Рассказ №1 Марьиванская впадина

– Ты даже не представляешь глубину своего падения, Бобылкин! – географичка Марьиванна сидит вполоборота, блики на стёклах очков скрывают злые усталые глаза.
Бобылкин и точно не представляет. Даже приблизительно не знает, какие крайние точки от уровня моря обнаруживает литосфера земли. Представляется почему-то очередь, в которой седенькие старушки обычно спрашивают: “Кто тут крайний?” – на что непременно находится некто, сиплым голосом откликающийся: “Крайними бывают только Север и плоть, тудыть твою в качель!”
Нет, Марьиванна по-своему не злая, местами даже добрая. Пробовала подсказать ему, Бобылкину, про наивысшую точку литосферы. Даже два раза пробовала. Только одной её подсказки было маловато. А сосед по парте, долговязый рыжий Люстратов, как всегда, подвёл.
– Э-ве.. Э-ве… – намекала доброжелательно географичка. А Люстратов, чтоб ему было пусто, порывшись в именном указателе атласа, нашептал так, что Бобылкин без запинки выдал: “Эвенкия!”
Марьиванна нахмурились, постучала пальцами по выщербленному лаку учительского стола, подвинула ближе журнал. Нехороший знак. Но попробовала ещё раз:
– Джо… Ну, Бобылкин, соберись! Другое название: Джо..?
“Индеец Джо, что ли?” – с грустью подумал Бобылкин. Книжку про Тома Сойера он с грехом пополам одолел, как-никак, история про такого же непутёху, как и он сам, хотя бы и американца. А Люстратов, нет чтоб ему помолчать, снова встрял со своей непрошеной помощью: “Джонстаун”, да “Джонстаун”.
Вот ведь вопрос из вопросов: почему ленивым землянам не собраться, да не построить нарочно Джонстаун в Эвенкии? А загодя нарыть там гору побольше, чтобы доставала до “наивысшей точки литосферы”. Бобылкин бы тогда получил по географии пятёрку. Всего-то нужно, что подогнать каких-нибудь пять сотен самосвалов грунта, ну, может, тысячу или полторы, на худой конец. Что им стоило? Так нет же, оставили Эвенкию без наивысшей точки, куда там – даже без Джонстауна…

– И где только ты нарыл этот Джонстаун? Его ведь даже в атласе нет, – по пути из школы пенял Люстратову Бобылкин.
– Передача такая была, вроде “Ликов смерти”. Там ещё про перевал Дятлова буровили, про Бермудский треугольник. Заодно про Джонстаун этот клятый. Я ведь почему запомнил? Тут же сразу шёл шпионский сериал про агента Джонса, дед мой его не пропускает, так одно на другое и легло.
– Ладно, проехали! – Бобылкин лихо подсёк подобранной на дороге вицей засохший кустик полыни. – Что только делать-то теперь? “Кол” по географии – провал нешуточный, вроде этой самой впадины, как бишь её?
– Зря ты меня не послушал, а я ведь дело подсказывал!
– Скажешь тоже! Шипел себе под нос “Мориа”, да “Мориа”. А мне сразу на ум тот водопад пришёл, где сыщик горбатенького злыдня с себя стряхнул, а потом и сам задохликом прикинулся. Вот только название никак вспомнить не мог, да оно верно и к лучшему. Ещё оскандалился бы. Вертелось на языке: “Рейкин-бабский”. Так-то подумалось: наверно, тот водопад и есть самое глубокое место на Земле. Горбатенький, помнишь, долго вопил, покаместь вглубь падал.
– А Марьиванна тебе, небось, тоже помочь надумала. Добренькая. “Ну, – говорит, – Бобылкин, думай, где эта самая впадина существует, рядом с Гренландией или рядом с Японией?” – Люстатов ловко поддел воняющую килькой жестянку, послав строго в “девятку” парадного въезда местного богатея Боборыкина. За высоким забором, отсыпанным диабазом между решёток из нержавейки, сипло загавкала пара-тройка здоровенных алабаев.
– Как думаешь, какие чудища водятся в этой самой впадине? – перевёл разговор на философские рельсы Бобылкин. – Сожрали бы, они, скажем, боборыкинских собаченций, доведись им встренуться рылом к рылу? И, например, проняла бы их шкуру боборыкинская “Сайга”, либо надо брать калибр покрупнее, чешуепробивательный?
– Пожалуй, сгодится что-нибудь китобойное, с гарпуном. Да и то гляди, ежели не сразу наповал, затащат в пучину, а там сожрут, – заключил Люстратов, бросая через забор камушки в сторону хрипло лаявшей своры.
– Ты гляди, не шали, – пророчески предостерёг Бобылкин, – а то сторож ворота откроет, да как спустит всю собачью шатию. Тады уж располосованными штанами не отделаешься, чай не за яблоками в сад к деду Сидору влез!
– А что ж ты промежду Японией с Гренландией выбирать не стал? – метнув последний камушек, вернул беседу в прежнее русло Люстратов.
– Так ведь я смышлёный! – Бобылкин выкатил грудь колесом, взглянул соколом, ни дать, ни взять, завтрашний стобалльник ЕГЭ! – Я ведь как рассудил? Япония – она маленькая, враз бы в эту впадину соскользнула, только окажись на краю. Гренландия, оно, конечно, побольше. Но уж если брать, так с запасом. Вот я и ответил про Антарктиду. Мне, брат, в башковитости не откажешь! Там рядушком если и есть какая глубокая дыра, вся Антарктида в неё никак не провалится, беспременно зацепится за края. Опять же, отчего айсберги откалываются? Дыра затягивает. Которые падают прямо в неё, а которые и мимо, чешут по морю до своего “Титаника”.
– Ну, тут-то, про Антарктиду, между прочим, стопудовые пруфы имеются, – охотно согласился Люстратов. – Там, в Антарктиде, чего только не находили: и пирамиды, и статуи, и подводные лодки вмороженные. Больше было только на Луне с обратной стороны, да на Марсе, в марсианских пещерах. Опять же, есть свидетели, американские лётчики, которые в дыру в Антарктиде залетали, а потом много позже обратно вылетали. Правда, сказывают, они уже померли все. Либо их заморозили на будущее, для экспериментов, тамошние разведчики. Но дыра, стопудово, всяко имеется, может, до самого Северного Полюса. Опять же, во что без дыры земная ось могла бы быть продета? Должно быть отверстие, и насквозь. Хотя, может, там и не шибко глубоко, где-то в подшипники должно упираться, иначе как без них Земля вертится? Без них давно застряла бы, как пить дать застопорилась. И была бы у нас тут вечная тьма, как у чукчи в чуме. Или, наоборот, вечный день с уроками, умом бы тронулись.
– Ну да, без подшипников заржавело бы и встало бы нафиг, стоп-машина! – Бобылкин согласно встряхнул копной зелёных волос. За этот “радикально-изумрудный цвет” к директору в начале года дважды вызывали родителей. Но удалось как-то сговориться с условием, что Бобылкин не будет получать “колов” по учебным предметам, да и “параши” в дневнике станут рисоваться не чаще трёх раз в неделю. Планка вполне достижимая, только вот сегодня срезался на “крайних точках литосферы”. И что теперь? Отказываться от милых сердцу патл изумрудного цвета? Каков же будет исход? Перекрасят, или, наоборот, побреют наголо?
Впрочем, от тяжких дум скоро отвлёк Люстратов, продолжив разглагольствовать про Антарктиду, насаженную на Земную ось:
– Это, брат, не глупые представления древних про черепаху да трёх слонов с плоским блинчиком сверху, по которому греки с римлянами бегают да воюют. Тут небесная механика. Только географичка наша отсталая, всего этого не знает. Боюсь, что она и Ютьюб-то смотрит через пень в колоду, всё к урокам по своим дурацким книжкам да атласам готовится.
– Небось, атласа этой самой впадины-то у неё и нет, – обиженно подхватил Бобылкин, – а туда же, спра-а-ашивает! Ещё и впадину будто нарочно как будто в её честь назвали, Марьиванская! Нет чтоб хотя бы Боборыкинская, или вот в честь мэра нашего Выгузейская.
– Не Выгузейская, а Выгузовская, – поправил Люстратов, – а по девичьей фамилии и вовсе Абдулкадировская. Это он по жёнке своей стал Выгузов, как вот, например, космонавт Джанибеков, который раньше был Крысиным. Я в журнале “Тайны истории” читал. А певец Малинин, наоборот, был по малолетству Выгузовым. Потом только стал Малининым, как в малину попал. Всё им не по ндраву, не по сердцу, то так себя обзовут, то эдак. Вот поди и пойми их, ху их хто!
– И чего им не живётся со своими фамилиями? Мне, например, моя природная ндравится, и кликуха от неё вполне себе ничего: Бобыль. Мужской род, единственное число.
– Да, тебе с этим свезло, мне вот меньше с родом пофартило. Люстра да Люстра. И ничего-то другого не придумать, чтобы влипло намертво.
– А вот как тебе думается, у них там, во впадине, электричество есть? – тактично отвлёк товарища от накатившей грусти Бобылкин.
– Чего ж не быть? Океанская энергия имеется, опять же, горячие недра прямо под рукой, или под ластой, или что у них там за конечности? Под щупальцами, на крайняк. – Люстратов почесал нестриженым ногтем конопатую переносицу. – А мне вот что думается, что, к примеру, и в пустынях, где-нибудь глубоко под зыбучими песками есть какая-то тайная жизнь, города, живая цивилизация с электричеством и даже с космическими кораблями. Ведь не просто так обнаковенному человеку в тех местах не живётся. Что-то обнаковенного человека туда не допускает. Воды нет, жажда мучит, башка глючит. Опять же, то мираж, то фата-моргана, то ещё какая-нибудь чертовщина. Так же как вот и в твоей впадине. Офигительное давление, темнотища и хрен знает какая глубина.
– С чего это она моя, впадина-то? Я и знать про неё не знаю, сам видишь: “кол” схлопотал, – вскинулся было Бобылкин, но, поразмыслив, изрёк, – только ведь и взаправду, оченно меня эта впадина заинтересовала. Прежде я про неё сна-духа не знал, а вот теперь как-то даже не отпускает, будто что родное.
– Меня больше пустыня интересует, – гнул своё Люстратов, – с пустыни стартовать космолётам сподручнее. Оно и неприметнее. Не в пример всяким там Джонстаунам и перевалам Дятлова. Они стартуют, приземляются, а мы о том ничего и не знаем. Рази что бабуины со своими верблюдами что заприметят, да только фиг что поймут. Они, бабуины, не в пример нам, необразованные. Телевизор не смотрят, комиксы и то не читают. Даже “колы” им по географии ставить некому. Вышли в свои барханы, куда верблюд правит, туда и они.
– Ладно тебе сказки складывать про пустыню. Во впадине, поди, куда интересней. Из впадины и стартовать незачем! – с жаром возразил Бобылкин. – Живи себе припеваючи. Было бы электричество. Интернет, опять же.
– Это да! – согласился Люстратов. – Куда ж без Интернета? Без Интернета какая цивилизация? Древнегреческая, разве что.
Через забор за канавой с чертополохом свесилась навстречу неспешно идущей парочке бабка Сычиха. Улыбаясь беззубым ртом, запричитала приветливо:
– Вот идут мои сладенькие, Ящерка с Тритончиком!
– Чего это она всякий раз так на нас обзывается? – буркнул тишком Бобылкин.
– И ведь только когда мы вместе, поврозь и не думает дразниться, – в тон ему чуть слышно откликнулся Люстратов. – Поди, пойми, кого она Ящеркой, кого Тритончиком дражит? Да ведь что с неё взять, старая, из ума выжила, к тому же ведьма.
– Это она, наверное, из-за моих зелёных волос.
– А из-за моих, что ли, рыжих?
– И очень даже подходящие цвета. Дед Сидор по слепоте своей на яблоне не враз ни меня, ни тебя не примечает.
– Вот не вспомню, как эта штука называется, когда прикидываешься не тем, кто ты есть на самом деле. А только без этого, поди, никуда. Без этого, поди, и впадину, и пустыню ушлые учёные давно бы рассекретили.
На том и разминулись на перекрёстке, каждый пошёл в свою сторону. Люстратов размышлял о конструкции антарктических подшипников, чем их смазывать, чтоб не замёрзли. Бобылкин додумывал, какова должна быть изоляция электрических кабелей там, на дне, чтобы “не било током”. С технической жилкой у приятелей всё было чики-пуки. Только вот география подкачала.

Засыпая, Лёка Бобылкин как вживую вновь представил учительский стол с разросшимися благоухающим бальзамином. За розовыми влажными цветами и аккуратными зелёными листышками покоился многострадальный глобус. Глобус они с Люстратовым договорились назавтра усовершенствовать, наметить долотом ту самую впадину на месте, где ей надлежало быть. Заодно и подписать для памяти несмываемым линером. Не всё же бить баклуши да хулиганствовать, кой-когда стоит и делом заняться.
Пока что к “заводским настройкам” пузатой модели Земного шара добавилась только пара надписей в Северной и Центральной Америке. Хотя глобус был предусмотрительно приобретён англоязычный, в середине названий “Техас” и “Мексика” нашлась-таки знакомая буква, чтобы дважды вписать от неё короткое слово по вертикали.
Ох, как бушевала Марьиванна! Кислотная краска линера глубоко проникла в пластиковую поверхность невзаправдашной литосферы, отскрести надписи ножом никак не получилось. Пришлось применить иные подручные средства. Техас и Мексика были аккуратно заклеены полосками бактерицидного пластыря.

Из соседней комнаты до Лёки донёсся приглушённый разговор родителей.
– Пора понемногу готовить к главному. “Человека-амфибию” дать посмотреть для начала. Может, заинтересуется и прочтёт оригинал. Осилил же пару книжек Марка Твена. И понятно почему: там ведь всё вокруг реки, Миссисипи. Зов крови не вытравить!
– Позор на нашу голову: такие познания в географии. Ладно бы о суше, это вотчина Люстратовых. Но об океанских глубинах… Стыдно не знать.
– Да, этим летом надо отправить парня, так сказать, к истокам цивилизации. Только заранее подготовить легенду об отдыхе у бабушки в Тамбовской области, а заодно загодя написать “болванку” сочинения “Как я провёл лето”. Подготовить, чтобы не проговорился. Инициация – дело тонкое. Тайна будущих владык мира не должна раньше времени “всплыть на поверхность”.
– Ну, тайну-то они хранить, полагаю, готовы. Им, как-никак, с Сеней Люстратовым исполняется по двенадцать. Вполне сознательные, пора приобщать. Люстратовы своего тоже отправят летом в пустыню, в подземные города. Им, рептилоидам, клану Красного Варана, с этим попроще. А нам через всю сухопутную “Отчизну” до эпипроекции на Логово Ктулху, да ещё одиннадцать километров вниз по вертикали. Зато и будущее обещано отменное, о каком чванным плебеям Боборыкиным даже не мечталось!

Лёка засыпал и до конца не понимал: то ли ему это снится, то ли и вправду зовёт Марьиванская впадина?