Рассказ №6 За окном

Только переехав в деревню, Сергей понял смысл выражения «тишина ломит уши». Она здесь полная, нет, не так – всеобъемлющая. Тявкнет собака, проедет сосед на машине, и снова тихо. В таких случаях ещё говорят: «как в могиле». Но так далеко Сергей не заглядывал. Кто ж его знает, как там, в могиле. Никто ещё не вернулся, не рассказал. И вряд ли там ты будешь её слышать.
Как ни странно, но да, тишину слышно. Она инородна любому звуку, и только пожив в городе, зная, что такое шум, можно расслышать тишину. Позволяющую при небольшом навыке погрузиться в себя и обрести искомое….
Сергей тряхнул головой и взглянул на часы. Восемь вечера, надо бы печь затопить. Дров, понятно, опять не принёс, придётся с фонариком по сараю шариться. К темноте он привыкал дольше. В ноябре она здесь становится полновластной хозяйкой. Несколько фонарей, каждый из которых высвечивает вокруг себя с десяток метров размякшей после дождей земли, только подчёркивают её власть.
Он вышел на улицу. Окончательно сбросившие листву яблони, как будто прося помощи, тянутся шевелящимися при слабом ветре ветвями к свету. Поддашься этому мороку, и очнёшься под наплывающими одна на другую тучами, только почувствовав заползший под куртку холод. Впрочем, сегодня небо звёздное, колючее.
У соседей светятся окна. Вот открылась дверь, весело пролаял Бим, встречая вышедшего зачем-то хозяина, стукнулось ведро о стенку колодца. Почему-то подумалось, что ночью подмёрзнет. Зимой, когда снега нет, а земля уже больше напоминает камень, воздух дольше хранит звуки, которые, постепенно смешиваясь, оседают в лесу, за деревней, и остаются там до весны, когда незаметно вольются в мартовский гомон просыпающейся природы.
В деревне Сергей ощущал себя чужим, хотя основательные, всегда в делах и заботах соседи новичка приняли. Детство и юность он провёл у бабки с дедом, дрова колол, лопату в руках держать умел, а тем, что его на самом деле интересовало и тревожило, зная, что не поймут, делиться с новыми знакомыми не спешил.
Все уже знали, что он полуночник, и в случае нужды без церемоний заходили стрельнуть сигарету, другую. Вот и сейчас, стоило затопить, как в окно постучали. Сашка, как всегда, немного смущаясь, зашёл и начал говорить о чём-то постороннем. Закурить надо предложить самому, иначе так и уйдёт.
—Темнотища, страсть, – затянувшись, глубокомысленно заметил гость.
—Ничего, снег выпадет, будет, как днём.
—Поглядим. Может, зима, как в прошлом году. Считай, ноябрь до февраля.
После этих слов Сашка тоскливо посмотрел на открытую пачку.
—Да бери всю, мне до утра хватит.
Саня с благодарностью кивнул, сунул пачку в карман и пообещал завтра подогнать свой тракторёнок под мусор, что обещался сделать ещё неделю назад. Всё, теперь до завтра вряд ли кто зайдёт.
Сесть надо так, чтобы не было видно света фонарей. Тьма за окном должна быть, как в первый день Творения, когда только Небо и Земля. Первозданный мрак в оконной раме. Теперь убрать всё со стола, отодвинуть штору, чтобы тьма отражала только его лицо. Всё, готово. Получится ли сегодня?
Если бы Сергей рассказал хоть кому-нибудь о действительной причине переезда в такую глухомань, самым благожелательным ответом был бы совет обратиться к психологу. Большинство его московских родственников и знакомых – добропорядочные, деловые люди. Запредельное для них – находящееся за пределами столицы. Сергей и сам был таким же. Приличная квартира в хорошем районе, офис крупной компании, где он был не последним человеком, а дома – Алёнка, к постоянному присутствию которой он привык настолько, что перестал обращать на это внимание.
Когда её не стало, жизнь сразу и навсегда потеряла смысл. Как и мир вокруг. Какой может быть смысл в этой вечной круговерти, если рядом нет человека, который видит и ценит тебя самого, а не твои мимолётные отражения в глазах и мнении других людей? Во время отпевания Алёнка лежала в гробу, как в кровати: светлая, спокойная, улыбчивая. Чёрное платье казалось лишним. Куда больше подошла бы её любимая, кружевная ночнушка. Она просто уснула, и проснётся в куда лучшем мире, чем этот. Но его рядом не будет.
Сергей не просто помнил эти свои мысли и чувства. Он их переживал каждый день заново, с такой же остротой. Жить по-прежнему, ходить в контору, дежурно улыбаться коллегам, высчитывать проценты прибыли… Только оставшись один, он понял, на что потратил, сколько – лет пятнадцать? Забыл опять. Сейчас требовалось усилие, даже чтобы вспомнить дату собственного рождения.
Темнота в окне, между тем, начала подёргиваться рябью. Скоро окно, рама, стены вокруг неё, всё исчезнет. Его отражение начнёт жить по-своему, испытывать какие-то свои, уже независимые от Сергея эмоции. Надо смотреть ему в глаза, прямо в глаза, не отводя взгляда. Иначе опять ничего не получится.
—Отпустите её. Смерти нет, ведь вы это тоже поняли. Отпустите и молитесь. Молитва любящего человека способна делать чудеса. И приходите. Или звоните. Мой номер у вас есть.
Сергей не пришёл. И не позвонил. Хотя на мгновение батюшка показался самым близким человеком на свете. Маленький, полный, похожий на Деда Мороза из мультика, с закрывающей половину лица бородой, отец Макарий ему понравился сразу. Он не говорил о Боге, ни к чему не призывал, ничем не грозил. Но смотрел, казалось, прямо в душу, и видел там больше, чем сам её обладатель.
Примерно через неделю Сергей впервые заметил ночью в окне собственное отражение. Оно улыбалось! Язвительно, как будто издеваясь над тем, кого отражало. Это было настолько отталкивающим зрелищем, что Сергей отшатнулся, быстро задвинул штору и постарался обо всём забыть. Но была зима, темнело быстро, и на улице оно подстерегало его повсюду: в витринах, окнах, даже в лужах, когда вдруг потеплело, и растаял лёд. А однажды он увидел за лицом, так похожим на его собственное, лицо Алёнки. Едва различимое, оно тенью мелькнуло в витрине модного магазинчика, куда они иногда вместе захаживали.
В самый глухой час ночи на улице вдруг зашелестело. Дождь. Сергей досадливо поморщился. Ведь ни одной тучи не было, откуда? Ну, значит, на сегодня всё. Его отражение, казалось, с облегчением вздохнуло и исчезло, размытое дождевыми струями. А ведь сегодня почти получилось. Сергей уже был готов поверить, что действительно сможет шагнуть туда, в зазеркалье, вернее – в заоконье. В зеркалах он видел всего лишь самого себя: немного обрюзгшего, плохо выбритого, потерявшего столичный лоск сорокалетнего холостяка, раньше положенного срока доживавшего свой век.
Разбудил собачий лай. Бим недоумевал, не найдя на крыльце привычного завтрака. Пришлось вставать, одеваться и идти исправлять оплошность. Наплывшая откуда-то ближе к утру туча расплескалась над деревней и растворилась под лучами солнца, так что денёк предстоял погожий. По соседству затарахтело. Сашка решил выполнить всё-таки обещание. Так что надо воспользоваться случаем и загрузить телегу сухими ветками и гнилым штакетником, ещё месяц назад сложенным у нового забора.
Сергей жил в деревне, мало чем выделяясь среди остальных. Засадил, как мог, огород, копошился по хозяйству, топил баню, косил, подрядил мужиков на лето подновить дом. Несмотря на то, что половину из нажитого в прошлой жизни он отдал отцу Макарию на храм, денег пока хватало. Впрочем, о будущем он не думал.
В делах день прошёл даже быстрее, чем Сергей надеялся. Что бы он делал в городе? Шатался бы вечерами по улицам, шарахаясь от каждой витрины? Сейчас отражения уже не страшили. Наоборот, всматриваясь ночами в когда-то полные издёвки глаза, он видел страх там, в их глубине. Но в остальном признаться себе всё же боялся. Там, за лицом, которое было так похоже на его собственное, всё явственнее вырисовывался мир из прошлой жизни. Мир, заключавшийся в их трёхкомнатной квартире, куда он спешил каждый вечер, чтобы, стряхнув с плеч день, обрести самого себя, просто обняв жену.
Закат выдался сказочным. Заходящее солнце так высветило лес, что видны каждое дерево, каждая ветка. По краям уже стемнело, но сам лес напоследок будто вспыхнул, и кто знает, не обрушься на него тьма, не увидели бы мы утром лишь обугленные остовы деревьев? Вспомнилось, как о чём-то подобном рассказывал Кирилл, считавшийся его другом, потому что они несколько лет ходили по пятницам в один бар. Однажды они решились всей семьёй отправиться на месяц к деревенским родственникам.
—Представь, я уже сплю, а тут прибегает Людка и орёт, что где-то там лес горит и надо вызывать пожарных.
Дробный, с хрипотцой, смех, они заказывают ещё по сто грамм, выпивают, хлопают друг друга по плечам и расстаются до понедельника.
Вспоминать прошлое неприятно и больно, хотя на тот момент Сергей ещё только познакомился с Алёной и не представлял, кем она для него станет.
Ладно, надо готовиться к предстоящей ночи. Принести дров, затопить плиту, приготовить нехитрый ужин. Всё обыденно, привычно, особо не задумываясь. Взгляд скользит по стенам, отмечая потёртости на обоях, оставшихся от прежних хозяев. Летом поклеить новые. Он уже купил примерно такие же, какие были в квартире. Прошлое не отпускает.
На улице уже чувствуется лёгкий морозец. Это бодрит. Хорошо всё-таки, что есть фонари. Если бы не их свет, темнота могла бы стать полной, и кто знает, что могло бы случиться. Кто-то прошёл к контейнеру. Хлопнула крышка, и снова тихо. Даже Бим, пробегая по своим делам, не решаясь её нарушить, только проворчал, а не пролаял на Луну.
Сергей усмехнулся. Это ведь он оттягивает момент, когда нужно сесть и начать пялиться в окно, стараясь избегать всякого света. Может, он просто сходит с ума? Не исключено, но в любом случае надо продолжать.
Всё оказалось проще, чем обычно. Электричество в деревне отключали не так часто, но случалось. Сегодня это пришлось кстати. Подумалось, что зажжённая свеча ничему не помешает. Она высветила только часть стола, а слегка трепещущий огонёк вскоре слился со своим отражением. Двойник Сергея сидит в кресле вполоборота, и поймать его взгляд никак не получается. Видимо, там горит ночник. В таком случае Алёнка должна быть рядом. Они любили устраиваться так вечером перед телевизором, и ему было абсолютно неважно, что там показывают.
Да, вот и едва уловимый взглядом женский силуэт. Волна волос, обнажённые плечи. Обернись, родная! Нет, только протянулась рука, нащупала выключатель, и теперь лишь колеблющийся огонёк свечи соединяет два мира. Или он уже один, и это не его двойник, а сам Сергей сидит в купленном на распродаже кресле, любуясь своей женой, которая, облокотясь на спинку дивана, смотрит очередной глупейший сериал и не исключено, что плачет. У неё редкий талант сопереживать киношным героям, каким бы глупым с точки зрения мужа не был фильм.
Он, наконец, отвёл взгляд от жены и посмотрел на экран телевизора. Тот был чёрен, как ночь за окном в деревне. Помнится, Кирилл об этом тоже рассказывал. И об испуге своей Людки, с которой он, кажется, уже расстался. Вот мы вместе навсегда. Правда, милая? Алёна не ответила, а Сергей не смог оторвать глаз от чёрного, расползшегося на всю стену пятна, откуда на него смотрел кто-то едва знакомый. Мешки под глазами, прорезавшие лицо морщины, седая щетина…
Он задремал, и, может быть, заснул бы до утра, как всё чаще случалось в последнее время, но разбудил стук в окно. Пришлось подниматься.
—Покурим, Палыч? – донеслось с улицы.
Саня, конечно, кто же ещё. Они тут только вдвоём и остались, старые холостяки. Остальные или поумирали, или у детей, внуков нянчат. На улице зябко, надо бы чего-то накинуть. Уже на кухне он вновь взглянул в окно и замер в изумлении. Оттуда, будто с обрамлённой в белую раму и загрунтованной чёрным картины на него смотрел не семидесятилетний старик, а тот Сергей, который ещё помнил Москву, квартиру на Арбате…
На улице уже рассвело, когда он с трудом открыл глаза. Голова кружилась. Печка была ещё тёплой, но как оказался около неё на полу, Сергей не помнил. Как и всего, что произошло ночью. У него почти получилось, но подробности из памяти исчезли. Возникло жгучее желание взглянуть на себя в зеркало. Что ж, зрелище не из приятных. Впалые щёки, испуганный взгляд, руки дрожат, как с похмелья. Что ещё он ожидал увидеть? Как-то сам собой оказался в руках телефон, и из прошлого всплыли давние слова священника. Найдя номер, он нажал вызов.
—Здравствуйте, батюшка.