Рассказ №8 А вы таки думали?

– А вы таки думали, что искусственный интеллект создан, чтобы повторить ваш собственный, так сказать, естественный? – Вениамин Аркадьевич мелко рассмеялся. – Думали, он сотворён, чтобы повторить и превзойти ваш мозг в некоторых аспектах? Как бы не так! Всё сделано для того, чтобы отформатировать ваш интеллект, причём внутри вас, как говорится, не отходя от кассы!

– Глупости говорите! – густо пробасила Председатель Совета Пульхерия Дормидонтовна, пыхнув в направлении Вениамина Аркадьевича пахитоской. – Как можно меня отформатировать, когда я существо автономно мыслящее, имеющее здравое произволение и социально интегрированное?

– Да вот же вы уже и отформатированы! – подхватился Вениамин Аркадьевич. – Потому как выражаетесь не нормальным человеческим, а казённым, суконным языком! Только форматирование вам произвела ваша подготовка к одной, а затем и к другой диссертации, вращение в кругах, самонадеянно именующих себя научными, корпение над статейками в индексируемые журналы, и…

Он не успел продолжить.

– Во-о-он! – Взревела Пульхерия Дормидонтовна и, куда более мирно пыхнув пахитоской в направлении двери, уравновешенно произнесла: «Следующий!»

Следующим оказался лысеющий, погубивший молодость в ОВИРе Абрам Сигизмундович. Распахнув видавший виды портфель, в котором он носил и петиции о репатриации, и донесения курировавшему его дознавателю, он горестно присел на краешек предложенного стула. Достал тезисы. По мучительным морщинам высокого лба видно было, что предстоящая речь окажется неподготовленной, скомканной и безыдейной.

– Мне бы хоть намекнули, в чём нынешняя линия, так сказать, Партии и Правительства? – вопросительно изогнулся испытуемый.

– А вы давайте, мыслите свободно! – ободрила Председатель Совета, налегая бюстом на массивную столешницу с переполненной пепельницей по центру. – Или так и не научились за три десятка лет с гаком?

– Родимые пятна социализма… – промямлил Абрам Сигизмундович. – Моя молодость прошла в удушающей атмосфере безысходности и материальной стагнации. «Опыт борьбы с удушьем». Точнее не скажешь. Я так никуда и не уехал…

– Вот, Родина даёт вам шанс! – паки и паки ободрила, грузно ворочаясь в кресле, Председатель. – Помните, в чём состоит животрепещущий вопрос момента?

– Переселение в цифровую реальность? – неуверенно просвистел носом Абрам Сигизмундович. – Но ведь это не Страна Обетованная!

– Будет, будет там и страна, будут и обетования, «будет вам и белка, будет и свисток!» – вступил в разговор до сего времени полировавший ногти длинный и тощий как глиста ассистент Иванов.

– Свисток не нужен. Свисток – это у дворников… – грустно произнёс Абрам Сигизмундович. – «В спокойных пригородах снег сгребают дворники лопатами…»

– Будут там и покой, и снег, и пригороды. Даже встречу с Мандельштамом, если пожелаете, организуем. Хоть в пригороде, хоть в бараке, – хохотнул Иванов.

– Лучше с Бродским. В Венеции, – неудачно пошутил Абрам Сигизмундович.

– Ближе к делу! – породила кольцо едкого дымка Председатель, прикуривая от дотлевавшего бычка пахитоски следующую, нетронуто-стройную.

– Ну-у, я рассматриваю искусственный интеллект как интеллект противоестественного происхождения, – неуверенно промямлил экзаменуемый.

– Ка-ак? – поперхнулась новой пахитоской Председатель.

– На самом деле, – зашелестел ей на ухо подобострастно изогнувшийся Иванов, – даже Создатели признают, что в Проекте присутствуют, так сказать, неконтролируемые переменные, всё работает немного не так, как задумано. Подозревают влияние инопланетян. Но мы же с вами разумные люди и не станем признавать инопланетян за нечто противоестественное. В отличие от этого, – он небрежно кивнул на лысоватого испытуемого, – талмудиста…

– Так! – справилась с колыхнувшимся в груди волнением Председатель. – И в чём вы видите противоестественность искусственного интеллекта?

– Я стал замечать, – внезапно осмелел Абрам Сигизмундович, – что гаджеты крадут мою память. То есть я сам делегировал им, сугубо осознанно и добровольно, эту функцию своего рассудка. Прежде я писал стихи в тетрадку, в стол. И, знаете ли, помнил каждую строчку из всего написанного за двадцать лет! Но вот в конце нулевых я перешёл на так называемую сетературу. Свобода мысли, знаете ли, самовыражения, никаких границ, худсоветов и уполномоченных надзирателей. Запоминать написанное, к тому же, не приходится, на случай, если забыл тетрадку дома: гаджет всегда в кармане штанов, вспомнил какую-нибудь строчку, набрал в браузерной строке, и весь текст как на ладони.

И, вы знаете, моя память резко оскудела, будто бы ослепла. Вспоминаю что-нибудь мучительно-мучительно, такое ощущение, как будто процессор компьютера завис и на экране крутится бублик ожидания. А минут через двадцать всплывает то, о чём и думать перестал. Недавно припоминал, например, как звали взбунтовавшегося против собственного отца сына Царя Давида, зацепившегося роскошными волосам за ветви дерева и в таком беспомощном положении умерщвлённого военачальником Иоавом. Совершенно отчаялся, махнул рукой, и тут, среди променада по улице, возникает в сознании имя: «Авессалом!»

– Какой говорливый! – бросила в сторону Иванова Председатель. – А что же вы, милейший, и в случае с Авессаломом не обратились за помощью к Интернету? Или вы не обнаружили гаджета на положенном месте… в кармане штанов? – обратилась она уже к багровеющему залысинами Абраму Сигизмундовичу.

– Я просто… хотел почувствовать себя человеком, – промямлил под строгим взором Председателя Абрам Сигизмундович, – ведь если моя память оскудеет окончательно, мне не о чем будет мыслить. Память – благодатная и единственно возможная почва для мышления, для творчества. Без памяти человек превратится в идиота…

– Не подходит! – резко оборвала сентенции испытуемого Председатель, и вновь обратилась к дверям, скрипнувшим под плечом очередного просителя: «Следующий!»

В помещение танцуя, на цыпочках ворвался невысокого роста гражданин в кепке-хулиганке.

Иванов доверительно наклонился к мясистому уху Пульхерии Дормидонтовны: – Этот считает себя воплощением Ивана Бездомного, трагедийного персонажа в оное время нашумевшей книжонки некоего Булгакова… как там его… кажется, Михаила Евграфовича. Содержался в сумасшедшем доме, изображал непризнанного поэта, мечтал попасть в ту самую реальность «Москвы на Патриарших», коя и описана в означенной книжонке.

– Да что же такое! Сплошные поэты! – возмутилась Председатель. – Дайте мне наконец хотя бы одного добропорядочного мясника! И какая ещё вам тут «Москва на Патриарших»? Всё уже давно переименовано в Ресей-Истанбул, не надо ворошить историю, крошить батон и раскачивать лодку! – Пульхерия Дормидонтовна явно старалась «съехать» на просторечные выражения, уходя от канцеляризмов, за которые получила недавно столь болезненный для председательского самолюбия упрёк.

Вместо ответа новоприбывший, достав из-за пазухи батон, принялся крошить его в прямом противоречии с только что полученной инструкцией, приговаривая: «Гули-гули-гули! А лодки мы не имамы! “Лодка на речно-о-ой мели скоро догниёт со-овсем!”»

Двое дюжих санитаров, сопутствовавших охальнику, тут же пресекли противоправную деятельность. Уборщица Лолита, бледной тенью маячившая в дальнем уголке, оперативно замела всё лишнее на совок.

Дверь затворилась, скрыв от взоров высокого Совета дрыгающие ноги уносимого санитарами лже-Бездомного. Больше из-за неё никто не появлялся. На сегодня приём был окончен.

– Что же мы имеем в сухом остатке? – поинтересовалась Председатель у недремлющего Иванова, расталкивавшего под бока второго ассистента Петрова. Петров так и прокемарил всю смену, коварно скрывая преступный сон под шлемом дополненной реальности.

– Сегодня перед нами прошли двенадцать человек, – Иванов бегло взглянул в свой электронный кондуит, – заявленные по программе «Локация вашей мечты».

Мкртыч Левонович, старорежимный академик, мечтал попасть в детство, непременно в лагерь «Артек», непременно в ту самую смену, когда он не успел овладеть волновавшей его юношеский разум вожатой. Отвергнут, ибо Искины должны представлять собой сияние чистого разума без всякой примеси низменного чувства.

Кондратий, отчество написано неразборчиво. Программа-восстановитель выдала странное «Рылеевич», но ведь такого не бывает! Собирался переместиться на Сенатскую площадь и что-то там такое подсказать декабристам.

– Да уж, да уж! – откликнулась Председатель. – И тут я очень удачно ввернула, что нашей истории хватило одного разбудившего декабристов Герцена!

Иванов и очнувшийся Петров подобострастно-когерентно хохотнули.

– Далее, – продолжил Иванов, – весьма экстравагантная особа, именовавшая себя Валерией Ильиничной. Хотела попасть в свободную страну с абсолютным торжеством либерализма и демократии. Сильно политизированная, а потому наэлектризованная неподходящей для Искинграда энергией.

Далее пошли чистой воды диссиденты, считающие искусственный интеллект едва ли не порождением преисподней! Как их только к нам занесло в таком количестве и столь кучно?

– Да они все из одного, недавно расформированного, научно-исследовательского института “Мозга и времени” – снова принялась за пахитоски Председатель, глянув, в свою очередь, в собственный кондуит. – Вредные идеи, однако, бродили в этом институте! Вовремя их накрыли! И место им надлежало бы занять, буди такое существовало, в тюрьме Искинграда! – Передседатель прихлопнула кондуит пухлой увесистой ладонью.

– А что, это идея! Надо не отвергать заблудших, а направлять их именно туда, е ещё лучше – в пункт утилизации, – оживился Петров, – Напеть им в уши, дескать, отправляем в голубую лагуну на помывку, всучить мыло, мочалку и банный веник, а самим, после оцифровки этих нечестивцев, держать руку близко к клавише «Delete»! Уничтожать как вредителей, как чуждый элемент. Хорошо бы, кстати, делать это заранее и дистанционно, не заморачиваясь собеседованиями наподобие сегодняшнего!

– А ты замечал, что при наборе в разных алфавитах «Dele» на клавиатуре превращается в «Вуду»? – таинственно прошипел Иванов.

– Это знак! Точно надо открывать пункт утилизации! А то, понимаешь, развели тут детский сад с исполнением желаний дураков и полудурков, к тому же больных странным желанием: остаться человеком!

– Насчёт дистанционного устранения инакомыслящих Верховный Совет уже думает, как это реализовать! – приглушённо сообщила Председатель. – В принципе, все эти людишки и так уже добровольно превратились в приложения гаджетов. Считая, что исполняют собственную волю, они движутся по пути, начертанному создателями алгоритмов. Но есть ещё слабо рефлексирующие, как эта сегодняшняя банда из НИИ “Мозга и времени”. Нельзя позволить им распространять вредные идеи в массы. Проект «Человек» закончен, и точка! Это необсуждаемый тренд!

Председатель докурила последнюю пахитоску, притушив в пепельнице с таким остервенением, как будто макала в ёмкость с кислотой голову Вениамина Аркадьевича: – Авессаломов им, видите ли, подавай! Скоро они забудут и собственное имя, не то что имена сыновей Давидовых! Кстати, что-то мне надоело быть Пульхерией Дормидонтовной. Встречу-ка я завтрашний день в образе Маты Хари!

Голографическое изображение задёргалось, претерпевая катастрофические изменения. Мощная фигура Председателя, словно бабочку из кокона, выдавливала из себя образ великой обольстительницы. Петров и Иванов, материальные бионические конструкции, не умевшие изменять собственную кажимость, наблюдали за происходящим с грустью и завистью. Или так им только казалось. Хотя и казаться вряд ли могло.

Монотонный звук, порождённый кондуитами членов Совета, ускорил действо. Мата Хари, во всём своём блеске, жемчужно улыбнулась напарникам: «Время молитвы!» – и те покорно надели на пластиковые головы шлемы дополненной реальности.