Рассказ №17 Тайна последнего человека на Земле

– Я брошен здесь, на Земле! Один одинёшенек! Меня не взяли вместе со всеми! Я неудачник или счастливчик? С одной стороны – я не отправился в неведомое. В рай или в топку? С другой – я последний человек, оставшийся на Земле!
Я войду в историю, как самый последний человек, обитавший когда-либо на планете Земля. Как человек, перевернувший последний лист книги истории и захлопнувший её переплётную крышку.
Кто вспомнит эти сто восемь миллиардов человек, что жили на Земле за всю историю человечества? Как их звали?..
Ну, определённые имена в памяти человеческой остались. Тутанхамон, Навуходоносор, Ганнибал, Цезарь, Атилла, Карл Великий, Чингиз-хан, Наполеон, Ленин, Сталин, Гитлер, Черчилль…Или же Аристотель, Платон, Конфуций, Данте, Лютер, Кант, Гегель, Маркс, Ницше, Гумилёв…
Но это же срез исторического пласта всего лишь нескольких тысяч лет! Этим-то пределом история отнюдь не ограничивается!
Какое, например, было имя того неандертальца, гений которого создал могущественный союз племён, наводивший ужас на кроманьонцев от Луары до Енисея не одну сотню лет? Кто знает?.. А вдруг-таки, был такой?
Или имя великого айнского вождя, отразившего вторжение с материка желтокожих, узкоглазых и безбородых людей, чем отсрочил завоевание Японского архипелага на полторы тысячи лет?.. Оно тоже неизвестно.
А ведь и тот и другой могли бы быть и, без сомнения, являлись великими людьми. В их честь, вполне возможно, слагались гимны, проводились шествия и ритуальные охоты на китов и мамонтов, которые тогда ещё жили на Земле. В их честь одни люди называли своих детей, а другие их ими пугали. Над их упокоившимися телами насыпали огромные курганы и возводили величественные обелиски.
Но время всё истёрло в прах и развеяло по своим ветрам всю память о них, об этих великих людях, и можно только предполагать, были таковые или нет…
Но я – совсем другое дело! Я последний! Как последний сумчатый волк, умерший в тасманийском зоопарке. Как Марта, последний странствующий голубь, закончивший свои дни в зоопарке Цинтиннати. Земля станет для меня таким своеобразным зоопарком!
Но я позабочусь о том, чтобы моё имя осталось нетленным! Я отолью из золота саркофаг и лягу в него, когда захочу умереть. Вылью из золота имя своё и припаяю его к саркофагу. Я оставлю золотое литьё имени своего в самых разных местах планеты докуда смогу добраться. Несколько лет транспорт ещё будет функционировать, пока не придёт в негодность благодаря второму закону термодинамики.
Золото же инертно, практически вечно и, ко всему прочему, подступы к нему теперь никто не охраняет. Некому.
Всех изъяли.
Всех!
От только что родившихся младенцев до старцев, одной ногой стоявших в могиле.
Обо мне забыли? Или я тоже мёртв, но не осознаю этого? Может я этакое привидение, призрак в теле или зомби?
С другой стороны я не вижу отличий себя от обычного человека. Я хочу спать, есть, испражняться и, что греха таить, самоудовлетворяться, как это делают одинокие мужчины.
Чем же я не угодил этим похитителям? Или они побрезговали мной? Как работорговцы, напавшие на поселение негров, побрезговали одним больным кровохаркательным туберкулёзом. Всех угнали в полон, а его оставили одного на произвол судьбы.
Ну и пёс с ними!
А как всё начиналось!
Первый Контакт с внеземной расой. Разумной расой Незримых. Их нельзя было увидеть глазами, их нельзя было пощупать, но их можно было прочувствовать.
Именно прочувствовать, а не почувствовать!
И прочувствовывали! Прочувствовывали так, словно открывался третий глаз.
Сколько было вдохновений и озарений! Сколько философских идей породил этот контакт!
Человечество менялось на глазах с каждым последующим днём Контакта.
Люди погружались в медитации. В индивидуальные, коллективные, массовые. Можно было видеть медитирующих людей в одиночку, группами, толпами.
Я сам медитировал и мне это нравилось!
Медитации, тем не менее, не мешали жизни. Напротив, она наладилась и стала рациональной. Всё лишнее было добровольно отринуто людьми ради медитаций. Всё стали делать с первой попытки и только то, что действительно было необходимым. Полностью прекратилась иррациональная деятельность, удовлетворяющая неуёмные желания.
Медитация с прочувствованием Незримых блокировала возникновение таких желаний. Люди узрели Путь. Путь незримости. В конце Пути был Смысл. Смысл Пути. Это было гораздо более существенное, чем смысл жизни, который всегда искали люди каждый сам для себя. Это был Смысл один на всех одного на всех Пути!
Двадцать лет Незримые совершали Контакт с людьми как с братьями по разуму.
Людям стали понятны доселе скрытые от них смыслы. Было совершенно не понятно, как же они, разумные существа, до сих пор не могли разглядеть таких очевидных вещей?!
Все стали понимать друг друга вне зависимости от того, какой был их родной язык. Язык медитации стал лингва-франкой.
Если кто-то умирал во время медитации, Незримые возвращали его к жизни. Но к другой жизни. Жизни нетленного тела и медитирующего разума, заключенного в его оболочку, в медитации. Это были «вечно медитирующие», которые всегда находились в медитации, похожие на рощи в своей неподвижности. К ним можно было присоединиться и войти с ними в контакт через прочувствование Незримых и созерцание Пути, делая по нему шаги к Смыслу.
За двадцать лет не было совершено ни одного захоронения, ни одной кремации.
Смерть отступила перед человечеством, вступившим в Контакт с Незримыми. Они отменили её. Незримые дали каждому человеку жизнь, которая не обрывалась смертью.
И вот, когда во время очередной массовой медитации на Площади Единения, я открыл глаза, то обнаружил, что я на этой площади совершенно один! Совсем один!
Все исчезли. Исчезли в медитации. Были уведены Незримыми неведомо куда.
Незримым, оказалось, были не нужны ни наша планета, как пространство, ни её ресурсы. Им нужны были люди.
Все!
Кроме меня!
Двадцать лет Незримые, словно Моисеи, водили человечество по пустыням медитаций, чтобы в один момент забрать всех.
Всех!
Но не меня…
Кто же я тогда? Отвергнутый? Избранный? Как найти критерий оценки?
А вдруг все эти двадцать лет из людей готовили медитациями как какое-нибудь блюдо, требующее длительного времени приготовления, как, например, маринованные каперсы или квашеная капуста?
Если так, то я, получается единственный, кто оказался Незримым не по зубам?
Польщён, что оказался непростым парнем…
А если это не так?.. А что если я обыкновенный? Настолько обыкновенный и недалёкий от природы, что слился с ней настолько, что меня попросту не заметили на её фоне.
Каков ответ, почему случилось то, что именно случилось?
Я пытался погружаться в медитацию, но без прочувствования Незримых у меня ничего не получалось. Я не получал ответов на свои вопросы сколько бы я их сам себе не задавал. Медитировать не получалось. Я просто сидел без движения, а в голову лезли всяческие мысли, и тело реагировало на многочисленные раздражители от боли в суставах из-за медитационной позы, до озноба, охватывающего его от порывов ветра. Я двадцать лет занимался медитацией, но, как оказалось, она исходила не из меня.
Не похоже, также, что на меня возложена какая-нибудь миссия.
Даже если бы мне оставили на развод фертильную женщину, то не уверен, что смог бы поспособствовать возрождению человеческого рода. Мне за пятьдесят… Не факт, что я бы справился. В таком возрасте растить детей – задача архисложная.
С уходом Незримых моё тело покинула та лёгкость, с которой я до сих пор жил и двигался. Каждое утро я просыпаюсь с обязательной болью в суставах и в том или ином органе.
Несмотря на то, что в аптеках полно лекарств, я всё-таки не врач. Приходится читать инструкции к медпрепаратам и медицинские справочники, чтобы хоть как-то разобрать, что именно у меня болит и чем это лечить.
А что, если разболятся зубы?.. Я вычитал в одном справочнике, что зубы не регенерируют. Процесс их разрушения необратим. Что я буду делать?
Медитации на такие вопросы ответов не давали.
«Зачем меня оставили?» – вновь и вновь задаю я этот вопрос, себе, небу, ветру…
Я словно старик, статую которого оживили в пьесе-миниатюре Беккета. Игрушка на одно действие акта.
Пьеса давно закончилась, а игрушку так и отставили на опустевшей сцене.
Зачем?!
На самом выдающемся в этом мегаполисе теле-радио центре я обшарил весь эфир. Все частоты. Тщетно. Всё пусто. Даже станции на орбите молчат. Значит, и с них Незримые изъяли людей.
Я настроил передатчик, и теперь он непрерывно транслирует в небеса моё имя и то, что я последний человек, оставшийся на Земле. То же делает передатчик и на военном аэродроме, находящимся в пригороде, а также передатчики в нескольких городах, до которых я смог добраться за время моего одинокого пребывания на Земле. Пусть они летят в пространство, последние радиосигналы с Земли, в пику первому сигналу Гульельмо Маркони, сделавшему в 1901 году первую трансатлантическую передачу.
Место человека уже занимают. В поездках я видел тучи птиц, многочисленные стада оленей, кабанов и множество хищников: волков, медведей, рысей, совсем не таящихся. Как-то поняли звери и птицы, что самый страшный их враг, человек, исчез, и стали отвоёвывать себе жизненное пространство.
В городах наблюдается вот какая картина. Крысы, мыши, голуби расплодились невероятно. Тараканы, муравьи и термиты полезли из всех щелей. Одичалые кошки и сбившиеся в стаи собаки заставляют перемещаться по улицам с оглядкой.
Я был вынужден вооружиться. Никуда не хожу без дробовика и патронов к нему. Помповое ружьё оказалось самым эффективным оружием против этой живности. Вначале мне было трудно убить живое существо, но теперь я убиваю их без счёта.
На военном складе нашлись огнемёты, и я беспощадно выжигаю муравейники и термитники, которые то и дело возникают возле дома, в котором я обосновался. Мой дом изнутри представлял бы весьма необычную картину для обывателя – все щели в нём замазаны бетонной смесью или залиты пластиком, чтобы через них не лезли внутрь всякие беспозвоночные. Позвоночные, кстати, тоже…
Опустевшие супермаркеты кишат грызунами и тараканами. Скоро нетронутыми останутся только консервы и крепкий алкоголь. Эти паразиты не брезгуют пивом и вином. Прогрызают жестяные банки, выгрызают корковые пробки у бутылок, и пьют…
Над всем этим – тучи мух, а под ними копошение личинок.
Мир гниёт. Скоро он начнёт ржаветь и рушиться. Увы, этот мир сделан не из египетских пирамид, чтобы пережить всё и вся.
Гидроэлектростанции ещё работают, производя электроэнергию. Ещё запускаются двигатели бесхозных автомашин. У меня есть свет по ночам, и я могу перемещаться со скоростью, большей, чем скорость пешехода.
Пока…
Рано или поздно это кончится. Всё кончается… Второй закон термодинамики неумолим.
По ночам небо полно звёзд. Раньше, когда Земля почти вся освещалась огнями электричества, их было совсем не видно и небо казалось грязно-чёрным, лишь со вбитыми в него в нескольких местах гвоздями, мерцающими во тьме огненными шляпками-точками. Теперь же небо видится как россыпь мириадов огненных песчинок на чёрном бархате.
Свет борется с тьмой! Завораживающее зрелище! Как будто наблюдаешь Армагеддон, растянувшийся на целые вечность и бесконечность.
И вот в одну такую безлунную ночь, глядя в дали звездного неба надо мной, я, вдруг, внутри себя, понял, почему я – последний человек на Земле! Почему только я из многих миллиардов!
Я долго думал над этим. Мой мозг вскипал, подчас, от невероятных гипотез и предположений. И вот в эту судьбоносную ночь на меня снизошла истина!
Я понял всё! Я не понимал, почему сразу не увидел этого. Ответ был на самом видном месте. Я прозрел!
Я – Последний Человек на Земле, последний из рода человечества, потому что…
Громкий стук в двери гулким эхом разнёсся по пустому залу. Актёр замолк, застыв на сцене с открытым ртом и незаконченным монологом.
Стучали громко, настойчиво и, кажется, не собирались прекращать.
– Какого чёрта?! – взвился со своего места режиссёр. – Какой дегенерат смеет прерывать репетицию?! – в бешенстве кричал он. – Финальный прогон, подонки!.. Вы срываете финальный прогон! У нас завтра премьера, имбецилы! Кончай стучать, уроды, иначе я за себя не ручаюсь! У меня есть оружие! Я спущу на вас, кто бы вы там ни были, труппу! Актёры репетировали целый день! Они голодные и злые! Они вас всех порвут! Пошли вон!
В дверь по-прежнему продолжали стучать.
Внезапно стук прекратился.
– Открывайте! – послышался из-за массивного шпона голос администратора. – Ровно в полночь у вас закачивается срок аренды зала, согласно контракту. Через минуту у зала будет уже другой арендатор. Покиньте зал!
– Это происки конкурентов! – парировал режиссёр. – Кто же, интересно, новый арендатор? Не скажите?
– Я не уполномочен разглашать коммерческую тайну, – отвечал из-за запертой двери администратор. – Вы будете оштрафованы за своевольную смену замка! У вас сорок секунд!
– Уходите! – закричал режиссёр. – Премьера будет оглушительная! Я ручаюсь! Денег будет – завались! Я всё оплачу и компенсирую! Новые арендаторы, голову даю на отсечение, раньше утра следующего дня здесь не появятся. Подите прочь! Не мешайте репетиции!
– У вас двадцать секунд! У меня есть предписание суда о выдворении вас и вашей труппы из помещения. Со мной судебные исполнители. Откройте, пожалуйста! Администрация не будет начислять пеню, за время, необходимое вам, чтобы собраться и покинуть зал.
– Ага! – вскричал режиссёр. – Я так и знал! А новые арендаторы не стоят ли прямо за дверью?! Чёрта с два я вам открою!
– Пять, четыре, три, два, один… – произнёс из-за двери администратор и смолк.
За дверью стало тихо. Зал тоже погрузился в напряжённую тишину. Где-то далеко, в вестибюле, огромные часы с маятником пробили двенадцать раз.
– Срок аренды истёк! – вновь послышался голос администратора из-за двери, когда стихли звуки ударов. – Откройте добровольно…
– А то что? – спросил режиссёр, подходя к двери.
– Повторяю, со мной судебные исполнители. Они зафиксируют факт воспрепятствования исполнения решения суда, – ответил администратор.
– И что с того?
– Я вызову полицию и слесаря, чтобы вскрыть замок, незаконно вами установленный. В этом случае ваш отказ добровольно открыть дверь представителям власти будет квалифицировано как хулиганство.
– Значит у нас есть много времени! – сделал вывод режиссёр. – Пока прибудет полиция, пока найдут слесаря, пока доставят… Времени пройдёт тьма! Адьёс, барбарик! Поцелуй меня под фалду со своими исполнителями, полицейскими и слесарями!
Режиссёр отвернулся от двери, и обнаружил, что перед ним стоит вся труппа. Актёры, привлечённые шумом, вышли из-за кулис и стали свидетелями этого диалога. На сцене никого не было.
– Это ещё что? – загремел режиссёр. – Почему покинули сцену? Я разрешал?.. Вы же слышали, что у нас полно времени на репетицию!.. До прихода полиции…
– Мы не хотим ждать прихода полиции, – раздался голос из актёрской массы. Режиссёр его не узнал. Видимо кто-то, играющий второстепенные, зачастую без слов, роли. Горожанин из «Ромео и Джульетты».
– Кто это сказал? – вызверился режиссёр. – Кто?! Кто?! Яви суть свою, человек толпы!
– Мы не толпа, – возразил кто-то из актёров.
Голос был знакомый, но вспомнить, кому он принадлежит, режиссер не смог.
Типичный Второй Могильщик из «Гамлета».
– Молчать! – заревел режиссёр. – По местам! На сцену! Быстро!
– Нас всех арестуют и посадят в обезьянник, как соучастников! Нам не нужны проблемы с полицией, у нас семьи! Нас отпустите, а сами здесь баррикадируйтесь и репетируйте себе на здоровье до прихода полиции! – Раздались голоса актёров.
Режиссер разразился ругательствами. Делал это он колоритно, используя забористые обороты и специфические лексические единицы. Обычно это действовало. Но не в этот раз…
– Мы тоже так умеем, – раздалось из актёрской среды, когда режиссёр смолк, чтобы перевести дух. – Откройте дверь, отпустите нас! Не будьте эгоистом!
– Предатели!
– Мы не предатели! Мы восемнадцать часов на ногах. Репетировали. Мы живые люди. Мы хотим домой, отдохнуть в комфорте, а не угодить в каталажку перед самой премьерой!
– Я вас никуда не отпущу! Стычка с полицией только прибавит нам популярности! Взвинтит все мыслимые и немыслимые рейтинги! Представляете, какой будет аншлаг?! Все захотят посмотреть на актёров, которые встали грудью на защиту искусства перед произволом полиции!
– Для аншлага хватит и одного режиссёра, который вступит в единоборство с полицией. Нас не впутывайте!
– Вот как заговорили! Мало я с вами нянчился! Совсем добра не помните! В один-единственный раз понадобилось мне на вас опереться!..
– Какое добро можно помнить от Карабаса-Барабаса? Вдоволь натоптались по нашим душам… Сами с полицией разбирайтесь, если хотите. Мы окажем моральную поддержку… Потом…
– Как вы меня назвали?!
Молчание.
– Карабасом-Барабасом?.. Меня?.. Меня, который терпел вашу бездарную игру, пока делал из вас настоящих актёров?! Меня, который приведет вас к славе и известности? Не ожидал…
– Мы тоже не ожидали, что вы захотите ввязаться в авантюру с представителями власти и втянуть в неё и нас. Мы всего лишь актёры. Это не наша война.
– Именно, что и ваша! – закричал режиссёр, надеясь задавить бунт своей харизмой. – Мы – тандем. Монолит. Мы связка, фасция, которую не сломать, если в ней прутья связаны вместе…
– Что за бред он там несёт? – зашумели актёры, перекрывая режиссёрские крики. – Какие прутья, какие фасции, какие монолиты? Он же рехнулся! Где ключ?
– Не пущу! Не отдам! – завизжал режиссёр, вставая в боксёрскую стойку.
– Осторожно! – закричал кто-то. – У него молодёжный разряд по боксу!
Актёры толпой бросились стреножить непримиримого режиссёра.
Защищаясь, тот успел нанести два хука справа и провести один джеб, прежде чем его удалось обездвижить. Режиссёр яростно извивался всем телом, вырываясь, и изрыгал в ярости что-то нечленораздельное в адрес своих обидчиков. Кто-то плеснул ему водой в лицо и врезал пару пощёчин, для успокоения.
Режиссер впал в апатию. Не часто в его жизни происходило такое.
Его обшарили и в кармане кожаного пиджака нашли связку ключей.
– Какой? – спросил актер с начавшимся расплываться синяком под правым глазом, результат джеба, поднося связку к лицу режиссёра.
Тот только криво усмехнулся, оскаливаясь…
Плюнуть ему не дали, влепив ещё одну пощёчину.
– Эй, администратор, – позвал актёр с ключами, подходя к двери. – Вы ещё там?
– Да, здесь, – послышался приглушенный деревом голос.
– Мы выходим, но нам потребуется время, чтобы найти ключ. – Актер потряс связкой, извлекая из неё характерный звон. – Не зовите полицию.