Рассказ №6 Похожий на гнома

Мятый конверт выпал из лопнувшего мешка со старыми игрушками. Мешок притащил на склад недовольный курьер, уронил в углу и ушел, отряхивая форменную курточку. Конверт сливался с пыльным полом, на бумаге отпечаталась подошва.
Складчик Клим – пожилой, приземистый, лохматый, как болотная кочка – немного поворчал и широкими ладонями собрал рассыпавшиеся машинки и куклоботы. Конверт он заметил случайно, и сначала принял его за обрывок упаковочной бумаги.

Традиционно в середине декабря дети пишут письма полубогу Доброгоду и выкладывают сложенные вчетверо листочки на подоконники, придавив бумажки конфетой или пряником. Большинство мальчиков просят самоходные механизмы, супер-воинов и конструкторы. Девочки предпочитают куклоботов, клоунов и автоматических котят, похожих на скок-пушей.
По вечерам стаи бойких снегирей мечутся над городом, собирая белеющие листочки. В офисе Доброгода вальяжные четверть-боги сортируют охапки писем.

Неаккуратный курьер исчез. Клим нахмурился и решил отнести письмо в офис. Пусть чиновники решают судьбу утерянного послания. Он не имеет отношения к детским обращениям, в его обязанностях учет и сортировка поступающих товаров.
Хотел отнести, но задумался. Сегодня уже тридцать первое. Письмо катастрофически опоздало, учет просьб окончен. Послание не прошло регистрацию, не имеет золотистого штампа Доброгода – улыбающейся снежинки. Поэтому теперь подарок не гарантирован.
Самое вероятное, решил Клим, что письмо случайно попало на стол, куда перекладывали бракованные игрушки. Такое возможно.

Это его совершенно не касается! «Выброшу!» – подумал Клим и нехотя развернул письмо. Не сразу разобрал каракули.
«Здрас туй даРАгой Дабра год!
МинЯ за вут Даня Мне свосим лет
Я БальноЙ Бальной Я
ПаДари адин НОв Ый дЕНьЬ!
и уббей доДО под краватю ато он мня ку сает.
СпаСИ бо дДОрагой допрагод!».

***
На складе всегда царили строгая торжественность, тишина и пыль. Высокие темные потолки, которым не хватало звездного неба. Вдоль оштукатуренных стен – ряды стеллажей, похожих на трехмерную карту железных дорог. Сорок три лампы экономно освещали коробки, ящики и мешки.
Среди стеллажей неслышно копошились странные пегие тени, которых Клим время от времени гонял, как кур. В дрожащем воздухе плавали запахи радиаторного масла и раскрошившихся пряников.

Главное противоречие склада таилось в утилизаторе. Обычные склады служат пристанищами товаров, влажной бумаги и мышей. Склад Клима был не только базой для хранения множества игрушек, но и печальным центром уничтожения отбракованных подарков.
Здесь, за стеллажами, чернел раструб зловещего механизма, который поглощал весь мусор в любом количестве и конфигурации, а также утилизировал остатки выпечки, что снегири получали за услуги почтальонов.
Но как можно назвать мусором куклу, у которой всего-навсего выпал жемчужный глаз? Или блестящую гоночную машинку с утерянным колесом. Клим всегда неохотно отправлял в утилизатор приговоренные к смерти игрушки. Разумеется, никакой ребенок не захочет получить в подарок машинку без колеса, но ведь можно же починить?!

Клим часто нервничал, и не только из-за безжалостного утилизатора.
Его волновали собственная внешность и место в жизни.
Низким ростом, круглыми желтыми глазами, могучими длинными руками и косолапой походкой он напоминал вулканического гнома, и даже бороду завязывал косым узлом. Его часто в шутку дразнили вулканчиком, но он не обижался.
Вторая проблема крылась в его незавершенном образовании. Шестьдесятчетвертая-бога не должен работать простым складчиком, правда, говорят, что в команде Доброгода все равны и солидарны. Клим был достоин большего, но упустил свой шанс. Неразговорчивый, подозрительный, не любитель шумного веселья – такой бука не станет карьеристом и вряд ли пробьется в первые ряды хитроглазых чиновников.

Из года в год старик, похожий на гнома, перебирал некондиционные подарки, спасал от уничтожения хромых клоунов и одноглазых скок-пушей, передавая их громадному инфернальному пауку, свившему гнездо в дальнем конце склада.
Паук питался крупными ночными мотыльками и редкими летучими мышами, а игрушки бережно прятал в изящно сплетенные мешки над гнездом. Клим считал паука коллегой, который с годами превратился в складчика и коллекционера. Оба были отшельниками, что служило показателем душевного родства.
По вечерам Клим совершал оздоровительную прогулку, наполняясь тишиной и тусклыми улыбками клоунов, бродил вдоль стеллажей, четыреста восемнадцать шагов в дальний угол и четыреста двенадцать обратно. Проходя мимо висящего вниз головой паука, Клим привычно салютовал ему. Паук в ответ начинал мигать всеми восемью глазами, напоминая индикаторный аппарат связи в приемной Доброгода.
Кроме паука еще одним живым существом на складе был скок-ягарь. Эффектной бордово-фиолетовой масти скок-ягарь, неизвестно, как и почему появившийся здесь лет десять назад, прижился к удивлению Клима и даже стал с ним общаться в формате нейтрального урчания.

***
Вместе с бракованными игрушками на склад просочилось письмо. Вместо четверть-бога, принимающего решения по детским просьбам, его прочел Клим, не имеющий отношения к распределению и пересылке подарков. И теперь письмо оказалось среди неучтенки и мусора, без печатей, и на пути к утилизатору.
Письмо оканчивалось адресом отправителя. «Я жеву в квар тали КАМЕ…» – на этом месте листок обрывался. Возможно, снегирь слишком резко перехватил конвертик мощным клювом.
В городе были квартал Камелий и квартал Каменных Ангелов. В первом жили малообеспеченные семьи, рабочие и мелкий служивый люд. Во втором публика почище и побогаче.
Клим почему-то подумал, что мальчик Даня обитает в квартале Камелий.
Впрочем, пусть обитает. Климу нет никакого дела до какого-то Дани, которого кусает какой-то живущий под кроватью додо.
Тьфу на них. Клим вытянул из ниши ребристый хобот пылесоса, принялся за уборку.

Тридцать лет он просидел на складе, питаясь в закрытой доброгодовской столовой. Нет, конечно, не каторга. И не прикован кандалами. Выходил в продуктовое депо через дорогу – за сырными лепешками, сухофруктами и ароматными листьями для заварки. В соседней лавке покупал портянки, бритвы, магические свечи, умные календари. А еще начальство его как-то поощрило пикником и отправило вместе с молодыми восьмая-бога в загородную резиденцию.
Так что абсолютным затворником Клим себя не считал. Но несомненную пользу уединения он иногда был готов променять на вылазку в город.

А тут неизвестный призыв. Словно крик за дверью. Может, мальчик смертельно болен и просит еще один день жизни? Бедняга. И кто такой додо, которого боится неизвестный Даня? Ох, бедняга…
Он даже не шестнадцатая-бога. Хотя обладал жизненным опытом и был достаточно упрям в рассуждениях о чудесах. Он знал о существовании параллельных материально-временных пространств и читал отчеты редких путешественников, рассказывающих о пограничной жизни, которая настолько схожа с его миром, что их можно перепутать… если напиться и не цепляться к мелочам.
«Мелочи» весьма озадачили Клима. Это были удивительные несовпадения в быту, природе и культуре двух человечеств.
Например, в параллельном мире декабрь насчитывал всего тридцать один день. Доброгода там зовут Морозным Дедом, а вместо скок-скоков по улицам городов и сел бродят смешные пушистые существа. Тот мир примыкает к нашему, словно рубаха к телу.
Поэтому у нас так много общего, размышлял Клим. Правда, жители соседнего мира ушли вперед в производстве всяких волшебных штучек, называемых ин-фыр-техно-логиями. Зато у них изрядная путаница в духовной области. Полубогов и четверть-бога они называют магами и колдунами, а истинных магов принимают за творцов-создателей и поклоняются им со страхом и лицемерием.

Ночью он плохо спал, ворочался на узком топчане, бормотал, хрустел шеей. Скок-ягарь дважды подходил, бодался квадратной башкой, что за проблемы? Клим гладил зверя и сам не знал – что за проблемы его беспокоят. Ну, не мифическое же письмо. Под утро достал из-под матраса портативный хроно-кошелек, пересчитал накопления: семь с половиной минут волшебного декабря. Сверхурочное время чудес на пороге Нового года. Легендарный сейф Доброгода – Тридцать Второе Декабря, сотканное из эмоций миллионов детских писем.

Рано утром, хмурый и задумчивый, он пошел к пауку, бесцеремонно отцепил от паутины кокон с бывшими подарками и уволок его в свою конторку. Паук изумленно смотрел вслед грабителю и мигал, как цветомузыкальная аппаратура на дансинге.

***
На стареньком мотобусе он проехал до площади Неплача, свернул на Дарра-Журри и лихо обогнал ветхую карету обедневшего офицера. Скок-ягарь сидел рядом и вертел головой. Клим не ожидал, что сумрачный зверь увяжется за ним.
Предпраздничные улицы были малолюдны и непривлекательны. Веселые ярмарки, пышные распродажи и хороводы среди бочек с пальмами и рябинами завершились в ноябре. А сейчас все нормальные люди сидели по домам, крутили паштеты и солили ребрышки, которыми через неделю будут лакомиться с друзьями и соседями.

Квартал Камелий был за третьим поворотом – Клим, не глядя на дорогу, вырулил к треугольной клумбе с чахлыми кустиками. Мотобус фыркнул и замер.
Ряды трехэтажных домов образовали пентаграмму двора, переполненного самоходными тележками и ребятней всех расцветок. Центром мироздания являлся приземистый мусорный утилизатор с хищно распахнутым зевом. Рядом беззаботно копошились двое малышей и пегий скок-гав.

Клим когда-то жил в таком дворе. Здесь ничего не меняется десятилетиями. Сотни местных жителей знают друг друга, словно члены большой семьи. Пекари и молочники по утрам оставляют свежий товар возле запертого депо продуктов. Старики в беседках до полуночи играют в трик-трак и шашки, которые оставляют на столах, ведь никто ничего не стащит. Женщины и отремонтированные куклоботы развешивают белье вокруг беседок, растягивая шнуры от усов утилизатора к уцелевшим от вырубки лиственницам.

– Оставайся в машине, – попросил Клим ягаря и вошел на территорию квартала Камелий.
Замшелые камни у столбов электропередач. Бетонные столбы, тусклые стеклянные камелии. Раскладушка с горкой капусты. Старый мотобус в стиле «жаркая штучка».
Клим крякнул и направился к зданию. Но не прошел и десяти шагов, как услышал окрик:
– Эй, борода! Минуточку, дорогой!
К нему приближался невысокий толстяк в распахнутом пальто с одной пуговицей. В каждом квартале есть энергичные бездельники, бессменно патрулирующие двор и сующие нос куда надо и не надо. В народе их насмешливо зовут старостами, но ценят за бдительность.

– Ты хто? – осведомился толстяк и сам себе ответил: – Похож на вулканчика.
Сам ты гном, кисло подумал Клим и вежливо представился:
– Служба Доброгода. Разыскиваю местного жителя.
Толстяк оживился, застегнул пуговицу, но услышав имя Дани, хмыкнул:
– Нет здесь таких! Не знаю. Хотя погоди… Может, девочка? У нас в пятом блоке есть Дина.
К старосте и Климу стягивались дети и взрослые, все излучали любопытство.
Клим хотел было возразить, что ему нужен именно мальчик, но толпа хором заверила, что девочка Диночка – хорошая девочка, умная, добрая и славная. Она как раз нуждается в помощи Доброгода.
– Ты ведь этот… из волшебников? – насупились местные умники. – Вот и помоги.
– Да какой я волшебник, – пробурчал под нос Клим.
– Чегось?
– Ничего. Ведите.
Раз кто-то нуждается в помощи… Что ж, ведите.
Стайка ребятни подхватила и его и понесла, как дождевой поток щепку. Климу казалось, что он плывет, увлекаемый энергией детей. Под запахи соленой рыбы, подгоревшего хлеба и свекольной настойки гомонящая стайка доставила его на второй этаж к облезлой двери с ритуальным колокольчиком. Комната оказалась светлой, облицованной тряпичными клоунами и куклами. Они гроздьями свисали со стен, теснились на циновках, выглядывали из-за невысокой лежанки, покрытой пушистым ковром.
– Гномы тоже у Доброгода служат. Глазищи желтые… как у филина, – шептались за его спиной женщины в шароварах.
Клим обиделся за филина.
Худенькая девочка сидела за столом, грустно баюкала клоуна. Безжизненного и ненужного никому.
Староста попросил: «Сотвори иллюзию…»
Клим прислушался к жилищу. Здесь не было п о р я д к а, нет предводителя, поэтому в квартире царит хаос.

Клим вынул из мешка однорукого офицера в блестящих орденах и с внушительной шпагой.
– Теперь это ваш генерал. Он наведет порядок.
Нащупал в кармане хроно-кошелек, нажал кнопку. Новоявленный генерал вздрогнул, его глаза сверкнули, он выпрямился и положил руку на эфес шпаги.
Повеяло суровой стихией казармы.
– Встать! – приказал он скрипуче.
Вялые игрушки зашевелились. Мятые скоки и сонные боты начали подниматься, словно обрывки бумаги при электрическом фокусе. Шатаясь и падая, они выстраивались дрожащими шеренгами.
Люди замерли, дети восторженно завизжали.
Дина улыбнулась.

…Три пары глаз наблюдали, как Клим грузит свой мешок в мотобус.
– У фагота по ягодам шерстяная лодка, – процедил толстоносый громила.
– Вдруг ворохнемся? – усомнился его красноглазый приятель. – С ним ягарь лупастого замаха…
– Стаканом накроем и не квакнет, – возразил Носастый.
Третий налетчик одобрительно хмыкнув, почесал расплющенное ухо.
Клим запоздало обнаружил криминальное копошение за спиной.
– Эй! – возмутился он.
Хлоп! Сзади послышалось злое урчание. Клим оглянулся и оказался повержен. Двое держали его за руки и за ноги. Рядом бесновался скок-ягарь, накрытый прозрачной полусферой.
– Не ершись! – пригрозил Носастый. – Шницель вырву!
И дохнул на Клима ядреным выхлопом, который свалил бы с ног любого непьющего, некурящего и не нюхающего.
Но тут подоспели жители Камелий во главе с запыхавшимся старостой. Разгорелась славная потасовка, которую Клим оперативно покинул, накручивая педали.

***
Первому заместителю Доброгода полубогу Жо-Басмачу доложили: «Только что зафиксирована трата семнадцати секунд сверхвремени декабря!»
– Вот как. И кто это у нас такой богатый?
– Некто Клим, складчик, шестьдесятчетвертая-бога…

***
Квартал Каменных Ангелов символизировали девять крылатых скульптур у входа в обширный двор. Строгие лица ангелов не располагали к веселью. По слухам, эти фигуры возникли здесь в Довековье.
Видимо, безрадостное настроение каменных стражей передалось и местному архитектору. Контраст: кудрявые фиалки в тяжелых вазонах у подъездов массивных зданий с безвкусными дверями.
Клим подошел к лысому консьержу, который курил сигарилло и с подозрением пялился на неказистого гостя.

– Что тебе надо, гном из вулкана? – спросил консьерж.
Сговорились они все, что ли? Клим чуть не плюнул с досады, но все же сдержанно представился и сообщил о цели визита.
– Какого Даню… в домовой книге не значится.
Клим разочарованно повернулся, но консьерж подавился дымом и воскликнул:
– Может, Данаю?
Клим представил, как хмурые ангелы слезают с постаментов, пинками загоняют его в дом.
И согласился навестить Данаю.
Его провели во внутренний двор с белым палисадником. В патио журчал фонтанчик, вокруг которого бродил куклобот с лукошком яблок.
На первом этаже в конце коридора легкий сквозняк шевелил бамбуковые драпри.

– Добра, Даная! – поклонился консьерж хрупкой женщине с лицом, как гипсовый слепок.
Ее комната была полна цветов и фотографий.
Слепая обитала в замкнутом мире фантазий и воспоминаний. Вечная тьма помогала медитации. Данаю это устраивало, но она все чаще мечтала увидеть себя в зеркале, посмотреть на текущую воду и полюбоваться детской улыбкой. Она бы согласилась прозреть лишь на час.
Клим знал, что в зазеркалье могут происходить чудеса, сравнимые с божественным волеизъявлением. Он и сам был не прочь попасть в параллельный мир, однако за такую вольность Клима могли лишить статуса и пенсии.
Ягарь прильнул к слепой, и она погладила острые уши.
Ей нужно окунуться в хаос, чтобы прозреть.
Параллельный мир. Из тех, что похожи на наш, как два костра в ночи.
– Вы готовы? – спросил Клим, нащупывая в кармане хроно-кошель.
Cлепая взяла его за руку. Скок-ягарь взвыл, и комната погрузилась в лиловые сумерки.

…Край древних молитв и почтительности.
Здесь меркнут ауры, тускнеют голоса. Здесь каменные тени в обрамлении ломких листьев. Безлюдные аллеи, безымянные могилы. Над мертвым миром булыжники неба. Ни птиц, ни одиноких плакальщиц. Серость, сырость, сумерки.
Шеренги надгробий с ритуальными фигурками, что сопровождают умерших. Медведи, львы, кентавры, моржи… Наравне с мраморными постаментами встречались стеклянные и деревянные со стёртыми рунами. Ряды могильных плит тянулись до обрыва, за которым шевелился искаженный горизонт. Климу чудилась раскрытая коробка шоколадных конфет, которые давно посерели и потрескались.

Они шли по центральной аллее, мимо проплывали кресты, звезды, безносые бюсты, безголовые статуи, поросшие мхом склепы.
Вдруг Климу послышались шаги. Их кто-то догонял. Ягарь притормозил, фыркнул. Троица свернула на тропинку среди приземистых сосен. Клим запоздало проникся ощущением опасности, сбился с шага.
– Что-то случилось? – Даная замерла.
Ближайший склеп; из темного проема ползло бесформенное, злое. В центре призрачной туши разверзлась бездна, окаймленная желтыми клыками.
Даная вскрикнула. Ягарь зарычал, припал к земле, расшвыривая влажные листья.
Клим с тоской вспомнил тесак, которым он вспарывал брезентовые упаковки с подарками. Туманный монстр уверенно приближался, сочась маслянистыми каплями.
Сзади топот.
Из-за поворота вынырнула гибкая фигурка в коротком плаще, вклинилась между Климом и могильным хищником, который сразу прекратил атаку. Незнакомка гортанно крикнула, и оживший кошмар улетучился, всосался в щели между изваяниями.
Она повернулась к нам. На лбу тавро – корона.
Белая блуза, алый шейный браслет.

Вейрена оказалась наивной и откровенной. По-детски улыбалась. Держала за руку Данаю, которая, прозрев, вглядывалась в спасительницу.
По местным преданиям, умершие в течение трех суток продолжают видеть сны. Зачастую эти видения приобретают материальную форму. Вейрена призвана укрощать потусторонние эмоции. Таких, как она, зовут кладбищенскими принцессами, которых боятся даже могильные львы.
– У нас строго запрещено обворовывать захоронения и склепы. А на простые радости законы не распространяются. Если я сумею скопировать живую улыбку, то сохраню ее навсегда в посмертии. Мы копим позитив. Но посетители кладбища почти не улыбаются и еще реже смеются.
Даная недоверчиво улыбнулась:
– Но зачем все это?
Вейрена моргнула, черты ее лица изменились: непокорность на слепке страдания.
Она подготовила себе будущую могилу. Круглую яму скрывали заросли бузины. Накапливая улыбки и добрые мысли, выстилает светлыми эмоциями дно ямы, чтобы покоиться в благости. Клим всматривался в эту удивительную женщину и не мог определить чего в ней больше: отчаянного желания отомстить миру за свою изуродованную судьбу или наивного оптимизма…

Способен ли бог, каким бы всемогущим он не был, совершить большее чудо, чем стремление падшей женщины одарить своим бескорыстием женщину нравственных устоев?
Даная прикоснулась ко лбу Вейрены, погладила корону.
– Спасибо, девочка. Да, это важнее всего… сохранить улыбку в посмертии. Скопируй мой смех, родная.
Повернулась к Климу:
– Благодарю тебя. Ты настоящий Доброгод.

***
Полубогу Жо-Басмачу доложили: «Новая трата! Сто сорок три секунды».
– Складчик Клим?
– Так точно!
– Срочно мне его личное дело!

***
Он перечитал письмо, присмотрелся к неказистым буквам, цыкнул. А ведь название квартала не «кАме…», а «кОме…»!
Клим решительно поехал в сторону опасного Квартала Комедии.
Здесь было грязно и воняло. Ягарь остался у мотобуса.
Переполненные мусорные баки охраняли две крысы и три бомжа.
– Даню? – ухмыльнулся босой коротышка. – Вона там ищи! Тока вряд ли найдешь.
Недоумевая, Клим подошел к ветхому домишке. Распахнувшаяся дверь выпустила влажное облако. Банный день у них, что ли. На пороге возникла тощая тетка в старом платье с нелепым декольте. Все в ней было острое – носик, подбородок, ключицы и обнаженные локти.
– Даню?!
Она тараторила без умолка, слова летели, как осколки, казалось, что произносимые фразы такие же костистые, как и сама.
Клим вежливо отодвинулся.
– даня… парзит неслух… гворила я гворила ему неслух… токо мычал как солвей… доигралс допрыглс добегал с дружкми… олько мчал и кивал как солвей…
Ох и мамаша у Дани!
– …в тюряге… неслух.
– Ваш сын в тюрьме?– изумился Клим.
– Какой сын? – Словесный поток иссяк. Оба недоуменно уставились друг на друга.
– Муж это… солвей ему в люлю.
Клим вздохнул и вынул тощий хроно-кошель.
Мерцание. Всплеск. Звон.
Шлеп! Клим плюхнулся на лавку в центре холодной комнаты с решетками на окне.
Ряды шконок вдоль исцарапанных стен. Полосатые матрасы. Жестяные миски и кружки. Мокрая дыра в полу. Острый запах беды.
Восемь лиц на фоне решеток. Их глаза похожи на заплесневелые каштаны, подумал Клим.

– Это какая радиола кирпичом щупана? – перед Климом образовался рыхлый здоровяк с изрисованными совами ручищами.
– Я это… – промямлил Клим, не решаясь переходить к делу. Если выберусь отсюда, подумал он не к месту, раздам остатки игрушек в Квартале Комедии.
– Веретено смотал на креветку? – осведомился любитель сов и недобро цыкнул, размахиваясь.
Камера напряглась в ожидании драмы. Еще секунда… еще одно слово…
Слово! Клим сообразил, что местные граждане не понимают обычную речь. Рискнуть?
– Не ершись! Шницель вырву! – рявкнул он, вспомнив словечки Носастого.
Здоровяк замер и растерянно моргнул.
– Штука дуры два шара! – заревел Клим, развивая успех. И пустился во все тяжкие, импровизируя: – Соленый пиджак под корыто! Шоколад хряку в лыжи! Три копыта на лишний светофор!
Камера онемела. Кто-то уронил кружку. Кто-то икнул.

…Он нашел Даню на угловой шконке – рябого верзилу с пустыми глазами.
– Ты писал?
– Опа ё! – Даня Компот открыл рот, глядя на смятое письмо. – Дык, двадцать зим того уже…

***
Жо-Басмач сердито обозревал притихших сотрудников.
– Плохо работаем!
Сотрудники поникли.
– Диночка ди Воль-Доль. Даная Пурпурова. Даннис Компот. Оказались лишены благ Великого Доброгода, их письма затерялись, их мечты умерли. Слабый старый гном возвращает им веру в Доброгода.
Сотрудники страдали.
– За свой счет возвращает, – зловеще добавил Жо-Басмач.

***
Клим совершил преступление – одолжил несколько минут у Тридцать Второго Декабря и вернул Дане детство. Вернул рваного медве-бота, книжку «Как ограбить пивнушку», аптечку, таблетки, мази, уколы, слезы… и проекцию энерговампира додо из-за стены к восторгу злого соседа Штрюка. Клим рассеял додо, как скверный сон и восстановил редкие прогулки летом и абсолютное затворничество зимой. А потом погрузил Даню в новогодний фестиваль, помог лепить снежную бабу и нырять в сугроб, подарил живой хруст бега по замороженным лужам и стремительный танец на коньках по замерзшему озеру. Все то, чего не хватало маленькому Дане двадцать зим назад. Волшебный сияющий безумный новогодний день.
Хроно-кошелек отсчитывал последние секунды, каждая из которых вспыхивала в подсознании ярким веселым событием, а Клим устало выжимал: пять, четыре, три, две…

И вот тогда прямо на стене камеры вспыхнула проекция Жо-Басмача. Казалось, что он сейчас спрыгнет со стены и отпинает всех присутствующих. Сейчас он мне шницель вырвет, уверился Клим. Великий серый кардинал Доброгода строго оглядел Клима и сообщил:
– Поздравляю с повышением, шестнадцатая-бога, вулканический гном Клим Иванович! Жду у себя в офисе… когда закончите работу.
Клим Иванович посмотрел на кошелек.
Кошелек был полон.