Рассказ №8 Для тебя здесь тоже есть место

«Они прячутся и наблюдают
Просто подожди и увидишь сполна
О, здесь монстры ожидают
И тебя и меня».
детский стишок
неизвестного автора
1903 г.

1. ([Ты не вспомнишь меня])
У Наташи есть одна особенность – когда она нервничает, то мнёт манжеты рукавов. Что тогда, в далёком девяносто шестом, когда ей было двенадцать, и милая черноволосая девочка только-только перевелась в наш седьмой «Б» класс, что сейчас, почти сорокалетняя начальница отдела продаж в фирме, название которой не то, что не запомнишь – не прочитаешь в их официальном телеграмм-канале.
И сейчfc начальница отдела сидит передо мной и вновь, как школьница, мнёт и поглаживает свой рукав.
– Я просто и не знаю, к кому обратиться, – говорит она. Наташа смотрит в стол. Меня для неё словно нет. Она кусает губы, а манжета её толстовки, в том самом месте, где сходится шов, вот-вот расползётся, – а ты вроде этим увлекался. И вот я…
Она не договаривает. Смотрит мне в глаза, отводит взгляд в сторону и хочет встать. Хочет уйти.
– Наташ, – я накрываю её ладонь своей, – пожалуйста, останься.
Можно сколько угодно говорить о том, какие мужчины бесчувственные, как для них не важен тактильный контакт, но в ту секунду во мне вновь разгорелось пламя. Оборот, за который меня точно отругал бы мой начальник. Штампы – проклятие рекламщиков. А посвятив профессии без малого двадцать лет, сложно от них избавиться.
Она оборачивается. Смотрит на меня со страхом. И надеждой.
– Глупость какая, – шепчет она самой себе.
Глупость, думаю я, это вызванивать бывшего одноклассника, когда вы не виделись четверть века. Глупость приглашать его на НЕ-свидание в один из лучших ресторанов города, и выбирать место вдали от всех. И, наконец, наибольшая глупость – уйти, так ничего и не сказав.
– Наташ, – говорю я, – пожалуйста, расскажи, что случилось. Ты сама на себя не похожа.
Она улыбается. Хороший знак.
– Ты меня двадцать лет не видел, – говорит она.
И садится.
Чтобы разрядить обстановку, рассказываю о себе. Что после школы поступил на филфак. На практике объездил все близлежащие деревни. Назвал это «фольклорной экспедицией». По этой же теме написал диплом. Потом армия, дембель, пару раз менял работу, и, наконец, стал писать статьи для местной партийной газеты. Ересь несусветная, зато платили больше, чем официанту в антикафе. А оттуда уже позвали в маркетинговое агентство. И теперь я придумываю слоганы. Да, кэтч-фразу для местной радиостанции «это утро начинаем мы» придумал тоже я. Живи вы в нашем городке, невольно улыбнулись бы – слишком уж часто мы её слышим и видим на разных постерах.
Вот и она улыбается. Всё трёт манжет своей толстовки. Наташа изменилась, но в то же время осталось той самой.
Той самой девочкой, в которую я влюбился с первого взгляда. И которую, боюсь, люблю до сих пор. И мальчишке, и мужчине в этом не так просто признаться. Ещё тяжелее рассказать о том, что иногда заходишь на страницу своей любви в соцсетях. Смотришь, как сильно она изменилась. Что некогда растрёпанные тёмные волосы теперь аккуратно уложены в хвост; вместо неприметной школьной формы, на ней кипенно-белая рубашка. Сегодня на ней не аккуратная офисная одежда – она в чёрной водолазке и синих джинсах. Её волосы хоть и собраны в хвост, но прядки всё равно выбиваются из причёски.
Я умолкаю. Молчит и она. Нам приносят кофе.
– Перестань, – шепчёт она. Не мне.
Наташа трясёт головой, словно стряхивая какие-то мысли.
– Призраки, – шепчет она.
Я молчу. Она только начала говорить, и я боюсь сломать этот проложенный мостик.
– Ты знаешь о них?
Киваю, подразумевая: «ещё как».
– Я просто встретила одного.
Её губы сжимаются. Она хочет и заплакать, и засмеяться одновременно. Я наклоняюсь к ней, вновь накрываю её ладонь своей.
– Наташ, – говорю я, – чтобы ты не хотела мне рассказать, как бы глупо это не звучало – я тебя выслушаю. И поверю тебе.
Её губы перестают дрожать. Она смотрит прямо на меня.
– Тогда, – начинает она свой рассказ.
И я, который уже больше десяти лет не верит в призраков, начинаю слушать её историю.

2. ([Ты не поможешь мне])

Я с Серёжей познакомилась через какой-то сайт, не помню. Мы переписывались несколько дней. И знаешь, было так здорово. Наверное, я со школы так не смеялась. Помнишь, как мы с тобой по телефону болтали часы напролёт? Сначала обсуждали домашку, а потом говорили просто обо всём подряд. Эх, спроси меня сейчас, о чём были наши разговоры, и я тебе не отвечу. Но скажу, что было здорово.
Мы с ним встретились уже на третий день. В жизни он был точно такой же – весёлый и интересный. А ещё очень красивый: чёрные как у меня волосы, и карие глаза.
Через месяц мы уже свои фотографии в соцсетях обновили – смотрите, мы пара, и у нас всё хорошо. Мы съехались на третий месяц отношений. Стали жить у него.
Однажды ночью я услышала шёпот. Спросонья не поняла даже. Может, Серёжа с кем-то по телефону общается. Но нет. Гляжу – тот у него на беспроводной зарядке лежит. А он разговаривает сам с собой. Точнее, с кем-то, но другой голос я не слышала.
Он говорил односложно: «да», «нет», «перестань», будто спорил с кем-то. Утром я спросила его об этом, но он пожал плечами и сказал, что, наверное, спал.
Наверное. Это меня тогда и смутило. Как там говорят, первый звоночек.
Он стал говорить с собой чаще. И не только ночью. Когда мыл посуду, сидел за компьютером. Я спросила, и он ответил что-то про накопившейся стресс. Вроде как замучили на работе, и вот это остаточный эффект.
Я его однажды записала на приём к психологу. Но та только подтвердила его слова про стресс. Ладно, подумала я, если это помогает, то почему бы и нет.
А через день я заметила синяк на его плече. Не просто синяк, а будто засос. Будто сначала его крепко поцеловали, а он не придумал способа скрыть это получше, чем удравшись об угол.
Я поверила. Почему бы и нет, чёрт возьми. Мир достаточно странный, всё могло произойти. Ну ударился и ударился. К тому же, размышляла я, кто приведёт любовницу в дом, когда вечером вернётся почти жена – он работал на удалёнке. Да и от одной мысли, что чужая женщина лежала на моих простынях, меня воротит.
А однажды он закричал. Пока я была в душе, услышала «пошла прочь». Из душа и выбежала голой. И тогда, знаешь, мне на долю секунды показалось, что рядом с ним стоит едва заметная тень. Будто глаза, как с непривычки ночью, видят на стуле не наваленную одежду, а силуэт человека. Так случилось и тогда. В ту секунду, богом клянусь, я была уверена, что рядом с ним стоит тонкая высокая фигура. А миг спустя уже вместо фигуры – тень от книжного шкафа на стене.
Он тогда спросил, чего я выскочила. А я ответила, что он кричал. Мы решили записаться к психотерапевту. Вроде специалист посерьёзней. Но и тот сказал, что ничего страшного. Что проблема, может, кроется глубже.
Только тогда мы не понимали, насколько глубоко.
Знаешь эту функцию в соцсетях, когда они предлагают тебе друзей? Да, вот эта «возможно вы знакомы». Айтишник на работе рассказал, как она работает: если кто-то часто заходит на твою страницу, то его начинают рекомендовать уже тебе. Мне выпала девочка, которой лет двадцать. Тоже тёмные волосы, зелёные глаза. Даже скулы как у меня. Я будто на свою молодую копию смотрела. Да, я зашла к ней на страницу. Пощёлкала фотографии. И за одну из них зацепилась взглядом. То была общий снимок, будто на новый год, знаешь? Когда всех сотрудников собрали и сфотографировали. Потом я поняла, что меня так зацепило: в этой большой толпе стоял и Серёжа, и она. При этом они в друзья друг друга не добавлены.
Второй звоночек. Противный такой. Будто меня недостаточно.
Синяков на его теле я больше не видела. Заметила другое, нечто хуже – женский волос на подушке. Только если мои были всегда прямые, то эти гофрированные. Ну, наверняка видел, такие частые волны на волосах. Штука в том, что щипцов-гофре у меня даже не было. Да и не люблю я такое.
Знаешь, что мне Серёжа сказал? Замялись, наверное.
Замялись. И снова эта мысль в мозгу, что я так, просто живу в этом доме. А спит он с другой, пока я на работе.
Однажды наш зеркальный шкаф-купе пошёл трещиной. Прямо посредине двери. Серёжа уверяет, что он ничем о шкаф не бил.
Моя половина кровати располагалась так, что перед сном я смотрела на чёртову трещину на шкафу-купе. И каждый раз, между двенадцатью и часом ночи, лунный свет вытворял злую шутку – превращал сломанное отражение в силуэт человека. Будто кто-то стоит посреди комнаты и смотрит на нас. Приплюсуй к этому его шёпот, и поймёшь, как было некомфортно.
Я продержалась неделю. Рабочую неделю. А в субботу попросила его поменять дверь шкафа. Или сам шкаф. Или чёртово зеркало.
Он попросил «заткнуться». Но уже не воображаемого собеседника, а меня.
«Почему ты кричишь», спросила я тогда.
«Потому что иначе ты не понимаешь».
«Нет», сказала я, «потому что привык орать на кого-то».
Мы переругались. Как итог, я поставила ему глупый ультиматум: или я, или эта чёртова дверь. Он сказал, что магазины в пять уже закрыты. А я просто уехала домой.
Понятно, что дело не в двери – звоночков хватало. Но последняя капля, как ты наверняка знаешь, какая-то мелочь. В этот раз – чёртова дверь.
Самое противное – это мысли. Будто знаешь, чаще стала думать, что я уже старая и никому не нужная. Что уже не такая красивая. Подхожу к зеркалу, смотрю на себя, и вижу одни морщины. Или седой волос.
И вновь слышу эти чёртовы мысли. Да такие настойчивые, что самой хочется сказать «перестань».
Серёжа умер через месяц после нашего расставания. Он повесился. Я спрашивала его родителей. Даже после того, как ты расстался с человеком, сложно забыть о том, как сильно любил его. Вот и я не забыла.
Мне написала та девчонка. Предложила встретиться. Я зачем-то принарядилась так, словно это было свидание. Словно собиралась переплюнуть её в красоте. А она вот не наряжалась. Сидела в обычной футболке и джинсах, и всё равно была лучшей копией меня.
Мы говорили о Серёже. Но она явно хотела спросить о другом. Однако так ничего и не сказала.
Я заказала вино. А эта мышка пила кофе. Но когда я подняла бокал, чтобы выпить, клянусь, через блики стекла я увидела тонкую высокую фигуру, стоявшую рядом с ней. И казалось, что она наклонилась прямо к этой девочке и что-то шептала.
А когда я опустила стакан, то увидела, что то, что я приняла за фигуру, было простым рекламным баннером.
Мы попрощались. И в тот же вечер я вновь услышала этот шёпот. Точнее, знаешь, будто мысль в голове. Не слова, а воспоминание, эпизод из жизни.
([это всё из-за тебя. потому что ты уехала])
Только Серёжа никогда такого не говорил. И не писал. Просто я услышала это. Точнее, вспомнила. Иногда перед сном оживают воспоминания. Ты это наверняка знаешь.
Я всё вспоминаю, как в десятом классе ты меня рассмешил. Да так, что у меня вода из носа полилась. Мне до сих пор стыдно. А как рассказываю, в носу будто та горечь появляется.
Так же я слышала и голоса. Точнее, вспоминала. Они говорили о том, что я никому не нужна. Что я во всём виновата. И что без меня было бы лучше.
Иногда ночью я смотрю в дверной проём, и вижу её. Высокую тёмную фигуру. Стоит проморгаться, и виденье проходит. Вместо фигуры я вижу только белый натяжной потолок, который мой сонный мозг превратил в бледное тело существа, а чёрный плафон светильника в коридоре стал его черной головой.
Только я вижу эту фигуру каждую ночь. Купила однажды маску для сна. А когда проснулась посреди ночи, то маска лежала рядом, а в дверях стояла эта фигура. До того, как виденье растворится, я могла её разглядеть. Бледное-бледное тело. И рты на лице. Будто тысячи пустых глазниц смотрят на тебя не моргая. Но я понимала, что это именно рты. Потому что иначе как оно могло шептать.
Я закрывала дверь. Но среди ночи она всегда оказывалась открытой.
Не знаю, кто борется с видениями. И психолог, и психиатр сказали Серёже, что это стресс. Хотя не знаю, рассказывал ли он им о фигуре. Да и видел ли её? Может, он «подцепил» её от той девки, как ЗППП. Я от него. Кто знает.
Я подумала о всяких охотниках за привидениями. И на ум пришёл только ты.
Ты поможешь мне?

3. ([Ты не выдержишь])

– Значит, теперь ты мне веришь? – Катя упёрла кулаки в бока. Она даже поставила свою чашку на стол, чтобы сказать это именно в такой позе.
– Да, Кать, – сказал я, – глупо с моей стороны было смеяться над тобой.
Катя – моя коллега. Тот самый тип женщин, у которых есть личный астролог. Раньше я смеялся над ней. Каждый божий день. А сегодня пришёл за помощью.
– Сущности, получается, – сказала она.
– Тень, – попытался поправить я, но ей уже было всё равно. Она продолжала.
– У меня есть одна подружка. У неё каждый вечер сеансы. Сейчас напишу.
До этого дня слово «сеанс» я воспринимал в максимально неправильной интерпретации. Сегодня же мне было плевать. Пусть хоть эта Подруга с бубном скачет, лишь бы помогла.
Десять лет назад я бы сказал, что к ней пристал злобный дух, и что его надо изгнать. Десять лет назад я бы нашёл старый ритуал в библиотечных книгах и сделал бы всё по инструкции. Десять лет назад я во всё это верил.
Десять лет назад ушёл из жизни мой дедушка. И он ни разу мне не снился. Ни разу ни один предмет в моём доме таинственным образом не упал. И ни разу я не услышал в полудрёме его голос.
Другого мира нет, это я чётко для себя усвоил. И нет теней, нет сущностей и духов. Есть только мы. И только этот мир.
Но если моему другу, нет, моей первой любви понадобилась помощь, я готов на всё. Если это спасёт Наташу от того, что она начнёт шептаться сама с собой, то пусть Катя звонит своей Подруге. Пусть спрашивает про сеанс. И не важно когда он будет, мы с Наташей, уверен, подождём.
– Она готова сегодня, – Катя положила телефон, – вечером, часиков в восемь. Я скину адрес.
* * *
Эти восемь часиков не торопились наступать. Я успеть сделать все дела на работе, такой продуктивности у меня не было давно. И когда кабинет покинул последний сотрудник – Катя, которая пожелала удачи, – на часах было всего шесть.
Оставшиеся два часа мы с Наташей просидели в кафе. Всё это время болтал я. Вспоминал школьные истории, рассказывал армейские байки, в общем, развлекал её, как мог.
А когда пришла пора оплатить счёт, оставил немного на чай. На удачу. Наташа же что-то прошептала себе под нос. Видимо, отогнала какую-то навязчивую мысль. Как мы оказались на улице, я понял, какую именно. Наташа повернулась ко мне и спросила:
– Почему ты мне помогаешь?
Я пожал плечами. В моей голове было несколько остроумных ответов, которыми хотелось разбавить гнетущий поход на восьмичасовой сеанс. Но, почему-то, я сказал ей правду. Не всю.
– Потому что ты важна для меня.
Далеко не всю. Не рассказывал, как часто захожу к ней на страничку в соцсетях. Как иногда представляю сценарий, где моя жизнь сложилась по-другому, и мы стали встречаться. В это совершенно другой жизни я был по-настоящему счастлив.
Ещё школьником, перед сном я порой крепко закрывал глаза и представлял, что Наташа лежит рядом. Просто лежит и улыбается мне. А я улыбаюсь ей. Но это так и осталось виденьем. Которое с возрастом приходит ко мне куда реже.
Я никогда не говорил Наташе о своих чувствах. Да и зачем. Мне казалось, что раз мы сидим за одной партой, то она воспринимает меня только как друга. Да и хватало ребят, которые хвостиком ходили за ней.
А я что – поступал на местный филфак, пока она собиралась в Питерский институт. Мне всегда казалось, что Наташа птица куда более высокого полёта. Так что жизнь такая, какая она есть, вот как я думал. Не слоган для рекламы, но как кредо сгодится. Сворачивать поздно, а искать тропинку, которая приведёт назад, не стоит.
Хотя верил ли я в это сам – вот хороший вопрос.
Офис мистической женщины, которая ежедневно проводила сеансы, совсем не походил на то, что показывают в фильмах – располагался он в обычном бизнес-центре. Так что до него нужно было ещё подняться – проехать четыре этажа на лифте. Дверь его ничем не отличалась от других офисов здесь: такая же простая белая, с золотой ручкой – ни тебе пентаграммы, ни мистической символики. А рядом располагался стул. Чтобы следующий клиент мог подождать, пока из прошлого изгонят таинственную сущность.
Подружка выглядела ровно так, как и представляешь себе женщину с ежедневными «сеансами». Пышные рыжие волосы, яркие зелёные глаза, шея, увешанная амулетами и перстни на каждом пальце.
Вместо «привет» Подружка сказала:
– Ты не одна пришла сюда.
И Наташа коснулась своего рукава. Мне же она сказала:
– Вам нужно подождать за дверью. Сеанс будет не из простых.
Я едва не закатил глаза:
– А что с ней?
Женщина перевела взгляд с меня на Наташу:
– Подселение.
Вот тут я уже закатил глаза.
– Вы можете относиться к этому как угодно, – продолжала Подружка, – только вот человек – он как подлодка, опускающаяся вниз. И чем ниже она опустится, тем страшнее сущностей она встретит. Есть те, которых не видно и не слышно. Это самые слабые. Они просто вредят. И заметить их можно краешком глаза. Этакая тень на периферии. А это, – Подружка указала не на Наташу, а куда-то за ней, – нижний уровень.
– Девятый круг ада? – Спросил я.
– Нет. Слабые сущности, как щуки, обитают на малой глубине. Акулы, питающиеся страданиями, ещё ниже. Но она сейчас в Марианской впадине. И не по своей воле.
«Это же чёртов шёпот», думаю я, но не говорю. Конечно же, за сеанс с отселением акулы от тела не попросишь двадцать тысяч. А вот рыбка покрупнее, да с самого океанского дна, своих денег будет стоить.
Рыжеволосая Катина Подружка подошла к Наташе. Попыталась поймать её взгляд.
– Что они говорят, милая?
Наташа отшагнула назад. Ближе ко мне
– Всё хорошо, девочка, – сказала та, – всё скоро кончится. И они уйдут.
Её взгляд метнулся ко мне:
– Выйди.
Это прозвучало как приказ. И вместо того, чтобы поспорить, я, вопреки своей воле, вышел в коридор.
Теперь стул там предназначался для меня. Но я повернулся так, чтобы слышать, чтобы происходит в кабинете. Хотя бы краем уха.
Все разговоры были приглушены, словно звук шёл из-под толщи воды. Что-то спрашивает Подружка, что-то отвечает Наташа. Скрип мебели, наверное, двигают стул. И тишина.
Я посмотрел на часы. Секундная стрелка завершила круг свой, и стремилась отсчитать новую минуту. Затем ещё одну. Минутная стрелка сдвинулась на четыре деления вперёд, но за дверью по-прежнему была тишина.
А потом раздался крик. Только кричала не Наташа. Крик явно принадлежал рыжеволосой женщине. И кричала она не от страха или боли. Следом ещё. И в этот раз я чётко расслышал слова:
– Ты никому не нужна, – кричал голос за дверью. И снова, – потому он выбрал молодую.
Если это так продолжится, дал я себе слово, то войду внутрь.
– Перестань, – крикнула Наташа.
– Ты останешься одна. Навсегда, – ответили ей, – ты никому не нужна. Тебе никто не поможет.
– Хватит.
Я смотрел на секундную стрелку. Дал себе новое слово, что если крики не прекратятся через минуту, то я войду внутрь. Но даже когда стрелка коснулась цифры 12 на циферблате, крики продолжились. И когда пересекли его вновь, не перестали.
Я встал. Посмотрел на дверную ручку.
Ну же, говорил я сам себе, не бойся. Давай. Спасибо её.
И когда Наташа закричала, я вошёл внутрь.
Не было ни теней, ни дыма, ни мистического света. Только Наташа, которая сидела на стуле, и плакала. А вокруг неё коршуном кружила рыжеволосая ведьма, и орала свои проклятия.
– Хватит, – сказал я, – мы уходим.
– О нет, – ответила Подружка, – сейчас нельзя уходить.
Я подошёл к Наташе. Отметил про себя, что даже сейчас, с мокрыми от слёз щеками, она по-прежнему прекрасна.
– Если ты уйдёшь, – крикнула рыжеволосая, – он снова придёт. И будет говорить всеми своими ртами.
Я стоял между этой ведьмой и своей первой любовью:
– Твои крики не помогают. Нет никакой тени. Только навязчивые мысли, и всё.
Рыжеволосая запрокинула голову и засмеялась:
– Вот, значит, как ты думаешь. Считаешь, что она всё выдумала. А кто же шепчет ей тогда? А кто шепчет тебе?
Я не ответил. Просто смотрел на неё.
– У каждого есть своя тень, – сказала рыжеволосая, – за каждым из нас ходит сущность. За кем-то маленькая и невидимая, а за другими огромная шепчущая и призывающая.
– Чушь, – сказал я, – нет никаких демонов.
– Ты просто игнорируешь их. Делаешь вид, что ничего не слышишь. Демон ничего не выдумывает. Он просто шепчет тебе твои же мысли. Шепчет их часто-часто. А как начнёшь отвечать ему, то столкнёшься с этим злом наяву.
Рыжая сделала шаг ко мне:
– Ну же. Скажи ему.
Я качаю головой из стороны в сторону.
– Ты тоже слышишь его. Понимаешь, что он говорит. Он и мне шепчет. Дьявол не в аду. Он рядом с нами. Вот тут, – рыжеволосая касается своего виска. Она подошла слишком близко. Настолько, что я чувствую её горячее дыхание. Чувствую аромат её волос. Вижу каждую пору на её красных губах.
– Хватит, – сказал я.
И тут я увидел. Прямо за её спиной. Высокая тонкая бледная фигура. То, что Наташа видела всего секунду, я могу подробно разглядеть. И длинные руки, которые доходили существу до самых коленей, и тёмное лицо, на котором располагались одни только рты. Потому-то оно и было таким чёрным.
– Заметил? – Её полные губы разошлись в улыбке. Зелёные глаза смотрела не на меня, а вглубь меня. Она сделала ещё один шаг, и я почувствовал, как её грудь коснулась меня, – теперь пути назад нет.
Сотни мыслей заполонили мою голову. Десятки постыдных эпизодов обрушились на меня. Каждая жизненная ситуация, каждая секунда, где я проявил слабость, страх, любую постыдную эмоцию разом предстали перед глазами. И ещё тысяча моментов, которых никогда не происходило. В видениях ко мне подходит Наташа и спрашивает, почему я так и не признался ей в любви. На мой ответ «так было лучше» она отвечает «для кого». Мой дедушка в последнюю секунду сжимает руку и шепчет: «я не знал, что ты такая тряпка». Моя бабушка говорит «чтобы ноги твоей здесь больше не было» и закрывает передо мной дверь своей квартиры. Мой отец, который кричит «вот, значит, каким ты вырос». Мать ничего не говорит, только смеётся при виде меня. Катя говорит на работе: «да я всегда знала, что с ним что-то не так». Наташа встаёт и уходит. В дверях говорит: «а на что я рассчитывала». И всё это происходит одновременно.
– Ну что, – шепчет рыжеволосая ведьма, – страшно?
Её лицо прямо перед моим. Губы так близко, что захоти я сказать что-то, коснусь их.
– А с ней, – рыжеволосая кивает на Наташу, – всегда так.
Не помню, как я оказался на улице. Меня рвало прямо у бизнес-центра. И никто не обращал внимания. Мои ватные колени подогнулись, и я, прижавшись к стене, сполз по ней на землю.
Не знаю, как скоро вышла Наташа. Она помогла мне подняться и усадила в такси.
А на следующий день от неё пришло смс, что всё в порядке. Что фигуру она больше не видит. И навязчивых плохих мыслей она не слышит.
Почему-то я знал, что больше её не увижу. Потому что зачем ей нужен был сорокалетний неудачник, который до сих пор верит в сверхъестественное.

4. ([Такого человека нет])

Когда я думаю о призраках, то представляю себе прозрачные фигуры, которые бродят по старинным домам. Представляю, как ушедшие люди являются нам во снах и шепчут слова поддержки. И думаю, что они всегда рядом. Присматривают за нами.
Но кому мы на самом деле нужны? По пятам ходят только сущности, которые копаются в голове, находят самые отвратительные мысли, и напоминают нам о них снова и снова. Я стал слушать громкую музыку. Включать в квартире телевизор. Фоном. Засыпаю, слушая подкасты. Лишь бы не остаться наедине со своими страхами.
Наедине с самим собой.
И я стал молиться. Не только за себя. Вряд ли я единственный, кто видит и слышит его. Кто опустился так глубоко. На самое дно.
В залитых ярким светом храмах я прошу, чтобы мы не оставались одни. Что у нас был кто-то, кто придёт на помощь. Кто-то, кому мы не безразличны.
Я молюсь, чтобы у каждого из нас был такой человек.