Рассказ №2 Дорога на смену

Небесное светило учтиво раскланялось и неторопливо направилось за горизонт. Солнечные лучи заскользили по стенам комнаты, выпрыгнули из окна и бросились догонять хозяина. Полумрак заполнил маленькую квартиру и пожилой мужчина, уютно расположившийся в старом кресле, потянулся и с громким вздохом поднялся. Он не любил опаздывать, да и народец в смене набрался шебутной, а он хоть маленький, да начальник, приглядывать за ними надо. На сборы ушло совсем немного времени, и вскоре мужичок уже стоял на лестничной площадке.
– Привет, Михалыч! – поздоровалась старушенция из соседней квартиры, наверняка караулила возле двери.
– Здорово, – ответил он.
– Соседи снизу опять скандалили, – «доложила» она.
– Угу. До свидания, Лидия Григорьевна, – от потока сплетен его спас лифт.
Михалыч не любил лишние разговоры. Он переехал в этот дом три месяца назад и сразу подвергся подробному допросу. Утреннюю тишину уютной каморки разорвал настойчивый звонок, он открыл дверь и вопросительно посмотрел на раннюю посетительницу. Пожилая женщина придирчиво рассмотрела нового соседа и изрекла:
– Старый, около шестидесяти. Значит, баб водить не будешь, – уверенно сказала она.
– Не такой и старый, – немного обиженно пробурчал он.
– Надолго сюда? – продолжила собирать досье бдительная старушка.
– Как получится, – уклончиво ответил Михалыч. Он и сам не знал, сколько здесь задержится. Внеплановая командировка вырвала из привычного уклада. Но неожиданно для себя мужчина приобрёл то, чего никогда не было в его долгой жизни – покой. Он чувствовал себя необычайно счастливым и умиротворенным, и смаковал сладкие минуты отдыха до очередной смены, сидя в кресле перед окном.
– Зачем приехал в наш город? – бесцеремонно продолжила старуха.
– В ссылку отправили. За амурные дела, – подмигнул ей Михалыч. Соседка шутку оценила, прониклась симпатией и при встрече делилась «ценными» новостями.
Михалыч спустился вниз и столкнулся с молодым человеком, который предусмотрительно придержал перед ним дверь в подъезд. Старичок одобрительно кивнул, глядя на него. Мужчина в дорогом костюме с букетом цветов и тортом, Александр Андреевич, работал в лучшей частной клинике. Он пораньше освободился и спешил домой.
– Здравствуй, моя красавица! – сказал он и нежно поцеловал жену. – Леночка, как настроение? – Александр пошёл на кухню вслед за супругой, которая набирала воду в вазу для цветов. Он с удовольствием пробежался взглядом по многочисленным фото в рамках, которые висели в просторной прихожей. «Восхитительная женщина! А сейчас, благодаря мне, стала ещё лучше!», – подумал он. На снимках блистала роскошная брюнетка. В элегантных нарядах, с затейливыми прическами, сверкая бриллиантами, она надменно улыбалась и дерзко смотрела в камеру.
Александр сел на стул и с тревогой наблюдал за женой. Движения женщины были заторможены, в красивых зеленых глазах не было ни огонька, ни интереса к жизни.
– Ты опять загрустила. Давай я сделаю тебе укол, – сказал он, и в очередной раз не услышал ни слова. После инъекции Елена уснула, Александр лег рядом, гладил по голове и вспоминал, как обрёл своё счастье.
Они были знакомы со школьной скамьи. Он со злорадством наблюдал, как самая красивая девочка в классе безжалостно разбивает мальчишеские сердца. Лена прочно поселилась в его фантазиях. Она замечала взгляды, полные томления, садилась рядом и с нарочитым кокетством улыбалась. Сашка, весь пунцовый от смущения, чувствовал распирающий грудную клетку жар и не мог вымолвить ни слова. Мальчишка сидел как каменный истукан и не слышал хохот одноклассников.
После окончания школы Саша не потерял её из виду. Он стал закадычной «подружкой», жилеткой, личным супергероем. Забирал пьяную девушку из ночных клубов, приезжал за чемоданами, когда очередной ухажёр выставлял вон, ночи напролёт слушал потоки откровений. Один раз отчаявшийся влюбленный признался в чувствах, но Лена фыркнула и расхохоталась. Парень туже сдавил дружеские оковы и только мечтал о недоступной красавице.
Александр окончил медицинский, после успешной практики стал работать в клинике пластической хирургии, показал себя блестящим специалистом, решительным и принципиальным. Но когда доктор снимал белый халат, то миру открывался прежний Сашка – робкий, милый и застенчивый.
Елена долго его обхаживала, она хотела изменить форму носа, и Александр сдался. Операция проходила в штатном режиме, и доктор не испытывал никакого беспокойства. Лишь ненадолго остановился, разглядывая лежащую под наркозом любимую и внезапно почувствовал резкий толчок. В теле возникли странные ощущения, будто ледяные черви сверлят его изнутри. Они подбирались к каждому органу, резвясь, превращали в сито. Обжигающие холодом существа то замирали, покачиваясь на кровеносных реках, то стремительно продвигались вперёд, и вот неведомые захватчики уже копошились в горле, ползли по гортани и шевелились в носовых пазухах. Мужчина задыхался, пытался закричать, но лёд сковал все звуки, и тонкая струйка воздуха не могла просочиться в пробитые стужей лёгкие. Он поднёс к горлу руку со сжатым скальпелем, чтобы вырезать, отчистить себя от незваных гостей, но в ту же секунду наваждение исчезло. Анестезиолог и медсестра вопросительно смотрели на доктора, они не понимали, чем вызвана задержка.
Хирург очнулся, кивнул, подбадривая себя, и выполнил резекцию верхнего участка крыльных хрящей. Он снимал тонкие пласты ткани, аккуратно, старательно, как школьник, который точит острым ножом карандаш. Плавное движение скальпеля, ещё одно, с другой стороны, и ученик превратился в опытного живописца. Он сделал шаг назад, взмахнул опасным инструментом, замер, завороженный созданным шедевром и опять приступил к опасному действу. Операционная бригада наконец заметила неладное, медсестра с выпученными глазами издала громкий стон, когда поняла, что если пациентка выживет, то внешне будет напоминать злодея без носа из детской сказки.
– Шурик, ты что делаешь? – выдавил из себя ошарашенный анестезиолог.
– Называйте меня Александр Андреевич! Что ж, коллеги, продолжим, – голос хирурга напоминал негромкое шипение.
– Но …, – пыталась что-то сказать медсестра, но осеклась под гипнотическим взглядом Александра Андреевича.
После операции доктор забрал Лену к себе, был внимательным и заботливым. Леночка пыталась покончить собой, когда увидела себя в зеркало, но Саша всегда был рядом. Она бросилась на него с ножом, но он, пристально глядя в глаза, вкрадчиво сказал: «Тебя больше никто не полюбит, а я всегда буду рядом». Безумный хирург сдержал обещание.
Михалыч торопливо шагал по улице. Весёлая стайка ребятишек носилась по площадке, маленькая девочка в красном беретике и светлом пальтишке, шумно дыша, присела на скамейку. Девчушка стянула с себя головной убор, и волна белокурых локонов хлынула на плечи. Она кокетливо тряхнула волосами и довольно улыбнулась, наслаждаясь эффектом. Подружки замерли рядом и завистливо косились на кокетку. Михалыч залюбовался милым созданием, таких светлых ангелочков изображают на поздравительных открытках, которые отсылают на День матери. «Эх, хороша! Далеко пойдёт!» – пробубнил он в пушистые седые усы и поспешил к автобусной остановке.
Верочка, так звали ангелочка, была очень сердита. Она покусывала пухленькие губки и раздражённо топала ножкой. Девочка смотрела на Никиту, который носился за Машкой, и совсем не обращал внимания на признанную королеву детской площадки. Муки ревности пощипывали Верочку так же противно, как та девчонка, которая больше не выходит на улицу. Вера по большому секрету рассказала, что у забияки вши, и с ней больше никто не захотел дружить. Белокурая интриганка была не по годам развита, она обладала необыкновенным талантом манипуляции. «Какие взрослые глупые!» – думала она, когда в очередной раз за шалости наказывали не её, а другого ребёнка. Открытый невинный взгляд, тонкий дрожащий голосок действовали безотказно. Она всегда говорила только то, что взрослые хотели услышать. Её комната была забита пушистыми зайками и куклами в розовых платьях, которых она втайне ненавидела, откручивала головы и сваливала всё на невоспитанных детей, которые приходили в гости.
Верочке стала холодно, и она соскочила со скамейки. Её ножки стали холодными как лёд, морозная струйка пробежалась по спине, и девочка натянула шапочку. Она решительно направилась к Маше и схватила за руку.
– Пойдем ко мне. Мама пирожные купила. Я покажу тебе свою комнату, – сладеньким голосочком пропела она.
– Правда? Тебе мама разрешила? – Маша удивилась и обрадовалась.
О волшебной комнате маленькой принцессы с придыханием рассказывала вся ребятня. А у Машуни и комнаты своей не было, они жили вдвоём с мамой на съёмной квартире.
– Конечно! Я покажу тебе много интересного! Ну их, этих мальчишек, – она фыркнула, глядя на Никиту. – Мы будем лучшими подружками!
Обнявшись, две девочки шли с площадки. Верочка внимательно разглядывала одежду новоявленной подруги. Она раздумывала, куда спрячет мамино колечко с бриллиантами, которое пропадёт сразу после ухода маленькой нищебродки.
Михалыч с облегчением вздохнул, усаживаясь на сиденье автобуса. Он устроился поудобнее и стал рассматривать разношерстный народ. Его внимание привлекла девушка, которая сидела напротив. Она уткнулась в стекло и уныло разглядывала мелькающие улицы города. Причиной плохого настроения был разговор, который студентка подслушала на перерыве между лекциями. Парни обсуждали девиц в группе и делали сомнительные нецензурные комплименты, и очередь дошла до её персоны.
– Дашка? Что про неё скажешь? – задумчиво протянул один.
– Фиг знает. Она…никакая, – подхватил другой.
– Вообще ни о чём! – сообразил однокурсник.
– Средней паршивости! – сделал вывод его дружок.
Даша была разбита. Девушка услышала ту правду, в которой боялась признаться сама себе. Она была посредственностью. Внешность – самая обычная, глазу не за что зацепиться, училась средне. Талантами не блистала, ничем не увлекалась, тихая и незаметная. Но в своих фантазиях видела себя то роковой красавицей, то блестящим учёным, авантюристкой или гениальным следователем. Придуманный мир, полный страсти, приключений и опасности залили карбонаровой кислотой, расплавили, растворили и сожгли слова озабоченных балбесов.
На выходе из автобуса Дарья столкнулась с парнем, который чуть не сбил с ног, что не добавило хорошего настроения, и побрела домой. Она шла по пустынной аллее, и её единственным спутником стал разгулявшийся ветер. Осень установила лимит теплым дням и готовилась ночью выплеснуть ушат холодного дождя. Сильный порыв бросил в лицо девушки мелкие колючие песчинки, она зажмурилась и запахнула плащ. Ветер кружил вокруг жертвы и забавляясь, вколачивал в спину охапки пожелтевших листьев. Деревья угрожающе качали голыми ветками. Их высохшая одежда лежала на дорожках, шелестела, шуршала, шепталась. Хозяева мрачной аллеи переговаривались между собой:
– Смотри, неудачница! – крикнул кленовый лист.
– Не рыба, ни мясо! – старый дуб вспомнил народную мудрость.
– Серая мышь! – пискнула рябина, и кровавые грозди затряслись от смеха.
– Не ахти, не ахти! – закачал головой каштан и хотел запустить колючий зелёный ежик с ветки, но они давно осыпались.
– Невеста без места! – со знаем дела пропел кустарник спирея японская, прозванный в народе «белая невеста».
Девушка ускорила шаг. Она срывалась на бег, оглядываясь по сторонам. Мозг покопался в памяти и издевательски подсунул воспоминание о горячем чае и вкуснейших пирожках, заботливо приготовленных любимой бабушкой. Холодный ветер проворно заскочил в рукав плаща и стал гладить покрытую мурашками нежную кожу. Дарья взвизгнула, она почувствовала, как тело сковывает ледяной панцирь. Вместе с холодом пришло озарение, и девушка заливисто рассмеялась. «Я и вправду глупышка. Была. Но теперь я точно знаю, что делать», – план, который поселился в голове, был прост и гениален.
Несколько недель назад к Дашке подошли девицы с параллельного потока, те, на которых тайком засматривалась скромница. В брендовых вещах, благоухая дорогим парфюмом они предложили заняться волонтерством – навещать больных стариков, помогать по дому, бегать за продуктами, помочь адаптироваться к стремительно меняющимся реалиям и просветить, что устаревшие лекарства можно заменить новыми, малоизвестными препаратами, которые выпускает развивающаяся компания. Стоят они недешево, зато полностью излечивают от многих хронических заболеваний. Даша тогда отказалась, лень было возиться с пенсионерами. Она жила с бабушкой и дедушкой, и их ворчания ей хватало.
«Бабушка и дедушка! Точно! Я и их вылечу», – подумала она и радостно улыбнулась, девушка знала, где старики хранят свои накопления. Богатое воображение услужливо нарисовало церемонию вручения государственных наград, вспышки фотокамер и кричащие заголовки «Дарья – спасительница: студентка стала «ангелом милосердия»…
Парень, врезавшийся в Дашу, сел возле окна. Он был одет в черную толстовку и джинсы. Молодой человек натянул капюшон и склонил голову так, что бледное лицо не могли рассмотреть другие пассажиры. Он сгорбился, вжался в сидение, как будто хотел слиться с дешёвым потрескавшимся дерматином. Руки дрожали, и парень спрятал их в карманы. Взгляд упал на поношенные ботинки, и он поспешно задвинул их под сиденье – засохшие бурые пятна кричали о совершенном преступлении. Кровь мерещилась повсюду. Юноша зажмурился – алая пелена стояла перед глазами. Казалась, что сладкий, тошнотворный запах пропитал одежду, кожу, волосы. Комок подкатил к горлу, и он едва смог побороть рвотный позыв. В голове, как заезженная пленка, вновь и вновь звучали хриплый крик и звук ломающихся костей. Убийца слышал всплеск крови, который вырывался из жалкого тела. В воспаленном мозгу мелькали картинки – сидящий на асфальте человек, взятый в руку кирпич, страшные удары, которые наносил обезумевший человек. С каждым движением внутренние органы превращались в месиво. Когда ярость утекла из сознания преступника, он равнодушно посмотрел на останки того, кто был его отцом.
Денис рос в детском доме. Пьющая мать избавилась от обузы, когда у нее родился четвёртый ребенок. Мальчик стал доставлять слишком много проблем. Он подрос и стал понимать, что родители бывают трезвыми и есть счастливчики, которых кормят вкусной едой каждый день. Мальчишка стал доставать мать просьбами вести нормальный образ жизни, в пьяных драках защищал от буйного отца. Родительница написала отказную и ребенка отправили в приют. Изредка она навещала сына, часто плакала и корила себя. Когда Денису исполнилось шестнадцать, мамаша, рожая очередного ребёнка чуть не отправилась на тот свет. Врачи спасли непутевую, и на нее снизошло озарение – она бросила пить. Начала замаливать грехи, ходить в церковь и соблюдать заповеди.
Отец бухать не бросил. Завязавшая супруга вскоре стала неинтересна, алкоголик ушёл из дома, время от времени наведывался и утаскивал вещи, которые пропивал. Когда Денис достиг совершеннолетия, покинул сиротский приют и перебрался в родные пенаты. Устроился на работу, не гнушался никакими шабашками и реализовал заветную мечту домочадцев – купил новый большой телевизор. Это был настоящий праздник для бедной многодетной семьи. Ребятня завороженно уставилась в мерцающий экран, глазенки удивленно округлились, казалось, что они дышать забывают от восторга. Уставший Денис задремал в кресле, а из соседней комнаты слышалось монотонное бормотание – раскаявшаяся грешница молилась.
В тот день Денис вернулся с работы пораньше. В квартире было непривычно тихо, его никто не встречал. Парень похолодел от дурного предчувствия и ворвался в зал. Он увидел бледную мать, сидевшую в кресле, а у ее ног застыла младшая сестренка. Детишки прижались друг другу и безутешно рыдали. Он посмотрел на тумбочку и всё понял:
– Он забрал телевизор? – голос прозвучал приглушенно, как будто не хотел нарушать гнетущую тишину.
– Да, – беззвучно, одними губами ответила женщина. – Сыночек, ты не волнуйся, не сердись, он сам не ведает, что творит, – торопливо продолжила она.
Денис не слышал последнюю фразу. Он бросился искать пропойцу и нашел у полуразрушенного дома, где ошивались бомжи и пьяницы. Папаша насмешливо посмотрел на парня и издевательски расхохотался, показывая гнилые зубы. Холодная волна нахлынула на Дениса. Он поднял кирпич и двинулся на родителя…
Отдаленный от центра промышленный район погрузился в непроглядную тьму, когда Михалыч вышел из автобуса. Одинокие фонари бросали тусклый свет на пустые улочки. Жилых многоэтажек здесь практически не было, несколько старых общежитий, да частный сектор с покосившимися домишками. Жилища казались пустыми и безжизненными, хозяева ветхих хаток, затаившись, ничем не выдавали своё присутствие.
Михалыч поглубже натянул кепку и ускорил шаг. Он миновал пустырь и шёл мимо кирпичного забора, нескончаемой лентой укатившегося во мрак. Территория за оградой была освещена, и световые осколки рассыпались на ухабистую дорожку. Старик встревоженно вглядывался вперед, походка замедлилась. Вдалеке показалась маленькая размытая фигура, Михалыч затаил дыхание, а когда таинственный силуэт приблизился, облегченно вздохнул.
– Добрый вечер! – раздался приятный женский голос.
– Добрый! – поздоровался старик.
– Как здоровьице? – женщина в потрепанном пальто остановилась, поставила сумки и ласково улыбнулась пожилому мужчине. Рассеянный свет сгладил морщинки на красивом лице незнакомки, скрыл седые пряди, спрятал сухие потрескавшиеся руки с выступавшими венами. – Сторожуете?
– Сторожую, милая! – ответил Михалыч. Он видел её каждый раз по дороге на завод. Сухонькая, с уставшими глазами, она была неизменно приветлива и мила. Сначала они просто здоровались, перебрасывались пустяковыми фразами, а потом стали вести разговоры по душам. Он узнал про сыновей, которых она тянет сама, без мужа, о жизни в общежитии с буйными соседями, о нелегком труде и бесконечных подработках. И эти случайные встречи стали самым светлым и волнующим событием в его жизни.
– Угощайтесь, – и женщина вытащила из пакета большое красное яблоко и протянула ночному сторожу. – Спешу, мои заждались уже. – Она взяла сумки, попрощалась и исчезла в темноте.
Михалыч, чертыхнувшись, засунул яблоко в карман и через несколько минут был уже возле заброшенного кирпичного завода. Он толкнул металлическую калитку, та взвизгнула и протяжно застонала. Огромная территория была захламлена строительным мусором. Словно огромный крот вытолкнул из недр излишки грунта, чернели многочисленные пирамидки битого кирпича. Разбитые окна длинных вытянутых строений корчили гримасы, проворный сквозняк гулял в полупустых залах.
Хриплый крик птицы, сорвавшейся с засохшего дерева, заставил его вздрогнуть и прибавить шаг.
Ночной охранник уверено шёл к самому большому зданию. Хлипкая дверь легко открылась от небольшого толчка, Михалыч оказался внутри наполовину заполненного склада. Везде стояли огромные контейнеры, на некоторые были натянуты брезентовые накидки. Старик не смотрел по сторонам, он продвигался вперёд и подслеповато щурился, свет от фонарика слабо выхватывал отдельные детали помещения.
Он свернул в узкий проход между металлическими ящиками, недовольно поморщился и продолжил путь. В нос настойчиво полз резкий едкий запах, невыносимая вонь сочилась из контейнеров, доверху наполненную разодранной одеждой. Тряпки пропитались кровью и мочой, некоторые вещи покинули тела вместе с кусками кожи. Смрад, висевший в воздухе, подгонял сторожа, он нырнул в последний поворот. Дрогнувшая рука послала луч света в угол склада, брезент с одного края ящика сполз и обнажил содержимое металлического хранилища. Пустыми глазницами таращились в пустоту человеческие черепа, контейнер был засыпан ими до самой верхушки как конфетница со сладостями, которую к приходу гостей наполняет радушная хозяйка.
Старик, глядя перед собой, упорно продвигался к цели. Он шёл по длинному коридору, к массивной деревянной двери. Она была приоткрыта, и на середине пути Михалыч услышал странный гомон и возню. Так шумят непоседливые первоклассники, когда учитель запаздывает на урок. Громкий стук, хихиканье, обиженный рёв, звонкий подзатыльник, негромкое жужжание, пронзительный свист – какофония сочилась из небольшой щели. Мужчина затаил дыхание, тихонько приблизился и остановился у входа.
– Ну ты даёшь! Совсем отупел со своими жертвами. Истинный демон глупости! – раздался насмешливый возглас.
– А ты…А я… Ну держись! – визгливый голосок не нашелся, что ответить обидчику и пустился в рукопашную. Послышался грохот и крики, и Михалыч резко распахнул дверь и вошёл в комнату.
В зале переговоров не было ни души, пыльные кресла, стоящие за длинным столом, были пусты. В затхлом помещении маленькими роями висел гнус. Чёрное перекати-поле каталось по полу, извергало проклятия, слышались звуки удара – это маленькие точки сложились в десятки кулаков и мутузили друг друга. Несколько темных облачков загадочно мерцали, поблёскивали золотом и серебром и тихонечко безостановочно жужжали – это мило беседовали демонши. Силуэт человека, выложенный из постоянно движущейся мошкары, лежал на столе и негромко похрапывал. В углу комнаты было целое скопище микроскопических пятнышек, которые, довольно урча, витали в воздухе.
Михалыч кашлянул, чёрная лавина хлынула, расселась по местам и приняла человеческие очертания. Старик прервал кровавое пиршество – на кресле сидел человек, точнее то, что от него осталось. В первую очередь паршивцы выели губы и веки, ради забавы выгрызли узоры на лице. Местами руки и ноги были обглоданы до костей. Через аккуратное отверстие в грудной клетке было видно, как сокращается сердце.
Демонский начальник покачал головой, в очередной раз удивился изощренной фантазии подопечных. Он шёл к креслу во главе стола мимо нечисти, которая в знак уважения склонила головы. Босс остановился возле вертлявого поданного и отвесил подзатыльник. Голова наказанного рассыпалась на мелкие точки, рассыпалась по полу, потом взмыла вверх, собралась в головёшку и скорчила обиженную гримасу.
– Ты зачем, мерзавец, дал Лидии Григорьевне деда травануть? Совсем покоя старуха не даёт, – покачал головой начальник.
– Простите, шеф, я не знал, что вы туда переедете, – плаксиво протянул демон.
– Не знал, не знал, – передразнил Михалыч. – А его зачем сюда притащили? – он кивнул в сторону живого трупа.
– Неформат, – пискнул кто-то в ответ.
– Да понял я, что неформат. Зачем сюда? Устроили тут жральню, – бурчал Старший демон, усаживаясь в кресло. – Да, кстати, кто хирурга окучивал? – вдруг вспомнил он.
– Я! – черная рука выросла над столом.
– Удалец! – похвалил он нечисть.
– А теперь рассказывайте о подвигах, – босс устроился поудобнее и приготовился слушать.
Совещание длилось до утра, а на рассвете демоны заправили обжигающие морозом жала и рассеялись по улицам города. Фальшивый сторож не спешил покидать кабинет. Философские мысли лениво плавали в голове. Он думал о том, что стал слишком стар для этого мира. «Ну что за словечки они придумали! Раньше бесполезных людей, которых нельзя использовать, и которых сожрать не жалко называли мусором, отходами. А сейчас неформат какой-то…» – Михалыч раздраженно сплюнул.
Такими же новомодными фразами сыпало дьявольское отродье, выгнавшее его из ада. Щенок, которому и пяти ста лет не было посмел над ним насмехаться. Да он кружил над навозной кучей, когда Михалыч войны начинал! Старший демон вновь вспомнил неприятный разговор:
– Ну что, старичок, допрыгался, – издевался тот, когда заслуженный пенсионер собирал вещи. – Он, – юный демон поднял вверх палец, – всё видит!
– Голубчик, да что ж я сделал такого, – недоумевал дед.
– Испытывать чувства к людям – это днище, – объяснил желторотый и визгливо рассмеялся.
Первые лучи солнца заглянули в окно, осторожно поползли по комнате и легонько коснулись задумчивого старика. Он держал в руках яблоко, и чёртов плод обжигал ему руку. Михалыч вдруг вспомнил прародительницу и с досадой хотел запустить фрукт в стену, но вспомнил участливый, нежный взгляд и легкое прикосновение дарительницы. Он вновь положил яблоко в карман, испытывая ноющую боль там, где у людей сердце.
«Прав желторотый. Совсем старым стал, сентиментальным», – подумал демон и засобирался в любимую уютную каморку.