Рассказ №15. Толерантность

Надежда Васильевна сидела за обеденным столом под электрической лампочкой и штопала капроновый чулок. Радио только что пропикало семнадцать часов по московскому времени, а на улице темно хоть глаз выколи. И еще этот дождь, осенний, унылый, беспрерывный. Надежда Васильевна отрабатывала учительницей в школе колхоза «Красный Май» первый год своего институтского распределения и жалела себя до слез, методично и громко капавших из-под роговых очков на облупленную клеенку.

Домовой грыз ногти, наблюдая за Наденькой из-под шестка. Всем сердцем привязался он к молоденькой жиличке за то, что она любила чистоту, никогда не выключала радио и превратила заброшенный домишко в уютное гнездышко.

Завитая и одетая а-ля Людмила Гурченко из «Карнавальной ночи», хорошенькая учительница, получившая свое имя в честь Надежды Константиновны Крупской, мечтала стать светочем для городских воспитанников. На селе ее глубокие познания в русском языке и классической литературе были никому не нужны. Наденька отчаянно скучала по маме и умирала от тоски по Владлену, названному в честь вождя пролетарской революции. Судьба разлучила влюбленных. Владлена, как перспективного физика, оставили работать после института в областном почтовом ящике.

Свое распределение Надежда Васильевна считала несправедливым, ведь училась она почти на «отлично». За город зацепились деревенские, выскочившие замуж, а она теперь вынуждена была вместо них отбывать ссылку. Последней каплей, переполнившей чашу терпения, стал выговор накануне Дня учителя. Стоило Надежде заикнуться об увольнении, как директор тотчас воззвал к ее советской совести, напомнил о комсомольском долге и выставил за дверь, как школьницу. Надя решила бежать.

Она уже собрала чемодан и ждала только Пашку-тракториста, согласившегося подбросить ее до райцентра за «трояк» его младшему брату по диктанту. Было это, конечно, совсем непедагогично, но обида жгла сильнее стыда. Дождь лил вторую неделю, дороги раскисли так, что проехать по ним можно было лишь на тракторе.

Надежда отложила очки, повесила на стул чулок и принялась собирать свой последний ужин в деревенской избе: поставила на стол банку малинового варенья, тарелку с нарезанным хлебом, раздула самовар в кухонном закутке. Под бумажным абажуром замигала светившая вполнакала лампочка: электричества всем желающим не хватало. Внезапно за окном полыхнуло и грохнуло так, что задребезжали стекла в окнах. Надя вздрогнула: «Опять на полигоне взрывают». Со всего района свозили под «Красный Май» неразорвавшиеся бомбы и снаряды, оставшиеся после войны.

Зашумел самовар, Надя не услышала, как из сеней открылась дверь и в комнату кто-то вошел.

– Желаю здравствовать, – донесся до нее приглушенный голос.

Надя выглянула из-за кухонной занавески и увидела высокого мужчину, подстриженного по моде, в костюме с иголочки, лаковых ботинках.

– Ты? – удивилась она.

Домовой насторожился.

– Возможно, – проговорил в нос щеголь.

– Я тебя не ждала, – растерялась Надя. – Но я очень рада. Проходи. Я мигом. – Она схватила со спинки стула чулок и скрылась на кухне. – Сейчас будем пить чай. Зонт, плащ вешай ближе к печке. Или ты в пальто?

Надя вышла с подкрашенными губами, водрузила на стол дымящийся самовар. Задержала взгляд на госте и снова юркнула за занавеску. Забренчала посудой, вынесла чашки с блюдцами.

– Ты на чем? На попутке? Какими судьбами? Да неважно! Я так тебе рада! – Близоруко щурясь, Надя направилась к гостю и вдруг встала как вкопанная. – Ты же совсем зеленый! Замерз? Где твоя верхняя одежда? Ее необходимо высушить.

– Благодарю за заботу, сударыня, – прогнусавил молодой человек. – Не стоит обо мне беспокоиться. Мой визит к вам носит сугубо деловой характер.

От этих слов и, главное, от светского тона аккуратно выщипанные Надины брови поползли вверх. Она отступила к столу, нашарила за спиной очки и, когда надела их, потеряла дар речи. Перед ней стоял осьминог в костюме, точнее, некто, похожий на осьминога. Вместо человеческого лица из-под челки выглядывала гладкая безносая морда темно-зеленого цвета, пучеглазая, с дырочкой рта, плавно переходившая в шею. Из рукавов высовывались щупальца того же цвета. Надя зажала ладонями уши, зажмурилась и завизжала что было сил. Когда вместе с воздухом визг иссяк, она услышала ровный голос страшилища:

– Не стоит даром тратить свою энергию. Вас все равно никто не услышит, так как я переместил ваш дом в параллельный мир, где нет людей, и нам никто не помешает. Здесь только вы и я. Позвольте мне изложить суть дела.

– П-параллельный мир? – с трудом выдавила Надя и опустилась на стул.

– Да. – Молодой человек уселся напротив нее.

Раздался стук. Сидящие как по команде повернули головы и увидели на пороге небольшого бородатого старичка с гривой спутанных волос, в домотканой одежде и самодельных лаптях. Он подпирал спиной косяк и ударял маленьким кулачком по двери, чтобы привлечь к себе внимание.

– Многие лета, стал быть, – бойко заговорил он скрипучим голосом. – Параллельный мир, говоришь. Эк, удивил. Не у тебя одного он есть. Вот у меня свой, стал быть, параллельный. Мой в погребе начинается. А твой где?

Незнакомец, опешивший от такого напора, даже ответил:

– За домом.

– Ага, стал быть, на огороде.

– Да кто вы? – вертела головой Надя от одного к другому. – Откуда? Что вам надо?

– Да! Кто вы? – подхватил ее вопрос старичок и адресовал Зеленому.

– Владлен, – ответил Зеленый и уточнил: – Гуманоид.

– Ага. А я, стал быть, Перуныч, домовой. Будем знакомы, – протянул руку старичок.

Надя с ужасом увидела, как зеленое щупальце обвило кисть старика, а затем и поддержало его, когда он карабкался на высокий для него табурет.

– Из чего же мне пить-то, внученька? – обратился домовой к Наде. – Донесла б ты мне стакашек какой.

На ватных ногах Надя последовала в кухоньку.

– Я Надюшу-то в обиду не дам никому. Попомни мои слова, гуманоид, – пристукнул домовой по столешнице. Тренькнули блюдца с чашками. Тревожным звоном отозвалась им чайная пара в руках появившейся Нади. – Говори мне сейчас же, зачем пришел.

– За продолжением рода, милостивые государи. – Зеленый закинул ногу на ногу.

– Ага, стал быть, – озадачился Перуныч. – Дело, конечно, хорошее, – начал он издалека. – Да только способен ли ты на него, гуманоид?

– Способности тут ни при чем, почтенные вы мои, – снисходительно прикрыл глаза Зеленый.

– Не скажи-и-и, – усмехнулся домовой. – А ты, Надюша, наливай чаек-то, пока не простыл, да угощай нас вареньем.

Надя послушно закивала и взялась за самоварный краник.

– Сватаешься, стал быть. Ну что ж, у нас товар, а ты купец. Но без согласия товара сделки не будет. Так, Надюша?

Надюша, занимаясь угощением, постепенно приходила в себя.

– Согласна ли ты, девица? – заморгал на нее Зеленый.

Надя выпрямилась и замерла. Именно так она всегда делала в начале урока, собирая внимание класса. Войдя в привычный учительский образ, она слегка склонила голову и голосом, каким обычно спрашивала домашнее задание, мягко, но требовательно произнесла:

– Я не стану отвечать, пока не узнаю одну важную вещь. Почему вы назвались именем моего жениха? Неужели вы решили, что я могу его с кем-либо перепутать?

– Видите ли, хозяюшка, я не очень силен в русских именах, да и в культуре вообще. Успел прочитать только словари Даля, Ушакова и Большую Советскую Энциклопедию. А имя мне отдал ваш жених добровольно, дабы вы меня не отринули с порога. Что-то вроде пароля.

– Объяснитесь точнее. – Надежда Васильевна, уже окончательно вошедшая в роль учительницы, строго посмотрела на пришельца.

– Извольте. – Зеленый распутал ноги, сложил перед собой руки, как примерный ученик, и отрапортовал: – Владлен был первым землянином, к которому я обратился со своей проблемой. Для контакта я выбрал передового ученого. Это логично. Он чем-то напоил женщину, лежавшую с ним в кровати, вывел меня на балкон и сразу же дал ваш адрес. Объяснил, что вы лучше всего подходите для моей миссии. Извините, забыл встать, – добавил Зеленый в конце речи.

– Владлен не мог! – гневно вскрикнула Надя. – Вы лжец. Я не верю ни одному вашему слову.

– Проверьте, – вполне по-земному пожал плечами гуманоид. – Выгляните за дверь.

Надя ринулась на улицу. Но улицы-то и не оказалось. Пространство за стенами дома представляло собой нечто серое, похожее на плотный туман, сквозь который не проступало ни одного предмета, не проглядывало ни одного огонька, туман, в котором невозможно было нащупать траву или землю.

– Да на тебе лица нет! – всплеснул руками Перуныч при виде Нади.

Она села на свое место, закрыла ладонями лицо и внезапно выпалила:

– Убирайтесь вы оба, клоуны! Это все мои нервы.

– Ну уж нет! – запротестовали гости в один голос. А Перуныч еще добавил: – Стал быть.

Наступила мертвая тишина, нарушаемая лишь Надиными всхлипами. Неожиданно раздался рокот мотора и дробный стук в окно. Надя медленно отняла от лица ладони. Все трое переглянулись.

– Твоя параллель, ты и разбирайся, – сказали в унисон Перуныч и Надя.

Зеленый побледнел, подошел к окну на цыпочках и тут же отпрянул. На него из-под ладоней, приставленных козырьком, смотрела развеселая мужская физиономия.

– Надежда Васильевна! – донеслось снаружи. – Я приехал.

Нетвердой походкой Надя пошла к входной двери и в сенях едва не столкнулась с парнем в телогрейке и кепке, разделенных белозубой улыбкой и чубом.

– Передаю вам кило пряников от красномайского профсоюза. Ко Дню учителя свежие в сельпо привезли. Вот. – Он вручил Наде большой кулек из оберточной бумаги. – А где вещи?

– Там. – Надя открыла дверь в комнату и, пропуская нового гостя, поморщилась от запаха лука и перегара.

– Привет честной компании, – снял кепку вошедший.

– Павел, тракторист, – представила его Надежда присутствующим.

– Гуманоид Владлен, – шаркнул ножкой Зеленый.

– Домовой Перуныч, – повернувшись на табурете, тряхнул лохмами старичок.

Пашка вмиг протрезвел, издал долгий свист и помрачнел:

– Весело у вас тут, однако, Надежда Васильевна.

Он еще месяц назад положил глаз на хорошенькую учительницу, потому так заинтересованно и относился к учебе младшего брата. Путь к сердцу женщины лежит через помощь, учило Пашку деревенское воспитание. Вот он и старался то дров подвезти Надежде Васильевне, то воды поднести, то парты в классе поправить, то учительскую доску подновить. Про жениха он не догадывался и наивно полагал, что Надежда просто хочет навестить родителей на выходных, вот и попросила подбросить ее в райцентр до автобуса.

Владлен заинтересовал Пашку больше, чем дедок, вернее, не понравился в большей мере, чем дед. «Ишь вырядился. Клинья, что ли, подбивает?» – заподозрил Павел неладное.

– Разберемся, – пригрозил он всем сразу. – Налейте-ка мне чайку, уважаемая Надежда Васильевна. Пожалуйста.

Но ждать Надежду Васильевну Пашка не стал. Подтащил табурет от печки, по-хозяйски сам налил себе чаю в Надину чашку, предварительно выплеснув остывший в герань на подоконнике, намазал хлеб малиновым вареньем и дал чубом отмашку Зеленому:

– Давай разбираться, гуманоид, откуда прибыл и чего ищешь.

– Нужно мне обзавестись потомством, – проникновенно начал «Владлен». Павел аж крякнул. – И сделать это я желал бы при участии Надежды Васильевны, на которую мне указал один молодой физик из засекреченного института по космическим разработкам.

– Физика как звали? – уточнил Павел.

– Владлен, – одновременно ответили Зеленый и Надя.

– Поня-я-ятно. Разберемся. Ну, брат по разуму, рассказывай все как на духу. – Павел откусил от ломтя и хлебнул чаю.

Зеленый, прочитавший словари Даля и Ушакова, говорил складно, хотя и гундосил. Он выразительно описал техногенную катастрофу в своей галактике и собственный далекий путь к другой вселенной. Посетовал на то, что от всей цивилизации остался он один, что собственной жизни, чтобы достичь этой другой вселенной и основать новую цивилизацию, ему не хватит. Посему он ищет пригодный генетический материал, чтобы размножиться по дороге, дабы его потомки достигли подходящей для жизни планеты.

– Но тогда в конечном счете это будет не ваша раса, – выдвинул свое соображение Павел.

– Возможно, но альтернативы у меня нет, – печально согласился «Владлен».

– Разберемся. Поставлю два идеологических вопроса ребром. – Павел допил чай и облизал сладкие от варенья пальцы. – Первый. Почему выбор пал на СССР? Второй. Что тебе конкретно нужно от советской учительницы?

– Первое. Потому что в Советском Союзе любят самые смелые эксперименты. Второе. От Надежды Васильевны нужны хромосомы, чтобы с помощью генетики я произвел на свет потомство.

– Генетика – лженаука, – погрозил пальцем домовой. – Я слышал по радио.

– Это в вашей Солнечной системе генетика – лженаука, а в нашем мире она действует, – парировал «Владлен». – И требуется мне всего-навсего волосок. Представьте: неизвестную вам планету заселят потомки советской учительницы.

У Нади загорелись глаза.

– А моими потомками эту планету можно населить? – Павел взглянул на Зеленого в упор.

– Можно, если дадите вóлос, – развеял его сомнения гуманоид.

– Тогда в итоге на планете будут жить наши общие с Надеждой Васильевной дети, внуки, правнуки… Я правильно понимаю?

– Примерно.

– Не по-христиански это, – запротестовал Перуныч.

– Кто бы говорил! – оборвал его Павел.

– Религия – опиум для народа, – поддержала тракториста Надя.

– Мы согласны. – Надежда и Павел разом вложили в руку Владлена вырванные волоски.

– Случись у вас техногенная катастрофа – Землю можно будет вновь заселить людьми, ну, или почти людьми. Если только поддерживать межгалактические связи, как в институте, где работает Владлен.

– Да ну вас, – махнул рукой домовой и отправился в погреб.

А гуманоид, собравшись улетать, вернул на место советское измерение, ведь именно в нем приземлился космический корабль. Звездолет даже пришлось подпихнуть колхозным трактором, а то он порядком увяз в русских грядках. Пока возились, гуманоид спросил по-приятельски:

– Слышь, Паш, а как ты сумел без телепорта в параллельный мир перейти из своего?

Павел достал из-за пазухи чекушку.

– Я, когда навеселе, и берегá путаю, и краев не замечаю. Где какая параллель – мне все едино. Дарю на случай, если телепорт откажет.

Зеленый с благодарностью принял теплую склянку и был таков. А Павел со всей серьезностью как комсомолец комсомолке выдвинул Наде задачу на перспективу. Если их потомки будут жить в космосе, то, чтобы перед ними и современниками стыдно не было, необходимо образовать прочную ячейку общества.

Подслушал эти слова Перуныч, приложив ухо к щели в полу, и радостно потер руки.