргнула, вздохнула, грациозно потянулась и повела томным взглядом. Процесс пошел.
А я обернулась к камеристке:
– Ты же прекрасно знаешь, что нужно делать. Перезагрузить систему, всего и делов-то. И Амалия в порядке, и мне не бегать. Ну, первое января же! Сколько можно, баб Мань!
Лоб старушки собрался удивленными морщинами.
– Матильда Вебер к вашим услугам, – произнесла она с достоинством.
– Да никакая не Матильда! – взорвалась я, не удержавшись. – А Мария Васильевна, моя бабушка, а потом уже нянька, камеристка и техник-смотритель при этой коробке с микросхемами под названием Амалия фон Перрен. Ты вообще для чего тут? Перезагружай да следи, чтобы женушка барона контакты не промочила, вот и все. А мастеру бегать по векам сил уже не хватает, устал мастер.
Старушка промолчала и снова поджала губы.
– Ты же все понимаешь, – уточнила я на всякий случай.
Она стояла, взирая на меня своими выцветшими и совершенно безумными глазами.

Кажется, обиделась. Хорош мастер-наладчик, позволяет себе такое. Где моя протокольная сдержанность и доброжелательность? Что-то теперь будет. То ли она отшлепает меня, как в детстве, то ли просто зарыдает. С адекватностью у этих моделей неважно.
И, стараясь говорить как можно спокойнее, я пояснила:
– Однажды вот так техник не досмотрел, и один царь приказал палить по мирной демонстрации. А дело было в словаре, забыли обновить его вовремя, понимаешь? Значения слов «демонстрация» и «восстание» совпали.

…Очень не нравился мне этот ее взгляд.
– Баб Мань, ну что, ну… – бормотала я, потея от нехорошего предчувствия.
Старушка ухватила здоровенный бронзовый канделябр и, подняв его торжественно, как олимпийский факел, пошла на меня.
Я попятилась.

– Матиль, подай веер!
Ах, да, это же Амалия. Я про нее уже и думать забыла.
Камеристка с грохотом уронила свое оружие, схватила веер и метнулась к госпоже. К счастью, за гневом она не забыла основные установки. Я перевела дух.
Зачем, ну зачем я влезла с этим «баб Мань»? Никакой Марии Васильевны теперь нет и в помине, а есть Матильда Вебер, робот-андроид, давно списанный, но еще вполне пригодный к использованию. Прежде мысли вылетели у меня эти слова. А надо было бы помнить, каких трудов стоило устроить ее на это место.

***
Вот какая история. Жил себе в счастливом браке один неплохой программист. Растили они с супругой дочь. Той как раз исполнилось два года, когда в автомобильной аварии жена погибла. Помучился молодой вдовец с малышкой и понял, что один не справится. И заведующий лабораторией, в которой он служил, внял уговорам и позволил себе гуманный жест – подарил моему отцу (а это был он) робота-андроида. Списанной Mary-870UP предстояла утилизация, но ее поднастроили, привели в нормальное состояние, назвали Марией Васильевной. И вот так у меня появилась нянька. Строгая, немногословная и очень добрая. Я называла ее бабушкой.

А вот еще одна история. Глухая саксонская провинция. Средневековье. Барон фон Перрен, так и не обретший семейное счастье, познакомился на одном из местных праздников с прекрасной Амалией, якобы дочерью некоего обедневшего рыцаря. Познакомился и влюбился. (Второе без вариантов, наши программисты и робототехники очень приличные спецы.) Итак, свадьба и счастливый брак. Барон проживет с Амалией положенные ему пятьдесят четыре года, но наследниками, само собой, не обзаведется. После кончины супругов вымороченное имущество отойдет королю. Чего устроителям брака в их темной для меня стратегии и желалось.

А милейшая Матильда Вебер – моя дорогая баба Маня, Мария Васильевна. Лет пять назад наша могущественная корпорация взялась за выметание углов и приказала немедленно утилизировать списанных андроидов. Тогда мне пришлось срочно прятать бабушку, и у Амалии появилась камеристка и техник-смотритель. Мне это стоило нескольких неоплачиваемых дежурств для одного шалопая, как раз отвечавшего за техническое обеспечение объектов. Зато моя старушка осталась жива. Правда, теперь она меня не помнит, прежние установки стерты. Ничего, главное, что не разобрана на винтики, хоть и дарит свою любовь и заботу другой особе.

***
Ну и вот. Только что-то у нас никак не складывается, и работа Матильды время от времени катится ко всем чертям: Амалия виснет, техник не справляется, через систему оповещения к нам летит тревожный сигнал. И мне приходится сразу же отправляться к порталу. И так каждый год первого января.

Воспользовавшись тем, что Матильда занялась своей подопечной, я подскочила к ней и привычным движением пальцев нащупала крохотную кнопочку на затылочной кости. Сухо щелкнув, откинулась крышка. Камеристка замерла. Решив основательно разобраться в ее таинственных недомоганиях, я принялась просматривать настройки.

…Перед превращением Марии Васильевны в Матильду, по нашим компьютерам гулял вирус. Сносил напрочь часы, прихотливо менял даты. Пока контора пустовала, баб Маня, памятуя о том, что увидимся мы нескоро, если это вообще случится, просто подключилась к нашим машинам и хлебнула вируса. Не знаю, как такое могло произойти. Может, у нее случился взрыв отчаяния? Мне неизвестны случаи проявления эмоций у андроидов. Если только не пояснить произошедшее совершенно ненаучным и понятным: моя баба Маня это особый случай.

Часы ее мы восстановили и календарь тоже. А потом снова случилось невероятное. Да, что-то мы просмотрели. Проверяли и перепроверяли. И вот только теперь я увидела – за тридцать первым декабря календаря Матильды следовало тридцать второе. И первого января реального времени она давала сбой. Застывала, стоя у окна, и ее подопечная, красавица Амалия. Ее муж, категорически не выносящий ни женских капризов, ни недомоганий, спешно уезжал на охоту. Прислуга шарахалась от странной мигрени госпожи. А Матильда шла и становилась у ворот, ожидая моего визита.

Происходило ежегодное новогоднее чудо: давно утратившая воспоминания и обо мне, и о себе двадцатилетней давности, она снова хотела меня видеть. Просто знать, что у меня все по-прежнему, что, как всегда, в разнообразных одежках я шляюсь по векам, ремонтирую и отлаживаю андроидов – в общем, делаю то, чему меня учили. Бабушка меня не помнила, или, спрашиваю я себя, есть все-таки что-то большее, чем память, у этих машин?

***
Когда камеристка, привычно ворча что-то себе под нос, принялась вытирать пыль с унылой статуи в углу, я подавила желание поцеловать бабу Маню на прощание, выскользнула из комнаты, а потом и из замка.

Хорошее местечко Вестербург. Входишь на мост, спотыкаешься об условленный камень, произносишь особые слова, и вот ты уже в нашем времени, шагаешь в обычных свитере и джинсах, а вокруг тебя кипит обычная городская жизнь.

…Я так и не нашла в себе силы исправить ту неправильность календаря. И значит, первого января следующего года мне снова придется навестить эту парочку. «Вот и прекрасно, – говорю я себе. – Буду ездить к бабе Мане в гости. Тридцать второго декабря. Пусть это будет наш с ней день».