ВНЕК №1 Желание

В детстве Майк Хостингс мечтал ровно о двух вещах. Было ли ему семь, десять или семнадцать лет, только ими грезил Майк. Рядом с ним протекали, проносились бурным потоком либо покоились в затонах жизни его одноклассников, товарищей по двору и прочих сверстников, мечтавших о чём угодно: о новых игрушках, о деньгах, о полном гардеробе шмоток, о красавицах и выпивке. Чего греха таить, примерно о том же мечтает сильное большинство планеты. Майк же лелеял надежду когда-нибудь очутиться где-то далеко-далеко – там, где он будет своим, – как и мечту найти настоящую, искреннюю любовь, по крайней мере подходящую под те мерки и запросы, что Майк сам с детства для себя избрал, видя, как взрослые вокруг эти мерки отчего-то не используют.
Кроме того, было у Майка Хостингса с детства и одно желание. Лёжа как-то в кровати поздно ночью, он задумался: вот было бы чудесно иметь под рукой нечто вроде коробки, или шара, или другого какого предмета (ему почему-то всё же представлялся небольшой чёрный куб), которому какой вопрос ни задай, на каждый он ответит. Из разных областей вопросы, вплоть до самых на первый взгляд абсурдных и немыслимых. Ну, к примеру, сколько всего головок сыра съело человечество за всю историю и сколько всего в сумме в этих головках было дырок? Почему, если смотреть не вперёд, а на нос, мы видим две его половинки и как увидеть его целиком? Кем я был в прошлой жизни и кем буду в позаследующей? И всё в том духе.
Майку было около восьми, когда он лежал на той самой кровати и раздумывал о такой полезной всезнающей штуке, предоставляющей ответы на любые вопросы. В комнате царил мрак, а Майк, честно признаться, недолюбливал темноту, поэтому когда его мысли развернулись в русло вопросов о смысле существования и нужности знаний о дате собственной смерти, ему сделалось страшновато. Представлять чёрный куб-ответчик он прекратил, сейчас же зажмурившись: Майку показалось, что в кромешной тьме, прямо посреди потолка, где располагался светильник, блеснуло нечто.
Мало с тех пор он размышлял об этом.
Майк рос, мужал в тернистой судьбе своей. Подспудные его мечты, обращённые в стремления, исподволь вели парусник Майка вперёд, минуя отмельные воды и оставляя сзади кильватерную линию надёжного, проверенного маршрута, как авиалайнер оставляет в небе белый ровный след. Майк сам не осознавал этого, но привходящими жизненными перипетиями, отвлекающими событиями, эдакими сиренами в море маршрут его скорректироваться не мог исключительно по одной причине: сила его мечтаний и веры представлялась куда мощнее любых трудностей и соблазнов.
К 11 классу Майк Хостингс внутренне ощущал себя лет на двести, не меньше. А когда на уроке физкультуры решил спаясничать и во время волейбольной игры ударил мяч ногой через себя, упал на дубовый паркет и сломал ключицу, хотя раньше на футбольных матчах так бил и ничего не ломал, впоследствии он раздумывал о том, что и организм его примерно такой же древности, оттого и кости хрупки. Как бы то ни было, Майк оказался в больнице, где и пришёл в себя. «После падения ты ударился головой, потерял сознание, есть сотрясение. Это помимо оскольчатого перелома со смещением», – сообщил врач, пока Майк ошалело водил головой, не понимая, где он, отчего всё как в тумане и почему левая верхняя часть туловища мучительно болит. Операцию назначили на следующий день; полтора часа ему под общим наркозом восстанавливали смещённые отломки. К нему в палату, кроме родителей, приезжали, под воздействием школьного куратора, не сильно-то обеспокоенные одноклассники, а также – под воздействием директора школы – достаточно обеспокоенный физкультурник. Одноклассники сообщили, что, судя по всему, от выпускных экзаменов Майка освободят. Физкультурник, привёзший килограмм мочёных яблок, сообщил, едва удостоверившись, что Майк будет жить и поблизости никого нет: от желания надрать Майку уши его отделяет вероятность лишиться второй половины зарплаты за месяц, после того как директор лишил его первой.
Майк понятия не имел, как реагировать на случившееся, поэтому избрал единственно верный путь: не обращать внимания. Он наслаждался незваными каникулами: читал, общался с безпальцевым соседом по палате, если того не отпускали на выходные, а когда отпускали – выходил погулять в холл больницы с рукой на бандаже и даже умудрялся заигрывать с молоденькой медсестрой, брившей ему подмышку перед операцией. Ежедневно к нему заходил лечащий врач спросить о самочувствии, а кабинет перевязи ожидал для смены йодированных повязок.
Больничное время сподвигало Майка к размышлениям в спокойствии и тишине, особенно без балагура соседа. Майк был рад этим мгновениям, невзирая на боль и спицу внутри тела, которую ещё предстояло вытаскивать через полгода в рамках очередной операции. По ночам, закрывая глаза, он словно бы возвращался в те детские времена в своей спальне; отчего-то именно они так напомнились Майку; вероятно, потому что тогда…
– Майк!
Майк вздрогнул и распахнул глаза. Света в палате не было. Не было даже того тусклого освещения, которое обязано подсвечивать больничные коридоры и проникать в палаты сквозь дверные щели. Но самое главное – и Майк, вспомнив об этом, пришёл в ужас – соседа по палате тоже не было, ведь сегодня выходной и он уехал домой к жене.
Майк соображал, в действительности ли услышал то, что услышал, ровно четыре секунды. На пятую из ниоткуда обрисовался человек в жёлтой бабочке. На него каким-то образом падал свет из окна, полностью задрапированного жалюзи.
От крика на весь этаж Майка спас предостерегающий жест незнакомца.
– Перебудишь округу, ты чего? Народ взбаламутишь, наказание схлопочешь. Ради меня не стоит идти на такие жертвы.
Майк таращился на яркую бабочку, на бородку незнакомца, на глаза с прищуром.
– Держу пари, парня в белом халате ты точно увидеть не ожидал, – подмигнул ночной гость.
– У вас его и нет, – вступил в диалог Майк, пытаясь унять бешено стучащее сердце.
– В том-то и дело, – загадочно ответил незнакомец. – Однако ты хотел, чтобы я пришёл. Вуаля.
Майк незамедлительно расположился поудобнее в позу полулёжа.
– Я ничего такого не хотел. Я спал, вообще говоря.
– Ты так думаешь?
Незнакомец в жёлтой бабочке подвинул к себе рядом стоящий стул, сел. Свет в напрочь тёмном помещении каким-то чудным образом по-прежнему освещал только его.
– Увы, у меня всего две минуты, прежде чем ночной патруль зайдёт сюда в рамках коридорного обхода. Моё дело отдать тебе кое-какую штуку, твоё дело – распорядиться ею как пожелаешь нужным. Идёт?
Не дожидаясь ответной реакции, ночной гость с бородкой полез во внутренний карман сюртука, чтобы достать нечто с намерением отправить его Майку под подушку.
– Смотреть, что это, сейчас нельзя, всё равно ничего не разглядишь.
– А когда можно? – спросил недоумевающий Майк.
– Когда вспомнишь, зачем это нужно, – развёл руками ночной гость.
Майк ощущал себя как после падения: туман, слабость мысли, нечёткость восприятия.
– Хорошо… кто вы?
– С этого, пожалуй, следовало начать нашу короткую беседу, ну а теперь уж, пожалуй, всё и не важно. Хотя… Что есть важность, как не всё вокруг?
Гость, помедлив, встал.
– Дело своё я сделал. Кстати сказать, обстановочка напоминает приоткрытую шкатулку, не находишь?
Забыв про всё, Майк резко опёрся на левую руку, приподнимаясь выше над кроватью.
– Где я?
Незнакомец удовлетворённо покивал головой:
– А вот это актуальный вопрос. Как ты сам думаешь, где ты?
И, вновь не дожидаясь ответа, стал выходить потихоньку из светового пятна, непонятно как освещавшего его прежде, теперь же стихающего, растворяющегося в черни, как сам полуночный посетитель.
Майк застонал; его осенила догадка, от которой намертво свело скулы.
– Нет… только не… Только не… кома….
Нисходящий голос его перешёл в шёпот. Последнее слово он еле выдохнул.
Из темноты донеслось прощальное:
– Задавай вопросы теперь не мне, Майк. Рад был услужить.
Ещё несколько мгновений Майк в ужасе пронзал взглядом тьму, параллельно пытаясь обдумать творящееся с ним, встать, что-то сделать. Затем дверь приоткрылась. Не было оттуда ни свечения, ни слов, ни дыхания. Майк напряжённо ожидал какой-то реакции – наверное, это ночная медсестра пришла спросить, что за шум и голоса… Он откинулся на подушку. Через пару мгновений почувствовал сквозь неё что-то твёрдое, угловатое…
В это самое время восемь лет назад в тёмную спальню Майка заглянула проходившая мимо мама. На пороге она наступила на какой-то предмет и, подняв его, узнала затерявшийся когда-то любимый кубик её сына с красивой цифрой.
«Вот он обрадуется, получив его на день рождения! Как символично для моего любимого!..» – подумала мама, прежде чем положить кубик сыну под подушку.