Рассказ №30 Самый лучший день

Вызов оказался не особо сложным. Бывший хозяин дома и сам был готов уйти. Его держало лишь извинение от супруги, отравившей его. Супруга извинилась, расплакалась. Хозяин дома растворился в посмертии. Я получил свой гонорар.
Типовой вызов. Ничего необычного. На душе скреблись кошки, и не оставляло чувство дискомфорта.
Сюрприз поджидал на моей лестничной клетке. Сжавшийся у стены рядом с дверью квартиры, глотающий слёзы и кусающий ногти. Как только открылись двери лифта, она посмотрела на меня и сказала:
– Лёша, помоги мне, пожалуйста!
Я понял, что это финиш! Полный абзац.
Диктор Областных Новостей, богиня прайм-тайма и ослепительная красавица сидела сейчас у меня под дверью и просила помощи. Восемь лет назад она должна была убить меня, если верить предсказанию Германа Петровича. И это первый раз, на моей памяти, когда его предсказание не сработало.
Восемь лет я старался держаться подальше от неё.
И вот опять.
Я не стал спрашивать, откуда у неё мой адрес. У нас маленький город. Все друг друга знают. А мы, тем более, учились в нашем Педе на одном курсе. Вот только она журналист, а я экономист. Я остался преподавать, а она ушла в профессию.
Доставая ключи я колебался, как к ней обращаться: на «ты» или на «вы». Всё-таки мы даже один раз выпили кофе в кафешке.
– Заходи! – определился я.
Я открыл дверь, бросил под ноги гостевые тапки, переобулся сам и зашёл на кухню. Она тапочки не заметила и дверь за собой не захлопнула. Просто пошла за мной и плюхнулась на свободный стул.
– Чай? Кофе? – поинтересовался я, поставив на плиту чайник.
– Кофе, – выбрала она, и холодок побежал по позвоночнику.
– У меня растворимый.
– Мне всё равно.
Пока закипал чайник, я закрыл входную дверь, достал из буфета кофе и сахар, насыпал в кружки. Из холодильника достал нарезки колбасы и сыра и хлеб. Сделал бутерброды.
Лицо нашей звезды телеэфира распухло и покраснело. Но даже сейчас, в таком состоянии, она казалась милой. Я всегда питал к ней слабость. Может быть из-за имени. Её зовут так же, как мою первую и единственную любовь. Внешне она даже красивее.
Чайник закипел. Я разлил кипяток по кружкам, размешал. Подал незваной гостье её. Сел напротив и приготовился слушать, почему я умру.
– Рассказывай.
– У нас новый генеральный, Виктор Палыч. Толстый такой, потный. Он мне сказал на новый год к нему прийти в белье кружевном, чулках, чтоб попохабнее. И чтоб я с ним на новый год осталась. Я уже всё купила. У меня п…а горит, как хочется с ним. А я не могу. Ты же знаешь, Лёша! Спаси меня, пожалуйста!
Я понимал.
– Его Ковалёв зовут?
– Умгу!
Твою ж мать! Как так-то? Что ж ты так всё время вляпываешься, девочка?
– Он же из ваших? – произнесла она сквозь слёзы.
– Да.
– Ты меня спасёшь?
Хороший вопрос.
Виктор Павлович Ковалёв – энергетический вампир-предметник. Он высасывает жизни людей. Лучше и надёжнее всего это делать через секс. Он воспользуется Ирой неделю, может две, и потом отпустит. Как правило, для жертв всё проходит с минимумом дискомфорта. У них искреннее половое влечение, которое сначала возникает, а потом проходит, и они просто остаются с сознанием пополненного сексуального опыта.
Вот только у Иры есть любовь всей её жизни. Она любит святого убийцу. Единственного из известных мне людей, который способен уничтожить любого мага сверх категорий.
– Почему ты не обратишься к Нему?
Я знаю его имя, но не могу его называть. Мне, некроманту, каждый день общающемуся с мёртвыми, страшно.
– Я не могу! – она смотрела на меня с надеждой, и слёзы ручьём лились из глаз. А дальше она меня убила. – Тогда его убьют. Я это точно знаю!
Это не женщина – это беда!
Нет, ну на мою смерть ей точно плевать!
Я сделал глоток кофе, взял бутерброд. Она рефлекторно повторила мои движения и начала есть.
Виктор Ковалёв – действующий глава ковена, один из шести Верховных Магов, маг вне категорий. И я, рядовой маг первой категории.
Ладно. Вру. Не рядовой.
Нам нельзя причинять вред своим. За это тебя гарантированно убьют. Бывают, конечно же, исключения. Я, например.
Но не в этот же, сука, раз!
Тут же всё ведёт ко мне!
Она механически пережёвывала бутерброд и пила кофе. Красивая женщина, которая не хочет изменять физически тому, с кем она даже не встречается. Не хочет до такой степени, что пришла ночью к некроманту.
И ведь я не могу отказаться. Снова, как восемь лет назад, меня захлестнуло волной адреналина. Я обновил посмертное проклятье. Теперь, как только убьют мою физическую оболочку, я сразу начну действовать.
И теперь. Когда я уже стал мёртв психологически, появилась идея.
– Ира, звони этой твари и говори, что у тебя заболела мама. Новый год ты встретишь с ней, а в десять утра придёшь к нему, и будешь выполнять все его желания. Во всех позах, во се отверстия. Поняла?
Она должна была возмутиться, посопротивляться. Но она улыбнулась сквозь слёзы. Она очень умная. Тут же достала свой сотовый – старенькую «нокию» и набрала номер.
Я успел в последний момент, перед тем, как на той стороне взяли трубку, вполсилы ударить Иру по щеке. У неё снова полились слёзы и даже кровь из носа.
Она послушно, со всхлипами и стонами, начала проговаривать слово в слово мой текст. Я вежливо подал ей платок, чтобы она могла стереть слёзы кровь, и высморкаться. Она благодарно мне кивнула и продолжила. Причём, добавила от себя такую интимную похабщину, что сразу стал виден насмотренный знаток порнопродукции. После чего оборвала связь.
– Он мне разрешит?
– Мало какому мужчине нравится заниматься сексом с ревущей бабой!
Я сам с трудом верил своим словам. Обычному мужчине, действительно, неприятно заниматься сексом с плачущей женщиной. Это должен быть просто эталонный кобель.
Вот только когда тебя имеет энергетический вампир, он тебя на самом деле жрёт. Для него слёзы и истерика – это приправа к основному блюду. Разве что с эстетической стороны ему может быть неприятно.
Пять минут мы ждали звонка.
Виктор Павлович оказался эстетом.
У Иры всё ещё шла кровь носом, и я отправил её в ванную, привести себя в порядок. Платок оставил себе.
Из ванны на кухню вернулась уже та самая богиня прайм-тайма, которую ежедневно каждый может увидеть в вечернем телеэфире областных новостей.
Она уселась на свой стул и спросила:
– Что теперь?
– Вспомни пожалуйста, перед тем, как появилось это желание… – я замялся, ища подходящие слова.
– Пое…ся с этой б…ю, – конкретизировала Ира.
Я кивнул. Точнее не скажешь.
– Он забирал у тебя какой-нибудь предмет?
Ира задумалась, отхлебнула из кружки, и я поставил кипятиться чайник.
– Сука! Ручка. Он, когда пришёл, раздал всем фирменные ручки. А, неделю назад, заскочил и типа надо что-то подписать, взял мою и не вернул. Это плохо?
– Вообще-то да. Никогда не отдавай незнакомцам свои вещи. Особенно, если эти вещи тебе не безразличны.
– Вот же тварь! Почему у тебя мне так хорошо, Лёша?
Закипел чайник, и, пока готовил ей новую порцию кофе, сформулировал ответ как можно понятнее.
– Моя квартира защищена от любых внешних воздействий. Его тоже. Как только ты выйдешь за порог моего дома, на тебя снова навалится.
– А оставаться здесь всю жизнь не вариант, – подытожила Ира.
– Да. Ты его добыча. Он за тобой придёт. Он сильнее меня. И у него есть ковен.
– Но ты уже что-то придумал!
К Ире вернулся аппетит. Она поглощала бутерброды с нечеловеческой скоростью, запивая маленькими, чисто символическими глотками.
– Тебе повезло, что через два дня новый год. Видишь ли, в тысяча девятьсот восемнадцатом году кровавые большевики перенесли время на тринадцать дней. Это сатанинское число. На самом деле время должно было быть перенесено на четырнадцать дней. И вот этот день. День, который не согласуется с их дьявольскими планами – он пропал не совсем. В него можно попасть. И в нём можно исправить то, что не получается сделать в реальном времени. Эффект был сначала только в Ленинграде. Но, с каждым годом, он разрастается. Об этом сегодня мало кто знает.
– Но ты знаешь!
– Да, я знаю, – обречённо вздохнул я.
– Какие у нас теперь планы?
– Ты приходишь ко мне встречать новый год.
– Спасибо тебе, Лёшенька!
Она подскочила, чмокнула меня в щёку и ушла.
От бутербродов не осталось ничего, кружка наполовину полная. Очень хотелось есть, но в холодильнике, как на зло шаром покати. И только два сиротливых кусочка колбаски в блюдце на столе.
Через три дня меня убьют.

***
Ира пришла ко мне за два часа до полуночи. На ней была шикарная шуба. Я ещё удивился – за окном моросит мелкий противный новогодний дождь. Опять. Зима – всё-таки. Но она сняла шубу и … осталась в нижнем белье и чулках.
У меня перехватило дыхание.
– Да ладно! – заметила Ира мою реакцию. – Только не говори, что у тебя встал!
– Ты себя в зеркале видела? – возмутился я, вешая её шубу на вешалку. – Да у любого импотента на тебя сейчас встанет!
Она довольно улыбнулась:
– Куда мне?
– В зал.
Она зашла в комнату, где я обычно принимаю клиентов. Гадальный стол был накрыт, к нему придвинуто гостевое кресло. Она уселась в него. Я сел напротив. Теперь, когда я видел лишь красивую грудь с едва прикрытыми сосками, стало чуть легче.
Я зажёг свечи и пультом выключил электрическое освещение. Разлил по бокалам кагор. Мы чокнулись. Выпили. Потом я рассказал ей, что надо делать.
– Когда ты проснёшься, ты возьмёшь свой платок и пойдёшь к этой твари. Ты не будешь видеть людей. Не будет солнца. Всё будет серым. Не пугайся. Ты зайдёшь в его квартиру, найдёшь свою ручку. Ты почувствуешь, где она. Обернёшь ручку своим платком и оставишь в том же месте. Потом ты вернёшься суда и заснёшь.
Мы несколько раз проговорили всё это. Потом, когда она стала терять сознание из-за порошка, подсыпанного мной в её бокал, я включил музыку.
«Ну, а я скажу тебе, самый лучший день, самый лучший день у нас сегодня был. И очень хорошо, что он уже прошёл и от последних слов меня освободил.»
Ира проснулась. Посмотрела в окно.
– Сколько времени? Почему так серо?
– Я тебя предупреждал, – напомнил я.
– Надеюсь, ты меня не тр…л, пока я спала?
Я посмотрел на неё укоризненно.
– Жаль! Много упустил!
Она, нетвёрдо прошла к вешалке. Попыталась снять свою шубу. У неё не получилось.
– Что за дрянью ты меня накачал?
– Ира, тебе надо было снять стресс! – терпеливо сказал я. – Я же объяснял. Сконцентрируйся.
Наконец у неё получилось. Потом она попыталась открыть входную дверь.
– У меня не получается!
– Не забывай, сегодня самый лучший день. Приложи руку к замку. Он откроется.
Она возилась минут пять. У неё получилось. Она ушла.
Я сжёг её платок и остался сидеть и ждать.
Вернулась она часа через три, вся возбуждённая и радостная и сходу попыталась броситься мне на шею.
– Не смей! – с металлом в голосе ответил я.
Ну как бы, когда ослепительно-красивая девица в шубе поверх кружевного белья бросается на шею половозрелому мужику – закончиться это может только сексом. Я ж не импотент, всё-таки.
– Злюка! – расстроилась она, вернула шубу на вешалку и пошла спать.

***
Проснулась она от звонка телефона в десять часов первого января. Развернула телефон так, чтобы я слышал.
– Ну и где же моя любимая шлюшка? – нежно промурлыкала трубка.
– Да, я сейчас буду.
На меня смотрели глаза затравленного зверька.
– Ты же сказал, что всё сработает!
Я обнял её за плечи:
– Ира, просто верь мне. Всё будет хорошо.
– Ты же меня не обманешь?
– Конечно обману! Я же некр. Но, если ты мне верила, а я тебя обманул – это неприятно. А если ты знала, что я тебя обману, и всё равно попалась – это ещё и унизительно.
– Спасибо тебе за всё, Лёшенька!
Она опять чмокнула меня в щёку, надела шубу и вышла.
Жить мне осталось сутки. Может двое.

***
Звонок телефона разбудил меня четвёртого числа в четыре утра.
– Алексей Петрович, у нашей организации возникли к вам вопросы. Не могли бы вы подъехать по указанному адресу.
– Сопровождать меня никто не будет? – поинтересовался я.
– В этом есть необходимость? – удивился голос в трубке.
Действительно, попытаться сбежать – это самый умный из возможных поступков.
Заседание совета на этот раз проходило в здании молодёжного центра «Старт». У меня куча воспоминаний с этим местом. Не все они хорошие.
На входе дежурили гоблины внешней охраны. «Гоблины» не в смысле нечеловеков, а в смысле качков одного из местных авторитетов. Меня они пропустили без вопросов. Внутри ждала уже более серьёзная охрана из тройки вампиров-энергетов и парочки ведьмаков. Это не те, которые у Сапковского, а ведьмы мужского пола.
Меня направили в актовый зал и пригласили подняться на сцену. Всё уже было готово для суда. Скрывавшийся в тени первого ряда Высший Маг, которого принято называть Академиком, произнёс:
– Друзья мои и коллеги. У нас произошло чепэ. Один из наших собратьев подло и цинично поднял руку на своего. Он нанёс существенный вред магическим силам одного из нас. Это недопустимо.
По залу пронёсся негодующий гул. Сцена, на которой я стоял, была замкнута в магический круг, блокировавший любую атаку наружу, полностью проницаемый для любой атаки извне, да ещё заговорённый так, что любой, находящийся внутри него, не может врать.
Идеальное место для допроса. Вот только наши чиновники, почему-то уже лет десять как не спешат посещать этот молодёжный центр. Не знаю, почему.
– Маг первой категории Мишутин Алексей Петрович обвиняется в причинении тяжкого вреда магическому здоровью магу вне категорий Ковалёву Виктору Павловичу. Обвиняемый, вы признаёте свою вину?
Очень хотелось сказать: «да». И меня убьют здесь и сейчас. Даже посмертное проклятие не сработает.
– Я не причинял ему вреда! – честно ответил я.
– Ну да, это же твоя тварь!
Ковалёв влетел в круг на сцену, пытаясь добраться до меня.
– То есть, вред тебе нанёс кто-то другой? Уточнил я.
Ковалёв щёлкнул пальцами:
– Введите её.
На сцену вышла Ира. Сегодня она была в своей повседневной одежде, как будто только из студии. Хотя, почему как будто? Скорей всего оттуда её и похитили. Сейчас она была в трансе
– Рассказывай! – приказал ей Ковалёв.
Ира послушно начала:
– Виктор Петрович захотел меня тр…ть, приказал прийти к нему в Новый Год. Я пошла к Лёше, и он мне рассказал, как не тр…ся с Виктором Павловичем. Надо прийти к нему в дом тридцать второго декабря и обмотать ручку, которую он у меня украл, платком. Я так и сделала. А потом я пришла к нему первого января. Разделась, а у него на меня не стоит. Он пытался дрочить на меня. Потом его вырвало.
– Захлопни пасть! – заорал Ковалёв.
Ира послушно замолчала. Зал шушукался и сдавленно подхихикивал. Я развёл руки в немом удивлении. Что я здесь делаю?
– Не бывает тридцать второго декабря!
– В тысяча девятьсот восемнадцатом году кровавые большевики перенесли время на тринадцать дней. Это сатанинское число. На самом деле время должно было быть перенесено на четырнадцать дней. Этот день, который не согласуется с их дьявольскими планами, пропал не совсем. В него можно попасть. В нём можно исправить то, что не получается сделать в реальном времени.
Мало того, что Ира находилась в трансе, так ещё и внутри круга, не позволяющего врать.
– Её не было в моей квартире! – не выдержал Ковалёв. – У меня же запретные обереги. Ни один вор, ни один мент ко мне вломиться не может. Только если я разрешу. Только в моём присутствии! Так не может быть!
Вмешался Академик:
– Алексей Петрович, не могли бы вы пояснить?
– Попробую, Игорь Павлович, – ответил я.
Так уж получилось, что в реальной жизни Академик является проректором моего университета. Практически, моим прямым начальником.
– Я так полагаю, что обереги нашему уважаемому коллеге ставил Максимка. То есть, ставил он на триста шестьдесят пять дней в году и особо предупреждал насчёт високосных лет. А тридцать второго декабря не существует. Следовательно, в этот день к нему в дом может войти любой.
– Вот! Он же сам признался!
Ковалёв кричал, исходил пеной, но даже не пытался подойти ко мне. Он вещал в зал, как плохой актёр, требующий поддержки зрителей. Зрители уже угорали от смеха.
– Лично я ничего не делал. Я лично считаю тридцать второе декабря глупой байкой. Абсолютно ненаучной.
– То есть ты обманул эту девку? – подловил меня Ковалёв.
– Ну да! А что, это плохо?
Это был финальный удар. Ковалёв осел на сцену. Я обернулся к залу.
– Уважаемые граждане вампиры, пожалуйста, не трогайте влюблённых женщин! Результат может вам не понравиться! Подавитесь!
Зал разделился на тех, кто орёт и тех, кто аплодирует. Из общего гомона я уловил крик:
– Да он ненавидит энергетов!
– Неправда! – тут же спалился я. – Я ненавижу вас всех!
Это финиш! За это меня точно убьют.
Вместо этого аплодисменты усилились, и их перекрыл вопль:
– Ну да, мы ж живые! С хера ему нас любить!
Большая часть зала была на моей стороне. Я нашёл глаза Академика:
– Мне можно идти? – спросил я одними губами.
Он кивнул.
Я обнял Иру и пошёл за кулисы. Зал требовал меня на бис. Маг вне категорий Ковалёв Виктор Петрович валялся на сцене полуживой кучкой.
Первый раунд я выиграл.
Ира этот день переживёт.

***
Второй раунд ожидал меня в моей квартире. Там собрался Верховный Совет в полном составе. Пять Высших Магов.
Я вздохнул и стал в центре зала. Подо мною сейчас должен был находиться магический круг, усиливавший всё, что направлено извне и блокирующий, всё, что выходит наружу.
– Алексей, перестаньте ёрничать! – недовольно произнёс из левого угла голос Академика. – Все, здесь присутствующие, понимают, почему. Нам просто интересно, как?
– Тридцать второе декабря не сработает? – уточнил я.
– Двое из нас тогда жили, и были вполне себе взрослыми людьми! – терпеливо разоблачил меня Академик.
– Говори за себя, Игорёк! – подала голос из правого угла комнаты Элеонора, Верховная Ведьма, – Я тогда была глупой шестнадцатилетней соплюшкой.
Надо ли говорить, что Элеонора сейчас выглядела лет на сорок-сорок пять. И, при этом, выглядела как Мишель Пфайфер.
– Хорошо, – сдался я. – Я просто работал по профессии. Я вывел душу Иры из её тела и направил к этой твари.
– Призраки не могут взаимодействовать с предметами реального мира! – прервал меня Академик. – Я такой же некромант, как и вы, молодой человек.
– Но она-то этого не знает! – хмыкнул я. – И она любит мужчину. Того самого, кого я не могу назвать по имени. Не надо её трогать. Пожалуйста!
– То есть, она соврала потому что не знала, что врёт, и сделала невозможное, потому что не знала, что это невозможно, – резюмировал Герман Петрович, декан моего факультета, и, по совместительству Высший Маг.
– У вас большие задатки, молодой человек.
Академик поднялся и направился к выходу. Остальные Высшие Маги направились за ним.
Я не понимаю этого.
Я ненавижу их всем своим существом. Всем что осталось от моего сердца, от моей жизни. Я регулярно нарушаю запреты. Убиваю своих. Таких же тварей уберменшей, как я. Вот и этот Ковалёв умрёт в течении недели. Максимум – двух. Его сожрут свои же, потому что он потерял свою силу. Он не смог сожрать добычу.
Именно я причина его смерти.
Я бешеный пёс, сорвавшийся с цепи, и меня уже давно стоит пристрелить. Но, почему-то, я опять остался жив.