Рассказ №11 Леденящий Дусю ужас

“Дуся!” – кричал ей по рации офицер связи, когда химический комбинат взлетел на воздух и все сразу решили эвакуироваться с Глизе-367Б. “Дуся! Транспорт забит под завязку! Для вас нету места, да и времени нету – мы улетаем! Эвакуируйтесь на одном из кораблей со второй стартовой площадки! Удачи!”
– Ну да, ну да… Пошла я на вторую стартовую площадку…
И, пока ядовитое облако окончательно не накрыло космодром, Дуся бегом пошла на вторую стартовую.
Выбранный наугад корабль оказался четырехместным шлюпом монгольской геологической партии. Сама партия, вероятно, уже пила кумыс на борту улетевшего транспортника, до которого им было ближе бежать.
“М976, Холын зайн аймшиг”* – прочитала Дуся на борту шлюпа. Неизвестно, знаком ли был с текстом “Капитана Врунгеля” тот, кто дал шлюпу такое название и знал ли он расхожее мнение о том, что “как корабль назовешь, так корабль и поплывет”, но, даже если знал и читал, то, видимо, был свободен от предрассудков. Дусе же было все равно, потому что монгольским она не владела. Пожала плечами, забралась внутрь и незамедлительно стартовала.
К слову сказать, корабль Евдокию не ждал: ограниченный запас провианта – печенье, да какой-то белый порошок, – не подготовленные криокапсулы… Последнее особенно удручало, ведь впереди двадцать семь лет неторопливого путешествия. Даже если суметь распределить еду, без погружения в криосон девушка добралась бы до Земли слегка одичавшей пятидесятилетней дамой. А ведь на эти годы у нее были совсем другие планы.
– Ну и подумаешь. Уж в настройках криокапсул, разорвись они на кружевные панталоны, я и сама разберусь!
Однако разобраться не получилось. Евдокия решила, что нечего мучить автоматику – главное залечь, а там компьютер как-нибудь сам. Как-нибудь… сам… сам… как… нибудь…
Веки ее сомкнулись, единственная мысль – “утюг выключила?” – съежилась в сознании, превратилась в назойливо зудящего комара, а потом и вовсе исчезла во тьме. Евдокия сладко заснула.
Комар вернулся, на этот раз не зудящий, а громко воющий ревуном системы оповещения. До омерзения правильный мужской голос предупреждал на английском: “Аварийное пробуждение! Отказ программы индивидуальных настроек!”
– С добрым утром, – поздравила себя Дуся, толкнула прозрачную крышку капсулы и с трудом перевалилась через край, ступая босыми ногами на холодный пол. Грубо, по-мужицки прокашлялась, безуспешно поискала мутным взглядом пачку сигарет. Не нашла. Хотела было почесать между ног, но, сделав несколько шагов, остановилась с разинутым ртом напротив зеркала.
– А-а-а! – вскрик вышел неубедительный, сиплый, зато искренний.
Она опустила голову, с удивлением осматривая такое родное и привычное тело, со всеми его родинками, впадинками, выпадинками, и, конечно, татуировкой на предплечье – “Не забуду Глизе-3-6-7-бэ”. Но почему это ее так обескуражило?
Дуся тряхнула головой. Вернулась к своей криокапсуле, тыкнула пальчиком в экран компьютера. К счастью, геологическая партия поленилась искать для корабельных систем монголофикатор, довольствуясь английским языком.
– Бямбасурэн Чулуунбаатар. Капитан, – прочитала она в настройках капсулы. – Так это ж я.
В растерянности развела руки в стороны, продолжая сверлить экран непонимающим взором.
– Тьфу! Нет! Я – Евдокия Закорюкина!
Пальчиком еще раз пошевелила настройки, прокручивая строку за строкой. Увидела среди прочего – “предварительная загрузка памяти”.
– Ага. Вот оно, – понимающе цокнула языком.
Чтобы смягчить дезориентацию после пробуждения и помочь человеку вернуться к собственному “Я”, с каждого члена экипажа делался цифровой слепок сознания, который загружался в память капсулы. О точной копии говорить не приходилось, но какие-то образы из недавнего прошлого – все эти ваши чувства, настроения и даже привычки – подсказкой внедрялись в разум пробуждающегося. И вот он, сразу после выползания из криокроватки, уже ищет свои сигареты и готов почесать что-то между ног – одним словом не чувствует себя растерянным, а даже наоборот. Знает, что он Бямбасурэн, капитан корабля.
– Не, не! Евдокия Закорюкина, – уверенно повторила Дуся сама себе и на всякий случай потискала совершенно не бямбасурэновую грудь. – Ладно. Давай мы эту “предварительную загрузку” выключим.
Тык-тык. Тык.
Нажатие по строке меню ни к чему не приводило.
Тык.
Нет, все равно не приводило. Видимо, раздел заблокирован очкастым администратором, который на борту удравшего транспорта тоже пьет кумыс или концентрат, выдаваемый за березовый сок. С другой стороны, правильно: мало ли что придет в голову фантазеру Бямбасурэну. А вдруг он вместо своего слепка захотел бы подгрузить запрещенный нейростимулятор? Все двадцать семь лет полета до Земли ему виделись бы… Даже страшно себе представить.
– И не буду представлять, – она шла вдоль остальных криокапсул. – Что же делать-то, а?
Остановилась. Прочитала вводные к очередной “кроватке”: “Жадамба Дашням, медик”. Дуся в задумчивости почесала кудрявую макушку.
– А знаешь что, Жам… Жан… Дорогой друг Дашням. Мы же коллеги. Ты врач и я врач. Давай думать, что наши мозги более совместимые, чем… – она раздраженно окинула взглядом остальные капсулы. – Согласен?
Никто ей не ответил.
– Вот и ладненько!
С надеждой в сверкающих глазах забралась на дашнямово ложе. Дождалась, когда закроется прозрачная крышка, сомкнула веки. “Перед ним, во мгле печальной, – подумалось Евдокии, – гроб качается хрустальный. И в хрустальном… гробе… том… спит…”
– Аварийное пробуждение! Отказ программы индивидуальных настроек!
Криокапсула еще шипела теплыми струями воздуха, а девушка уже выбиралась наружу, чтобы, не разлепив толком глаза, направиться неуверенной походкой на камбуз. Огляделась, открыла медицинский шкафчик.
– Первый я, штоли?
На флаконе, который она достала, было написано что-то на медицинском – длинное и для простого человека совершенно нечитаемое. Дуся открутила крышку, выдохнула, сделала основательный глоток.
– Э-э… О-о-о! У-у…
Пришлось ей зажмуриться и вздрогнуть всем телом, ведь организм Евдокии, в отличие от Дашняма, не привык к едва разбавленному спирту. Но волшебный напиток сделал свое дело, прочистил сознание от внедренных криокапсулой чужих воспоминаний.
– О, не-ет… – она снова была сама собой, понимала, где находится и что случилось.
– Сколько там? – вернулась к месту пробуждения, посмотрела на экран. – Трое суток. Как и в прошлый раз. Неделю не дала поспать, система проклятая! Нет, так дорогу не осилить.
Осколки чужого сознания требовали глотнуть еще, но Дуся сдержалась, не пошла у них на поводу.
– Мне нужна женщина. Девка нужна. Баба, как я! – шлепнула ладонью по округлому бедру. – Хватит пачкать мозги несовместимыми мужицкими мыслями.
Осторожно подобралась к предпоследней капсуле, погладила, едва касаясь, сенсорный экран. Наконец решилась, активировала.
“Тодсаха Ерденебат, геолог”.
– Геолог – она? Или геолог – он?
Посмотрела на небритое фото.
– Понятно.
Евдокия вздохнула. Оставалась лишь одна капсула, с одним, последним слепком сознания. Если он окажется мужским… Вряд ли получится заснуть до самой Земли – треклятая система продолжит будить ее раз в три дня из-за несовместимости.
Она закрыла глаза, поднесла палец к экрану.
Тык.
Искоса поглядела на развернувшуюся информацию, пытаясь сообразить – женское ли это имя? “Алтан Гамбаатар, геолог”. Фото загрузилось не сразу, но вот через долгое, томительное мгновение на Дусю уже смотрела девчушка лет двадцати, улыбающаяся во всю ширь своей монгольской души.
– Бинго!
Честно говоря, от всех этих погружений и пробуждений Дусю немного подташнивало. Голова кружилась, мысли порой путались. Стоило бы подождать – сутки или даже больше. Но ей не терпелось проверить свою теорию гендерной совместимости. Поэтому тянуть не стала и залегла.
В этот раз она ни о чем не думала, ни на что понапрасну не надеялась. Молча смотрела на почти опустившуюся прозрачную крышку и мечтала лишь об одном – почесать пятку. Не успела, видишь ли, дотянуться до закрытия. Теперь не достать. “Отложим на потом, через пару дней. Или лет… Или… десятков…”
В криосне видений не бывает. Так, во всяком случае, принято считать. Но что-то там, во тьме, есть! Ведь остается же в сознании ощущение, что прошло время. Просыпаешься и понимаешь – “о-о, чот я долго в этот раз”.
Дуся сидела на краю капсулы минут пять. Болтала ногами, смотрела на белый пол. Потом, словно вспомнив о чем-то, почесала пятку. Зевнула.
– Ф-ф-фу-у-ух! – выдохнула, пытаясь спуститься на пол, но сумела сделать это лишь с четвертой попытки, а затем еще несколько минут ловила равновесие, стараясь не упасть. Прошла мимо зеркала, даже не взглянув на себя – чего там рассматривать, в самом деле? Неумытая, не накрашенная.
– Тихо.
Действительно, вокруг было тихо. И дело даже не в том, что кроме нее никто не просыпался – об этом она и подумать не успела. Но Дуся почему-то ожидала услышать вой системы оповещения.
– Зачем нам сирена? Аварии же никакой нет. Я надеюсь. Тогда почему?..
Но ощущение, что вой обязательно должен быть, не покидало ее.
– А потому… – она нахмурилась, стараясь поймать мысль, которую ей подсказывало пробуждающееся сознание. – Потому что… Отказ же. Программы, этих, индивидуальных настроек!
Быстро подскочила к лежаночке, потыкала в экран. Но никаких сообщений об отказе не обнаружила. Зато долго смотрела на информацию о продолжительности сна.
Евдокия, уже вернувшаяся сама в себя, отринувшая чуждую личность, расплылась почти в такой же широкой улыбке, как Алтан на фото в настройках.
– Двадцать лет! – хлопнула она в ладоши. – Ну а чего ж не все двадцать семь-то? Впрочем, ладно. Получилось один раз, получится и еще. Но только, – она погрозила пальцем, сделала серьезное лицо, – надо передохнуть. Никаких больше снов без перерыва! Даю себе сутки.
Отведенное для отдыха время растянулось на целую неделю. Во-первых, оказалось, что воздушный фильтр в системе регенерации слезно умоляет о сервисном обслуживании. А во-вторых – монгольские печеньки! Особенно если их запивать сухим молоком, разбодяженном в воде. Они были так изумительно вкусны, что отчаянно не хотелось укладываться спать, пока не сожрешь все. Но Дуся сдерживалась – “еще пригодятся” – и ела по чуть-чуть.
Так-то бы тьфу и на воздушный фильтр, но дело в том, что капсулы для геологической партии закупались дешманские и автономной очисткой воздуха они снабжены не были. Каждая жужжала парочкой кулеров и затягивала в себя корабельную атмосферу. Оно, конечно, понятно – в криосне человек почти не дышит, но за годы сна объем воздуха, попавший с ним под крышку, по-любому будет высосан. И тогда может случиться кислородное голодание.
– А кроме того, – рассуждала Евдокия, – куда я вылезу, когда проснусь? В безвоздушное пространство? Не-е, тут без вариантов. Надо чинить.
За всю свою недолгую, если не считать проспанных двадцати лет, жизнь, Дуся не ремонтировала ничего сложнее забившегося сифона в умывальнике. И она убедила себя, что здесь то же самое. Почти. Главное с энтузиазмом начать!
Через четыре дня изнурительной работы Евдокия оказалась посреди россыпи разложенных на полу деталей.
– Так, – разговаривала она одновременно с инструментами, запчастями, инструкцией и самой собой. – Чем? Вот этим? Куда? Сюда? Ничего себе… Никогда бы не подумала.
Она очень приблизительно запомнила – в каком порядке все разобранное придется собирать обратно.
Съела печеньку, запила молоком.
– Хоть бы Алтанка советы давала. Ее ведь корабль. И мозги, частично к моим добавленные. Слышь, ты? Подсказывай давай.
Отбросила синтетический диск, забитый пылью, мелким мусором, заляпанный по краям смазкой. Приладила на его место новый, только что распакованный. Благо запчастей в корабельной кладовке обнаружилось больше, чем еды на камбузе.
– Чего говоришь? Звать духов степи? Мы разве с тобой ведьмы? Ах, шаманки… Ну, пущай будут шаманки.
Как это водится у смелых ремонтников, у Евдокии остались лишние железки. Критически оценив горку невостребованных деталей, она аккуратно прибрала их ногой, задвинув под криокапсулу коллеги Дашняма.
– Главное, что работает! Вот и на пульте… – на мониторе появилось сообщение “фильтрон-К47, плата стабилизации и конденсатор GY-11B отсутствуют; ресурс системы регенерации воздуха снижен до 21 года и 7 месяцев”. Но Дуся это сообщение тут же смахнула. – Вот я и говорю – на пульте чека нет! Летим!
Сбросила с себя всю одежду: шутка ли – двадцать лет не раздевалась! Надо дать телу отдохнуть. Да и кого здесь смущаться? Вокруг ни одного человека на… сколько световых лет? Пять? Десять?
Дуся снова легла в криокапсулу.
– Хочу домой. Не буди меня, система, до Земли. Пожалуйста.
Она закрыла глаза.
“Одна овечка. Две овечки. Три. Кажется, семь… Ой, лошадка… И туман…”
В этот раз она готова была поклясться, что видела сны. Что-то просторное, вольготное. Степь? А еще – пожухлая трава и ветер… Да, и лошадки! Или нет? Может, это игра воображения?
Евдокия возвращалась к реальности долго, мучительно. Как зимой перед школой. Наконец открыла глаза, увидела поднятую прозрачную крышку. Провалялась еще добрых полчаса, прежде чем нашла силы подняться. Ей казалось, что она проспала тысячу лет.
Пошарила рукой под тонким поролоновым матрацем, ничего не обнаружила. Зигзагами добралась до лежанки Тодсаха, проверила там. Ничего. Обыскала дашнямовскую капсулу и выудила оттуда слегка помятую пачку сигарет.
– Жадамба сиги тырит.
На камбузе, среди пачек печенья, обнаружился спрятанный коробок спичек. Походный вариант, специально для геологов, но даже они не хотели гореть – Дуся сломала несколько, прежде чем зажгла одну и смогла подпалить сигарету. С наслаждением, как ей показалось, затянулась, и тут же закашлялась. Уверенным, привычным движением нащупала флягу, глотнула. Эффект был похож на тот, что и от сигареты – кашель, слезы из глаз, желание согнуться пополам.
Девушка вдруг встрепенулась, замерла на мгновение. Подошла к зеркалу и, увидев себя, схватилась за голову.
– Ах, да-а… Закорю-юкина. Здравствуй, родная. А я думаю – что за дела?
Она не понимала – почему в сознании снова всплыли слепки памяти капитана и медика? Должно быть, эксперименты с несколькими подряд погружениями в криосон не прошли для нее даром.
Прежде чем проверять настройки криокапсулы, выяснять – сколько же в этот раз длился сон, Дуся подошла к иллюминатору. Надежда была наивной, но девушка очень хотела увидеть родную планету!
Однако за толстым стеклом было настолько черно, что отыскать взглядом даже единичные искорки звезд казалось почти невозможным. Это был чужой космос. Не наш, не солнечный.
Она сжала губы, пошла смотреть настройки.
– Пять?! Да ладно! Всего пять лет?! Чтоб тебя…
Для нормальной жизни на оставшиеся два года полета было маловато печенюшек с сухим молоком. Да и будь камбуз завален едой – ей просто не хотелось жить на корабле оставаясь в одиночестве.
– От чего это зависит? Можешь ты мне объяснить, а? – спросила она безмолвствующую криокапсулу. – Длительность сна ты как придумываешь? – пнула лежанку ногой, на всякий случай не сильно.
Ответа не было. Хоть и не выла сирена, не доносился из динамиков правильный мужской голос, сообщающий об аварийном пробуждении, но, видимо, давала о себе знать несовместимость настроек капсулы с человеком, который ее использовал. Гендерная теория Дуси Закорюкиной оправдалась лишь наполовину: сон длился годы, а не дни, но каждый раз заканчивался случайным, непредсказуемым пробуждением.
– И еще эти люди в моей голове…
Дуся нашла одежду, напялила ее на себя. Не имея четких планов для очередного бодрствования, она несколько раз обошла шлюп, заглядывая в самые укромные его уголки. Из кладовки притащила на камбуз еще один стул, потому как перед столом стояло только четыре, а она невольно считала себя пятым членом экипажа. Так ей было спокойнее, легче на душе.
Положила на стол перед одним из стульев флягу со спиртом, перед другим пачку сигарет. Остальным не нашла, что положить, махнула рукой.
– Товарищи монголы, у нас срочное совещание! Нет, все вопросы потом. Сначала я скажу.
Для надежности звучно кашлянула, проверяя – уверенный ли у нее голос. Нельзя облажаться перед командой, сорвавшись на испуганный фальцет.
– Итак, слово предоставляется мне… Наша с вами проблема в том, что вас нет, а Евдокию Закорюкину корабль подвозить до Земли не желает. Во всяком случае в одной из имеющихся капсул. Они меня постоянно будят. Жить же, подолгу не спя, у меня не получается, потому как нормальной лапшички быстрого приготовления вы не запасли. Печенек и молока на два года, пожалуй, хватит, но это будет сложно. И отредактировать опции залегания я не могу, нужная менюшка заблокирована. Что делать – не знаю!
Она сиротливо опустилась на принесенный из кладовки стул, склонила кудрявую голову, мусоля печеньку. Несмотря на абсолютную тишину, нарушаемую лишь отремонтированной двадцать лет назад вентиляцией, девушке казалось, что она слышит оживленный спор, иногда переходящий на ругательства, или наоборот – в веселый смех.
– Нет, – отмахнулась Дуся от капитанской пачки сигарет, – в мужских лежаночках еще хуже. Я проверяла.
Повернулась к стулу, на котором, как ей казалось, должна была сидеть единственная в этой геологической партии представительница прекрасной половины человечества.
– Так я об этом и говорю, Алтанка! Непонятно, почему в твоей криокушетке происходит этот единственный сбой. Все бы хорошо, но меня будят то раз в двадцать лет, то раз в пять лет. А дельше? Через месяц? Или снова через три дня?
Она с досадой откинулась на спинке стула, закидывая руки за голову, рассматривая металлический потолок.
– Ой, ты хоть не лезь со своими советами, Тодсаха. Я тебя вообще не знаю.
Оживленный спор в тишине разгорелся с новой силой.
– Что говоришь, Дашням? Снотворное? Спасибо, дорогой. И тебе долгих лет жизни!
Дуся смахнула со стола печенюшные крошки, подумала было запить спиртиком, но не рискнула. Налила себе из-под крана фильтрованной воды. Снова села на стул. Она выжидала минут десять, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, выслушивая беззвучные советы. Потом со всей дури шарахнула ладонью по столешнице.
– Хватит орать друг на друга! Устроили тут балаган… Все! Решение принято: раздеваюсь и в койку. Не обольщайся, Бямбасурэн, не в твою. Будь что будет…
Прямо на камбузе разоблачилась, оставив одежду на столе, проследовала к криокапсулам и залегла. Никого считать не хотела, ни овец, ни лошадок. Просто зажмурилась.
Но прошло десять секунд, пятнадцать… Прошла уже минута и, кажется, даже больше. Ничего не происходило.
Евдокия открыла глаза. Нажала кнопку, толкнула от себя прозрачную крышку. Аварийного сигнала не было, но и капсула работать отказывалась. Проклятая система словно решила игнорировать присутствие Закорюкиной на корабле.
Дуся почти два часа билась с лежанкой Алтан, потом плюнула, легла в бямбасурэновскую, проворчав “добился-таки своего”, но и здесь ее ожидало разочарование. Она попробовала криокапсулу Тодсаха, потом Жадамба… Никакого эффекта. Свихнувшаяся техника не признавала ее.
Дуся перебирала в настройках один пункт за другим, выдергивала капсулы из розеток, отступалась от них на пару часов, потом снова пробовала. Но ничего не помогало.
Девушка прижалась к стене, сползла по ней на пол, упираясь в холодный металл спиной.
– Еще же два года. Вы чего? – сглотнула. – Два года же!
Она вдруг почувствовала – остро, пронзительно – свое одиночество. Почувствовала с таким жутким страхом и отчаянием, что невольно заплакала. Без истерики и рыданий – тихо, размазывая по щекам слезы.
Никого рядом нет. Ни геологов, ни медика, ни капитана. Ни даже их призраков. Она одна! Дуся прикусила губу. Поднялась, нашла в аптечке давно высохшие влажные салфетки, шумно высморкалась.
– Нет. Нет, я не одна!
Вытянула сигарету из мятой пачки, закурила.
– Капитан, сколько там до Земли? Только точно!
Сама посмотрела на штурманский монитор.
– Ясно. Тогда… Я хочу попросить Жадамбу провести ревизию продуктов и определить суточный рацион. Нам надо как-то протянуть. Что говоришь, Тодсаха? Нет-нет, я тебя слушаю очень внимательно! Мы же все в одной лодке. Ты отказываешься от своей порции ради меня? Что ж… Спасибо, друг. И ты, Алтан? И тебе спасибо, подруга. Вам оно, конечно, и ни к чему, но все равно – спасибо!
Земля появилась точно по расписанию – через двадцать три месяца и одиннадцать дней. Сначала голубой искоркой, теряющейся в свете древнего Солнца, потом маленьким шариком, сопровождаемым его вечной спутницей – бледной Луной. Шарик становился все больше и больше, пока, наконец, Дуся не услышала в динамике недовольный голос:
– Борт М976, вы проскочили бакен и швартовочный коридор. Чо такое, в самом деле? Ловим вас гравитационным захватом.
Евдокия не ответила – слишком ослабла, чтобы быстро добраться до пульта и рации.
– Але? Вы там в порядке, М976? Вам еще что-нибудь нужно?
– П… Пожрать.

* * *

Когда Закорюкина пришла в себя, она сначала увидела белые стены. Потом парочку мониторов, один из которых противно, прерывисто попискивал. Под дусиным многострадальным телом оказалась удобная койка, снабженная зачем-то ремнями для фиксации.
Кто-то подошел к ней и Дуся спросила:
– Вы что же, в психиатричку меня решили?
– Ну зачем так, – мягко ответил дяденька в белом халате. – Это реабилитационный центр. Для космонавтов, переживших сложную ситуацию.
Он замялся, раздумывая – задать ли еще один вопрос? Но, видимо, вопрос был для него важен, поэтому решился:
– Скажите – нам нужно знать – вы были на корабле одна? Специалисты утверждают, что криокапсулы активировались множество раз. Там больше никого не было?
– Не было. Никого там не было. Одна я. Одна… Но… – Дуся замолчала.
Дяденька в белом халате долго ждал, потом все-таки не вытерпел:
– Что – но?
Дуся моргнула.
– В моей душе, в моем сердце. Четыре чужих человека. Отблески каждого разума – во мне. Не дали мне сдохнуть.

* * *

На утро тридцатого дня реабилитирования Дуся готовилась к выписке. Собирала свои нехитрые пожитки и даже проигнорировала завтрак, чего за этот месяц с ней ни разу не случалось. Прервалась она только для того, чтобы не мешать тете Глаше – роботу-уборщику. Забралась на кровать с ногами и наблюдала, как машина шустро катается по палате, оставляя на полу чистый, мокрый след. Уже выкатываясь в коридор, тетя Глаша остановилась, повернула свою пластиковую голову.
– Дусенька, совсем забыла сказать – к тебе посетители.
– А? Что?
– К тебе пришли.
– Кто?
– Не знаю. Японцы или корейцы, кто их разберет…
___________________
Холын зайн аймшиг* – Ужас дальних дорог (монг.).