Рассказ №24 Лампочки

Серое небо излучало свет, отражённый армиями фонарей и дискотеками в придорожных кафе.
Ночь.
Зимняя туманная ночь.
Жаль, что Миша не мог это видеть. Окно их спальни выходило на проход между домами. Это место всегда казалось каким-то неприятным и незащищённым.
Миша не спал. Он елозил пальцами по настенному ковру.
Парень не мог заснуть, как и не мог чем-то себя занять.
Телефон давно разрядился и упал в щель между кроватью и стеной.
Поэтому Миша размышлял: обдумывал прошлое, настоящее и то, что можно было бы назвать «будущим».
У кого-то из соседей названивал телефон. Старый. Проводной.
Долго. Кто-то не унимался.
А потом, резко прекратил. И пятиэтажка погрузилась в тишину.
Миша убедился, что жена спит.
И попробовал встать с кровати – резко – одним движением.
– Не надо, – простонала она.
Нет. Как оказалось, она не спала.
– В туалет… Пи-пи… – ласково произнес он.
– Снова душить будут… – захныкала жена.
Миша не спорил и не хмыкал. Он задумчиво молчал. Парень застрял в неудобной позе, потому что не успел вовремя вскочить с кровати.
– Ты же знаешь. Ты уходишь – они приходят, – она говорила тихо, очень нервно, с отдышкой.
– В туалет… На две минуты…
Она, вяло, попыталась ухватить его за плечо.
А он, просто, встал и вышел.
– Снова… – пробурчал Миша, когда пощёлкал выключателем и понял, что в доме нет света.
Пришлось действовать в слепую.
Время текло медленно. Очень медленно. Как какое-то чёрное масло.
Закончив все свои дела, Миша заглянул в комнату к сыну.
Мальчик, с головой, скрылся под ворохом одеял.
Скорее всего, ребёнок нервничал. Обычно, он засыпал под телевизор.
Сын, явно, проснулся и теперь затаился, с головой скрывшись в ворохе одеял.
Наверно, у мальчика те же проблемы, что и у его мамы.
Она, как раз, громко зарыдала.
– Достали! Дёргают за руки… за ноги… Ну, за что?
Миша вернулся и лёг в кровать.
Любимой всегда было уютно рядом с ним: она лежала между мужем и старым мягким ковром.
Какое-то время они лежали, молча обнявшись.
– Видишь, его ботинки? Такие большие… Тяжёлые Чтобы избить кого-то… – немного успокоившись, тихо нашёптывала она мужу на ухо.
– Ну и где он? – осторожно спросил Миша.
– В коридоре стоит… Заглядывает… Издалека… – она пыталась говорить настолько тихо, насколько это вообще возможно. – Ботинки видно… Силуэт видно… А его самого… Лицо… Никогда не видела.
Миша старался не смотреть в коридор. Он повернулся лицом к своей любимой.
Миша задумался о тех временах, когда Она была весёлой, забавной, энергичной и очень позитивной.
Он не заметил, как заснул.
Казалось, прошли считанные минуты.
Но, когда парень проснулся, в комнате уже начало светать.
К утру, жена смогла заснуть. Спокойно. По-настоящему.
Миша тоже заснул. Он наслаждался сном… Спал… Дремал… Просыпался… Снова засыпал…
– Надо к Маме поехать, – Миша, впервые за последние полгода, проснулся от голоса жены.
Она казалась неестественно бодрой.
Но стрессы изменили её внешность: синяки под глазами, впалые щёки, бегающий взгляд и нервный голос.
В её волосах, за последний год, прибавилось седины.
Даже движения немного изменились.
– К маме поедем, – настаивала Она.
– Поедем, – уверенно подтвердил Миша.
– Она понимает во врачебных делах… И опыт у неё жизненный хороший…
Собирались быстро и молчаливо.
Даже не поели. И не накормили сына.
Правда, мальчику повезло – вместо гречки и хлеба с маслом, ему оставили целую коробку подаренных кем-то конфет.
– Глеб, твоё, – коротко прокомментировала мать – Можешь доесть.
Уйдя из квартиры, они закрыли свою прочную дорогую дверь. Именно тёща сказала поставить такую – чтобы привлечь в дом Богатство.
Та самая тёща, которая могла бы сейчас как-то помочь.
«Или не могла бы? Не сможет» – Миша погрузился в мрачные размышления.
Дорога к тёще была непростой.
Миша с женой жил на Тополёвом проспекте, в спальном районе Красноморска.
А мать супруги проживала в ещё более отдалённом посёлке – в Свердлово.
Больше пяти километров. Почти шесть.
Но Мише повезло: троллейбус нужного маршрута, как раз, подъехал к остановке.
– Реально повезло, – Миша аж расплылся в улыбке. – Если там нет кондуктора и «оплата водителю», можем не заплатить… Выскочим и всё.
– Заплатим. Не обеднеем, – холодно отрезала жена и надела чистую медицинскую маску.
Заплатив кондуктору, Миша тоже надел свою маску, грязноватую и пожелтевшую. Он её проносил весь прошлый год. Всё время не хватало времени хоть раз отстоять очередь в аптеке.
– Ваш билетик, – после этих слов кондуктора в салоне наступило молчание.
Почти всю дорогу они проехали без слов.
Троллейбус ЗиУ, «десятой» модели. Уставший и потрёпанный жизнью. И такие же пейзажи за окном: кусок мёрзлой степи, старые заводы и домики с соломенными крышами.
Многоэтажки стояли очень разрозненно и редко. Как будто раньше таких домов здесь было гораздо больше и их выкосила неизлечимая болезнь.
Да и старая троллейбусная гармошка чувствовала себе не очень хорошо – постанывала на ухабах и поворотах.
На одной из остановок Миша попытался выскочить.
Но жена резко схватила его за капюшон куртки и рывком затащила обратно –
в салон троллейбуса.
– Что ты делаешь? – холодно спросила она.
– Ну ошибся… Какая разница… Так – двести метров. А так – сто метров…
Они промолчали ещё одну остановка.
Троллейбус объехал квартал, похожий на плоский муравейник, слепленный из кучи одноэтажных домов.
Громко выпустив воздух, старый ржавый зверь мягко выпустил своих пассажиров.
– Зачем? Зачем! Зачем ты хотел выйти на той остановке? – оказавшись на улице, она орала как раненый зверь. – Ну зачем? Зачем? Какого чёрта?
Миша молча потоптался на месте, а потом пошёл за женой.
Зима выдалась сухая, бесснежная и совсем не грязная. Даже туман, стоявший много дней, рассеялся, обнажив серо-голубое небо.
Они быстро дошли до многоэтажек, гордо стоявших в стороне от соломенноголовых мазаных домиков.
Евгения Сергеевна, мишина тёща, жила в неплохой девятиэтажке. Работающий лифт. Чистая парадная.
Жители старых свердловских кварталов ненавидели эти дома: называли их «скворечниками» и «совковыми человейниками». И часто подговаривали своих подростков писать здесь гадости и портить стены.
Первый этаж, освещённый жёлтым светом лампочки, был разрисован примитивными сценами – убогими иллюстрациями секса. Вокруг – странные надписи и оскорбления в адрес жильцов.
– Нажимай на седьмой, – сказала жена, когда они вошли в лифт.
В тусклом искусственном освещении она выглядела совсем плохо.
А на этаже Евгении Сергеевны вообще стоял мрак. Лампочку, наверно, украли. И окна вдоль лестницы были закрыты фанерными листами и картонками.
– Подсвети, – сказала жена, пытаясь найти звонок квартиры своей мамы.
Миша полез в карман за телефоном, но почти сразу вспомнил, что разряженный телефон остался под кроватью.
– Забыл? – спокойно переспросила любимая. – Я свой тоже забыла.
Она нащупала кнопку. Звонок оживлённо затарахтел.
– Светка! Светлана! – Евгения Сергеевна обняла дочь.
«Сильно похожи» – почему-то только сейчас подметил Миша.
Только у матери нос был более выпуклым и крупным, как ятаган.
Да и корни волос на тёщиной голове казались гораздо более тёмными, почти чёрными. А слишком светлая, бледно-золотистая, краска ещё и подчёркивала это.
– О, Пашка… Пашка-Черепашка, – приветливо сказала тёща и похлопала его по плечу.
– Я – Миша, – улыбнулся зять.
Евгения Сергеевна разозлилась. Ей не понравилось, что она открыла зятю свою забывчивость и уязвимость.
– Проходите, Миша. Чувствуйте себя как дома.
– У Светка, кажется, сонный паралич, – начал зять, снимая обувь в прихожей.
– Что такое «сонный паралич»? – хмыкнула Евгения Сергеевна.
– Я загуглил симптомы…
– Что значит «загуглил»?
– Короче, в интернете посмотрел…
– Ой, не надо, Миша, – тёща скривилась. – Интернет – это для глупых и необразованных людей.
– Нуу, этоо… – Мишка замялся.
– Давай, ты сама всё расскажешь, – Евгения Сергеевна обратилась к дочери.
– Когда я ложусь спать, на меня нападает кто-то невидимый… Почти невидимый… Иногда я их вижу… – запинаясь, рассказывала дочь. – Иногда они приходят в темноте… даже тогда, когда я не сплю, и не лежу, и вообще не сонная…
– Темнотааа, – почти простонала Евгения Сергеевна. – Вот в чём дело. У вас всегда слишком темно.
– Ну да, – согласился Миша.
– А почему вы не спите с включённым светом?
– Часто перегорают лампочки… А денег на новые нет… – грустно ответил её зять. – К тому же, у нас несколько раз в неделю отключают свет.
– Всё время отключают свет? – задумчиво произнесла тёща. – Надо что-то делать… Эти сущности слишком любят темноту.
– Чтоо? – удивлённо переспросил Миша.
– Они любят заброшенные дома… тёмные помещения… комнаты неиспользуемые… Затаятся там… И живут… – Евгения Сергеевна рассказывала всё это очень увлеченно, но почти без эмоций.
– То есть вы верите, что это не сонный паралич, а какие-то «сущности»?
Миша не любил спорить с людьми, да и мало в каких темах имел достаточно знаний.
– Вот вы кто по образованию? – неожиданно спросила тёща.
– Финансист, – не раздумывая, ответил Миша.
– Ну вот… А я – биолог… Итак… Как вы думаете, кто из нас лучше разбирается в подобных вещах?
– Мама – очень хороший знаток, – вмешалась Светлана. – Она столько людей отговорила от прививок и операций.
– Даже, вот, недавно, – продолжила сама Евгения Сергеевна. – Аннушка… Анна Павловна, двоюродная сестра подруги. У неё рак нашли. Сволочи… Резать её хотели… Её бы там искромсали… А так… Спокойно дожила! Умерла в мире… Я её до последних дней травками отпаивала, – в её голосе чувствовалось, что ей есть, чем гордиться.
Миша уже толком и не слушал её. Зять рассматривал бывшие книжные шкафы, заставленные иконками, баночками и мешочками. А на самом видном месте вообще лежала отвёртка, да ещё и заточенная.
– А куда вы книги переставили? У вас раньше их много было… Стивен Кинг… Фантасты всякие… Военные энциклопедии.
– А зачем тебе, Мишка?
– Я бы попросил у вас что-то… на время… почитать… – неуверенно попросил зять. – У нас нет денег на книги. А свет часто отключают… Да и на работе, бывает, делать нечего…
– Книги – зло, – не раздумывая, сказала тёща. – Те, что были – это муж покупал… А он уже умер… Вот я и сожгла… во дворе… как мусор… – женщина перекрестилась. – У мужа, кстати, и ноутбук и с интернетом был, и телевизор. Естественно, я это всё в ломбард сдала. Хоть денег заработала… Но это не главное… Ты посмотри, сколько теперь тут места свободного. Как чисто стало! Как светло! – она посмотрела на Светку. – Ладно, – махнула Евгения Сергеевна. – Мне надо дочку спасать, – взяв телефон, она ушла на кухню.
Супруги молчали.
Всё это казалось каким-то нелепым.
Тёща всерьез верила в какие-то очень странные вещи.
Миша даже пожалел, что приехал сюда вместе с женой.
Прошло несколько минут, и Евгения Сергеевна вернулась.
– Я за вас договорилась, – тёще было, чем гордиться. – Придёте в Больницу автодорожного Хозяйства – в двести второй кабинет… Запомнили? Мишка?
– Это – здесь. Недалеко, – прокомментировала Светка.
– Там очень хорошие врачи работают. Такие и в Судьбу верят, и дело своё знают… Доктор принимает до полдесятого вечера. Знаю, что Пётр Петрович –врач образованный, толковый. Он закончил школу военных психиатров имени Фрунзе. Там специалистов, вот, просто, на-сто-я-щиих готовили.
Миша почти ничего не ответил. Просто, что-то пробормотал.
Он быстро обулся, собрался и вышел из квартиры.
Мише захотелось подняться на этаже выше.
Между восьмым и девятым этажами окна уцелели. Там стоял широкоплечий паренёк, лет двадцати-тридцати на вид.
– Красиво? Да? – переспросил Миша, увидев, что паренёк делает снимки, с профессиональной фотокамерой.
– Красиво, – охотно согласился незнакомец.
Над степью багровел закат, раскрасивший небо в картину красного, серого, оранжевого и синего цветов.
– Миша, ты что? Ты где? Давай быстро! Жду тебя внизу! – орала Светлана.
Двери лифта открылись и закрылись.
– Вас мама ищет, – заметил паренёк
– Жена, – поправил его Миша и побежал вслед за лифтом.
Светка шла очень быстро, почти бежала. Она не смотрела, идёт ли за ней муж.
Правда, Миша старался не отставать.
Сначала – замёрзшая грунтовая улица.
Ещё одна такая же.
Потом – оживлённая дорога.
За ней – улица, покрытая асфальтом.
– Куда? В больницу? – неожиданно спросила пожилая женщина, одна из немногих прохожих.
– Да… – немного растерялся Миша.
Он не остановился – просто, сильно сбавил шаг и шёл очень медленно.
Отсюда был виден весь комплекс: трёхэтажная больница и ещё какое-то трёхэтажное здание, похожее на школу.
«Медицинское училище» – догадался Миша.
– Не ходи туда, – женщина говорила очень спокойно. – Они месяц назад забрали моего мужа… Потом, просто, однажды вынесли его ногу… всю – до паха почти… замотанную в газетки… Просто, вынесли как кусок мяса… Ну, я рыдала. Умоляла… Теперь даже не знаю, жив ли он…
– Сочувствую, – произнес парень.
– Не ходи туда, просто, – она положила ему руку на плеч. – Не надо! Страшно там.
– Э-ээ… По-оо…
Миша хотел что-то сказать, но не успел.
– Миша! – кричала жена, успевшая дойти до ворот.
Он побежал.
Когда Миша догнал Светку, их обоих окликнул мужчина, похожий то ли на рыбака, то ли на спившегося военного.
– Там нет никого! – кричал этот незнакомец, вышедший сквозь одну из калиток. – Декабрь-январь… Бухают они… Я только что оттуда… В училище каникулы – вот и ленятся, – хохотнув, он добавил. – Может, психиатры там есть… Только эти… Которые придурков смотрят… – дальше он хохотал почти до слёз.
Он ржал как конь. И его смех был слышан даже в вестибюле больницы.
Там было тихо и безлюдно.
Миша и Светлана бродили по коридорам, в поисках двести второго, пока не догадались подняться на второй этаж.
В больнице горели некоторые лампы, но этого было недостаточно.
Небо совсем потемнело.
Сумерки.
Плотные тяжёлые занавески на окнах.
Миша и Светка ещё долго бродили по сумраку.
– Куда? – окликнул их высокий чернобородый врач.
Белая шапочка. Белый халат. Руки в карманах.
Он выглядел как-то совсем предсказуемо.
Уставший, но незлой человек, несущий бремя врача.
– Мы к психиатру, – ответил Миша.
– Нам нужен Пётр Петрович! – почти криком добавила Светка.
– Заходите ко мне. Прошу! – дёргая чёрными бровями, доктор заскочил в открытый кабинет.
Супруги зашли и присели на стулья, вдоль стены.
– Только документики ваши дайте, – сразу добавил доктор. – Такой порядок.
– Может, мы уже начнём? – спросил Миша.
– Начнёте что? – почему-то удивился психиатр.
– Я сама расскажу! – Светка почти плакала. – У меня проблема. Беда. Я не понимаю, как мне с этим бороться.
– Ну-ну?
– По ночам ко мне приходят какие-то существа… Стоит выключить свет на десять минут – они появляются. Душат меня. Дёргают. Пугают.
– Сонный паралич, – пояснил Миша.
В ответ, врач посмотрел на него с каким-то неуловим пренебрежением.
– Опишите их, – доктор внимательно слушал пациентку.
– Один такой высокий… крупный… в тяжёлых ботинках… – замялась Светлана. – Двое других… Маленькие… – снова замялась и добавила. – Лицо одного я видела… Смуглое, неприятное… но не сказать, что уродливое.
– Понятно, – немного задумавшись, психиатр одобрительно кивнул.
– Я пыталась его прогнать, и он стал плоским – сползал вдоль стены, – немного замялась, задумалась Светлана и добавила. – В угол… за шкаф… где двенадцатая квартира за стеной начинается…
– А вы устраивали какие-то спиритические сеансы? Ритуалы?
В ответ, Светка передёрнула плечами.
– У нас в училище ребята, учащиеся, ещё и при советской власти занимались тем, что вызывали демонов, духи маньяков, ну и тому подобное… В общем, играли с вещами, с которым играть не стоит… До сих пор об этом вспоминаем.
Светлана покачала головой – она такими вещами никогда не занималась.
– А может у вас всегда слишком тихо и темно?
Пациентка не стала спорить.
– Им нравятся такие места, – вздохнул доктор. – К слову сказать, у нас в училище знают, как с этим бороться: петарды, фейерверки, громкая музыка, громкий смех. Знания передают из поколения в поколение и…
– Стоп, доктор, вы тоже это верите? – Миша бесцеремонно перебил доктора.
– А вы нет? Вас они не душили?
– Нет, – Миша не сдержался и усмехнулся под недовольным взглядом жены.
– И вы ничего не видели? Такого… как ваша супруга описывает…
– Бывало – пару раз. Да, я видел странные… немного необъяснимые вещи…
– Но вас они не трогали? Не подходили вплотную?
– Ну, если вам будет интересно: я несколько раз слышал шёпот: один раз у нас в комнате, и ещё раз – как будто кто-то стоял у порога… за порогом…
– Любопытно… – психиатр нежно трогал лежащий на столе смартфон, включил громкую связь и позвал коллегу. – Пётр Петрович, зайдите, пожалуйста, – сразу добавил. – Дело очень важное.
Миша и Светлана удивлённо переглянулись.
– Вас надо осмотреть. Отдельно, – психиатр добавил. – Всё очень серьёзно.
– Ладно, – пожал плечами Миша.
В кабинет заглянул медик.
Такой же, как и первый.
Белая шапочка. Белый халат. Орлиный нос. Умный спокойный взгляд.
Он выглядел очень серьёзным. Но было в нём что-то неуловимо комичное.
– Пётр Петрович, паспорта, – первый психиатр встал со стула и протянул коллеге их паспорта.
Пётр Петрович, со сдержанным интересом, посмотрел на супружескую пару. Оценил взглядом Мишу и жестом позвал за собой.
– Идёмте-идёмте, – они шли по тёмному коридору.
В больнице было совсем безлюдно.
Доктор и его спутник свернули направо.
Потом – налево.
Снова поворот.
Развилка.
И Миша зашёл в ярко освещённый кабинет.
Он не ушёл далеко от жены. Её громкий нервный голос был слышан даже здесь, но смысл слов терялся. Она, как будто, бессмысленно спорила с врачом.
– Михаил Артёмович Громков? Адрес такой же, как у жены? – изучив паспорт жены, Пётр Петрович заглянул и в документы супруга.
Отложив паспорт в сторону, доктор, с каким-то почти детским любопытством, рассматривал нового пациента.
– Да, это – я…
– Возраст? Полных лет?
– Тридцать три.
– Как Иисус, – усмехнулся психиатр.
– В каком смысле?
– Ну, Иисусу тоже было тридцать три…
– Когда?
– Проехали, – махнул рукой доктор и продолжил заполнять бумаги. – Место работы?
– Бухгалтером… В магазине автозапчастей «Автознаток».
– Дети?
– Сын… Пять лет, недавно исполнилось…
– Сын – родной?
– Ну да… Мы – родители…
– Я о другом… – ухмыльнулся доктор. – Знаете ли, бывает, девушки выходят замуж за одних, а рожают – от других… А?
– Нет, – Мишу аж передёрнуло. – Не может быть такого. Внешне, Глеб – точная копия меня в детстве.
– И глаза? И взгляд? И форма черепа?
– Ну да… Как я – только маленький…
– Боюсь, у него плохая наследственность… Ваши гены… Я почти уверен.
– Ээ… Это вы о чём? Заметьте, проблемы не у меня. А у моей жены, – Миша немного оживился.
Странные намёки доктора ему совсем не понравились.
– Мальчик сейчас один? Дома?
Миша кивнул.
– Дверь надёжная?
– Да. Открыть можно только ключом, снаружи.
– Это хорошо.
– А?
– Какой этаж?
– Третий.
– Ладно, – утвердительно кивнул психиатр. – Сойдёт…
– К чему вы это всё спрашиваете?
– Вы же задержитесь у нас, – доктор добродушно усмехнулся и, немного театрально, развёл руками.
После этого он вывернул наружу тяжёлый ящик шкафа и достал оттуда инструмент, похожий на гибрид клещей и линейки.
Миша, повинуясь инстинкту, быстро вышел в коридор.
Сердце билось так сильно, что казалось: оно может остановиться в любой момент. Началась отдышка. В глазах потемнело. И Миша опёрся спиной о стену больничного коридора.
Парень постоял так пару минут, а потом вернулся в кабинет Петра Петровича.
– Ну что вы, как маленький? – доктор смотрел снисходительным самоуверенным взглядом. – Это – «толстотный циркуль». С помощью такого инструмента я измерю вам череп, – психиатр говорил очень медленно.
Миша не стал убегать и сопротивляться. Он позволил измерить свою голову холодным металлическим инструментом.
Доктор отложил циркуль в сторону и стал щупать голову пациента, впиваясь в неё своими цепкими пальцами.
– Нууу, – застонал Миша и попытался вырваться.
– Успокойтесь, – холодным механическим голосом отрезал психиатр. – Боязнь врачей – это главный симптом, практически, любого психического заболевания.
– Хваатит ужее, – Миша попытался расцепить пальцы врача.
Врач неожиданно отпустил его и отошёл в сторону.
– Пойдёмте, – всё таким же, немного холодным тоном, сказал врач, спрятав толстотный циркуль обратно в родной ящик.
Пациент покорно вышел за ним в коридор.
Миша заметил, что никого не было слышно: ни первого психиатра, ни Светку. Было совсем тихо.
Только линолеум слегка чавкал и скрипел – пол казался немного липким.
Доктор возился со смартфоном: пару раз открывал и закрывал калькулятор.
– Знаете, ваш цефальный индекс составляет ровно семьдесят три с половиной, – заметил доктор.
Они шли по переходу между двумя зданиями: из больницы – в медицинское училище.
– Долихоцефалия. В наше время, это – редкость, – продолжил психиатр.
– И о чём это говорит?
– Это всё вписывается в рамки моих подозрений.
– Каких подозрений?
– Сейчас проверим.
– А где моя жена?
– С ней работает коллега, – Пётр Петрович едва заметно ухмыльнулся. – Разве это не очевидно?
Они зашли в коридор без окон и дверей.
В конце коридора – лестница. Узкая. Скользкая. Без перил.
– Постарайтесь не упасть, – произнёс доктор.
Пётр Петрович включал фонарик на телефоне – теперь лестница казалась не такой опасной.
Стены, вдоль лестницы, были разрисованы такими же идиотскими рисунками, как и в парадной Евгении Сергеевны.
– Наверно, здесь чужие часто ходят, – издалека начал Миша.
– Никогда, – отрезал психиатр. – Здесь не ходят чужие. Только сотрудники и наши лучшие учащиеся.
Вскоре облик стены резко изменился. Это были не рисунки, а пятна плесени, похожие на вереницы чёрных призрачных силуэтов. Призраки гнались за женщиной. Вот их жертва была уже нарисована человеческими руками – просто, как бездарная карикатура на женские формы. Одному из призраков кто-то дорисовал реплику в стиле комикса: белое облачко со словом «Сука!».
– Мдаа… – вздохнул Миша.
– Что? – обернулся врач.
– Ничего, – махнул рукой пациент.
– Проходите, – доктор указал на металлическую дверь.
Они оказались в гибриде гаража, морга и школьного медпункта.
Доктор подошёл к единственному шкафчику с препаратами. Он ловко достал шприц и ампулу.
– Это ещё зачем? – Миша сильно удивился.
– Процедура. Для этого нужен наркоз… Разденьтесь, пожалуйста, до пояса.
– Так дело не пойдёт, – отрезал пациент.
– Не понял, – доктор не ожидал отказа.
– Я сказал: нет.
– Совсем с ума сошли? – Пётр Петрович внимательно заглядывал своему пациенту прямо в глаза.
Миша резко ударил доктора по рукам. Ампула и шприц оказались на полу, и пациент начал топтать их ногами.
– Идиот, – спокойно, но очень зло, сказал доктор.
Врач растерялся. И Громков успел его оттолкнуть. Оступившись, Пётр Петрович сделал ещё пару нелепых шагов назад и упал на спину.
Миша взлетел вверх по лестнице. Но, в темноте, он поскользнулся и упал на колени, заехав лбом прямо в пятно плесени.
Громков потерял своё преимущество, потому что доктор уже вскочил на ноги, схватил какой-то инструмент и быстрыми мелкими шагами пошёл за ним.
Миша бежал к переходу между зданиями. Но там его поджидал чернобородый врач.
Громков резко изменил маршрут.
Он промчался по пустому коридору. Снова поскользнулся – на мытом паркете. Но быстро вскочил и бежал в сторону лестницы – на первый этаж.
Спустился вниз.
Рассматривал каждую дверь – искал выход на улицу.
Если бы не решётки на окнах, он бы разбил одно из них.
Миша нашёл один из запасных выходов. Дверь была приоткрыта, и он бросился к ней.
Но налетел на что-то.
Какой-то невысокий мешок.
Нет, не мешок.
Женщина.
Пожилая.
Низкая и пухлая.
Миша машинально извинился и попытался проскочить мимо неё.
Но женщина неожиданно ударила его по голове, чем-то острым и тяжёлым.
Громков оступился. Правой рукой он попытался ухватиться за какую-то опору. Левой он защищался от очередного удара.
Так Миша всем телом упал на правую руку – запястье хрустнуло как кусок печенья.
– За что? – он зарыдал.
Рука нестерпимо болела, а в глаза стекала кровь из раны на лбу.
Женщина, как победительница, гордо смотрела на свою жертву.
Уборщица. Она била его обычным жестяным ведром. Рваные края разорвали кожу на лбу парня.
– Не надо, – он выставил здоровую руку вперёд.
Он не стала бить ещё раз. И Миша снова попытался выскочить в приоткрытую дверь.
Но тут подоспели оба психиатра.
– Мария Александровна? – удивился чернобородый.
– Ловко вы его, – подхватил второй.
– Убивать его будете? – с ухмылкой переспросила уборщица.
Пётр Петрович негромко рассмеялся.
– У вас есть что-то седативное? – переспросил чернобородый. – Как бы он от болевого шока не умер.
– Я тебя прошу, – махнул рукой Пётр Петрович.
– Всегда при себе, – гордо заявила уборщица и достала из кармана целлофанов пакет, в котором лежал заготовленный шприц, наполненный какой-то жидкостью. – Это – если кто-то из студентов будет себя плохо вести… Ну а сейчас каникулы. Бывает, тут алкаши опасные ходят.
– Сойдёт, – сказал первый психиатр и вонзил своей жертве шприц прямо в горло.
Миша очень быстро почувствовал озноб, расслабленность и вялость.
Ноги, казалось, перестали его слушаться.
Правда, он не заснул и не потерял сознание. Но у пациента уже не было желания сопротивляться.
Психиатры ловко пронесли его через все здание.
Они вернулись в то самое помещение, похожее то ли на морг, то ли на подвал.
Мишу усадили в гинекологическое кресло. Они привязали его обычной синей изолентой. Сделав сотни оборотов, они закрепили его руки и ноги, и зафиксировали голову. Горло было пережато настолько сильно, что Громков с трудом мог дышать.
– Чем его вскрывать? – надев перчатки, спросил чернобородый.
– Валек… Валентин Валерьевич, я всегда жду от своих коллег творческую смекалку. В сочетании с научным любопытством – это идеальная комбинация… Итак, ваше мнение?
– Ампутационной пилой? – скривился Валек.
– Именно так. Здесь, внизу, не такой большой выбор инструментов, – одобрительно согласился Пётр Петрович. – Только сначала нужно снять скальп… Не спешите. Я сам сниму с него скальп.
Они ввели Мише ещё один препарат.
Боли не было. Пациент понял, что с него сняли скальп только тогда, когда сам это увидел. Пётр Петрович бросил его скальп на резекционный стол.
– Может, лучше сразу в ведро? – осторожно переспросил Валек.
– Не надо. Пригодится.
Психиатры пилили его голову как новички-лесорубы. В нескольких местах они глубоко подпилили стенки черепа. В других местах – грубо доломали самым обычном ломиком.
Это не было больно в прямом смысле слова.
Это было хуже.
Громков испытывал нечеловеческое давление.
Жуткий ад.
У парня даже не было сил кричать. И Миша тяжело дышал как умирающий зверь.
– Ну что? Михаил Артёмович, выпусти своих демонов, – усмехнулся главный психиатр.
Валентин Валерьевич приложил такие усилия, что в конце, просто, грубо сорвал крышку черепной коробки пациента.
После этого стало легче. Нестерпимые мучения исчезли в одночасье.
Пальцами, без перчаток, Пётр Петрович полез в мозг своей жертвы. Что-то легонько хрустнуло – старший психиатр достал оттуда что-то длинное и острое.
Оно напоминало огромный кусок зубного камня – было в нём какое-то особое, неприятное, изящество.
– Знаете, что это?
Пётр Петрович аккуратно держал камешек на ладони – так, чтобы пациент мог его рассмотреть.
В ответ, Миша промычал что-то невнятное.
– Я называю это «духорезом», – психиатр недобро усмехнулся. – Вы понимаете, чем он опасен? Не для вас конечно… А для Хозяев… Вот, представьте: вы пришли на пляж и волочете за собой мешок с ржавыми ножами… Задели одного человека… Второго… Третьего… Десятого… Кому – ногу проткнула. Кому – руку порезали… И на пляже все отходят от вас в сторону… А, представьте, если вы схватите эти ножи и броситесь на людей? Легко кого-то убьёте… Понимаете, в чём ваша болезнь? Вы наносите раны Хозяевам. Вы как бы «не хотите». Но им очень неприятно… очень сильно неприятно.
– Кто такие? Эти ваши «Хозяева»?
– Ну-у… Кто-то из них стар как сама Ночь. Кто-то раньше был человеком… Знаете, среди них были очень достойные люди: боролись с похотью и грязью, очищали планету и род людской. Они убивали проституток и лжецов – тех, кого стоило убивать. А после смерти они остались… Ну, вы понимаете, – развёл руками психиатр. – Впрочем, теперь вы им не помешаете. И не стоит гордиться, что у вас в голове вырос духорез. Во-первых, у некоторых он вырастает в силу наследственных причин. Во-вторых, у многих он растёт из-за неверия и скептицизма… Понимаю, что для твёрдой логики нужен такой твёрдый орган. Но не думайте, что вы лучше других… Были… Ведь теперь всё это в прошлом.
– Значит, вы меня отпустите? – со стоном спросил Миша.
– Нет, конечно. Вы нажалуетесь в полицию. Ещё нас объявят «сумасшедшими».
– Не убивайте, – Громков с трудом шевелил губами.
– Надо, сначала, отрезать ему ноги. А потом подумаем, как от него избавиться, – Пётр Петрович обратился к своему коллеге.
– Не надо резать, – простонал Миша.
Он дёргался. Щурился от крови, заливавшей глаза.
– Может действительно не надо, – осторожно начал Валек.
– Ладно. Отнесём его на «Спецблок».
– Хорошо.
– Надо его оформить как рак мозга… «Вскрыли»… «Посмотрели»… «Неоперабельный», – репетировал Пётр Петрович. – И бумаги на кремацию… Кстати, его жена! Её реально нужно кремировать.
– Я понимаю, – согласился Валентин Валерьевич.
Вдвоём они срезали путы изоленты и понесли свою жертву наверх.
– Пётр Петрович…
– А?
– Можно я оставлю себе духорез? На память?
– По крайней мере, лучше, он у тебя лежать будет. От камешка так просто не избавиться.
– Спасибо! – Валек расплылся в улыбке.
Он растерялся от невиданной удачи – так, что чуть не уронил пациента с лестницы.
Из-за перепада напряжения, лампы нервно моргали.

************

Чик. Чик. Чик. Пщ. Пщ. Дззз.
Кто-то ломал дверь снаружи.
Они перешёптывались.
А Глеб старался это не слушать. Он ещё много часов назад забился в углу шкафа, в комнате родителей.
Послышались чьи-то крики.
Глеб закрыл уши, но случайно задел дверь шкафа, и она приоткрылась.
Когда ребёнок впервые спрятался, пол комнаты заливало струёй горячей воды.
Наверно, Глеб повредил батарею, когда сдвигал шкаф ближе к углу.
Теперь вода остыла – по ней можно было ходить.
Носки неприятно промокли.
Глеб на цыпочках подошёл к двери комнаты.
В этот самый момент замок резко сломался, и входная дверь начала открываться.
Заорав от неожиданности, мальчик бросился обратно в комнату.
Шкаф уже не казался спасением.
Мальчик разбил первое стекло в окне.
Разбил второе.
Высунувшись, порезался. Снова закричал.
Вывалился из окна. И полетел на асфальт.
– Как дар небесный, – произнёс психиатр, вовремя пришедший в этот двор.
– Пётр Петрович, это же – ребёнок, – заметил один из сотрудников училища.
– Мы вовремя пришли, – заметил психиатр. – У него в башке, знаешь, что? «Духорез». По крайне мере, у его отца я вырвал из мозга здоровенный камешек.
– Ну ребёнок же… Вдруг перерастёт, – скривился коллега.
– Да ладно. Тут болевой шок, – психиатр присел на корточки и проверил сердцебиение. – Он уже всё.
Работник училища опустил взгляд.
– Врачи? Врачи! – кричал пожилой мужчина в спортивном костюме. – Как хорошо, что вы здесь! Как вовремя! – мужчина подбежал к психиатру. – Родители оставили ребёнка три дня назад. Он плакал! Кричал! Батарею сломал! – глядя на бездыханное тело, он добавил. – Как же так?
– Наследственность. И судьба, – не раздумывая, чётко ответил Пётр Петрович.

******************

Мигала лампа.
Сумрак.
Или свет.
Очень тусклый.
Глаза болели слишком сильно, но парень попытался разглядеть лампочку, спрятанную в клетке из толстых прутьев.
Всё-таки сумрак.
Лампочка был слишком слабой.
– Твою мать, – прошептал парень.
Голова не болела – она горела огнём так, как будто её облили бензином и подожгли.
Миша сразу всё вспомнил, но пытался убедить себя, что всё это – сон.
Он попытался пошевелиться, но руки и ноги были замотаны и зафиксированы вдоль тела.
Сломанная правая рука, примотанная к бедру, полностью онемела. Она нагрелась как варёная картошка в кастрюле.
– За что? – простонал Громков.
Он лежал в носилках, на полу.
Миша слишком поздно заметил тварей, ждавших его пробуждения.
Оба существа: высохшие, голые, тощие, очень смуглые, с редкими чёрными волосами. Оба были похожи на мумии женщин.
Одна поползла по полу, в его сторону, как паук. Ниже коленей её ноги оканчивались короткими костлявыми отростками.
Вторая прыгала на одной ноге – у неё не было стопы.
– Хозяева? – прошептал Громков.
Та, что прыгала на одной ноге, наклонилась над ним и в уродливой улыбке и обнажила немногочисленные зубы.
– Хозяева, – Миша согласился сам с собой.
– Да ты что, – хихикнул одноногая. – Мы – живые люди.
Безногая ползала вокруг носилок, как собака, готовая к нападению.
– Мы Хозяев сами немного боимся, – добавила одноногая.
– Где я? – облизывая губы, спросил Миша.
– Пётр Петрович говорит, что это – «Сцепблок».
– Мы в больнице?
– А никто не знает. Тут двери как в СИЗО… Ты был когда-нибудь в СИЗО?
– Значит, мы где-то заперты?
– А ты догадливый.
– Пить хочу.
– В общем, мы тебя убивать пока не будем. Тебе Пётр Петрович, наверно, инфекцию занёс… Сколько проживёшь – столько проживёшь. Мы съедим только печень и мозг… Жира на тебе, всё равно, нет. А мышцы нам не осилить, – она снова обнажила свой жуткий рот. – У меня всё плохо. А у Маргоши вообще ни одного зуба не осталось.
– Совсем конченные? – прямо спросил Миша.
– Слова выбирай. У нас тот ножик есть. Очень тупой… Понимаешь?
– Что вы тут делаете?
– То же, что и ты.
– Давно?
– Полгода… Или год… Не больше.
– Как вы здесь оказались?
– Маргоша – моя сестра, – одноногая кивнула на безногую. – Ей двадцать пять… Или уже двадцать шесть… Она работала санитаркой в больнице. Однажды проболталась, что Пётр Петрович убивает пациентов. Он её подкараулил в Базарино, возле ПээНДэ, на конечной трамвая – толкнул под трамвай. Обе ноги ей сразу отрезало. А он выставил всё так, что она «пыталась покончить собой». А потом оформил, что она подхватила «Корону» в реанимации и умерла. А сам спрятал её здесь… Видишь, Маргоша сошла с ума… Раньше она не была такой…
– А ты?
– А я училась в медицинском училище. Сразу догадалась, в чём дело. Рыла. Искала, – сестра Маргоши разрыдалась. – Он меня в ловушку заманил. Ногу отрезал. И сюда бросил.
Он присмотрелся.
Девушка. Похожа на цыганку.
Она была изуродована пытками, голодом и болью.
– Доктор нас людьми давно кормит. Обычно, это – трупы пациентов… Иногда приносит живых… Как ты… Двоих нам пришлось убить, а потом уже съесть.
– Может, сбежим все вместе? План какой-то… Придумаем…
– Агаа… Сбежиим… Мы без ног сбежим, а ты – без башки, – засмеялась несчастная девушка. – У тебя полчерепа срезали… Мозг, наверно, повредили… Урод… Живи пока.
Миша тоскливо смотрел на лампочку, которая мигала как чей-то больной разум.
А она мигала всё сильней.

**********************

– С кем имею честь?
– Пётр Петрович, как же так?
– Вы, простите, кто?
– Я тебе дочку и зятя! Самаа отправиилаа! – рыдала в трубку женщина. – На заклание!
– Понял, – он её вспомнил. – Женя? Или как тебя там? Евгения Сергеевна?
– Зачем ты убил моего ребёнка?
В коридорах училища слышались крики. Наверно из-за сессии.
– Какие у тебя ко мне претензии?
– Помнишь, когда я родила старшего? Ты говорил, что его нужно убить, потому что он мешает каким-то «Хозяевам»?
– Мешал, да. И мы договорились его убить… И?
– И ты пообещал, что за это ты будешь защищать моих детей!
В коридоре кто-то кричал
– Звоните в полицию! Вызывайте ментов!
– Менты уже здесь! – орал кто-то из студентов. – Уже бегут!
«Подрались, что ли?» – подумал Пётр Петрович.
– Кто ж знал, что твоя дочь выйдет замуж за человечка с вросшим духорезом в голове? – спросил
– Сволочь!
– Да заткнись уже, – Пётр Петрович сбросил звонок и попытался выйти из аудитории.
Перед ним стояла Женя с острой окровавленной отвёрткой.
– Евгения Сергеевна, наш разговор закрыт, – психиатр не растерялся и, пытаясь скрыть страх, попытался зайти назад в аудиторию.
– Сволочь! Книголюб поганый! – орала обезумевшая женщина.
Она вовремя поставила ногу – не дала захлопнуть и закрыть дверь.
Евгения Сергеевна нанесла один меткий удар заточенной отвёрткой.
Снизу-вверх.
В левый глаз.
Пробив глазницу, отвёртка заскрежетала в костях черепа.
Пётр Петрович на мгновение подпрыгнул на месте и тут же свалился на пол.
– Стоять! Не двигаться! Мордой в пол! – в коридоре появились полицейские.
Евгения Сергеевна шагнула им на встречу – с окровавленной отвёрткой.
Они расстреляли её в упор.
А один из полицейских наклонился и выстрелил ей в затылок.
– Зачем? – прорычал второй.
– В фильмах видел. «Контрольный выстрел».
– Дебил! Какой контрольный выстрел? Тебя теперь по всем инстанциями затаскают.
– Сюдааа… – лёжа на полу, шептал раненый Пётр Петрович.
Сознание психиатра мигало как лампочка.
Как будто его мозг собирался в любой момент потухнуть.

**************

– Вам повезло. Эта женщина убила троих, тяжело ранила восьмерых, и десятки людей получили различные раны и порезы, – чётким, хорошо поставленным голосом, говорил незнакомец. – Новостные сайты назвали её «Бабой-Чикатило», «Самкой Чикатило» и «Красноморским Колумбайном», – он задумался и добавил. – Говорят, что эта женщина – местная, из Свердлово. Вероятно, у неё какая-то обида на врачей. Или же, это – мама одного из учащихся… В общем, следствие в процессе.
Открыв глаза, Пётр Петрович увидел врача, хирурга, которого уже однажды видел в училище. Этот медик давал там лекции.
– Вам вообще очень повезло, – продолжил хирург.
Здесь же рядом стоял Валек.
– Глаз не задет. Мозг – тоже, – хирург всё очень подробно рассказывал. – Но, интересная вещь: оружие преступницы, та самая отвёртка, попала в полость, которой, в норме, у человека быть не должно. В этой полости остриё пробило то, что я назвал бы «зачаточным глазом», или «третьим глазом» или, скорее, «недоглазом»… Как сказать… В общем, какой-то атавизм… Повреждённые ткани мы удалили, полость обработали и закрыли.
– Удалили? – прорычал Пётр Петрович. – А как я теперь с Хозяевами общаться буду? – он, просто, орал. – Это ж будет как диалог слепого с глухим… Понимаешь?
– Давайте лучше выйдем, – хирург вывел Валека из палаты. – Оставим коллегу в покое.
– Жаль, что он сошёл с ума, – вздохнул Валентин Валерьевич.
– Может и не сошёл… Рано строить прогнозы.
– Понимаете, для такого человека… Он же Светило Медицины… Для него безумие хуже смерти… Может, дать ему спокойно уйти из жизни?
– Нуу ффф… Не знаю, что сказать, – на выдохе ответил хирург.
– С меня – бутылка ликёра «Адвокат», – Валек расплылся в дружелюбной улыбке. – Вам нравится «Адвокат»?
– Ну не знаю, – застенчиво улыбнулся хирург. – У меня нет денег на такие напитки.
– Вот и подумайте над моим предложением, – Валентин Валерьевич похлопал его по плечу. – Кстати, у него в том «недоглазу» что-то твёрдое было?
– Да, как камешек. «Ядро недоглаза» – я назвал бы так, – коллега сразу полез рукой в карман и достал оттуда красный кусочек чего-то твёрдого, завёрнутый в чистый носовой платок.
– Можно?
– Да, пожалуйста… Возьмите… Только не порежьтесь…
Валек быстро нашёл туалет в конце коридор и заперся.
Сначала он достал из кармана своё оружие.
Оно было сварганено впопыхах, но получилось очень изящным.
Подобие вилки: одно остриё – духорез из головы старшего Громкова, второе остриё – духорез из черепа его сына.
Валек любовался своим изобретение – с помощью этой штуки можно было сотворит много дел.
– Придётся потерпеть… – прошептал он себе под нос и спрятал «оружие» обратно в карман.
Потом развернул платок с «ядром недоглаза».
Психиатр направил глазной камешек, острой частью, в сторону своего левого глаза.
Размахнувшись, ударил.
Первый удар. Валек невовремя зажмурился и только ранил своё веко.
Второй удар. Он каким-то чудом не моргнул и попал в глаз.
Боль. Сильная боль, и всё.
Третий удар. Снова не моргнул.
Снова боль. И туман перед глазом.
Ещё один удар. Валек воткнул камешек в глаз, и вбил его вовнутрь правым кулаком.
Получилось.
Психиатр дрожал от боли.
Валек достал пачку бинтов из кармана, разорвал её и ловко замотал глаз.
Пошатываясь, он вышел из туалета и неуклюже, но очень быстро, пошёл по коридору.
– Коллега, что с вами? – хирург попытался его остановить. – У вас же с глазом всё было нормально.
Чернобородый психиатр нервно усмехнулся. И попытался обойти нежеланного собеседника.
– У нас хорошее офтальмологическое отделение… – хирург попытался рассмотреть, что же там багровело под повязкой.
– Вы не понимаете… Я должен очищать мир от нечисти… Только могу… Теперь… До свидания… – уходя психиатр, усмехнулся. – Я помню! С меня – бутылка ликёра. Я помню о своём предложении.
Хирург одобрительно кивнул в ответ.

*****************

Лампочка.
Лампа замигала.
– Скоро свет, наверно, отключат.
Дамы чокнулись и выпили ещё по пятьдесят грам.
– Говорят, сразу после этого Валентина Валерьевича машина сбила… Ещё по пятьдесят выпьем… Без тоста… Ну вот… Говорят ещё, что никакая машина не сбивала. И он, просто, уехал в столицу, а там попал в дурдом…. А другие говорят, что он ездит по городам и охотится на злых духов…
– Доброе дело делает он, Мария Александровна. За это тоже нужно выпить.
– Выпьем! – подруга снова наполнила стакан и выпила до дна. – Пётр Петрович тоже добрые делал, медициной занимался… А недавно в больницу попал и с ума сошёл – с собой покончил… Не смог пережить позора! Сам психиатр – при этом, сумасшедший!
– Ещё по пятьдесят! – сказала подруга.
– Я вот тоже доброе дело сделала – ещё когда Пётр Петрович был жив… От них пациент пытался сбежать, а я его остановила и вернула на лечение… Бедный… Он умер от рака мозга… Видела его документы. Череп вскрыли… Посмотрели… А резать уже поздно… Так и помер… А жена без вести пропала.
– А фамилия, случайно, не Громков?
– Громков… имя не помню…
– У меня подруга живёт на Тополёвом проспекте, прямо под ними. Когда муж и жена, Громковы, пропали, сыночек выбросился из окна. Теперь квартира – ничейная, нежилая… Нечисть там… По ночам – стуки и детский топот…
– Да ну, Людка, в хрущовках всегда какие-то звуки.
Людка, в ответ, пожала плечами и взяла в руки вчерашнюю вечернюю газету.
Надела очки и задумалась.
– Мария Александровна, ты газетку уже читала?
– Это я у алкаша одного забрала, утром… Он на скамейке лежал… Ещё не читала.
– «По мнению красноморских правоохранителей, в розничной продаже, в торговых точках Красноморска находится двести тысяч бутылок поддельной водки, произведенной их токсичных суррогатов…», – Людка перестала читать вслух. – Короче, пишут, что водка в ларёчках – ядовитая. Первые симптомы – через два-три часа после употребления… Смертность среди людей в возрасте – пятьдесят процентов и выше. Последствия для выживших: язвы на коже, слепота, паралич, слабоумие… Пишут, что надо отказаться, на время, от употребления водки, купленной в нашем городе.
– Ну как водочка может быть ядовитой? Ну что за поколение де-би-лов? – Мария Александровна разозлилась. – Водка – это чистый продукт. Почти как лекарство… У нас в училище врачи пьют её литрами – не болеют никогда… Мы вот с тобой, к слову, две бутылки за час выпили… И ничего.
– Четырнадцатое февраля скоро, – Людка сменила тему. – День Святого Валентина… Тортик испеку… Буду фильмы про любовь смотреть… Люблю такие фильмы! Люблю хэппи энды!
– За хэппи энд! – Мария Александровна подняла тост.
Они чокнулись и выпили до дна.