ВНЕК № 24 Перед полуночью

Конец этой улицы и до наводнения был весьма мрачным местом. Здесь словно заканчивалась цивилизация. Дома сменялись мазанками, асфальт переходил в изуродованную колеёй грунтовую дорогу, волочащуюся в глухой болотистый лес. Про уличное освещение можно и не говорить, железные столбы ещё в святые 90-е попилили на металл.

Здесь же на краю улицы, слева от дороги шелестит ветвями протяжённое скопление корявых берёз, огороженное высоким давно нестриженным кустарником. Тёмное даже днём, облюбованное бухариками и гопотой, оно лишь из вежливости называется «парком». Ночью в этот «Парк культуры имени Отдыха» лучше не соваться, если не жаждешь приключений.

А прямо напротив, словно на границе двух миров располагается сельская администрация. Добротное П-образное здание, говорят, дореволюционной постройки, от наводнения почти не пострадало – спасло, что она на возвышенности. Те, кто строил, хорошо знали местность.

Обычно полупустое, оно сейчас активно используется как склад и в качестве приюта, кому негде жить.

В администрации я гость частый. Мать здесь работает, поэтому приходится регулярно отвлекаться от извлекания тонн грязи со двора, чтобы таскать очередные ящики с гуманитаркой на импровизированный склад. «Помощь» везут со всех сторон, зачастую хаотично, хоть что-нибудь, зато от души – целыми грузовиками. Раздавать не успевают, селянам некогда приходить за этим добром – все спешат очистить дома от грязи.

Поэтому всё это неуклонно накапливается, заполонив уже несколько помещений.

Весь день люди чистят свои и чужие дома, бегают в администрацию помочь или получить ящик воды и тушёнки, а вечером уезжают наверх на холмы, ночевать у знакомых. В человеческих условиях. Ибо забитые илом сырые дома на человеческие условия не походят и близко.

Родители ездят ночевать у друзей, я же предпочитаю спать дома во дворе. У стены гамак, под рукой топор – и дрова колоть и вообще – заварил на костре «быстросуп» с тушёнкой и валяйся, книжки читай с фонариком.

Мобилок тогда почти не было, да и не работали они у нас толком. Старая шутка про аул, где местные пишут СМСки и грузят телефоны на осла, чтобы специально обученный джигит отвёл его туда, где есть связь – это и про нашу деревню тоже.

Потому – фонарик и книжка. А чего ещё для счастья надо?

***

Сегодня родители уехали раньше обычного, матери поплохело, сказалось напряжение этих дней. Уезжая, она просила Галку занести свежепривезённые коробки на склад и замкнуть. Благо там что-то лёгкое. Однако Галка принесла ключи мне. Мол, твоя мама – ты и затаскивай.

В последнее время она меня, скажем так, не очень любит.

Сходить дотемна я не успел. Помогал людям вытаскивать из дома корову, заброшенную туда наводнением. Нет, она не сопротивлялась, просто воняла как тварь, приходилось отбегать продышаться, пока наизнанку не вывернуло. Вытащили, потом закапывали. В общем, провозились.

Вышел уже по темноте. В кармане ключи, в руке топор. Небо в тучах, даже Луны не видно. Вокруг перекошенные полуразрушенные дома, превращенные тьмой в причудливые тени. Асфальт в дырках, на обочинах горы мусора, стащенные с дороги, чтобы не мешали ездить. Постапокалиптическая картина.

В центре села хотя б освещение есть! Тут же темень, хоть глаз выколи. И ни души вокруг. В этой части села целых домов не осталось вовсе, лишь ветер завывает среди руин.

Тиннн!

Что это?!

Замираю как вкопанный. Передо мной из темени слышно:

Тиннн!

Делаю шаг назад. Аж в зобу дыханье спёрло! Рука сжимает рукоять топора, спокойствия это не прибавляет. Ещё и фонарик забыл!

А звук только громче… или ближе?

ТИННН!

Может, ну её? Утром встану пораньше и замкну! Кому они нужны эти коробки? Мародёры предпочитают шакалить в руинах, а пищу и так бесплатно раздают.

Но пацанская гордость смазать лыжи не позволяет. Была б явная опасность – ну, тогда да! Волк, например. Серые заходят порой на край села, у кого-то козу недавно задрали… Но это ни разу ни волк и вообще не животное. Оно… оно… как будто… сонар!

ТИННН!

При мысли о сонаре, по телу пробегает дрожь. Перед самым наводнением смотрел впечатливший ужастик про подлодку, которую атаковали мертвяки из другой, давно затонувшей подлодки. И всё это под звуки сонара…

ТИННН!

Он ещё ближе! Или кажется? Пячусь, помахивая топором, до рези в глазах всматриваясь в темноту…

Ну, блин, расклеился! А ну вперёд!

Но «вперёд» быстро сходит на нет. С каждым шагом всё отчётливее светится асфальт. Мягким таким голубоватым свечением, метрах в тридцати-сорока. И шуршит что-то, шуршит всё громче.

ТИННН!

Завороженно смотрю на свечение. Дрожу всем телом. Ну нет, нет! НЕ МОЖЕТ тут быть ничего такого… не верю!

А оно шуршит всё громче и вот уже слышен хруст кустов в берёзовом «парке», слева от свечения.

– Хрен ты меня напугаешь! Никуда я не отступлю… Вот тут сейчас стану и….

ПИИИИИИИИ!!!!

Твою мать! Отскакиваю пулей в сторону, налетев на обломок не то сарая, не то сортира. Прямо из берёзового «парка» на дорогу выруливает легковушка.

Выдыхаю. Машина. Всё верно, западная часть села не пострадала, но дороги им размыло. Вот, через парк ездят.

Окно открылось, Магомед. Лысый, вечно лыбящийся и, как всегда, в модных очках. Сейчас они жёлтые, «ночные» со здоровенными стёклами чуть не на пол-лица.

– Даров! – говорит. – Чё делаешь, юморист?

– Привет, – глухо отвечаю. – Звуки природы слушаю. Там вон хрень какая-то пищит.

Он хмыкнул недоверчиво, вылез из авто, опёрся на багажник закурил и прислушался. Потянулись мгновения, «симфония» молчала, как партизан. Зараза!

Усилился ветер, подвывая где-то высоко над головой. Среди туч мелькнула Луна. Посветлело, на северной окраине села из темени проявились скалящиеся руины старой котельной. Сломанная труба торчала иглой, словно хотела проткнуть небо. Впереди ничего не видно, там деревья над дорогой нависают, что им Луна?

У ног валяется кирпич. Возьму, пожалуй.

Вскоре тучи сомкнулись, местность ушла во тьму.

– Ладно, – Магомед вышел из оцепенения, выбросил бычок. – Щас фарами подсвечу. Ну ка, юморист, отойди.

Юмористом он меня с позавчерашнего дня зовёт. Мы в тот день таскали ящики и повстречали Галку. Может, помогать пришла – у неё мать тоже в Администрации работает – или пёс её знает, чего припёрлась. Не интересно. Она как с девятого класса в техникум ушла, так за год расплющилась до неузнаваемости. Такая фря городская стала, слов нет.

Вот и в этот раз, встречает нас и так снисходительно:

– Ну? И как тут у вас в деревне сев прошёл?

– Плохо, – говорю, – все кобылы в город уехали, пахать не на ком.

Магомед как заржёт своим фирменным стилем:

– Гыыы-га-га-га-га! Кааабылы! Ха-ха-ха!

Еле ящик донесли, дважды чуть не перевернули.

И началось! Два дня подряд, как встретит Галку так:

– Гыыы-га-га-га-га! Кааабылы! Бу-го-га!

Понравилось ему. А ей, видимо не очень.

***

Магомед прыгает в авто, разворачивается, едва не поцеловав задние фары передними, и врубает дальний свет.

Оппаньки! Сюрприз!

А нет там ни хрена!

В смысле, вообще. Только мусор, грязь да лужи до самого конца асфальта. Большую часть улицы от хлама очистили, чтобы ездить, а там всё так и бросили. Всё равно в той части села вода до сих пор по колено.

– Ну чё там? – высунулся Магомед. Пожимаю плечами.

– Показалось, наверно…

– Отдыхай давай, юморист! – фыркнул он. – Домой подбросить?

– Нет, спасибо.

– Ну, пока!

Он стартует с пробуксовкой, исчезая во тьме. А я остаюсь один.

ТИННН!

Ага, здрасти! Соскучился.

Подкидываю кирпич в левой руке. Всё, поигрались и будет. Я пошёл.

Да, я пошёл!

Серьёзно! Вот иду уже. Шаг.

Ещё шаг…

Ещё…

И чего я себя уговариваю? Там же нет никого! Своими глазами видел.

Ветер всё сильнее, шелест листьев прям глушит.

ТИННН!

Блин… Вперёд! Нет там никого!

ТИННН!

А я сказал пофиг! Пофиг, мне на тебя, понял?!

ТИННН!

Где ты там?! Эй, аллё!?

Словно отвечая на мой вопрос асфальт впереди освещается мягким голубоватым свечением.

ТИННН!

– Да что ты такое!

ТИННН!

Ещё пару неуверенных шагов, и свечение разливается по всему асфальту. Шагов тридцать до него. А кругом полная мгла. И шелест, шелест листвы кругом.

ТИННН!

Ощущаю накатывающую злость. Меня в моей деревне пугать вздумал! Да пошёл ты!

ТИННН!

– НА! – Швыряю кирпич прямо по свечению.

Картинка резко изменилась. Свечение исказилось, пошло полосами, издавая яростный шелест.

АААААБЛ@@@!

Размахивая топором, бегу навстречу шипящему и светящемуся хрен знает чему.

ИДИ СЮДА, СУКА!

Пинком отшвыриваю попавшуюся под ноги покрышку, перепрыгиваю что-то и матерюсь без перерыва.

ИДИ СЮДА Я СКАЗА… АЙ!

От внезапной боли темнеет в глазах.

***

Топор валяется у ног. Рядом чернеют капли крови.

Тяжело дыша, стою, уперев руки в колени. Мрачно смотрю, как в свечении уличного фонаря кровь стекает по ноге.

Да! Здесь есть фонарь! Он и раньше тут был единственный работающий. Забыл я про него. Вода подмыла ему основание, но он опёрся о старый тополь и всё равно светится.

Со стороны его не видно, густые тополиные ветви закрывают лампочку от взгляда со стороны. Свет пробивается только вниз, но там огромная лужа, вон мой кирпич в ней полузатопленный лежит. Лужа отражает и рассеивает свет, а потому видна издали, словно светящееся пятно.

Стою, морщусь от боли, посмеиваясь сам над собой. Вот же дурака кусок!

ТИННН!

Вздрогнув, хватаю топор. Да блин!

ТИННН!

Подволакивая крепко отбитую ногу, добираюсь до обочины. Там валяется старое жестяное ведро, в нём сидит древесная лягушка. Прелестное существо, совсем не похожее на обычных лягух. Годы спустя я одну такую спас осенью. Она всю зиму гостила в цветочнике жены.

Да, они так и поют! А ещё и ведро сработало как резонатор. Плюс богатое воображение, испорченное всякой кинодрянью.

Неожиданно, меня одолевает любопытство. Возвращаюсь к исходной позиции. Хромаю. Знатно ногу рассадил. Снова смотрю и слушаю, пытаясь поймать то прежнее ощущение.

А вот фиг! Мозг сказал, что второй раз его налюбить не выйдет. Свет белый, а не голубой, и лужа видна, если присмотреться.

Да и пение лягушенции на сонар походит, как свинья на черепаху.

***

Доковылял я до администрации. Убрал эти чёртовые ящики в склад и ушёл спать. И снилось, как под хохот Магомеда, здоровенная древесная лягушка с презрительной Галкиной гримасой, гоняется за мной по всему океану, полному душераздирающих воплей сонара.